Во мне вспыхнуло раздражение; я проглотила его. Оно имело горький вкус, и я решила пойти почистить зубы. Он больше ничего не говорил, когда я соскользнула с кровати, и к тому времени, как я снова достигла двери ванной, он уже храпел.
Я не винила его. Сон в коридорах, видимо, плохо сказывался на нем.
Я стояла посреди тонких лучей солнечного света, которые пронзали ковёр, мои руки свободно скрестились, как будто я обнимала себя. Я смотрела на него. Рука над лицом, рот разинут, все, что можно было увидеть, это часть носа и щетину. Он растянулся на кровати - черное пятно на голубом. Потрескавшиеся руки и запутанные волосы, и коленки на джинсах были протерты. Футболка задралась, показывая часть живота, рёбер и мышц, линия незначительных волос проходила вниз от пупка и исчезала под краем черных боксеров.
Я отвела взгляд к двери. Мои щеки горели. Все замки закрыты, и я задвинула засов. Здесь были только мы вдвоем. Краска разлилась по телу от пальцев ног до волос. В моём внутреннем термостате произошло короткое замыкание.
Ну, я не собиралась спать. Так что мне, вероятно, следует сделать что-нибудь полезное, например, почистить зубы и заказать для Грейвса одежду.
Похоже, я застряла здесь на какой-то промежуток времени.
* * *
Я была на кухне, когда Огаст вернулся. Прошло две недели, и только сейчас я заставила его купить хлеб. Я когда-то попробовала заставить его купить муку, но он вытолкнул меня из продуктового магазина, как будто я издала странный физический звук. Я просто положила кастрюлю со своим ужином - бобы и булочки, так как он, наконец, купил вчера вечером муку - в горячую мыльную воду, когда услышала поскрёбывание у двери.
Я замерла и посмотрела в конец стойки, где вздёрнула нос. 38 сэт. "Если ты здесь, дорогая, и думаешь, что это могу быть не я, ты используешь один из них".
Я спросила его, что, черт возьми, произошло бы, если бы я по ошибке выстрелила в него, а он усмехнулся мне и сказал не быть глупой. Он немного походил на папу.
Но он не был моим отцом.
За окном дышал Бруклин. Окна кухни выходили на чистую кирпичную стену. Но снаружи был выступ, и Огаст заставил меня наблюдать за поручнями, которые проходили к крыше и от нее в зал к другому окну двумя этажами ниже. Никакой солнечный свет никогда не проходил сюда, но у окна спальни он иногда появлялся. Это как жить в дыре. И он никогда не позволял мне надолго выходить на улицу, а также никогда одной.
"Дар" подсказал мне, что это был Огаст. И что что-то не так.
Дверь, скрипнув, открылась. Он, должно быть, возился со своими ключами. Что не было похоже на него.
Я бросилась к двери. На небольшом столе, который был прямо около двери, лежало оружие, скрытое за пыльной вазой с искусственными цветами. Он был охотником, как папа, поэтому у него всегда все было наготове. И он провел меня в то место, где хранил все свое оружие, просто на всякий случай.
Огаст ввалился в прихожую, стал пинать дверь, и она закрылась позади него. Он почти потерял равновесие. Я поймала его, и почувствовала запах меди.
Я узнала кровь даже в таком юном возрасте.
- Господи, - я поняла, что говорила это снова и снова, и, наконец, сказала что-то другое. - Что случилось?
Он покачал головой, светлые волосы странно двигались, как будто были мокрыми. На улице шел дождь? Я не знала. Огаст был высоким, мускулистым, и почти опрокинул нас обоих, когда его ноги запутались. Он бормотал на польском языке. По крайней мере, я предположила, что это был польский. Как если бы он напился. Но он не напился.
Он был тяжело ранен, и никто, кроме меня, не мог ему помочь.
- Что? - я должна была знать, преследовали ли его или нет. Папа никогда не приходил домой таким избитым. Знакомая белая майка Огаста была порванной, грязной и окрашенной в ярко-красный. Его джинсы - кутерьма клочков, и он придерживал на груди синюю клетчатую рубашку. Ботинки промокли и потемнели. Я начала тянуть его к ванной. - Огаст, что, черт возьми, произошло?
Он вырвался из моей хватки и стал пробираться в ванную. Я бегло вспомнила правила оказании первой помощи - на самом деле, я могу справиться почти со все, за исключением огнестрельного ранения. Сначала я должна была найти повреждение, затем остановить кровотечение, проверить его на шок...
- Всё хорошо, - он добрался до двери ванной, позади него была видна белая плитка. Вся квартира стало внезапно слишком маленькой. То есть она была похожа на коробку для крекера: одна спальня, кухня и столовая размером с почтовую марку и завернутую в бумагу с киноафишами, крошечная ванная с ножками в виде лап. - Выглядит хуже, чем на самом деле. Принеси водку, - его акцент - наполовину Бруклинский, наполовину Бронкский, в целом Багз Банни
[4]
- урезал каждый гласный звук. Но что-то еще прокралось в его слова. Песня из другого языка.
Я возвратилась на кухню на дрожащих ногах. Если бы нам пришлось взорвать это место, он бы не просил водки. Облегчение вырвалось из меня.
После всего того, что случилось, он вернулся. Он выходил на охоту почти каждую ночь. Я предполагала, что Нью-Йорк был довольно опасным, все те люди и монстры, которые грохотали ночью, скрываясь во всех углах. Мне было жаль, что я не знала больше о тех монстрах, которые жили здесь - души крыс - конечно. Проклятья и вуду - конечно. Колдовство - определенно. А также другие хищники. Были, вероятно, оборотни также, но папа никогда не заморачивался с теми. И Огаст не был похож на папу; он ничего не говорил мне о том, что делал. Я не была его помощником.
Отсутствие отца росло, как камень в горле. Я захватила бутылку Stoli из холодильника, разбавила ее содержимое и решила достать ещё одну бутылку. Прежде чем отнести ее в ванную, я откупорила ее и сделала здоровый глоток. Она жгла горла - холодный огонь.
Я постучала в дверь ванной.
- Огги?
Ни звука на протяжении долгого времени. У меня был яркий мысленный образ его, стоящего перед раковиной, наполовину наклонившегося, губы открыты и красный туман распространяется из него...
Он резко распахнул дверь.
- Ты принесла водку?
Его волосы были сухими, стоя мягкими золотыми шипами. Я не думала об этом. Я была более обеспокоена его кровотечением, так что я протолкнулась в крошечную ванную и схватила Медикит
[5]
в зеленом нейлоновом мешке.
- Где хуже всего?
Он он открыл бутылку водки и сделал большой глоток. Если он узнает, что я тайком пила, он, возможно, рассердится. Но тогда, я не думала, что он заметит. Папа никогда не замечал, что я таскала Джим Бим. На вкус он был отвратительным, но действительно успокаивал. Бабушка всегда говорила, что немного выпивки хорошо действовало на нервы. В ее годы люди пили ром.
Я отодвинула фланелевую рубашку. Он вздрогнул. Там были следы от когтей, но выглядело так, будто на нем была не только его кровь. Его только поцарапали, царапины покраснели и воспалились, и проходили по диагонали через его грудь. Одна из них проходила вниз, как будто что-то пыталось выпотрошить его, но царапина прекратилась. Он был счастливчиком.
- Господи. Кто это сделал? - мои руки двигались самостоятельно, открывая Медикит и усаживая его на сухую раковину. Я схватила его за плечо. Он опустился на туалет. Слава Богу, крышка была опущена. Мы долго спорили по этому поводу: он был мужчиной, в конце концов.
- Противные твари. Хорошая девочка ничего не должна знать, а Дрю?
Я закатила глаза, открыла шкафчик и достала перекись водорода. Он сделал другой глоток водки.
- На улице идёт дождь?
Он покачал головой, все еще глотая. Его горло двигалось. Он закрыл глаза, но не прежде чем я уловила вспышку цвета - желтого, как солнечный свет.
Но глаза Огаста были тёмными. Тогда я ещё не знала, что он был дампиром. Каждый раз, когда я думала об этом, это имело смысл. Он изо всех сил пытался показывать выражение лица такое, чтобы я не задавала ему вопросов, и я была забывчивой.
Эй, я была маленькой. И я даже не знала, что дампиры существовали. Я слышала о вампирах, конечно - все, кто взаимодействовал с Истинным миром, знали о них. Но папа никогда не говорил об охотниках-полувампирах. У меня даже в мыслях не было спрашивать его о них.
Прежде чем он что-либо понял, я разрезала ножницами его майку.
- Успокойся, - сказала я, хлопая его по левой руке. - Позволь мне осмотреть. Я все время залатывала папу, - когда я подняла глаза, он смотрел на меня, и его глаза снова стали темными.
- Это не проблема, Дрю. Я быстро исцеляюсь.
Да, это так. Они уже исчезали, хотя коготь с силой прошелся по его груди.
- Господи, - я разорвала пакет с марлей. - Я, в любом случае, собираюсь прочистить их. Кто знает, какая дрянь могла попасть туда.
- Если это осчастливит тебя, - он пожал плечами, морщась, и снова поднял бутылку водки.
Он остался на достаточно долгое время, чтобы одеть свежую одежду и выкурить одну из его странных иностранных сигарет, в то время как я готовила омлет. Он жил на яйцах и водке. Говорил, что это сохраняло его молодым. Я имею в виду, ему было что, двадцать пять? По крайней мере, он выглядел на двадцать пять. Бог знает, сколько ему. Если я когда-нибудь увижу его снова, то, возможно, спрошу.
Тогда он сказал мне оставаться внутри, снова снабдил боеприпасами и исчез в течение двадцати минут. Оставляя меня пялиться на груду кровавой одежды, пепельницу, со все еще курящим торцом, две спущенные обоймы, которые снова нужно было зарядить, и на тарелку на столе.
По крайней мере, он обещал принести домой хлеб. Может быть, просто, чтобы закрыть мне рот, я не знаю.
Я бросилась к окну в спальне. Иногда, если я была достаточно быстра, то могла бы мельком увидеть его на улице, он шел, пружиня, с высоко поднятой головой. Иногда он мог исчезать, как только дверь квартиры закрывалась.
Снаружи, уличные фонари боролись с темнотой. Дождя не было. Было туманно - влажный туман; здоровенные мешки с мусором, как всегда, сложены у тротуара. Грузовики приезжали два раза в неделю, но количество мусора никогда, казалось, не уменьшалось. Здесь было грязно и холодно. Я не возражала бы, если бы могла выйти и увидеть что-нибудь - я бы хотела сходить в Met
[6]
, или даже просто прогуляться в центре города и увидеть всякую фигню.
Но Огаст сказал нет. И каждую ночь уходил.
Я вздохнула, упираясь лбом в холодное стекло. Каждый раз, когда он уезжал, я не была уверена, что он вернется.
Вот такая фигня!
Я, наконец, соскользнула с кровати и побрела в гостиную. По крайней мере, я могла постирать вещи, пока его нет. Так что, когда он вернется, то увидит, что у меня не было никаких проблем. Я медленно пошла.
Кроме того, это было хоть какое-то дело, пока папа не вернулся.
Если... когда он вернется.
Глава 6
К тому времени, как я выключила компьютер, был полдень. Я потянулась, зевнула, поправила подушку на кровати и упала на неё. Это разбудило Грейвса, хотя удары по клавишам и ругань не разбудили.
- А? - он наполовину сел, и я рискнула спасти одну из подушек из-под его головы. - Чтооо?
- Ничего. Спи, - я покрутилась, устраиваясь поудобнее. - Я только что закончила, вот и все.
- Хорошо, - он снова откинулся, и я лежала там в течение нескольких секунд, чувствуя, как он двигается, а потом я открыла глаза и обнаружила его почти нос к носу со мной. Сверкнула его сережка в виде серебряного черепа со скрещенными костями. Его радужка глаз странно светилась, и на челюсти просматривалась тень щетины.
Странно. Он отчасти становился волосатым, но это просто легкая щетина. У меня было внезапное желание коснуться линии его подбородка. Это чувство стало настолько сильным, что пальцы зачесались. Кожа внизу, на изгибе, где его горло образовывало впадину перед ключицей и плечом, выглядела очень хрупкой. Его губы слегка приоткрыты, и мы смотрели друг на друга дольше нескольких секунд, а потом он немного отпрянул.
- Извини, - он почти шептал. - Я не чистил зубы.
- Всё хорошо, - я осталась на том же месте. Он все еще пересекал границу личного пространства, ту, которую не пересекают даже друзья. - Слушай... - но я исчерпала весь словарный запас и всю храбрость.
Как я могла быть такой слабой?
- Что? - он не выглядел раздраженным, просто любопытным. И он что, покраснел?
Да, покраснел. Первые признаки цвета появились на его щеках. Румянец распространился вниз по шее, и неожиданно он стал неподвижным, как собака, которая чувствует, что должно произойти что-то опасное или интересное.
Если бы я могла нарисовать его именно так, возможно, углём на хорошей бумаге, ловя свет, который скользил по его высоким скулам и коснулся его рта, я бы вырвала картину и хранила бы ее в своей сумке. В той, которая у меня для чрезвычайных ситуаций.
Я схватила каждый последний недостающий клочок мужества, который имелся у меня в запасе, и наклонилась вперед. В последний раз, когда я пыталась это сделать, все окончилось тем, что я поцеловала его в щеку. Но с тех пор он, казалось, был заинтересованным.
Скоро узнаю это.
Наши губы встретились. Он был абсолютно неподвижен, и вспышка горячего смущения прошла через меня. Вот дерьмо. Он не это имел в виду.
Но потом он переместился. Его руки обернулись вокруг меня, и мы как-то сплелись воедино. Я не скромница, серьезно, я целовалась с парнями за трибунами, и в коридорах, ухватывая неловкие моменты, и в репитиционных помещениях, так что я не совсем безнадежна. Все прошло довольно быстро, очевидно Грейвс был новичком.
Хотя он быстро учился. Некоторым людям дано хорошо целоваться; другим - нет. Ему дано. Поцелуй не был мокрым, как бывает с другими парнями, он не давил на меня, как происходит, когда парень думает, что девочкам нравится, когда их губы покусывают. Что, как вы знаете, ужасно. Позвольте девушке дышать, а?
Его руки напряглись, и я волновалась, что сделать с моей руке, той, которая была поймана в ловушку под подушкой. Но потом он совсем освоился и наклонился еще ближе, его язык проделывал по-настоящему невероятные вещи, о которых я даже не думала, и я чувствовала себя... собой? Да.
Я чувствовала себя в безопасности. Не та безопасность, где плохие твари все еще воют за дверью и ждут приглашения в дом. Нет, это была та безопасность, где вы в конце дня опускаетесь на свою кровать и знаете, что можете заснуть, и то же самое произойдет завтра.
Я чувствовала себя, как дома. Не как страшная езда на американских горках, как было с Кристофом.
Не думай о нем, Дрю. Я приложила все усилия, чтобы выпихнуть Кристофа из своей головы. Мысль спокойно ушла.
Я обвила руку вокруг него и напряглась, но именно в тот момент он отдалился. В итоге мое лицо оказалось так близко к его горлу, что я чувствовала запах здорового парня, которому требовалось принять душ и как раз собирался идти в ванную. Это был хороший запах, и я заполнила им легкие.
Но прямо под ним был другой аромат, столь же восхитительный. Медный, сильный запах, с намеком на дикость и залитую лунным светом ночь - жидкость в его венах, и мои зубы немного покалывало. Запах его крови щекотал то место в горле. Место, которого нет у нормальных людей.
Место, где жила жажда кое-чего красного.
Нет. Господи Боже. Я даже не хотела думать о том, что произошло бы, если бы он узнал, что я выпустила клыки так близко от его шеи. Не потому ли он вдруг отстранился? Мог ли он почувствовать во мне запах жажды крови?
Чувствовал ли Кристоф то же самое?
- Дрю, - прошептал Грейвс.
Я поняла, что просунула ногу между его и свернула нас вместе, как кудзу
[7]
обвивает изгородь. Что-то определенно происходило ниже его пояса, и меня затопило замешательство. Разве я ему не нравилась? Не мог он поспособствовать этому? Что было с ним?
Я осталась на месте, дыша глубоко и быстро, надеясь, что покалывание в зубах и сухость в горле уйдут. Как будто это был старый сон, когда ты выходишь из школьного зала и понимаешь, что ты голая.
- Дрю? - он говорил так, будто у него что-то застряло в горле. - Слушай, мне жаль. Я просто...
Я бы увильнула в сторону, сказала я себе. Всего через секунду. Горячий поток залил меня, как пар, когда вы промываете макароны. Мои зубы вернулись к нормальному состоянию; я сглотнула несколько раз.
- Ты мне очень нравишься, - сказал Грейвс в мои волосы. Он не отпускал меня. На самом деле его руки напряглись, и я оказалась полностью возле его горла. Слава Богу, я держала себя в руках. Я все еще могла почувствовать запах крови в нем, но он не был подавляющим. - Я имею в виду, никто никогда даже близко не интересовался мной. Я, мм. Я, то есть я, если ты, ну, ты знаешь, не хочешь делать это...
Облегчение прорвалось через меня, и я обняла его еще сильнее. Настолько сильно, что он почти задохнулся, так сильно, что возвратились мои ушибы и боль. Было такое чувство, что мы вернулись в грузовик папы в Дакоте и отчаянно цеплялись друг за друга. Мы оба потерпели неудачу и держались за то, что еще могли сделать.
Он единственный, кто не увильнул в сторону, когда все начало выходить из-под контроля. Он единственный, кто держал слово, и я не отпускала его. Не тогда, когда могла поспособствовать этому.
- Ты мне нравишься, - пробормотала я напротив его пульса, осторожно двигая губами, чтобы у моих зубов не возникало странных идей. - Ты мне очень нравишься, Грейвс, - ты все, что у меня есть сейчас. Когда всё сбивает меня с ног. - Ты знаешь, ты мне действительно нравишься.
Мне следовало бы пнуть себя. Так держать, Дрю. "Ты мне нравишься" - это всё, что ты можешь сказать?
- Все сложно, - его дыхание было теплым пятнышком в моих волосах. - Ты знаешь. Я не хочу, ну, в общем, давить на тебя.
О, прямо сейчас это даже не беспокоило меня.
- Тебе не стоит волноваться. Ты единственный приличный парень, которого я нашла в шестнадцати штатах.
- А ты разбираешься в парнях! - как обычно сарказм. Мальчик-гот снова был собой.
- Ну, что могу сказать, у меня хороший вкус! Ты мне нравишься, Грейвс, - я снова чуть не добавила в конец предложения "Эдгар", но с усилием воли остановила себя.
- Ты мне тоже нравишься. Я просто... мы должны быть осторожны. Посмотри, что происходит. Хорошо?
Конечно. Всё хорошо.
- Хорошо, - что это значит?
Очевидно это означало, что он собирался распутать нас. Что он и сделал. Он соскользнул с кровати, не смотря на меня, и направился в ванную. Я наблюдала, как он уходил, обычно таким шагом ходят парни, когда чувствуют, что вы наблюдаете за ними. Я должна была сказать что-то, но что? Что, черт возьми, я могла сказать?
Он закрыл дверь, и я улеглась и несколько секунд просто дышала, потом он включил воду, и я услышала, что он чистил зубы.
Он только что внезапно понял, что целовал кого-то, у кого имелись клыки? Конечно, у оборотней тоже были страшные зубы, но...