Только сегодня юрист Шепелев провалил дело, которое могло бы послужить ступенькой для его дальнейшего продвижения по службе. Дело было сложное, однако Алексей видел путь, благодаря которому его ход можно было бы повернуть в другую сторону. Не так давно он радовался, что у него все получается, и предвкушал, как будет доволен клиент, но тот разговор с Анной… И вот результат - полнейший провал. Клиент в ярости забирает дело.
- Что‑то ты сдаешь, Шепелев, - с ехидной усмешкой, которая никак не вязалась с деланым сочувствием на лице, произнес его шеф Волков, поведение которого полностью соответствовало его фамилии: этот человек всем остальным людям был, без всяких сомнений, действительно волк. - Вообще‑то твои успехи за последнее время плохо соответствуют имиджу нашей фирмы, ты не находишь? Ведь, как говорится в рекламе, у нас самые добросовестные и знающие юристы. Тебе не кажется, что в этом смысле ты многого еще не добрал, а?
Алексей молча собрал бумаги и вышел.
Телевизор на этот раз он не включил: наверное, подсознательно боялся увидеть Анну, в знакомом сером плаще, с легкой улыбкой, играющей на губах, говорящую телезрителям что‑то доброжелательным тоном… Это было бы невыносимо. Алексей потянулся за сигаретами и закурил прямо в комнате, чего раньше, несмотря на то, что жил в холостяцкой квартире, никогда себе не позволял. Да, если бы не этот разрыв, у него все шло бы как обычно. Последний разговор с Анной совершенно выбил его из колеи. Черт! Да как же она могла?! Он так долго ухаживал за ней, а она вдруг заявила, что не любит его и что нужен он ей как прошлогодний снег!
Последние слова Алексей невольно произнес вслух, но тут же осекся. Ведь Анна всегда была честной с ним! Она относилась к нему как к хорошему другу, не более того, вела себя вежливо, но твердо отклоняла все его попытки превратить их отношения в нечто большее, чем простая дружба. Он вспомнил вдруг, как Анна охотно рассказывала ему о своей работе, с видимым удовольствием слушала, как он докладывал ей о своих успехах, если они вообще были. Вспомнил, какой настороженной и сдержанной она становилась, когда он говорил ей о своей любви. Знала, что не испытывает к нему тех же чувств, но боялась, что обидит его, верного друга детства, который всегда готов помочь ей, чем сможет. Знала, но, видимо, не представляла, как ему это объяснить.
Как это она сказала в последний раз? "Ты говоришь, что любишь меня, но на самом деле это уже просто привычка, разве не так?" Да, как ни горько сознавать, но, наверное, все именно так. Господи, ну каким же он был дураком: влюбился, как может влюбиться только наивная тринадцатилетняя девчонка в гипотетического пресловутого принца на белом коне. А он, стало быть, в принцессу: посадил ее на белую клячу, нахлобучил ей на голову корону. Все, хочешь не хочешь, ты моя принцесса, и изволь играть эту роль. Ну и осел! Алексей сжал голову руками, как будто она раскалывалась на части.
А потом не выдержал. Снял со спинки стула пиджак, торопливо надел и вышел, почти выбежал из дома. Почему‑то именно в эту трудную минуту его потянуло в гущу людей, которые могут беззаботно возвращаться вечером домой или гулять, держась за руки и болтая о пустяках. Он же больше не мог сидеть один: слишком горькими становились мысли, которые его мучили. Не смог, не вытерпел.
Однако, оказавшись на улице, Алексей тут же пожалел о своем поступке. Ноги сами понесли его к остановке автобуса - по привычке хотелось доехать до здания ТВР и встретить Анну, чтобы стать такими же, как прохожие, которые идут домой и делятся друг с другом последними новостями. Один он идет неизвестно куда, и рядом с ним никого нет.
- И все у тебя будет хорошо! - произнес совсем рядом женский голос.
Алексей вздрогнул. Обращались явно не к нему, но это были именно те слова, которые, ему хотелось услышать. Он остановился и огляделся по сторонам.
- Все у тебя будет хорошо, милая, - значительно вещала какая‑то дамочка с крашеными волосами и сладкой улыбочкой, стоящая в полутемной арке дома. - Я тебе так наговорю, что все сбудется.
Понять, к кому она обращается, было нетрудно: напротив нее, затаив дыхание и удивленно тараща круглые глаза, стояла молодая белокурая женщина, пухленькая, кудрявая, с выражением детского восторга на лице.
- Милый‑то у тебя есть? - деловито осведомилась крашеная.
Женщина густо покраснела, это было видно даже в вечерних сумерках. А еще говорят, что женщин, умеющих краснеть, на Земле не осталось!
- Нет, - стыдливо, почти шепотом произнесла она.
- Ну, ничего, - успокоила ее крашеная, - будет у тебя милый, красивый и богатый. А мне что? Я просто так людям помогаю. Меня тут все знают. Здравствуйте, здравствуйте! - вдруг несколько раз повторила она, глядя куда‑то через плечо собеседницы и слегка каждый раз наклоняя голову, будто и впрямь увидела какого‑то знакомого.
"Пудрит мозги, - подумал Алексей, незаметно следя за происходящим. - Ну ничего, сейчас эта пухленькая все поймет и уйдет. Теперь никого на мякине не проведешь, уже не осталось таких доверчивых".
Но Алексей ошибся: молодая женщина продолжала смотреть на гадалку расширенными глазами, в которых светилось такое доверие, что ему стало даже страшно.
- Ничего мне от тебя, милая, не нужно! - убежденно повторила крашеная. - Колечко‑то у тебя есть? - спросила она вдруг. - Ты не бойся, я не воровка какая‑нибудь. Возьму его с собой, пошепчу на него, а ты завтра получишь его обратно в это же время на этом же месте. Ты только напиши на бумажке: "Огонь, рыба, вода, уйди, беда, навсегда", ровно в полночь прочти это три раза, а потом бумажку‑то и проглоти - все сбудется, что ты хочешь.
"Ну, это уж слишком, - подумал Алексей. - Теперь та все поймет и уйдет". И вдруг увидел, что молодая женщина старательно стаскивает с пальца золотое колечко. Нет, Алексей, конечно, и раньше слышал о мошенниках, которые вот так на улицах обворовывают людей. Поймать их с поличным обычно оказывается невозможным, равно как и тех, кто виртуозно режет остро заточенной монеткой сумки пассажиров в общественном транспорте в поисках кошельков и бумажников. Но тут…
Крашеная между тем подержала на ладони кольцо, которое ее собеседница стащила‑таки с пальца.
- А вот теперь смотри. Раз, два, три! - она дунула на ладонь, кольцо исчезло, однако Алексей успел заметить, что оно у нее в рукаве. - А сейчас иди, милая, иди, - ласково заворковала "гадалка", подумывая, видимо, о том, что пора сматывать удочки, пока облапошенная ею женщина не опомнилась. - Не забудь: "Огонь, рыба, вода, уйди, беда, навсегда".
- Не забуду, - еле слышно прошептала белокурая женщина, и впрямь собираясь идти.
Алексей не выдержал.
- Стоп, - сказал он, шагнув вперед и удерживая одной рукой Лилечку - это была она, а другой схватив за рукав обманщицу. Кольцо выпало у той из рукава и покатилось по асфальту.
- Поднимите, - коротко приказал Алексей Лилечке.
Та покорно подчинилась и, кажется, начиная соображать, что чуть было, не совершила непростительную глупость, торопливо надела его на палец и сжала ручку в кулачок, как будто кто‑то снова собрался отнять у нее колечко.
- Я все видел, - коротко заявил Алексей.
- Да что ты видел, … твою мать? - крашеная, тут же утратив весь свой вид альтруистки, разразилась такой отборной бранью, которую здесь лучше не приводить. Народная мудрость гласит, что хорошо ругаться умеют извозчики и сапожники, но на сей раз, пожалуй, любому извозчику или сапожнику было далеко до этой аферистки.
- Что, в милицию пойдешь? - неожиданно для себя решительно спросил Алексей. - Пойдем, я заявление на тебя напишу.
- Миленький, соколик! - взмолилась, завывая, гадалка. - Не для себя я это делаю! Дети малые! Есть просят! Мне в Саратов уехать не на чем!
- Для нуждающейся вы одеты очень даже ничего, - с расстановкой заметил Алексей, обратив внимание, что на воровке вполне приличное кожаное пальто. - Между прочим, - я вас уже пятый раз вижу на этом месте - соврал он. - Что, еще не наворовали достаточно для того, чтобы доехать до Саратова?
Крашеная в продолжение всего этого диалога упиралась и пыталась выкрутиться, но Алексей держал ее очень крепко. Лилечка стояла рядом и почему‑то плакала. Ответ крашеной ошеломил обоих.
- Дык ведь инфляция же! - вдруг объяснила она.
Это было настолько неожиданно, что Алексей не выдержал. Забыв свои недавние переживания, забыв даже ситуацию, в которой только что оказался, он буквально согнулся пополам от хохота. Лилечка робко подхватила его смех. А крашеная, воспользовавшись моментом, выкрутилась‑таки из рук Алексея и скрылась в темноте.
- У..убежала! - еле выговорила Лилечка, продолжая держать кулачок сжатым и смахивая им выступившие слезы - на этот раз от смеха.
Алексей в ответ смог только слабо махнуть рукой: пусть, дескать, бежит. Все равно ничего не докажешь. Как ни крути, Лилечка отдала кольцо добровольно, подкопаться и в самом деле трудновато.
- Что же вы так? - с шутливой укоризной спросил ее Алексей, когда они вместе шли по вечернему городу. - Кому поверили?
Лилечка покраснела. "А она миловидная, - вдруг увидел Алексей. - И этот румянец очень ей идет".
- О, как хорошо, что в такой момент рядом оказались вы! - восторженно ответила Лилечка, доверчиво прижимаясь к нему, чуть больше, может быть, чем это было допустимо в такой ситуации.
Однако Алексей не протестовал. Ему начинала нравиться эта молодая женщина, такая слабая, такая доверчивая и - это было видно - искренняя. От нее исходил легкий сладкий аромат духов; именно такие духи больше всего любил Алексей - с запахом фиалок. Ее рука была мягкая и теплая - они неожиданно друг для друга взялись за руки почти сразу же.
"Надо же, вот и я оказался сильным, - подумал вдруг Шепелев. - Есть же люди слабее меня. Ее я мог бы, пожалуй, защитить". Он украдкой посмотрел на Лилечку: ее глаза сияли. Алексей держал ее за правую руку. Обручального кольца не было. Подумав об этом, он смутился - какое ему дело до этой женщины? Но мысль о том, что она так слаба, так одинока и так фатально доверчива, не покидала его.
"Она же просто не создана для того, чтобы жить одной!" - подумал он, но вслух только спросил:
- Куда мы идем, Лилия? (Они конечно же успели познакомиться.)
Лилечка резко остановилась и, повернувшись к Алексею лицом, доверчиво глядя на него снизу вверх, жалобно пролепетала:
- Знаете, после всего, что вы для меня сделали, мне даже неловко вас об этом просить. Но я так боюсь темноты и… Не могли бы вы меня проводить? Вы очень сильный и смелый, рядом с вами я ничего не боялась бы!
И такой надеждой сияли эти голубые глаза, такой маленькой и несчастной казалась Лилечка - Алексей уже при всем желании не смог бы ее называть иначе, - что он, конечно же, согласился, и они пошли вместе дальше.
Всю дорогу они разговаривали. Лилечка узнала, что Алексей юрист, и сказала, что у ее подруги знакомый тоже, кажется, работает в юридической конторе. Услышав, что Лилечка журналистка, Алексей удивился: он никак не мог поверить в то, что женщина, по роду деятельности сталкивающаяся со всякими, часто неприглядными сторонами жизни и обязанная трезво оценивать их, могла оказаться такой доверчивой. Он чуть было не сказал, что его близкая подруга тоже занята в журналистике, но почему‑то промолчал.
Алексей чувствовал, что впервые за эти дни его сердце начало оттаивать. Волна тепла медленно‑медленно поднималась от руки, за которую держалась Лилечка, по локтю, по плечу и вливалась в сердце, которое стало биться сильнее. А потом новая волна, и еще, и еще…
А Лилечка доверчиво прижимаясь к Алексею, думала о том, как это необычно и приятно - ощущать рядом крепкое мужское плечо, вдыхать его запах: смесь ароматов лосьона после бритья и хорошего табака.
Дуэт двух соловьев, сирени цвет, Улыбка вечера, надежды капель двадцать, Цветаевой строфа - готов рецепт, Чтоб жить, и не грустить, и не сдаваться.
Дурацкое стихотворение! Лилечка как‑то еще в школе сочинила его, в том самом возрасте, когда чуть ли не все поголовно исписывают корявыми виршами о любви целые тетради, а потом, пройдя через подростковый период, безо всякой жалости их выкидывают. Но почему эти строчки пришли ей на ум именно сейчас?
А у него такая широкая и теплая ладонь! Лилечка закрыла глаза, чтобы хорошенько запомнить и прочувствовать это. Вот сейчас они дойдут до ее дома, может быть, даже поднимутся до ее квартиры - и… сказка кончится!
На глаза Лилечки навернулись слезы - они уже дошли до ее дома.
- Ну, мне пора, - тихим и каким‑то сдавленным голосом произнесла она, поднимая на Алексея потухшие глаза.
- Да, пора. Мне было очень приятно познакомиться с вами.
"Может быть, пригласить его к себе? Чаем угостить? - подумала Лилечка. - Да нет, решит, что я набиваюсь продлить наше знакомство. А потом опять поматросит и бросит. Не надо, надоело мне обжигаться на одном и том же".
"Вот сейчас все и закончится", - пожалел Алексей, а вслух, чтобы хоть еще на минуту оттянуть расставание, предложил:
- Может быть, мне проводить вас до квартиры? А то, знаете, столько хулиганов в подъездах, колются, пьют…
- Да‑да, - тотчас же с готовностью подхватила Лилечка. "Ну ты и дура, - со злостью подумала она про себя. - Сразу же и проглотила наживку!"
- Вот мы и пришли, - с деланной легкостью объявила она через минуту, ужаснувшись про себя, как легко у нее сорвалось с языка это "мы". - Надо прощаться. - Однако глаза ее так и просили, чтобы эта сказка продлилась еще хоть одну секунду.
"Пора уходить, - сказал себе Алексей. - А то хорош же я буду: вернул ей кольцо, а сам потащился за ней. Испугается, подумает, что сексуальный маньяк".
- Надо попрощаться, - попыталась твердо произнести Лилечка, но голос ее внезапно сел. Алексей взглянул в ее синие глаза и прочел в них то, что Лилечка не смела сказать вслух. И тогда медленно, словно боясь испугать, он привлек ее к себе. "Как у него сердце бьется", - подумала Лилечка, и в ту же секунду их губы слились…
Дверь в квартиру открылась и через секунду захлопнулась за обоими.
Было раннее утро, когда Алексей вернулся домой. Он знал, что в это время Анна или уже не спит, собираясь на работу, или еще не спит, проведя всю ночь за чтением очередных материалов, и набрал ее номер. В трубке что‑то щелкнуло, потом голос Анны сказал: "Здравствуйте, это Анна. Меня сейчас нет дома. Если вы хотите что‑то сообщить мне, сделайте это после гудка. Счастливо!" Раздался гудок, надсадный, громкий. Алексей, раздосадованный тем, что Анны не оказалось дома, чуть было не бросил трубку. Он так хотел сказать ей, что она была права, что их роман действительно превратился в нудную привычку, и вот, как назло, ее нет! Тогда, отчаянно нуждаясь хоть в ком‑нибудь, с кем в это время суток можно было бы поделиться своим неожиданно свалившимся на голову счастьем, Алексей вдруг доверительно поведал автоответчику, который говорил с ним таким знакомым голосом:
- Знаешь, вчера вечером я познакомился с женщиной, которая просто создана для меня, - и только после этого положил трубку.
Будильник на тумбочке выдал свою обычную утреннюю порцию дребезжащего треска. И почему все будильники так противно звонят? Или это специально делается, чтобы эффективнее прогнать последние остатки сна?
Сергей нашарил рукой кнопку - треск прекратился. Затем потянулся, сбросил с себя одеяло. В голове шумело, как будто ее долбили отбойным молотком. Он надел халат и прошел на кухню - сварить кофе. За чашкой горячего напитка начал вспоминать, что же он делал вчера.
Та‑ак, точно, с этого все и началось. Шеф вызвал Анну к себе, а потом - наверное, Сонька проболталась - по ТВР потихоньку‑полегоньку пополз шепоток. "Шу‑шу‑шу" - языки знай себе чесались. Дошел слух и до Воронцова.
- Слышал, Ворон? - обратился к нему Георгий Воленко по прозвищу Валет, с которым Сергей ходил в тренажерный зал. - Наша железная женщина опять пошла в гору.
- Да ты что? - усмехнулся он. - С чего бы это?
- Ну да, - подтвердил Валет. - Сегодня нашему шефу звонил этот самый Смирнов, так прямо и заявил: хочет, чтобы интервью у него брала только Черкасова, и никто другой. Вопросы она, видите ли, корректно ставит, а остальные у нас на канале, оказывается, и не профессионалы совсем. - Валет позволил себе язвительно усмехнуться. Звезд с неба он, правда, не хватал, но самомнения у него было хоть отбавляй./
- Вот как? - невозмутимо откликнулся Сергей.
- Ну да! А потом еще сказал, что скоро будет демонстрироваться его новая коллекция, так он хотел бы, чтобы наша "железяка" походила, осмотрелась, сделала бы репортаж о том, как эта коллекция создается, а потом, когда все будет закончено, провела и прямое включение с показа высокой моды. Да, - завистливо вздохнул Валет, - умеют же некоторые устраиваться. Был бы я красивой бабой, куда легче было бы жить!
- Не все потеряно, Жорик, - вдруг совершенно неожиданно для себя сказал Сергей. - Подкопи денежек, сделай операцию по смене пола. Был Георгием - станешь Георгиной.
- Да пошел ты! - беззлобно огрызнулся Валет.
- Заткнись, - оборвал его Воронцов, чувствуя, что начинает злиться.
Борис Алексеевич, встретив Воронцова в коридоре, подлил масла в огонь.
- Слышал про свою коллегу? - спросил он, хлопнув Сергея по плечу. - Ничего не скажешь, молодец, растет человек. А вот ты, Воронов, последнее время не радуешь меня, ой, не радуешь, - Шеф убрал руку с плеча Сергея и погрозил ему пальцем. - Смотри, обскачет она тебя - "А" не успеешь сказать.
- Моя фамилия Воронцов, - закипая, отчеканил Сергей.
- Пусть будет Воронцов, - покладисто согласился шеф. - Вас‑то вон сколько, всех не упомнишь. Вот Черкасову я теперь, понятное дело, ни с кем не спутаю. А тебя… - Шеф махнул рукой и прибавил шагу, делая вид, что страшно куда‑то торопится.
Сергей чуть было не ринулся за ним вслед, но остановился, только кулаки сжал до боли. Ему хотелось крикнуть: "Вы еще меня запомните!" - или нечто в этом роде, но что толку? Вот если он переплюнет Анну, тогда и шеф с ним по‑другому заговорит.
Потом был вечер. Кажется, он куда‑то пошел, много пил, уже нисколько не заботясь о своем имидже журналиста. Потом его долго и мерзко рвало в какой‑то подворотне. А дальше… что было дальше, Воронцов не помнил. Так, носились в голове какие‑то обрывки, но связать их воедино никак не удавалось.
Сергей отхлебнул горячего кофе. Голова все еще болела, но, кажется, в ней что‑то начало проясняться. Похоже, у него опять один‑единственный достойный соперник. Надо как‑то с этим справиться, и тогда все - Воронцов в новостях со сногсшибательными сюжетами, Воронцов, ведущий самостоятельное журналистское расследование, как это сейчас становится модно, авторская программа Сергея Воронцова… Шик!