Сербская свадьба в пригороде Сараево. Невеста в белом подвенечном платье, жених в чёрном костюме с белой розой в петлице. Гости гуляют и веселятся. Вдруг, откуда ни возьмись, выстрелы. Отец жениха ухватился руками за красное пятно на белой рубахе на груди и осел на землю мёртвый. Так началась боснийская война.
Зеница, Маглай, Завидовичи, Бугойно, Мостар, Кониц… Это названия балканских городов и сёл, где мусульмане безжалостно истребляли сербов. А геноцид сербского населения в самом Сараево? Почему о нём молчат западные правозащитники?
Окровавленные тела в оврагах, некоторые обезглавлены, глаза выколоты. Потомки османских янычаров не отличались милосердием. За неполный месяц своей случайной балканской экспедиции я насмотрелся стольких ужасов, что даже алкоголь уже не помогал забыться, окончательно потерял сон, ел больше по привычке, чем от чувства голода.
Господи! Как легко может человек превратиться в зверя! Боснийцы - это те же сербы, только принявшие ислам. Как грузины-мусульмане - аджарцы. Отец моего друга Зураба Сулико Османович родился в 1915 году в Османской империи, но у меня в голове не укладывается, чтобы этот добрейший старик призывал воевать с грузинами-христианами. Или когда проливается кровь близких тебе людей, то никакие человеческие и божеские законы уже не писаны и только ищешь оправдание своей ненависти?
В Югославии сербы были цементирующей страну нацией, как русские - в СССР. Государственный язык - сербский. Хотя десятилетия страну возглавлял хорват Иосиф Броз Тито. А теперь сербы стали изгоями. Их погнали вначале из Хорватии, потом из Боснии и Герцеговины. Как русских из Прибалтики, из Молдавии, из Средней Азии и Казахстана. Я сам лишён родины только за то, что у меня славянская внешность и родной язык русский.
"Чемодан - вокзал - Россия", "Чемодан - вокзал - Белград". С такими криками опьянённые взрывом национального "самосознания" молодчики выдворяли русских из Риги, Ташкента и Грозного, а сербов из Загреба, Сараева и Приштины. В 1917 году в России виновниками всех зол были объявлены помещики и капиталисты, в 1933 в Германии - евреи, в 1990‑е - сербы и русские. Ни к чему хорошему столь кардинальное решение проблем не приводило.
Без родины, без жены, одурманенный войнами, я вернулся в Москву в начале октября. Листья на деревьях уже пожелтели, шли дожди. На теле - ни одной царапины. Пули, предназначавшиеся мне, по странному стечению обстоятельств получал кто-то другой. Но душа была пуста, как выжженные солнцем Кара-Кумы. Как-то надо было выживать.
Первым делом позвонил отцу. Он сказал, что с Данилой всё в порядке, учится хорошо, но просил ускорить переезд в Россию.
- Да, Майя прислала документы на развод, - добавил он в конце разговора.
- Отдашь мне при встрече. Я всё подпишу, - ответил я и положил трубку.
"Женюсь на первой встречной!" - дал я себе слово. И сдержал его.
Девушка оказалась миленькой студенткой из Томска. К ней я пристал на Центральном аэровокзале на Ленинградском проспекте. Мой рейс на Батуми задержали до утра, её - тоже. Мы пили ликёр и болтали. Я рассказывал о красотах Грузии и Югославии. Прощаясь, она записала свой номер телефона в моём военном билете, другой бумаги под рукой не нашлось.
Российские проводники на мехсекциях отказывались ехать в Грузию. С одной стороны - Абхазия, с другой - Чечня. Везде - война. Мандарины гнили на складах Батуми и Кобулети. Мы с Зурабом ездили на узловую станцию Самтредиа, безрезультатно. На обратном пути наш "Жигулёнок" обстреляли в горах из автомата. Все стёкла выбиты, а мы - целы. Пришлось мне ехать в Армавир.
Каждому из проводников я пообещал по новой "девятке", только на таких условиях они согласились отправиться в Аджарию.
В четыре рефрижераторных вагона мы загрузили сто пятьдесят тонн мандаринов, при норме 120. По договорённости с проводниками я обязался лично сопровождать груз через Чечню. На приграничной станции в купе зашли четыре бородатых абрека.
- Мы - ваша охрана, - представились они.
- Сколько? - спросил я.
- Тысяча долларов каждому.
Торг здесь был неуместен. Шесть часов мы ехали по Чечне, и всё это время вооружённые горцы молчали. На границе с Россией я с ними расплатился. Они пожелали нам счастливой дороги и посоветовали больше в их республику не возвращаться.
На прибыль от реализации мандаринов под Новый год я купил две квартиры в Томске. В одной поселились мои отец и сын, а в другой - я с молодой женой.
Взвейтесь кострами,
Синие ночи!
Мы пионеры -
Дети рабочих!
Близится эра
Светлых годов,
Клич пионеров:
"Всегда будь готов!>>.Алексей Жаров
В третьем классе в День пионерии 19 мая на торжественной линейке старшеклассница повязала мне на шею красный галстук и нацепила на накрахмаленную белую рубашку пионерский значок.
- Я, Владимир Козак, вступая в ряды Всесоюзной Пионерской Организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю: горячо любить свою Родину. Жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия. Свято соблюдать Законы Пионерии Советского Союза.
Как самую сокровенную молитву произносил слова этой клятвы, и слёзы накатывали на глаза от важности переживаемого события.
- Будь готов!
- Всегда готов! - ответил я и отдал пионерский салют.
А днём, когда мы с ребятами из класса пошли на общегородскую торжественную линейку в горсад, я отстал от них, и меня внезапно окружила толпа маленьких казачат. Они были младше меня, должно быть, первоклассники, но их было много.
- Дай денег!
- Ещё чего!
- А по морде?
- Попробуйте.
Денег от меня они, конечно, не получили. Но порвали рубашку, галстук, разбили нос. Бабушка с дедом жили недалеко от горсада, поэтому я направился к ним, чтобы не травмировать родителей. Иду по улице, кровь ручьём льётся из носа, на белой рубашке появляются всё новые и новые алые пятна, и никакой любви к братскому народу не чувствую, а только обиду и злость.
В то время в Павлодаре представителей коренной национальности было немного, процентов двадцать-двадцать пять от всего населения. Из пятидесяти средних школ в городе преподавание на казахском языке велось только в двух. В нашем классе вообще училась только одна девчонка-казашка. У остальных ребят были русские, украинские, татарские или немецкие фамилии. И все говорили по-русски. Но каждое утро после гимна "Советского Союза" в шесть часов вещание по радио начиналось на казахском языке: "Алма-аты селектармы". Правда, радио я слушал редко, только в холода заветные слова диктора: "Сегодня температура воздуха в нашем городе минус 32 градуса. Занятия в школах с первого по восьмой классы отменяются".
В юности национальные противоречия только усилились. В Павлодаре имелись две танцплощадки. Одна - в горсаду, другая - возле Дома культуры железнодорожников. В горсаду хозяйничала казахская молодёжь, проживавшая в частном секторе возле центрального рынка, а в благоустроенном микрорайоне - "русские" (славяне и немцы). Нам ходить на танцы в казахский край было опасно, а казахам к нам тоже. Нарушители традиции отделывались в лучшем случае синяками.
У меня не было никакой национальной неприязни к ребятам-казахам. Наоборот, я испытывал даже симпатию ко многим из них. Несколько прямолинейные, они были честнее и более предсказуемыми, чем русские. И как деловых партнёров уже в зрелом возрасте, когда стал заниматься бизнесом, я их оценил. Казахские девушки мне нравились всегда. Росомаший разрез глаз, скуластое лицо ассоциировались с дикими степями, необузданными лошадьми и разжигали моё мужское воображение.
Но откуда эта национальная неприязнь? Стоило казахским парням из простых семей сбиться в кучу, русофобия тут же становилась объединяющим началом. Ещё и Советский Союз был жив, в средствах массовой информации, на партийных, комсомольских и профсоюзных сборищах декларировались братство и дружба народов, а на бытовом уровне происходило совсем другое.
Двойная мораль, как ржавчина, разъедала советское общество. Говорили одно, думали другое, а делали третье. Дети, воспитанные во лжи, не могут быть счастливы.
Почему СССР развалился, как карточный домик, стоило только чуточку ослабить вожжи? Откуда взялся этот оголтелый национализм в бывших союзных республиках, заставивший миллионы русских бежать из обжитых мест, продавая за бесценок или просто бросая нажитое за всю жизнь?
Наследство колониальной политики? Восстание угнетённых народов? Все империи когда-нибудь разваливаются, просто настала очередь Советской (то бишь Российской)?
Казахстан впервые получил формальный государственный статус в составе Советского Союза. В 1936 году в результате принятия Конституции СССР Закавказская Федерация была разделена на Азербайджанскую, Армянскую и Грузинскую ССР, а входившие в РСФСР Казанская АССР и Киргизская АССР были преобразованы в союзные республики. Позже к Союзу были присоединены только Молдавия и Прибалтика в 1940 году. В Российской империи даже этнографы национальности "казах" не знали. Были киргизы, ещё их называли киргизцами. Оседлые жили в Ферганской долине и занимались земледелием, а киргизы-кайсаки - кочевники - скотоводством, они перегоняли свои бесчисленные табуны лошадей по бескрайним степям центральной Евразии с одного джайлау (пастбища) на другое. До начала XX века у них не было даже своей письменности.
В августе 1920 года, когда страна была ещё охвачена пламенем Гражданской войны, в Крыму не пало правительство генерала Врангеля, Забайкалье и Приморье оставались под контролем белых армий, большевистское правительство приняло Декрет "Об образовании Киргизской Советской Автономной Социалистической Республики" в составе РСФСР. Столицей был назначен Оренбург. В 1925 году её переименовали в Казакскую АССР и столицу с Урала перенесли вначале на Сырдарью, а через два года - восточнее, в Алма-Ату (город Верный).
Павлодар - Павлу в дар. В 1861 году заштатный казачий городок Коряков в Южной Сибири был переименован в честь новорождённого Великого князя Павла Александровича, сына императора Александра II. Уральск, Гурьев, Семипалатинск, Усть-Каменогорск, Петропавловск основаны тоже уральскими, сибирскими и семиреченскими казаками, начиная ещё с XVI века. В Российской империи их коренным населением считались казаки, а не казахи. Может быть, отсюда сталинская Казакекая АССР? Иезуитская идея поменять казака на казаха в голове "отца народов" родилась перед началом массовых политических репрессий 1937 года.
После Гражданской войны советская власть в национальном вопросе стала придерживаться политики так называемой "коренизации". На Украине проводилась массовая кампания по украинизации населения. В школах преподавание учебных дисциплин с русского переводилось на украинский. В культуре национальная самобытность ставилась выше всего русского. Быть русским в национальных провинциях стало непрестижным, и даже русские люди в паспортах, где графа "национальность", записывали "украинец" или "белорус". Проводя эту кампанию, большевики решали одновременно две задачи: заигрывали с нерусским населением окраин, развивая их национальное самосознание, одну из движущих сил мировой пролетарской революции, а с другой стороны, стремились в корне уничтожить саму русскую идею, основу "белого движения".
Советский Союз изначально планировался как мировое рабоче-крестьянское государство. "Пролетарии всех стран соединяйтесь". Двери в него были открыты для всех: Германской, Французской, Английской ССР…
Ну а если вход свободен, то и выход должен быть таким же, хотя бы формально. Иначе трудно найти желающих встать под красное знамя мирового пролетариата. Но выйти из состава СССР было практически невозможно. Ведь этот вопрос был передан в ведение Съезда Советов и без его согласия никуда бы союзные республики не делись. Однако де-факто Россия вступила в равноправный союз со своими же губерниями. И парад суверенитетов в 1990 году показал, что далее простая формальность может сыграть роковую роль в судьбе великой державы.
Иосиф Сталин был сыном священника. Божий промысел он мог оценить. В ноябре 1941 года гитлеровцы стояли под Москвой, и только чудо могло спасти столицу от взятия неприятелем. Как и в 1812 году, на помощь русским снова пришёл их главный союзник - "генерал Мороз". Солдаты вермахта примерзали в окопах к чужой студёной земле намертво. Танки не заводились в сорокаградусный мороз. Воевать в такой холод могли только русские варвары. Следующей зимой та же история повторилась под Сталинградом. Замёрзшая армия фельдмаршала Паулюса оказалась в котле и была разгромлена. Это уже не просто совпадение. Как тут не поверишь в Бога?
Спасти страну от порабощения мог только невиданный патриотический подъём её граждан, а без истории славных побед русского оружия, без святой веры людей в праведность этой борьбы и жертв никогда бы не состоялась Великая Победа.
Стали открываться православные храмы. Было возвращено патриаршество. На мундиры воинов вернулись погоны. Учреждены ордена Суворова, Кутузова, Ушакова. И в национальном вопросе "отец народов" дал обратный ход. Как и в эпоху царей, курс был взят на русификацию всего Советского Союза. Русский язык вернул себе ведущие позиции в сфере администрации, делопроизводства и образования. Только отныне русское стало советским.
А в 1990‑е годы советское не стало обратно русским. Его растащили по национальным квартирам новые независимые государства, устроившие народу, сохранившему их национальную самобытность, жестокий исход из родных земель.
О чём думал президент Ельцин, подписывая Беловежские соглашения? Неужели настолько хотелось личной верховной власти в бывшей РСФСР без всяких отчётов перед Горбачёвым? Или хитрый Леонид Кравчук, уроженец польской Галиции, ему так щедро наливал, что не до изучения документов было?
Я - наполовину русский, наполовину украинец, родившийся в Казахстане. Но мой родной язык - русский, родная культура - русская. Мою семью выгнали с родины. И я должен быть толерантен к тем, кто это сделал? Только потому, что я якобы потомок каких-то колонизаторов.
Ну ладно, я, мой отец - это уже уходящие поколения, но дети-то причём? Мальчика, который мог быть моим сыном, сожгли живьём. Мой родной сын сейчас сидит в тюрьме за то, что вступился за свой народ. И если мы и дальше будем пятиться назад, то вскоре окажемся "негражданами" в какой-нибудь Селькупии. На Севере Томской области живёт почти 600 селькупов. Это представители коренной национальности, когда-то населявшей Васюганские болота.
Они проскользнули в лаз бесшумно, как тени. Чёрные, в бронежилетах, в удлинённых касках и масках. В руках у них были короткие автоматы неизвестной мне модели.
- Кто это? - спросил я у Монгола.
- Меньше знаешь, лучше спишь, - хитро ответил казах и добавил. - Нам стоит подождать, пока специалисты освоятся в темноте.
Лучшей декорации для съёмок фильмов о войне, чем бывший международный терминал Донецкого аэропорта, трудно отыскать. Сталинград, Варшава, Дрезден во вторую мировую уцелели, наверно, больше. Только сверхпрочная конструкционная сталь удерживала свисающие над головой куски бетона от окончательного разрушения. Если бы под обломками и слоями строительной пыли местами предательски не сверкали раскуроченные металлоискатели, камеры для досмотра багажа, весы, кофеавтоматы, витрины duty free, то всё это варварство можно было списать на гитлеровцев, но в Европе XXI века это сделать сложно.
- А вы, правда, отец Дана? - спросил меня паренёк лет двадцати, мой провожатый по катакомбам. - Вот здорово! Я только месяц прослужил под его началом, но сразу понял, какой он командир. Солдат всегда берёг. Потерю каждого принимал, как личное горе. Здесь, пожалуйста, пригнитесь, Владимир Святославович, балка наверху. А тут - налево. Здесь раньше камера хранения была. Вот в комнате администратора и подождём. Дальше идти опасно. Впереди - настоящие черти. Их далее пули не берут.
- А тебя как зовут?
- Вася.
- Здешний?
- Из Горловки. Шахтёры мы в третьем поколении. Мой дед и отец проходчиками на шахте работали. Мы с Глебом, братом моим, тоже на шахту устроились. Глеб старше меня на три года, у него семья, дети - мальчик и девочка, жена в послеродовом отпуске. А тут война началась. У его жены родители в Запорожье. Вот они к ним и уехали. А я подался в Россию, в Кузбасс. Не хотел ехать, но батя с мамкой заставили. Прошлое лето всё отработал на шахте в городе Полысаево. Знаете такой? Недалеко от вашего Томска. А потом мамку прямо на улице, из магазина шла, осколком убило. На её похоронах я и встретился с братом. Он в Нацгвардии служит, падлюка. На поминках мы с ним чуть не подрались. Батя разнял. Ему совсем мозги укропы промыли. Как зомби, твердит, что это русские на нас напали. А мамку нашу-то украинцы убили. Фашисты! И Глеб - фашист, а не брат мне больше. Я и в ополчение записался, чтобы за мать отомстить. Глеба хочу встретить.
Василий замолчал. Начался бой. Нескончаемая стрекотня пуль, взрывы гранат один за другим гулким эхом разносились по всему подземелью. Выстрелы становились всё громче, а вспышки трассеров и взрывов всё ярче. Бой надвигался на нас.
- Вот и мы сгодимся, Владимир Святославович. А вы боялись пропустить самое главное. У нас от войны нигде не спрячешься. Она сама приходит.
Проходчик предупредил меня, что геройство не по нашей части, брать языков нам не нужно, если враги выйдут на нас, то стреляем на поражение.
- Here! Come here! Fuck! - вдруг раздалось в двух шагах от нас.
Мы с Василием едва успели упасть на бетонный пол и направить стволы автоматов в дверной проём, как нас ослепил яркий свет фонаря. Несколько очередей раздалось одновременно. Свет сразу погас, вернулась темнота. В установившейся тишине я услышал стон Василия. Посветил на него фонариком и ужаснулся. Вся грудь паренька была в крови. Он посмотрел мне в лицо, хотел сказать что-то, но из уст сорвался только последний вздох. Я прикрыл его остекленевшие глаза ладонью. И только потом перевёл луч фонаря на вход. На пороге комнаты лежали два тела. Одно неподвижно, другое корчилось от боли. Я встал и подошёл к раненому. Он был в маске. Мне хотелось посмотреть в глаза убийце Василия, прежде чем нажать на курок. Я нагнулся и сорвал с него чёрную маску. Под ней было искорёженное болью чёрное лицо. Сначала мне подумалось, что это сажа, маскировка, боевой раскрас, как у Рэмбо. Но приплюснутый нос, пухлые губы и большие белки глаз не оставляли сомнения, что передо мной - негр.
Чёрные ниндзя бесшумно выплыли из темноты. Не произнеся ни слова, изъясняясь непонятными мне жестами, они схватили раненого негра под руки и поволокли по направлению к выходу. Трупы проходчика и убитого нами врага тоже прихватили с собой.
Из лаза на дневной свет вынесли много тел. Раненых сразу грузили на машины "скорой помощи" и отправляли в больницу, а убитых раскладывали на земле в две линии: наших - справа, врагов - слева. Наша линейка оказалась в три раза меньше.
Я даже не успел взглянуть на хвалёного Змея, его вместе с другими пленными быстро забрали представители госбезопасности.
Монгол долго говорил о чём-то с командиром спецназовцев, а потом подошёл ко мне: