- Юрий Ильич, разговор наш - под секретом. У меня есть точная информация: на вас собран большой компромат, поэтому вам надо из Генпрокуратуры уходить.
Час от часу не легче. В этом предложении было что-то беспардонно кремлевское: вот ведь - завхоз предлагает руководителю организации добровольно распрощаться со своим креслом.
Я ответил Хапсирокову довольно спокойно:
- Ничего противоправного я не совершал, наоборот, всегда старался этого избегать, поэтому о толстой папке компромата и речи идти не может… И уходить я никуда не буду. И не собираюсь.
- Жаль, Юрий Ильич… - Хапсироков вздохнул. - Очень жаль.
- Кто вам сказал о компромате?
- Большие люди под большим секретом. Если я проболтаюсь, то мне… Хапсироков выразительно провел пальцем по горлу.
Мне сделалось противно. Понятно, что и Хапсироков принимает участие в этой большой и отвратительной игре.
Через некоторое время мне стало известно о разговоре Дубинина с одним человеком, телефон которого находился на прослушивании.
- Скуратов никуда не собирается уходить, - сказал он собеседнику. Откуда он это узнал? Откуда сведения? Разговор этот был зафиксирован буквально через день после моего разговора с Хапсироковым.
Может быть, поэтому, зная мое мнение, они не припугнули меня для начала (так эта команда действует обычно), а решили с ходу начать атаку, которую, собственно, и провел 1 февраля Бордюжа?
Тридцатого января ко мне пришел писатель Анатолий Алексеевич Безуглов. Была суббота. Я, как обычно, работал у себя в кабинете на Большой Дмитровке.
Безуглов совершенно неожиданно сказал:
- Юрий Ильич, вы подошли к такой черте, когда у вас есть два варианта поведения: либо вы становитесь национальным героем, продолжая то, что делаете сейчас, либо… А вы посягнули на святая святых тех, кто нами правит, - на их кошелек. В общем, либо вы прорываетесь, как в бою, вперед, либо вас освобождают от должности и смешивают с грязью. Вам ни в коем случае нельзя останавливаться. Сейчас вперед и только вперед!
Вещие слова!
Следующий день, воскресенье тридцать первого числа, у меня, по идее, должен был быть светлым днем - это день рождения моей тетки Ирины Георгиевны, она сейчас живет вместе с моей сестрой Ларисой, - но праздник был омрачен ощущением страшной черной тучи, нависшей надо мной.
И СМИ - наши родные средства массовой информации, они все время нагнетали обстановку. Все время, не останавливаясь ни на час, ни на минуту.
Можете представить себе, как оживилась их работа, когда прошел слух о моей отставке и я лег в больницу! Надо отдать должное: никто из них - ни одна газета, ни один телеканал, ни один журналист - не поверил, что причиной моего ухода стала болезнь.
И имели для этого все основания. Светлана Сорокина с НТВ, помню, говорила: Скуратов, мол, только что побывал на передаче "Герой дня", полон сил, ничто не предвещало о болезни - и вдруг! Нет, причина здесь в другом, не в болезни! Она была права.
Сразу же после моего отъезда в больницу прокуратура произвела несколько решительных акций. Совместно с "Альфой" мы произвели обыски в "Сибнефти", в скандально известном частном охранном предприятии "Атолл" родном детище Березовского, которое прослушивало семью президента, был арестован бывший министр юстиции Валентин Ковалев… В ряде организаций, сотрудничавших с Аэрофлотом, также были проведены обыски.
Некоторые газеты - в частности, "Сегодня" - высказали версию, что я устранился от решительных действий, свалив все на своего зама Катышева. Ложная версия, я ни на секунду не устранялся от работы, хотя и лежал в больнице. И действовали мы - что верно, то верно, - вдвоем с Михаилом Борисовичем Катышевым.
Важно было, чтобы машина эта ни в коем разе не останавливалась. Газета "Слово" не замедлила сделать вывод, что я "первым увяз в политическом болоте". "За сутки до обыска в "Сибнефти" Скуратов самоустранился от санкционирования этих обысков, за него эти санкции дал Михаил Катышев; скорее всего, Юрий Ильич не осмелился пойти против Березовского и открытому конфликту с ним предпочел уход с политической арены".
Опять все то же, опять в ту же дуду.
Впрочем, версия, что я бездействовал, а прокуратура начала активно работать вопреки мне, долго не продержалась. У нее просто не было реальной подпитки, она не получила ни одного факта, ни одного подтверждения и умерла.
Дальше газеты стали рождать одну версию за другой.
"Комсомольская правда" в номере от 5 февраля предположила, что Скуратова сняли из-за того, что он оказался плохим политиком. Это утверждал Чугаев, корреспондент "КП". Он подчеркнул, что есть две версии. Первая: Скуратов работал слабо, неэффективно, многие дела при нем застряли на мертвой точке, и вторая - от обратного: Скуратов стал копать слишком глубоко и залез в запретную зону, действия Генпрокурора стали представлять опасность для "семьи" и вообще ближайшего окружения президента.
Вторая версия, кстати, стала появляться все чаще и чаще, и шла вразрез с точкой зрения тех кремлевских сотрудников, которые пытались меня скомпрометировать в печати. Вообще, люди, которые работали над моей отставкой, прекрасно понимали, что такое СМИ в этой ситуации и что могут сделать вовремя опубликованные страницы или брошенный с экрана телевизора компромат, и делали колоссальные усилия, чтобы это произошло. В общем, говоря старым языком, занимались идеологическим обеспечением наступления на Генпрокурора, ставшего неугодным.
Когда же сделалось известно, что "уйти" меня спокойно не удастся и вообще я так просто не уйду, начали атаку. Первым сигналом стала статья в "Комсомолке" от 17 февраля 1999 года, где утверждается, что "Скуратова сняли из-за анонимки". И далее: "Прояснить ситуацию могла бы гуляющая по коридорам администрации докладная записка - без подписи и других опознавательных знаков". В статье утверждалось, что я защищаю своего любимчика Хапсирокова - управделами Генпрокуратуры, замешанного в ряде финансовых скандалов, что на деньги, добытые с помощью некого "авалирования векселей", оплачивались поездки руководителей КПРФ с семьями на юг Франции, в Англию, Швейцарию, Австралию и другие "лакомые" - для отдыха, естественно, - страны. Стоимость этих поездок якобы обошлась в 450 тысяч долларов США. Дело вообще дошло до грязи: в этой записке утверждалось, что мой сын работает в Моснацбанке и также замешан в афере с векселями.
Далее автор материала Юрий Юсупов пишет: "Верны ли эти факты или налицо очередная "деза", подброшенная в Кремль некими силами, заинтересованными в том, чтобы Скуратов был отстранен от должности? Вероятно, объективный ответ на этот вопрос могут дать лишь правоохранительные органы. Но само появление безымянной "записки" (по-старому - анонимки), ставшей катализатором решения президента по Скуратову, в очередной раз демонстрирует масштабы той грязи и нечистоплотности, которые сегодня царят в российских властных структурах".
Через три дня "Комсомолка" сообщила, что кремлевская записка - это еще цветочки по сравнению с теми ягодками, которые в массовом количестве начали забрасывать и в "Комсомольскую правду", и в ряд других газет. "Столько всевозможной мерзости не выдавалось на-гора, пожалуй, еще ни на одного госдеятеля".
В общем, и пошло, и поехало, и пошло… главное - хватило бы сил и здоровья выстоять в этой борьбе.
Появилась версия и о моих финансовых злоупотреблениях. Я знал, что был создан специальный штаб, который решал, как действовать дальше, прорабатывал ходы, варианты, формулы поведения… Противостоять этому штабу было непросто.
Были и другие версии. Одна из них была вброшена в Интернет в США 17 февраля 1999 года в 11 часов 38 минут и по электронной почте передана всем крупным российским газетам. Я эту бумагу цитирую полностью, без сокращений…
"Внезапная отставка Генпрокурора Скуратова продолжает порождать многочисленные версии, которые в основном связываются с интригами в высших эшелонах политической власти или финансовыми злоупотреблениями. Однако, как стало известно из конфиденциальных источников, близких к руководству Генпрокуратуры, причина отставки Генпрокурора на самом деле более прозаична и связана с очередным сексуально-"банным" скандалом.
По информации тех же источников, Юрий Ильич имеет одну личную слабость - любит позволить себе отдохнуть от напряженного труда в компании представительниц прекрасного пола. Установлено, что в свое время на Полянке в доме, где располагается ресторан и торговый дом "Эльдорадо", "Уникомбанком" была снята квартира, которая использовалась для эксклюзивного отдыха как банкиров, так и высокопоставленных госчиновников. Квартира была оборудована видеотехникой для скрытной видеосъемки. Как-то Скуратов провел там вечер с "девушками по вызову". Организатором вечеринки и негласным режиссером видеозаписи являлся родственник банкира Егиазаряна А. Г. (бывшего главы Московского национального банка, а затем "Уникомбанка", также имевшего удостоверение советника Генпрокуратуры).
Впоследствии об этом был проинформирован начальник управления делами Генпрокуратуры Хапсироков, с которым Егиазарян поддерживал тесные личные и деловые отношения. Также ему были переданы на хранения копии видеозаписей. Известно по информации СМИ, в частности "Новой газеты", что Хапсироков, являвшийся со времен Ильюшенко своего рода "серым кардиналом" Генпрокуратуры, находился в не лучших личных взаимоотношениях со Скуратовым, который явно тяготился тем, что управделами фактически негласно контролировал все основные направления деятельности Генпрокуратуры, неоднократно вмешивался в ведение конкретных дел, например по махинациям Федеральной продовольственной корпорации, возглавляемой Абдулбасировым (в настоящее время главный советник Строева, секретарь Межпарламентской ассамблеи СНГ). В последнее время отношения Скуратова и Хапсирокова явно обострились и Генпрокурор наконец-то решился на открытые действия. В этой связи управделами Генпрокуратуры передал видеопленки одному из возможных кандидатов на пост Генпрокурора Олегу Кутафину - ректору Московской юридической академии, председателю комиссии по гражданству при президенте (кстати, Кутафина уже однажды прочили на пост председателя Конституционного суда, но не сложилось. Кроме того, Кутафин входил в руководство скандально известного фонда "Россияне", в котором в 1996 году исчез 1 миллион долларов, предназначенный на помощь русским в ближнем зарубежье).
Кутафин, используя свои отношения с управделами президента Бородиным, проинформировал его о имеющихся пленках. К коммерческой деятельности Бородина и его ближайших родственников правоохранительные органы и Генпрокуратуры проявляли повышенный интерес, поэтому он воспользовался случаем и доложил о пленке президенту, который якобы лично ознакомился с ее содержанием. После этого участь Скуратова была решена.
Не исключается, что компрометирующие Скуратова видеозаписи могут быть реализованы через СМИ. Кстати, гостем в квартире на Полянке был не только Скуратов. Как утверждают информированные источники, там отметился в свое время и нынешний директор ФСБ Путин".
В чем особенность этой бумаги? Она была вброшена в игру, когда стало ясно, что вопрос о моей отставке в Совете Федерации не пройдет. Вот тогда-то и был запущен этот, извините за выражение, поклеп: а вдруг получится?
Бумага эта послужила основанием для возбуждения уголовного дела - тут были названы конкретные имена… Близкими к Кремлю людьми была вброшена еще одна версия отставки. Сделано это было в "Литературной газете". Там увидела свет большая статья, которая называлась "Тайна Скуратова". Автор - Павел Никитин.
Никитин брал у меня интервью, "Литературкой" в ту пору руководил уже Гущин - давний друг и сослуживец Юмашева, еще по "Огоньку", где они работали вместе. Поэтому, как говорится, почему б не порадеть родному человечку… Вот Гущин и порадел. Команда-то ведь одна.
Процитирую пассаж, приведенный в статье. "Скуратов арестовал Ильюшенко, а потом выпустил - и не потому, что хотел, а потому, что пришлось. И это не стало единственной прокурорской неудачей. На Кавказе ему не повезло с Басаевым, в Альпах - с Михасем, в Польше - со Станкевичем, в Париже - с Собчаком".
Ну, неудача с Ильюшенко - это неудача всей нашей уголовно-процессуальной системы, когда у обвиняемого есть возможность растянуть сроки ознакомления с уголовным делом до размеров резины, превратить их в виртуальные пространство… Ильюшенко вышел на свободу и теперь знакомится со своим уголовным делом. И будет знакомиться, видимо, столько, сколько его душе будет угодно - делать выписки из толстых томов, используя пробелы в уголовно-процессуальном законодательстве.
А расследование - то, чем занималась прокуратура, - закончено. Если бы Ильюшенко чувствовал свою невиновность, то ему совершенно незачем было бы затягивать процесс ознакомления с делом… Какие в данном случае могут быть претензии к прокуратуре?
Дальше. Мне не повезло с Басаевым. Что значит, не повезло с Басаевым? Идиотизм какой-то! Санкцию на арест Басаева прокуратура выдала незамедлительно, а вот сам арест - это уже дело спецслужб - Куликова, Барсукова, Степашина, Путина, Рушайло, Патрушева, бывших и настоящих руководителей МВД и ФСБ. Но прокуратура-то здесь при чем? Это им не повезло, спецслужбам нашим, а не мне. Не повезло, в конце концов, президенту, который, как неумелый руководитель, профукал чеченскую кампанию и унизил этим Россию.
Михась… При чем здесь Михась? Его к уголовной ответственности привлекала не российская прокуратура, а прокуратура Швейцарской Конфедерации, и промахи швейцарского правосудия - это не есть промахи правосудия российского. В огороде бузина, в Киеве дядька.
В Польше не повезло со Станкевичем… Дело по Станкевичу было возбуждено до меня и благополучно заглохло. Мы же посчитали необходимым вернуться к этому делу и потребовать от Польши выдачи Станкевича. Но со Станкевичем работали польские спецслужбы, и вопрос приобрел международный резонанс. Я думаю, что вопрос со Станкевичем не закрыт, об этом еще пойдет речь… Но при чем здесь прокуратура? Больше "при чем" - слабость нашего государства, а не слабость прокуратуры.
Дальше Никитин пишет: "…в Париже - с Собчаком". Тут тоже другая ситуация. Все дело в том, что усилия, которые приложили питерцы Степашин, Путин, приложил сам президент, оказались мощнее усилий прокуратуры. Собчак вернулся.
Дальше написано: "Каждое второе прокурорское обвинение разваливается в судах - такого еще не было". Ну, это опровергается легко, это - обычная ложь. Даже если взять суды присяжных, которые оказались очень уязвимыми в смысле подкупа и очень часто заворачивают нам дела, все равно получается, что в судах разваливается не более десяти процентов дел. Это нормальный показатель. Да потом ведь в суд направляются не только дела, которые вели мы - направляются и те, что вели милицейские следователи, прокуроры же только утверждали на них обвинительные заключения, как и положено, - так что цифра получается очень даже приемлемая.
Но откуда Никитин взял, что каждое второе прокурорское обвинение разваливается? Это же абсолютная ложь!
Дальше в статье красной линией проходит сюжет с Коржаковым и делом Петелина. В кремлевском кабинете Коржакова встретились трое: Валерий Андреевич Стрелецкий, которого Никитин почему-то упорно называет Виталием (хотя бы удосужился проверить, это ведь несложно), Александр Васильевич Коржаков и я. Мне действительно была передана папка с документами, свидетельствующими о неких неблаговидных деяниях начальника черномырдинского секретариата Петелина. Я бегло просмотрел документы и попросил написать на мое имя письмо.
Позже мы проверили эти документы, многие из фактов, что были изложены в бумагах, не подтвердились, и мы не нашли оснований для ареста Петелина. Но тем не менее это также ставилось мне в вину. Видно было невооруженным глазом, чьи уши торчат из статьи Никитина. Не исключаю, что ему за этот заказной материал очень неплохо заплатили.
В общем, началось тяжелое идеологическое наступление, чтобы обеспечить мою отставку, иначе это расценить нельзя.
Но самые серьезные, на мой взгляд, публикации были в "Новой газете". Вообще "Новая газета" тесно связана с Лебедевым, главою НРБ "Национального резервного банка", он проплачивал многие публикации газеты и вообще поддерживал ее. Тем не менее газета эта относилась ко мне довольно лояльно. Но как бы лояльно она ко мне ни относилась, на ее страницах в конце марта появилась статья "Как они подбирались к Генпрокурору". Здесь даны некоторые цифры и вообще нарисована некая картина, как меня подкупал Хапсироков, наш управляющий делами - "Бородин" Генпрокуратуры.
"Покупка квартиры генерального - 2 205 456 руб. (приблизительно 360 тысяч долларов). Отделка и мебель- 1 931 085 руб. (320 тыс. долл.). Коттедж на обнаглевшей Рублевке - 2 533 050 руб. (420 тыс. долл.). Еще маленькая квартира для родителей. Всего - 6 980 151 рубль. Или приблизительно один миллион сто шестьдесят тысяч долларов".
Это было опубликовано, повторяю, в марте, в ту пору я уже вышел из больницы, появился на работе и первым делом дал поручение Розанову провести проверку по этой публикации. Он написал письмо в редакцию "Новой газеты", попросил выслать документы, которые у них есть: ведь бездоказательно-то такие статьи публиковать нельзя.
Редакция выслала документы (к сожалению, позже они совершенно незаконно были изъяты у меня при обыске). Я посмотрел эти бумаги. В них действительно оказалась платежка на коттедж, построенный на "обнаглевшей Рублевке" - на два с половиной миллиарда рублей старыми деньгами по-нынешнему два с половиной миллиона, оплата мебели на сумму два миллиарда рублей (без малого), документы на оплату "разных штукенций" (иначе не назовешь) по обустройству квартиры на 320 тысяч долларов и так далее.
Вот так так!
Хотелось бы мне увидеть коттедж на Рублевском шоссе, который, как было сказано в тех бумагах, приобретен (или построен) лично для меня. Но у меня никогда никаких коттеджей не было! Ни-ко-гда! Ни-ка-ких! И тем более на престижном Рублевском шоссе. Дальше - мебель. Мебель я покупал за свои собственные деньги, помню даже магазины. Что же касается "разных штукенций", то я выезжал из благоустроенной, обжитой, прекрасной квартиры в четырехкомнатную. Но когда я посмотрел новую квартиру, мне едва плохо не стало - в ней нельзя было жить: ни дверей, ни сантехники, ни кранов, ни ручек на окнах, - ничего. Поэтому я сказал, что в голые стены въезжать не буду, я же отдаю не голые стены. Была сделана, скажем так, доводка до стандартного уровня, когда в квартире можно было жить.
Я посмотрел документы: сколько же там было истрачено? Не триста двадцать тысяч долларов, а всего восемьдесят тысяч. 80!