- Делайте со мной, что хотите, - с вызовом сказала я. - Можете привязывать меня к этому вашему лошадиному хвосту. Только молчите.
- Ну, к какому хвосту? - Его голос звучит немного устало и непривычно мягко. - Ты расстроена и вся промокла. Поехали домой.
Его плащ перекочевал на мои плечи, а капюшон укрыл мои волосы. Мой собственный плащ - вернее, не мой, а украденный, - остался где-то там в храме… не помню, да и неважно.
Солдаты уводят куда-то хмуро смотрящего в землю Эдмонда. Я провожаю его прощальным взглядом и краем уха слышу, как ещё один воин, тот, который офицер, мрачно говорит:
- А надо было всё-таки к лошадиному хвосту.
В ответ раздаётся усталый голос виконта:
- Эддингтон, я когда-нибудь был замечен в издевательстве над животными?
Уже по дороге домой, уныло трясясь в подогнанной откуда-то карете, я начала испытывать странные ощущения в районе шеи. Что-то совершенно незнакомое и непонятное, где-то внутри. И лишь когда карета, покачиваясь, въехала в замковый двор, меня осенила догадка. Наверное, так болит горло. Хотя немного странно, конечно. Я знаю, к примеру, как болит рука после ушиба. Или как болят зубы. Это совсем непохоже на нынешние ощущения. Но называть их отчего-то принято именно болью…
Возвращение в замок вспоминается совсем смутно. Сбежавшиеся, охая, служанки. Виконт, отдающий распоряжения. Что-то насчёт горячей ванны и сухой одежды. Видимо, для меня, во всяком случае меня в эту самую ванну в скором времени запихнули. Я ничего не запомнила, кроме того, что вначале было очень горячо, а потом тело как-то привыкло. Потом, когда мне помогли одеться и уложили в постель, я почувствовала холод. Наверное, из-за контраста, уж больно горячей была вода. А вскоре меня уже била дрожь, заставлявшая стучать зубы. Я старательно куталась в одеяло, пыталась согреться. А когда в дверь постучали, не смогла даже ответить.
Дальнейшее помнится совсем уж неотчётливо, будто в вязком густом тумане, и лишь урывками. Помню голос виконта у меня в спальне. Это несказанно меня напугало, но сил не было даже на то, чтобы натянуть на голову одеяло, не говоря уже о более серьёзных мерах защиты. Я слышала, как он велел Ивонне послать за лекарем, и сердце сжалось от ужаса. Они что, сговорились с Эдмондом? Угроза, исходящая от обоих, сплелась в какой-то причудливый узор, но что-то никак не сходилось, и где-то на краю сознания я вдруг поняла: он говорит о другом лекаре.
- Думаю, в этом нет необходимости, - возразила Ивонна. - Это обычная простуда. Я дала ей мёд и настой брусники. Если к утру не пройдёт, тогда можно будет и…
- Я сказал послать за лекарем, - жёстко произнёс виконт. - Мне повторить ещё раз?
События последующих двух дней я не помню почти совсем. Большую часть этого времени я либо спала, либо лежала в бреду.
Проснувшись, я первым делом прислушалась к своим ощущениям. Всё было, как обычно, не считая немного непривычной слабости. Странные ощущения в горле почти исчезли, остались только отголоски. Холодно не было, дрожь меня не била. Было немного жарко, но, приоткрыв глаза, я сообразила, что всё дело в толстом пуховом одеяле, которое было натянуто мне по самую шею. Я высвободила руки и поспешила стянуть его пониже. И параллельно огляделась.
Я находилась всё в той же просторной комнате, которая заменяла мне дом в течение всего последнего месяца. Напротив широкой кровати, на которой я сейчас лежала, - многочисленные полки с книгами, от вида которых меня воротит. Справа от полок стоит сундук, где-то там на дне - зелёное шёлковое платье. Слева - дверь. Справа - платяной шкаф, а за ним - окно. Я не могу его увидеть из-за задёрнутого с этой стороны балдахина, но чувствую, как по комнате гуляют струи бодрящего свежего воздуха. Светло, стало быть, сейчас день. Или утро.
- Добро пожаловать обратно на этот свет.
Мужчина лет сорока, высокий и широкоплечий, с коротко постриженными волосами, усами и бородкой, сидит на стуле возле кровати. Его голос звучит чрезвычайно бодро и оптимистично. И в то же время в тембре есть нечто успокаивающее. Короткого взгляда на его сумку и торчащие из неё склянки достаточно, чтобы понять: лекарь. И, хоть я и понимаю, что нет никаких причин недолюбливать всех людей этой профессии, меня всё-таки в первый момент коробит от одного только этого слова - "лекарь".
- Меня зовут Матье Истор, - представился незнакомец. - Я доктор.
Доктор? Хорошо, пусть будет доктор. Лишь бы не лекарь.
Я медленно кивнула. Представляться в свою очередь было глупо: он несомненно знал, кого именно лечит. К тому же, сколь это ни нелепо, я понятия не имела, как именно себя называть. Вероника? Николь? Одно я знала точно: меня больше никто и никогда не будет называть Рони.
- Вы уверены, что оно того стоит? - мрачно спросила я вместо этого.
- Что? - не понял доктор.
Ну да, мои мысли движутся сейчас несколько странно, не должен же посторонний человек предугадывать то направление, которое они примут.
- Возвращение на этот свет, - уточнила я. - Полагаете, это событие стоит того, чтобы с ним поздравлять?
Матье Истор улыбнулся. Без насмешки; скорее, понимающе и слегка сочувственно.
- Ни секунды в этом не сомневаюсь, - убеждённо заявил он. - Быть на этом свете куда лучше, чем на том, уж можете мне поверить.
- Откуда вы знаете? - осведомилась я, устраиваясь чуть-чуть повыше. Разговор на данную тему был, конечно, совершенно бессмысленным. Но у меня не было настроения вести осмысленные разговоры. - Вам доводилось бывать на том свете?
- Во всяком случае мне доводилось возвращать оттуда людей.
- И как, они были вам за это благодарны?
Истор внимательно посмотрел мне в глаза.
- Вовсе нет, - ответил он затем прежним бодрым тоном. - Большинство, конечно, были, но трое пациентов, которые сами пытались лишить себя жизни, были чрезвычайно на меня злы. Называли меня такими словами, - доверительно добавил он, чуть понизив голос, - какие юные леди вроде вас никогда в жизни не слышали.
Мои плечи дрогнули в коротком беззвучном смешке.
- Однако так было только в самом начале, - продолжил доктор, уже более серьёзно. - Спустя какое-то время все они, без исключения, приходили ко мне и благодарили за то, что я помог им задержаться на этом свете. Когда-нибудь и вы это оцените, хотя наверняка не прямо сейчас.
Я промолчала. Я ценила… наверное. А впрочем, не всё ли равно?
Истор пересел со стула на кровать, взял мою руку и пощупал пульс. Потом посмотрел горло, пощупал лоб, на секунду оттянул нижнее веко.
- А позвольте вас спросить, юная леди, - по-прежнему бодрым, чуть шутливым тоном осведомился он, - чем вам так уж не угодил этот свет?
Я подозрительно прищурилась. Неужели не знает? Мне казалось, весь мир уже должен быть в курсе, какой идиоткой оказалась названная невеста виконта Телбриджа.
- А чего в нём хорошего? - хмуро откликнулась я.
На душе было настолько паршиво, что не хотелось даже притворяться, изображая из себя хорошую и правильную девочку. А физическая слабость только добавляла мне лени.
- А разве хорошего мало? - откликнулся в свою очередь доктор. - Вы молоды, красивы. У вас впереди вся жизнь. Вы даже не представляете, сколько радости вас ещё ожидает. Скажите по секрету, сколько вам лет? Я понимаю, вопрос нескромный, но я же доктор, мне сказать можно. Если хотите, можете немного приврать и накинуть себе пару лет для солидности, - добавил он, подмигнув.
Я улыбнулась и ничего накидывать не стала.
- Семнадцать.
- Семнадцать! - мечтательно повторил Истор. - Какой чудесный возраст! Эх, когда мне было семнадцать, я… Впрочем, нет, об этом нельзя рассказывать молодым впечатлительным девушкам.
Я снова улыбнулась.
- Так вот, вернёмся к сути нашего разговора. Скажите, например, вы любите шоколад?
Я не понимала, причём здесь шоколад, но нехотя кивнула. Шоколад я любила. Особенно горький с орехами.
- Ну, вот видите. А представляете себе, сколько шоколада вам предстоит ещё съесть за долгие годы вашей жизни? И что, вы готовы так-таки взять и отказаться от всего этого сладкого великолепия?
Я натужно усмехнулась. Если получить такое великолепие разом, мой живот этого не выдержит. Впрочем, о чём это я? Какой шоколад? Я даже не помню, когда ела его в последний раз. В пансионе нас крайне редко баловали подобными лакомствами. Несколько раз за всё время, по большим праздникам. А в замке шоколад просто-напросто не водился. И, насколько я могла судить, не заведётся. Уж точно не ради меня.
- И, поверьте мне, в жизни есть много других радостей, куда более важных, чем шоколад, - продолжал развивать свою мысль доктор.
Вот только меня он не убедил.
- Моей жизнью управляют другие люди. - Для разнообразия я в кои-то веки говорила правду. - Они решают почти всё, от мелочей до самых ключевых моментов. Меня никто даже не спрашивает, чего я хочу. И не собирается спрашивать. Какие тут радости?
Я ждала, что он станет спорить. Говорить, что всё совсем не так. Никто ничего за меня не решает, а если вдруг и решают, то исключительно ради моего собственного блага. Но доктор как-то сразу посерьёзнел и, слегка прищурившись, сказал:
- Вы даже не представляете, как многое в своей жизни человек способен изменить, даже оказавшись в зависимом положении. Не скажу, что всё. Но - многое. При условии, что у него есть цель, и он не боится к этой цели идти. Верьте в свои силы, Вероника. Я отлично вижу, что они у вас есть. Вам остаётся только в них поверить.
- Я никому не нужна, - глухо сказала я, поворачивая голову набок, чтобы не встречаться с Истором взглядом. - Какая может быть цель у человека, который никому не нужен? Даже если есть силы?
- С чего вы так решили? - удивился он. - Будто вы никому не нужны? У вас же есть молодой и красивый жених!
Я прикусила губу. Молодой и красивый жених у меня был, только, как оказалось, всё, что ему было нужно, - это моя кровь. Неужели Истор не знает, что всё кончено? Ох… Ну конечно, он вообще ничего не должен знать про Эдмонда. И женихом моим официально по-прежнему считается совсем другой человек. Доктор что же, говорил про него?! Это виконт-то молодой и красивый? Да он почти старик! И совершенно не красивый.
А доктор и вовсе продолжал говорить всё более крамольные вещи.
- Он проявляет о вас искреннюю заботу. Он был чрезвычайно встревожен вашим состоянием.
- Виконт? Заботу? Ну да, конечно.
Я своевременно сообразила, что откровенность откровенностью, но плохо высказываться в адрес виконта может оказаться себе дороже. Однако меня, как это очень часто бывало, выдала мимика. Истор нахмурился, внимательно изучая выражение моего лица. Должно быть, сейчас начнёт отчитывать, в лучшем случае поучать. Дескать, нельзя так говорить и думать о своём женихе и благодетеле. Но то, что в действительности сказал доктор, окончательно сбило меня с толку.
- Вы должны отнестись к нему снисходительно, Вероника. - На этом месте я подняла на него совершенно ошалелый взгляд. Снисходительно, к виконту? Ну да, вот уж кто нуждается в моей снисходительности! Примерно так же, как карп - в плаще с капюшоном. - Возможно, он не умеет проявлять заботу так, как следовало бы. Так, как вам бы этого хотелось. Но это неудивительно, учитывая то, через что ему пришлось пройти.
- А через что ему пришлось пройти?
В тот образ виконта, который пытался нарисовать Истор, я не верила ни на грош, но любопытство всё равно пробудилось. Доктор нахмурился, кажется, пытался понять, действительно я ничего не знаю или только притворяюсь.
- Думаю, я не тот человек, которому следует вам об этом рассказывать, - произнёс, наконец, он.
Ну да, конечно. А кто тот человек? Сам виконт? Вот прямо завтра он прибежит ко мне в спальню и начнёт откровенничать. Впрочем, кое-что я всё-таки успела узнать. От лекаря, который был не настолько щепетилен, как Истор.
- Я слышала, что он сидел в тюрьме за то, что совершил государственную измену, - осторожно заметила я.
- Бросьте, Вероника, вы же не думаете, что если бы виконт действительно изменил короне, он бы спокойно жил сейчас у себя в замке, - сказал Истор, поморщившись.
Я пожала плечами. Откуда мне знать?
- Мог бы, если бы нашёл способ избежать наказания. К примеру, заплатив большую взятку, - припомнила я ещё кое-что из слов Эдмонда.
- Если бы его судили за убийство, за колдовство, за разбой - тогда да, - подтвердил доктор. - Но только не в случае государственной измены. Такие вещи не прощают, даже если заплатить хоть десяток огромных взяток. За исполнением приговора король следит самолично. Так что раз лорда Телбриджа выпустили, значит, можете быть уверены: обвинение было ложным. Но, полагаю, вы понимаете, что даром такие вещи не проходят.
Дверь отворилась, и в комнату вошёл предмет нашего разговора. Я вздрогнула и вся подобралась. В первый момент мне подумалось, что виконт слышал весь наш разговор с доктором, включая последнюю его часть. Лишь потом я поняла, что это чрезвычайно маловероятно. Мы говорили негромко, а стены в замке добротные. Да и вообще трудно было представить себе виконта, стоящего в коридоре в согнутом виде, прижав ухо к замочной скважине.
- Проснулась? Ну, как идут дела?
Последний вопрос был адресован Истору. Виконт подошёл поближе, и я непроизвольно вжалась в кровать, задержав дыхание. Доктор покосился на меня с удивлением: видимо, такой эмоциональной реакции он не ожидал даже после нашего разговора. Неодобрительно качнул головой и прищёлкнул языком, но потом обратился к виконту, как ни в чём не бывало:
- Всё хорошо. Я как раз рассказывал девушке, насколько находиться на этом свете лучше, чем на том.
- Справедливо, - сдержанно кивнул виконт. - На том свете ей делать совершенно нечего. Что скажете насчёт её состояния?
- Всё уже практически в норме. - Теперь в голосе Истора зазвучали деловые нотки. - Ещё пару дней постельного режима, и можно считать вопрос исчерпанным. Дальнейшее будет зависеть от самой барышни, ну, и от вас.
Виконт молча кивнул.
- Быть может, хотите, чтобы я оставил вас наедине? - предложил доктор.
Мои глаза расширились от ужаса, и я уже собиралась шёпотом попросить его не уходить, но к моему немалому облегчению виконт сказал:
- Не стоит. Я лишь зашёл на минуту, чтобы узнать, как идут дела. У нас ещё будет достаточно времени.
Попрощавшись со мной кивком головы, он вышел из комнаты. Вынуждена признать, что моё чувство облегчения было несколько подпорчено его последней фразой.
Глава 6
Следующие два дня прошли относительно спокойно. Постельный режим - это довольно-таки славно, при условии, что чувствуешь себя хорошо, а делать всё равно нечего. Можно немного понежиться в кровати, списывая собственную леность на рекомендации врача.
Видимо, сработал инстинкт самосохранения, и о событиях, предшествовавших болезни, я думала очень мало. Зато мне в голову пришла свежая идея попробовать погрузиться в религию. Ведь тот жестокий урок, который преподнесла мне жизнь, явился следствием моей собственной разнузданности и греховности. Прямым результатом побега от законного жениха и действий, которые до определённой степени подпадали под понятие прелюбодеяния. Поэтому я честно попыталась встать на праведный путь и посвятить свою жизнь Рейе, Делву и Калму.
Хватило меня часов на восемь. Я проштудировала "Житие святого Веллира" и не переставала поражаться, отчего столь невероятное число демонов и демониц пытались совратить одного-единственного святого. Причём если процесс совращения святого демоницей я ещё могла кое-как себе представить, то процесс его совращения демоном моё девичье воображение рисовать отказывалось наотрез. Книга "Пятьдесят восемь способов искупить грехи" быстро ввергла меня в уныние. Зато "Инструкцию по применению пояса верности" я листала долго и с большим интересом. Особенно мне нравилось рассматривать картинки.
Словом, я очень быстро поняла, что, увы, по-прежнему не гожусь на роль высоконравственной Ученицы Триады. Это откровение было не слишком приятным, но ожидаемым, и потому вечером второго дня я без лишних сантиментов вернулась к тому занятию, с которого начала утро, то есть к лежанию в постели.
А на следующий день ко мне в покои пришёл виконт. Я с трудом подавила позыв вскочить с кресла и вытянуться перед ним, опустив глаза долу. Вместо этого осталась сидеть в кресле - я ведь больна, в конце-то концов, - но спину распрямила и скромно сложила руки на коленях. Словом, приняла позу хорошей девочки, прилежно заученную в пансионе.
- Доброе утро, - сказал виконт, заходя и усаживаясь во второе кресло напротив меня.
- Доброе утро, милорд.
Я на мгновение подняла глаза и снова опустила. И всё равно то ли видела краем зрения, то ли интуитивно чувствовала, как он сверлит меня глазами.
- Я пришёл сделать то, чем нам следовало заняться сразу же после твоего приезда, - твёрдо произнёс он.
Мои глаза расширились, и я испуганно вжалась в спинку кресла. Что это он имеет в виду?
К счастью, виконт уже смотрел мимо меня и потому совершенно спокойно уточнил:
- Поговорить.
У меня отлегло от сердца. Но ненадолго. Разговор с виконтом - это, конечно, намного лучше, чем то, о чём я в силу своей испорченности подумала, но тоже не слишком способствует расслаблению.
- Ты хочешь задать мне какие-нибудь вопросы?
Взгляд у него неспокойный, бегающий, правая рука то сжимает, то разжимает подлокотник кресла. Неужели он тоже нервничает из-за этого разговора? Да нет, не может быть.
Что он хотел? Ах да, вопросы… Я напряжённо нахмурила брови, но голова стала внезапно абсолютно пустой, словно библиотека, из которой вынесли все книги. Вопросов у меня когда-то была масса, они скапливались постепенно, один за другим. Но сейчас я ничего не могла вспомнить и потому ответила:
- Нет.
- Ладно, - со вздохом кивнул виконт. - В таком случае я начну, а ты спросишь всё, что захочешь, потом. - Короткое молчание, и он приступает к рассказу: - Я познакомился с твоим отцом несколько лет назад, в Ансилоне.
Ансилона? Ну да, маленькая южная страна, которая славится необычным климатом, удивительной природой, а также тем, что её населяют варвары, почитающие целый пантеон ложных богов и ничего не слышавшие о Триаде. Вернее сказать, до относительно недавнего времени не слышавшие. Лет десять назад король и Верховный Совет направили туда жрецов, которые должны были обратить варваров в истинную веру, а заодно и армию, на случай, если добровольно обращаться местному населению не захочется. По странному стечению обстоятельств, впрочем, возможно, отнюдь не случайному, в тот же самый период и с аналогичной целью в Ансилону была отправлена армия граничащего с нами государства, Ланрегии. В итоге Ансилона превратилась в зону затяжных боевых действий, ведущихся на её территории этими двумя армиями. Удалось ли при таком раскладе обратить в истинную веру хоть кого-то из аборигенов, остаётся загадкой.
- Я был в Ансилоне на военной службе, а твой отец посетил её по своим делам.