То, как эволюционировало в США "правило Хиклина", это скорее история цензуры, а не порнографии. Мы расскажем всего о двух случаях. Первое дело было возбуждено против книги "Воспоминаний Хекейта Каунти" Эдмунда Уилсона, вышедшей в 1946 году. Истцом выступило Нью-йоркское общество по борьбе с пороком. Специальная сессия городского суда в составе трех судей осудила книгу. Защита подала апелляцию, основываясь на первой и четырнадцатой поправках к Конституции США о свободе прессы. Две высшие инстанции поддержали решение о запрете книги, но не ответили, была ли нарушена Конституция. Когда дело рассматривалось в Верховном Суде, голоса судей разделились поровну – после того как речь зашла о поправках к Конституции.
Второй случай касается дела Самуэля Рота и Дэвида Альбера. В ходе процесса, состоявшегося в 1957 году, судья Бренкан заявил, что "непристойность нельзя защищать, опираясь на положение о защите свободы слова". Верховный суд одобрил новый оценочный критерий для американских судов: "Вопрос о пристойности либо непристойности книги должен определяться с той точки зрения, может ли она вызвать у среднего гражданина похоть". Верховный Суд также принял определение слова "непристойность", сформулированное в проекте Уголовного кодекса, разработанного Институтом законодательства США: "Вещь является непристойной, если целиком посвящена похоти и привлекает внимание изображением или описанием наготы, секса или естественных отправлений и существенно выходит за общепринятые рамки благопристойности".
Суд пошел дальше, определив непристойность как "качество, возбуждающее похотливые мысли".
Но Институт законодательства не согласился с мнением суда, заявив, что "общество испытывает большой интерес к эротике в литературе, искусстве и рекламе", а непристойность и откровенно дурное поведение прямо не связаны друг с другом.
Читателю станет понятнее, почему американский суд дал именно такое определение непристойности, если мы подробнее расскажем о Роте и Альберте и о том, чем они занимались.
Шестидесятипятилетний Самуэль Рот родился в Польше и в детстве переехал в Нью-Йорк. В тридцатых годах у него был процветающий бизнес: он издавал эротическую и порнографическую литературу. За продажу "Улисса" он был в 1930 году посажен в Филадельфии в тюрьму на шестьдесят дней, а позднее получил еще три тюремных срока.
Рот торговал, используя 62 фальшивых имени, и рассылал книги 40 000 адресатов. За несколько лет он продал десять миллионов книг. В 1954 году Самуэлю Роту было предъявлено обвинение по 26 пунктам – за рассылку непристойных открыток, фотографий, журналов и книг, его признали виновным, оштрафовали на 5000 долларов и приговорили к 5 годам тюрьмы. Он подал апелляцию.
Тридцатипятилетний Альберт был значительно моложе Рота и жил в Лос-Анджелесе. С помощью хорошенькой супруги Альберт рассылал порнографическую продукцию на 50 000 долларов в месяц.
В 1955 году муниципальный суд признал его виновным и оштрафовал на 500 долларов. Кроме того, его приговорили к двум годам тюрьмы. Он тоже оспорил конституционность закона штата и подавал апелляцию.
Таким образом, в деле Рота и Альберта суд столкнулся с проблемой разночтений в трактовке проблемы непристойности федеральным законом и законами штатов. Судьи хотели ограничиться применением определения "непристойность" лишь к "жесткой" порнографии – именно так поступали в штате Нью-Йорк. Генеральный прокурор квалифицировал как непристойное изображение "соития между мужчиной и женщиной как в обычных, так и в извращенных позициях". Антрополог доктор Маргарет Мид дополнила это определение, заявив, что существенным элементом "жесткой" порнографии являются извращенные фантазии и мечты, питающие желание как юных, так и сенильных личностей, независимо от присутствия или отсутствия сексуального партнера.
Идею о том, что "жесткая" порнография провоцирует галлюцинации и фантазии, развивали в своей книге "Порнография и закон" психиатры Эберхард и Филлис Кронхаузены. Они пишут, что любая "жесткая" порнография имеет единственной целью стимуляцию эротического отклика, ее авторов не интересует реальная человеческая жизнь. Кронхаузены проводят четкую грань между "жесткой" порнографией и эротическим реализмом в литературе и искусстве, реабилитируя романы "Любовник леди Чаттерлей" Лоуренса, "Тропик Рака" Генри Миллера и автобиографию Фрэнка Харриса, запрещенные в свое время за непристойность. "Непристойность" "жесткой" порнографии дей ствует как сильное возбуждающее средство. Кронхаузены пишут: "Мы считаем установленным тот факт, что подавляющее большинство "неприличных" книг выполняют свою принципиальную задачу – эротически стимулируют читателей. Такой вывод мы сделали на основе обзора сотен книг на разных языках.
К счастью или к несчастью, воздействие подобной литературы прямо связано с "принципом насыщения": если человеку, не важно, мужчине или женщине, будут предложены 10 книг примерно одинакового направления, мало кто прочтет все десять, хотя "иммунитет" к подобной литературе не вырабатывается".
Одновременно Эберхарды доказывали, что высокохудожественные эротические произведения могут оказывать сексуальное воздействие, подобное воздействию духов, музыки, моды и косметики. Разница лишь в том, что эротизм произведений искусства не рассчитан на сексуальное воздействие в отличие от произведений жестко-порнографических, таких, как "Гинекократия" и "Долли Мортон".
Разбирая апелляцию, судья Уоррен констатировал: "Подсудимые продавали материалы, удовлетворяющие исключительно только эротический интерес покупателей, и эксплуатировали в корыстных интересах тайное стремление к возбуждению. Я убежден, что власти штата и федеральное правительство обязаны наказать такое поведение".
Верховный суд еще трижды рассматривал "дело о непристойности", отменив решения судов низшей инстанции, касавшиеся журналов для нудистов "Солнечный свет и здоровье" и "Солнечный журнал", журнала для гомосексуалистов "Один" и французской картины "Любовная игра". Героями фильма были подросток, девушка и взрослая женщина, между которыми возникал любовный треугольник.
Через два года, рассматривая дело студии "Кингсли Пикчерс", Верховный суд защитил от цензуры французскую экранизацию "Любовника леди Чаттерлей": власти штата Нью-Йорк запретили фильм, объявив аморальными три сцены и общее содержание картины, "представляющей адюльтер как приемлемое явление". Власти сочли неприличными следующие сцены: егерь помогает леди Чаттерлей расстегнуть платье, егерь ласкает леди Чаттерлей, запустив руку ей под юбку, леди Чаттерлей лежит обнаженная на постели до и после кульминационного момента любви. Суд посчитал запрет неконституционным, ибо он нарушил "1-ю поправку к Конституции, дающую гражданам США право на свободное выражение своих идей" и "тем самым нанес ущерб свободе, защищаемой Конституцией". В особом мнении трое судей указали, что в фильме "нет ничего, что может быть истолковано как непристойность, угрожающая общественной морали и поощряющая адюльтер". Суд не давал подробного разъяснения своего решения, указав на необходимость "индивидуального подхода".
Глава 2
Ответная реакция на решения Верховного суда США была очень бурной, особенно со стороны поборников цензуры, считавших конституционную защиту подобных произведений недопустимой. Конгрессмен из Мичигана Хоффман заявил, что "суд одобрил адюльтер", а некий Меркьюри опубликовал две статьи, где утверждал, что все это – "результат гигантского антихристианского заговора, инспирированного евреями и коммунистами". Наконец, сенатор Толмейдж из Джорджии предположил, что Верховный суд, "известный склонностью к ультралиберализму и поставивший себя выше законов человеческих, ныне желает стать выше Бога". Сенатор уповал на Конгресс: "Только Конгресс может спасти нас. Иначе придется принимать поправку к Конституции. Мы должны спасти себя".
Кроме принятой в 1958 году поправки, по которой дела о рассылке непристойных материалов по почте попадали под юрисдикцию окружных судов, Конгресс предпринял не слишком много эффективных шагов по обузданию порнографии.
Впрочем, трудно представить, что еще он мог сделать, помимо образования специальных комитетов. Пресечение распространения порнографии относилось к компетенции судебных структур штатов и муниципалитетов. Во всех штатах, включая Аляску и Гавайи, существуют законы против непристойности, но наказание варьируется в зависимости от "общественного стандарта". Вряд ли является простым совпадением то обстоятельство, что границы терпимости шире всего в штатах Нью-Йорк и Калифорния, поскольку в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе издается больше всего "специфической" литературы.
Рассмотрим теперь, как изменился "общественный стандарт". В первые годы существования государства вопрос о непристойности, особенно печатной продукции, практически не поднимался. В 1786 году лондонский книготорговец Томас Эванс пишет Исайе Томасу из Массачусетса, желавшему приобрести "Фанни Хилл": "Если вы хотите стать обладателем "Мемуаров женщины для утех", вам следует обратиться к кому-нибудь из моряков, так как я стараюсь не посылать покупателям эту вещь".
В 1821 году публикация непристойностей была объявлена уголовным преступлением в результате рассмотрения дела о продаже нескольких экземпляров книги "Фанни Хилл" в Уорчестере, штат Массачусетс. Но до Гражданской войны было возбуждено не слишком много уголовных преследований за продажу порнографии, что было напрямую связано с низким уровнем грамотности. Однако Конгресс, принимая в 1842 году "Положение об импорте", предписал таможенным служащим задерживать "непристойные или аморальные" материалы, имея в виду "гравюры" и "картины".
Книги попали в этот перечень только пятнадцать лет спустя. К середине XIX века на авансцену вышли самозваные защитники общественной нравственности, в основном литературные критики. В 1851 году "Письмо проститутки" Натаниеля Готорна подверглось нападкам на страницах "Церковного обозрения". Некий священник из Массачусетса утверждал, что нельзя проявлять терпимость, когда "популярный и одаренный писатель наносит ущерб морали. Любая похоть должна пресекаться в зародыше".
Упадок нравов, порожденный Гражданской войной, вызвал ответную реакцию Конгресса и вдохновил Энтони Комстока на сорокалетнюю кампанию за "приличную литературу" под лозунгом "Мораль, а не искусство и литература". В 1865 году Главный почтмейстер докладывал, что "в армию посылается множество непристойных книг и картинок", и Конгресс запретил отправку непристойных материалов. Восемь лет спустя усилиями Комстока были приняты законы, действующие и поныне. Именно так называемый "закон Комстока" объявил государственным преступлением распространение порнографии по почте.
Общества, подобные "Обществу борьбы с пороком" и "Наблюдатели и стражи", воевали с порнографией храбро, но не очень успешно. Им было свойственно переусердствовать, запрещая как неприличные, так и вполне невинные книги.
Так, в 1905 году Комсток вынудил Нью-йоркскую Публичную библиотеку перенести "Человека и сверхчеловека" Шоу в резервный фонд. "Комстокизм" превращает Соединенные Штаты в посмешище, – говорил Шоу. – Европейцев это радует, поддерживая мнение Старого света о том, что Америка – провинция, второсортная деревенская цивилизация". В двадцатых годах, через десять лет после смерти Комстока, преподобный Дж. Фрэнк Чейз, методистский священник и секретарь Бостонского отделения "Общества наблюдения и стражи", так объяснял, что есть непристойность: "Романист вправе написать, что Джон и Мери легли в постель и у Мери через какое-то время появился ребенок, но как только он начинает описывать, что именно предпринял Джон, желая пробудить чувства Мери, его книга становится непристойной, и я ее запрещаю".
В начале XX века были предприняты многочисленные попытки отменить "Закон об импорте".
Сенатор Бронсон Катинг из Нью-Мехико почти добился отмены запрета на ввоз непристойных книг, но ему помешал сенатор Смут из штата Юта, и поправка Катинга не прошла. Сделали всего одно послабление: Главный казначей США мог теперь по своему усмотрению."допускать так называемые классические сочинения признанного литературного или научного достоинства для импорта в некоммерческих целях". (Поправку приняли под сильным давлением интеллектуальной и юридической элиты.) Тем временем Огдэн Мэнни в "Нью-йоркерс" поместил эпиграмму на сенатора из Юты:
Сенатор Смут от штата Юта
Не любит грязи или смуты.
Его мозги не из опилок,
Его броня – его затылок.
Шеф ФБР Гувер не уставал предупреждать общество, что порнография провоцирует сексуальные преступления, его тревогу разделяли многие руководители полиции по всей стране. ("Она порождает преступников быстрее, чем мы строим тюрьмы, чтобы сажать их".) Статистика утверждала, что двадцать девять миллионов американцев являются читателями "сексуально-садистской дешевой стряпни" Микки Спиллейна. Дело дошло до Конгресса. В докладе Специального комитета Конгресса 1962 года порнография в стране превратилась в серьезный бизнес. "Погоня за наживой заставляет забыть об общепринятых нормах приличий и хорошего вкуса, это не только национальный позор, но и угроза гражданскому благополучию. Так называемые "карманные книги", бывшие поначалу дешевыми изданиями пристойных сочинений, превратились в чтиво для масс, разжигающее чувственность, воспитывающее аморальность, лживость, извращенность и упадничество". Комитет, руководимый конгрессменом Хьюго Гейтингсом, разделил порнографию на три вида: "покет-бук", журналы и комиксы. Особенно жестко осуждалась торговля журналами с "соблазнительными фотографиями".
Имелись в виду фотографии красоток, чья нагота едва прикрыта одеждой, или фотографии женщин одетых, но "в вызывающих позах, подчеркивающих их формы". Журналы для нудистов и издания, "демонстрирующие красоту мужского тела на потребу гомосексуалистам" также подвергались осуждению.
Конгресс и в последующие годы продолжал жестко контролировать выпуск печатной продукции. Так, в 1960 году для дачи показаний комитету под председательством Кэтрин Грэнахан был вызван Чарльз Китинг, юрист организации "Граждане за приличную литературу" из Цинциннати (Огайо). Сенаторы считали, что "этот человек много сделал для организации ячеек движения по всей стране, и они сыграли заметную роль в борьбе с "торговцами грязью".
Китинг, военный летчик и бывший чемпион США по плаванию, поведал членам комитета о своей борьбе с авторами, в том числе научных сочинений, посвященных сексу.
Большую ошибку совершают те, кто полагает, что психологи и психиатры не видят вреда в подобных изданиях, больше того, считают их полезными…
Слишком много внимания общество уделяет охотникам за сенсациями, подобными Кинси, а они делают сомнительные выводы, опираясь на сомнительные факты, и водят публику за нос, выдавая свои фантазии за научные исследования.
Эберхард и Филлис Кронхаузены, с помощью сторонников-журналистов, распространяют среди горожан свои абсурдные грязные домыслы и варварские измышления.
Они и их последователи апеллируют к толпе, призывая на помощь самое мерзкое распутство.
Стоит только пролистать их сочинения, чтобы убедиться: в них нет научных исследований, одно лишь неприкрытое потакание половому инстинкту любителя "клубнички" да пропаганда весьма сомнительных психологических умозаключений.
В основе их концепции лежит гипотеза, будто бы чувство вины является следствием нравственных организаций, а вылечить от него можно, разрушив эти ограничения. В качестве примера они берут мальчика, занимающегося онанизмом и мучимого чувством вины. Кронхаузены пишут, что, взявшись избавить его от депрессии, они не стали бы бороться с пагубной привычкой, а постарались бы убедить его в том, что не следует подавлять желание, а следует избавляться от пуританских представлений считать онанизм грехом".
Китинг поведал комитету, как ему удалось "почистить" газетные киоски родного штата. Организация "Граждане за приличную литературу" разработала ряд правил их работы.
Первым большим успехом "Граждан" стал арест и суд над одним из самых крупных распространителей журналов и газет. Одновременно была арестована партия из 16 000 экземпляров порнографических журналов, "грязных" картинок и книг о сексуальных извращениях.
На суде, который вынес решение оштрафовать ответчика на 400 долларов и возложить на него оплату судебных издержек и приговорил подсудимого к шести месяцам тюремного заключения, и был заслушан в качестве свидетеля профессиональный психолог – не "охотник за сенсациями" вроде Кинси, а уважаемый профессор, заведующий кафедрой психологии университета Цинциннати Артур Билз. "Я провел тщательное изучение всех этих журналов – иллюстраций и текста, – сказал он. – И был в шоке. У нас в университете хранятся под замком книги по патопсихологии. Доступ к ним имеют только студенты старших курсов. Но предложенная мне для изучения "литература" содержит такие свидетельства ненормальной сексуальной практики, что далеко превосходит все изложенное в наших справочниках. И это лежит на прилавках газетных киосков, доступное всем, даже детям и подросткам".
Когда Чарльза Китинга спросили, считает ли он, что "Граждане" могут уйти на покой, он ответил: "Вовсе нет. Дело наше следует продолжать. У нас есть программа, рассчитанная на 5-10 лет. Мы мыслим в общегосударственном масштабе и работаем над созданием общенациональной организации". Как и следовало ожидать, Китинг был настроен более чем оптимистично. "Когда седовласый продавец осознает, что он вовсе не защитник свободы, а распространитель самой опасной грязи, гадине придется убраться туда, откуда она явилась".
Несмотря на отчаянную борьбу Китинга и его соратников, их противники не торопились сдаваться. Сочинения Кинси и Кронхаузенов по-прежнему были общедоступны, даже в Огайо.
Глава 3
Ситуация в Америке менялась, не оставалась в стороне от либеральных веяний и Англия. Был утвержден новый критерий определения непристойности. В 1959 году парламент принял "Акт о непристойных публикациях", который должен был "усилить Закон о порнографии". "Акт" стал результатом парламентских дебатов и слушаний, на которых рассматривались судебные иски против отдельных литературных произведений, в том числе против "Бабника" Стенли Кауфмана (роман свободно печатался в США под названием "Натянутая веревка").
Новый критерий был сформулирован следующим образом: "Настоящим Актом публикация признается непристойной, если вся она (или отдельные ее части) направлена на развращение личности".
Имелись в виду любые публикации, живописные произведения, радиопостановки и фильмы. "Акт" подвел юридическую основу под решение судьи Стейбла о романе "Бабник", заявившего, что литературное произведение следует оценивать, исходя из его воздействия на среднего гражданина, а не на гипотетическую школьницу.
Книготорговцы, издатели и авторы получили возможность, опираясь на "Акт", защищаться, а наказание за распространение "непристойных" изданий ограничивалось 100 фунтами штрафа и шестью месяцами тюремного заключения. Большое жюри могло налагать большие штрафы и приговаривать к заключению сроком до трех лет.