Сознавая, что их не может защитить ни суд, ни богатые, неимущие вынуждены были решать свои споры неофициальным путем или даже отказаться от своих претензий.
Вместе с тем басни и пословицы учили бедняка, что надеяться на снисхождение сильных мира сего бесполезно; примером служит басня "Волк и ягненок":
Ягненка, что отстал от своего стада,
Увидел волк, но брать его не стал силой,
А начал благовидный измышлять повод:
"Не ты ли год назад меня бранил, дерзкий?" -
"Никак не я: я нынешним рожден летом".
"Не ты ли зелень на моих полях щиплешь?" -
"Ах, нет, ведь слишком мал я, чтобы есть зелень".
"Не пил ли ты из моего ручья воду?" -
"Нет: я лишь материнское сосу вымя".
Тут волк без дальних слов его схватил в зубы:
"Не голодать же мне из-за того только,
Что у тебя на все готов ответ ловкий!"
(Бабрий. Басни, 89)
Лучшего всего было вообще не вступать в противостояние с богатыми, как в басне "Дуб и тростник":
В горах свирепый ветер вырвал дуб с корнем
И бросил в реку. Потащил поток пенный
Огромный ствол, что всех людских племен старше.
Рос по обоим берегам реки быстрой
Густой тростник, спокойною вспоен влагой.
И дуб дивился, почему тростник этот
И слаб и мал, а устоял в такой буре,
Которая и мощные дубы валит?
Тростник разумно молвил: "В этом нет дива:
Ведь ты боролся с бурею и пал в битве,
А нам дано безропотно клонить стебли,
Едва нас самый легкий ветерок тронет".
(Так говорил тростник. И вот урок басни:
Ты не перечь, а лучше уступай сильным.)
(Бабрий. Басни, 36).
Чтобы защитить себя от произвола богатых, бедняк должен был проявлять сообразительность и сметку. Во многих баснях показывается, как полезно внимательно анализировать обстановку – к примеру, в басне "Больной лев":
Когда ко льву с годами подошла старость
И на охоту он уже не мог выйти,
В пещере лег он, словно изнурен хворью,
И там лежал, притворным исходя хрипом,
Бессильным стоном свой могучий рев сделав.
Молва о том прошла по всем лесным норам:
Грустили звери, слыша про недуг львиный,
И все поодиночке шли ко льву в гости.
А лев легко хватал таких гостей в когти,
Их пожирал, и доживал свой век сытно.
Лиса, однако, догадалась, в чем дело,
И издали спросила: "Как живешь, царь наш?"
Лев отвечал: "Любезная лиса, здравствуй!
Но почему же ты в такой дали встала?
Скорее, дорогая, подойди ближе
И скрась мне смерть забавною твоей речью".
Лиса в ответ: "Прости, но я уйду лучше:
Здесь все следы приводят к твоему входу,
Обратных же следов ни одного нету".
(Блажен, кому достался без потерь опыт,
Кого чужие бедствия уму учат.)
(Бабрий. Басни, 103)
Хотя зажиточные и их власть вызывали у бедных неприязнь, они понимали значение богатства. Они знали, что состоятельность дает власть, но несет в себе и риски. Да, неимущим жилось плохо, но соблазн богатства пугал их. Ведь жадность не доводила до добра, как в басне "Мышь, попавшая в горшок":
Недоглядев, попала мышь в горшок супу
И, утопая, чуть дыша в густом жире,
Сказала так: "Поела, попила вволю,
Всласть пожила; теперь и помирать время!"
(Пускай уроком будет эта мышь людям,
Которые до пагубных услад падки.)
(Бабрий. Басни, 60)
В пословицах тоже часто говорится о богатстве. С одной стороны, оно дает человеку большие возможности и потому желанно, с другой – в нем есть что-то подозрительное, например для должника. Ведь вообще принято думать, что обеспеченность достигается предательством, воровством и другими неправедными средствами. Кроме того, основная цель бедняка – сохранить то малое, что есть, а не увеличить свое состояние; это, конечно, защитная тактика, нацеленная на самохранение. Изречение "Лучше быть бедным на земле, чем богатым в море" (Диоген, 2.62) предостерегает от стремления к богатству. Раз уже тебе выпало родиться нищим, постарайся найти в том хорошую сторону.
Но при всем этом бедняки не подвергали сомнению существовавшее общественное устройство. В народном творчестве часто выражалось понимание иерархии. Так, в басне "Галка и орел" читаем:
Орел, барана жирного схватив в стаде,
Унес его в гнездо, своим птенцам в пищу.
Хотела галка то же, что и он, сделать,
Но, чуть слетев, запуталась в шерсти овчей.
"По совести наказана моя глупость -
Орлам могучим мне ли подражать, галке?"
(Бабрий. Басни, 137)
Замечу, однако, что в литературе часто упоминается зависть неимущих к тем, кому повезло больше; Тиндар в "Пленниках" Плавта (583) так говорил об этом: "…est miserorum, ut malevolentes sint atque invideant bonis" ("Свойство всех несчастных – зависть к лучшим, зложелательство"). Если у бедняков находилось время для мечтаний, то они желали не свержения власти и состоятельных людей, а приобретения такого же, как у них, богатства.
Заключение
Жизнь бедных определялась тяжелыми экономическими условиями их жизни. В иерархическом обществе у них не было никаких шансов "выбиться в люди". Но тактика выживания служила им надежным подспорьем. Благодаря взаимопомощи и конкурентной борьбе им удавалось существовать более или менее сносно. В своих представлениях о мире они исходили из утвердившейся идеи об уготованной им судьбе. Подчиненное положение по отношению к богатым и могущественным вынуждало их приспосабливаться либо провоцировало на сопротивление. Кто-то из них, возможно, и мечтал о более справедливо устроенном обществе, но в принципе они на это не рассчитывали и усердно трудились, хотя, что вполне понятно, и завидовали тем, кто был благополучнее.
Глава 4. Жизнь в неволе: рабы
Одомашнивание диких животных и порабощение людей происходили почти одновременно, ибо человек мог делать то, чего не могли животные. С древнейших времен люди захватывали в плен своих врагов и превращали их в рабов, а потому в античном мире рабство воспринималось уже как совершенно естественный и выгодный способ эксплуатации людей. В греко-римском обществе рабство с его местной спецификой было широко распространено, а само его существование не подвергалось сомнениям. Конечно, находились хозяева, не совсем равнодушные к физическим и нравственным страданиям своих рабов; философов тревожило произвольное разделение людей на свободных и рабов. Но за исключением весьма редких и несущественных случаев, ни те, кто размышлял о сути рабства, ни те, кто просто использовал труд рабов, ни те, кому приходилось общаться с чужими рабами, не задумывались о преимуществах и практической пользе отмены рабства. Собственно, вся история рабства – это история приспособления к нему людей, попыток сбежать или уклониться от рабства, а не борьбы с самим фактом его существования.
Этот факт культуры античного общества позволяет нам изучить жизнь рабов. В рабовладельческом обществе они вовсе не воспринимались как неодушевленные "предметы", а были просто отдельной социальной группой, игравшей определенную роль.
Римляне никогда не отказывали рабам в праве считаться людьми, а не животными, хотя и тех и других одинаково рассматривали как свое движимое имущество и воспринимали рабов низшими и неполноценными человеческими существами. Они просто хотели, чтобы те знали свое место и приспособились к своей роли рабов. Мы постараемся понять, какой была жизнь человека, попавшего в рабство.
Составить обобщенное представление о рабах в греко-римском обществе достаточно трудно из-за разнообразия их жизненных условий и обстоятельств. По скудным сведениям невозможно создать полную и ясную картину их внутреннего мира. Дополнительные трудности возникают из-за склонности западных авторов использовать сведения о рабстве в Новом Свете для понимания доступных для нас документов и свидетельств о рабстве в античном мире. Как я покажу далее, между этими двумя мирами действительно есть некоторые сходные моменты, представляющие ценность, но имеются и существенные различия – прежде всего, в Древнем мире рабство не имело расовой составляющей, а жизнь и деятельность рабов была гораздо более разнообразной.
Голос раба?
Сохранился ли в античных источниках голос самих рабов? Некоторые авторы, писавшие для элиты (Плавт, комедиограф Римской республики, Диоген, древнегреческий философ, основатель школы киников, Эпиктет, древнегреческий философ-стоик, баснописцы Эзоп и Федр), родились в рабстве или какую-то часть своей жизни были рабами, во всяком случае, так считалось. Поразительно, но ни один из них не взял на себя труд подробно описать тот период своей жизни. Ближе всех к этому подошли Эпиктет и Плавт: первый в своих беседах ссылается на рабов, а второй вводит их в состав действующих лиц своих пьес, четко обозначая три основные проблемы этой социальной группы. Все же можно было ожидать, что из десятков тысяч страниц древнегреческой и древнеримской литературы найдется хоть одна, написанная самим рабом о своей жизни (или хотя бы из тысяч наименований античных произведений, из которых ни одно не дожило до наших дней). Ведь нам известно, что среди рабов было много грамотных и образованных людей. Например, Флегон из Траллеса писал труды на исторические и другие темы в правление императора Адриана, а вольноотпущенник Квинт Реммий Палемон после того, как был отпущен на волю, стал знаменитым грамматиком и преподавал в Риме. Но ни одно из известных нам художественных сочинений не написано рабом о рабах, а единственное произведение – "Жизнь Эзопа" – принадлежит анонимному автору. Есть сочинения, в которых фигурируют рабы: "Сатирикон" Петрония, "Золотой осел" Апулея, различные античные истории любви, "Беглецы" Лукиана и др., повествующие о разных временах и о многообразной жизни рабов. "Сатирикон" и "Золотой осел" определенно написаны представителями высшего общества – Петроний был сенатором, а Апулей принадлежал к провинциальной элите. Происхождение авторов любовных историй неизвестно. "Жизнь Эзопа", судя по простому языку и стилю, написана обычным человеком, тогда как Лукиан рос в семье ремесленника и мог претендовать на личное знание жизни и взглядов людей, не относившихся к "сливкам общества".
Процессия рабов. Мужчин, женщин и детей ведут на невольничий рынок, где они будут проданы работорговцем Авлом Каприлием Тимофеем, который гордо хвастается своей профессией, презираемой даже его современниками, почему и поместил этот рельеф на своем надгробии. Амфиполис [Афиполи], Греция. ВСН 10 (1986): 513–530, рис. 6. Фото Жака Ружера любезно предоставлено Н. Дюшеном
Конечно, в трудах историков и прочей литературе элиты, а также в юридических документах о рабах говорится довольно часто. Обычно на их данных и основываются все дискуссии о древнем рабстве. Однако я стремлюсь понять внутренний мир рабов без предвзятого взгляда на них со стороны писателей-аристократов. Мне могут возразить, что можно вполне опереться на имеющиеся литературные труды и учитывать соответствующие взгляды аристократов, что и делают многие ученые. Но я предпринял своего рода эксперимент, целью которого является попытка нарисовать картину жизни рабов без использования сочинений элиты. И хотя я обращался к трактатам аристократов о сельском хозяйстве, к произведениям Петрония и Апулея, пытавшихся проникнуть во внутренний мир рабов, традиционные работы историков, биографов и авторов писем только изредка приводятся в моей работе.
Есть некоторая надежда "обнаружить голоса" рабов в христианской литературе, поскольку они принимали участие в религиозных обрядах раннего христианства и жили в общинах. В Евангелии имеются прямые упоминания о рабах, а также дается некоторое представление об их взглядах. В Новом Завете только в Первом послании апостола Петра упоминаются сведения об этом, но от лица самого раба, несмотря на всю риторику о том, что его "собратья" являются важной частью христианской общины; и если автор сам был рабом, то он это тщательно скрывает. Поздняя христианская литература тоже не дает нужных нам сведений. Так что как в христианской, так и в языческой литературе отыскать "голос раба" крайне сложно.
В толкованиях снов и астрологических гаданиях затрагиваются вопросы, связанные с сексуальными отношениями рабов и их бегством от хозяев. В баснях, хотя они применимы к людям разных слоев общества, также выражены взгляды и поведение, присущие рабам. Но вызывает удивление тот факт, что в других видах народного творчества – поговорках и пословицах – практически ничего не говорится о рабстве. Причина этого до сих пор непонятна.
Еще одним источником изучения жизни рабов являются надписи на их надгробиях, обычно весьма краткие. Они дают ценную возможность заглянуть во внутренний мир этих людей; и я очень часто привожу такого рода информацию. Других археологических сведений о жизни рабов совсем немного, а те, что дошли до нас, мало чем интересны. В отличие от таких предметов материальной культуры расшифрованные тексты египетских папирусов, содержащие демографические и исторические сведения, представляют собой весьма ценный источник исследования рассматриваемой нами темы.
Численность и происхождение рабов
Демографические сведения о рабах помогают понять, как формировалось их мировоззрение. В сельском хозяйстве Римской империи рабский труд не был преобладающим, но широко использовался в крупных землевладениях, преимущественно в Италии и на Сицилии; кроме того, большое количество невольников работало в городских хозяйствах. Хотя в различных регионах ситуация разнилась, в целом по империи из семи домохозяйств только одно имело рабов, причем большинство из них принадлежало аристократии и использовалось не на сельскохозяйственных работах и в торговле, а трудилось в домах своих хозяев. Множество семей не могло позволить себе иметь рабов или сделать их труд экономически выгодным. Как указал Аристотель, "поскольку у бедняков нет рабов, они вынуждены использовать труд своих жен и детей для тех работ, которые обычно выполняют рабы" (Политика, 5.1323А). Предположительно рабы составляли около 15 % от общего количества населения всей империи, а во многих местах – еще меньше. Это важно помнить, рассматривая положение рабов в античном обществе. Численность и значимость их труда варьировались в зависимости от места проживания. Зачастую их существование было ужасным, но в некоторых местах рабы имели меньше запретов, меньше угнетались и меньше бедствовали, чем, например, в городах, где общество не могло обходиться без их большого количества.
Важно знать, что внешне и по языку невольники практически не отличались от свободнорожденных. Рабов с другим цветом кожи и чертами лица имелось немного, хотя попадались те, кого привезли из Африки, и германцы, для которых были характерны высокий рост и светлые волосы. Их внешность, речь, а также одежда, такая же, как у простых людей одинаковой с ними профессии или занятия, не позволяли отличить рабов от остального населения – если у них не было особого клейма или стрижки. Поэтому они, а еще больше вольноотпущенники легко и естественно общались в одной среде, и если раб убегал от хозяина, то найти его оказывалось почти невозможно. Отсутствие физических и поведенческих различий позволяло рабам жить так же, как нижние слои общества. Подобное не допускалось ни в одном из рабовладельческих обществ, существовавших в истории.
Люди попадали в рабство различными путями. Основное количество невольников представляли собой захваченные в плен жители покоренных стран в процессе захватнических войн республики, но к эпохе Августа крупных войн почти не велось. Еще одним источником являлись потомки рабов. Дети рабов росли в рабстве. Свободнорожденные зачастую отказывались от нежелательного ребенка, и любой человек мог принять в свою семью и вырастить такого младенца; по римским законам, такой найденыш считался свободнорожденным, однако на самом деле если он рос в семье раба, то практически было невозможно доказать его "свободное" происхождение. Следовательно, численность рабов постоянно пополнялась и за счет таких найденышей.
Четвертым основным, хотя не менее существенным источником стало обращение в рабство взрослых людей. Это могли быть захваченные на войне пленники, но чаще жертвы разбойников и пиратов, которые похищали путников и других беззащитных людей, нападая на небольшие города и поселения в сельской местности. Августин Тианский свидетельствует об ужасе их внезапных набегов на свободное население отдаленных поселений как внутри, так и за границами империи: "Так велико в африканской провинции количество тех, кого попросту называют "рабами", что они практически оставляют провинцию безлюдной, уводя людей, чтобы продать их за морем, – и почти все они являются свободными людьми. Ибо очень мало из них проданы родителями – и они продаются не в ученичество на 25 лет, как разрешается римским законом, а как настоящие рабы. Работорговцы лишь в редких случаях покупают рабов у их хозяев. Кроме того, из-за этого множества рабов толпа предателей и похитителей людей настолько вышла из-под контроля, что целыми ордами в устрашающей одежде воинов или варваров с дикими воплями они совершают набеги на отдаленные сельские поселения и силой угоняют людей, которых потом продают работорговцам" (Письмо, 10).