Через неделю у нее был день рождения, и я сочла этот предлог достаточным для того, чтобы отпроситься в город.
Видимо, обрадованный тем, что прошусь не насовсем, Леонид Яковлевич отпустил меня. Правда, с условием, что меня отвезут Виктор с Павлом. Поскольку и на это не рассчитывала, я сразу согласилась.
В назначенный день я оставила Мишку с Леной на Нину, заехала за подарком и цветами, и около восьми вечера уже поднималась по знакомым ступеням ресторана.
Мое появление вызвало некоторое волнение, из чего я сделала неприятный вывод, что моя персона в городе известна довольно многим.
Сама Алла мне искренне обрадовалась. При первой же возможности мы с ней уединились в зимнем саду, над печально памятным мне водоемом.
Историю Алла мне изложила занимательную. По ее словам, на днях в город приехал ее бывший однокурсник, уже несколько лет живущий где-то в глухой американской провинции. Так как в институтские годы Робик был отчаянно в нее влюблен, а первая любовь не забывается, он один из первых визитов в родном городе посвятил встрече с ней, Аллой. И вот в разговоре с ним выяснилась любопытная вещь. Оказывается, он приехал в Россию не просто так, а по делу. У брата его жены, который много лет является клиентом юридической фирмы, совладельцем которой является Робик, обнаружились дела в Москве, и Робик сопровождает его в поездке. Так вот, шурин дал ему, Робику, приватное поручение. Его задачей было найти молодую женщину, свободно владеющую английским, имеющую собственного ребенка, а лучше двух, приятной европейской внешности, с высшим образованием, находящуюся в стесненных личных обстоятельствах и согласную заключить двухлетний контракт на совместное проживание с клиентом, с условием, что за этот период она родит ему ребенка. По достижении этим ребенком возраста одного года женщина получает американское гражданство, совершенную свободу и очень приличную сумму денег. Есть одно непременное условие, выполняя которое Робик приехал именно в Россию: у клиента была русская бабушка, которую он очень любил, и парень хочет, чтобы его ребенок имел русские корни.
В этом месте своего рассказа Алла сделала многозначительную паузу и посмотрела на меня:
– Как ты думаешь, почему я тебе все это рассказываю?
– Потому что ненормальная, вот почему. – Я разозлилась. – Алла, ты считаешь, что мне своих проблем мало, надо еще связаться с чужим мужиком, уехать с ним на край света и вообще… Почем ты знаешь, может, он какой-нибудь извращенец?! Иначе, почему он не хочет воспользоваться традиционным способом обзаведения потомством, зачем ему все эти головняки с русскими невестами?
Алла терпеливо сказала:
– Я все это и выспросила у Робика. Он клянется, что парень нормальный. Пять лет назад он попал в аварию, за рулем была его жена. Она погибла сразу, а он выжил, только травмировался сильно и получил сильные ожоги. Думаю, что у него серьезные проблемы с внешностью. Жениться он больше не желает, а вот ребенком обзавестись хочет. Робик уверяет, что клиент – его личный друг, и просит оказать содействие. – Она упрямо наклонила голову и сказала: – Можешь злиться, сколько хочешь, но я сказала Робику, что у меня есть идеальная кандидатура и разрешила ему привезти сюда своего родственника, так что сама с ним увидишься. Они предупредили, что задержатся, но обязательно будут.
– Нет, ты точно сошла с ума! – окончательно разозлилась я.
Алла мрачно посмотрела на меня, потянулась за сигаретой.
– Можешь орать сколько угодно, но для тебя этот контракт – единственный выход. Я сразу это поняла. – Она затянулась. – Через два года вернешься в Россию, купишь квартиру в Москве, Мишку в приличную школу устроишь, затеешь какой-нибудь бизнес. Заживешь самостоятельно. И, если к тому времени романтические бредни еще не выветрятся из твоей хорошенькой головки, успеешь еще влюбиться и родить себе второго.
Я насмешливо посмотрела на нее.
– А если выветрятся?
Алла стряхнула пепел, подняла глаза на меня и отрезала:
– Значит, как все: заведешь мужика и будешь ему морочить голову своими проблемами. А от меня отстанешь, наконец!
Я пожала плечами:
– Кажется, тебя никто и не грузит!
Алла сердито посмотрела на меня, но уже тише сказала:
– Ритка, не собираешься же ты до пенсии работать за гроши в своей школе?
– Во-первых, не такие уж и гроши! – оскорбилась я. Школа у нас специализированная, с гуманитарным уклоном, и платят, по крайней мере, в сравнении с другими, вполне достойно. – Во-вторых, я люблю свою работу. В-третьих, ты же знаешь, у меня не очень большая нагрузка, и два дополнительных выходных дня я могу провести с Мишкой!
Алла хмыкнула:
– Нагрузка у тебя небольшая, потому что ты не спишь со своим директором.
Я промолчала, потому что некоторая правда в словах подруги была. Впрочем, я еще подрабатывала переводами, денег нам с Мишкой хватало, и я не делала попыток увеличить число рабочих часов, к явному неудовольствию Всеволода Валерьевича.
По сравнению с сегодняшними неприятностями, директорское неудовольствие меня волновало очень мало. Следовало честно признаться, хотя бы самой себе, что на сохранение прежней своей жизни особо рассчитывать не следовало.
В распахнувшуюся дверь зимнего сада официант ввел двух мужчин. Они направлялись к нам, и Алла поднялась, приветствуя их.
Робик оказался невысоким плотным мужчиной явно семитской внешности, с некрасивым умным лицом, шикарной улыбкой и плотной шапочкой курчавых рыжих волос. Он поцеловал Аллу и вручил ей роскошный букет цветов.
Пока они обменивались приветствиями и поздравлениями, я опасливо рассмотрела его спутника и с облегчением вздохнула: никаких шрамов я не увидела, значит, у клиента хватило мозгов не тащиться за своим юристом в поисках мифической русской невесты.
Вообще, внешность у парня была довольно привлекательная: запросто можно вовсе без грима сниматься в каком-нибудь героическом голливудском блокбастере про освоение чужих планет, или про спасение женщин, детей и собак, или, на худой конец, про отряд службы спасения. Высокий рост, довольно мощное телосложение, загорелое, хотя и довольно простое лицо (вот как раз это и придавало его героическому образу достоверность и вызывало желание набрать номер 911!). Я на всякий случай улыбнулась и приветствовала его на родном языке.
Робик едва успел представить нас с Марком Спенсером друг другу, как в зимний сад вломилась толпа их с Аллой однокурсников, которые набросились на него с вопросами, шутками и воспоминаниями. Мы с Марком решили отойти в сторону, чтобы не мешать им.
Марк рассказал, что в России уже неделю, очень насыщенная программа, много встреч с людьми, бесконечные застолья и деловые переговоры, и завтра утром они вылетают обратно в Америку. Мы поболтали о впечатлениях, которые в нем оставило пребывание в России. Неожиданно грустно он сказал:
– Да я ведь ее толком и не видел. Разве так можно по-настоящему посмотреть страну? Если честно, я очень хотел побывать в Серпухове, но рабочий график поездки был таким плотным, что выкроить времени не удалось.
Я удивилась:
– Почему именно в Серпухове?
– Моя бабушка оттуда родом. Она мечтала побывать на родине, и много мне рассказывала о тех местах.
– Так у вас тоже русская бабушка? Почему-то мне кажется, что у всех моих знакомых американцев русские бабушки.
– Это не совсем так, – улыбнулся он.
По-русски он говорил очень чисто, почти без акцента, но предложения строил как-то странно, слишком правильно, что ли.
– Наверное, языку вас научила бабушка?
Он кивнул.
– Моя мать всегда слишком много внимания уделяла своей личной жизни, а отец был занят бизнесом. Так что нас с сестрой воспитывала бабушка. Но это к лучшему. Признаться, с бабушкой связаны самые теплые и дорогие воспоминания моего детства.
– А сейчас она жива?
– Нет. Бабушка умерла в тот год, когда я окончил университет. Я вернулся домой, а ее уже не было. И я дал себе слово, что приеду в Россию и обязательно побываю на ее родине.
– Не огорчайтесь, возможно, в следующий ваш приезд вы выкроите время, места там, действительно, обалденные! И это совсем недалеко от Москвы, каких-то пара часов – и ваша мечта сбудется. Знаете, когда-то давно, сто лет назад, еще учась в институте, я побывала в этом городе. Такая уютная патриархальная провинция, крутые улочки с ампирными особнячками… А река там какая красивая, да не одна, а целых три: Серпейка, давшая городу имя, Нара и Ока.
Неожиданно он улыбнулся и сказал:
– Надеюсь, что никаких бюрократических проволочек, которыми так пугают всех иностранцев в России, не будет, и через месяц мы встретимся в посольстве, в Москве. Робик обещал поднять все свои связи и ускорить получение визы для вас и ребенка. Надеюсь, что вы не откажетесь перед вылетом сделать со мной эту поездку. Вы можете быть моим гидом.
Я машинально поправила:
– По-русски так не говорят: сделать поездку, лучше просто сказать: "Надеюсь, что вы не откажетесь поехать со мной" – Тут я опомнилась: – О какой визе вы говорите?
Марк посерьезнел:
– Разве подруга не предупредила вас о том деле, которое привело нас сюда?
Я с отчаянием оглянулась назад, ища глазами Аллу, но ее заслоняли люди, и мой безмолвный призыв она не заметила. Мало того, раздался дружный взрыв хохота, и я поняла, что ей не до меня.
Марк заметил мое замешательство и тихо спросил:
– Вас что-то смущает? Давайте обсудим все без посторонних людей. Поверьте, ситуация и мне кажется сложной, так что вполне понимаю ваши колебания. Я не обижусь, если вы скажете, что увидели меня и поняли, что не сможете переступить естественное чувство неприязни к малознакомому человеку. Или, может быть, я вам неприятен чисто физически?
Я с отчаянием пробормотала:
– Нет, что вы, ничего подобного. Даже наоборот, ну, то есть… – Я окончательно запуталась и поняла, что не могу толком ничего объяснить. Я закрыла глаза и выпалила: – Понимаете, мне вашу историю представили совсем не так! Алла уверяла, что после аварии у вас остались шрамы и ожоги, из-за которых вы не можете жениться, а ребенка иметь хотите.
– И что вас здесь смущает? В принципе, так оно и есть. – Он внимательно и серьезно смотрел на меня.
Неожиданно я разозлилась на Аллу. Веселится с друзьями, а я по ее милости попала в совершенно дурацкую историю, и выкручивайся тут!
– Знаете, я не считаю, что ваш ребенок будет счастлив, если вырастет без матери. У него должна быть полноценная семья, и должны быть любящие мама с папой, и бабушки, и тетки, и куча всяких родственников! У меня, например, папа умер, когда мне было одиннадцать лет, так мне до сих пор его не хватает. Да, я понимаю, что вас самого воспитывала бабушка, и вы можете просто не знать о том, как здорово по утрам прибегать в родительскую спальню, как замечательно вместе с мамой готовить печенье, не знаете о том, что у папы можно узнать самые необыкновенные вещи: с какой скоростью бегает гепард, почему нефть коричневая, а бензин прозрачный, почему в каждой вишне есть косточка…
В продолжение моей речи он внимательно слушал, а потом, когда я уже замолчала, тихо сказал:
– Я завидую вашему сыну…
Я горько вздохнула:
– Да нечему особо завидовать. Так уж сложилось, что с его отцом мы расстались, когда Мишке исполнился год, а недавно, этой весной, моего бывшего мужа убили. Уж не знаю, насколько моя подруга осведомила вас о моих неприятностях, но история эта гибелью мужа не закончилась. Это и есть та причина, по которой мы с вами сейчас беседуем на увлекательные темы. – Я виновато посмотрела на Марка и взяла его за руку. – Простите Аллу, за то, что напрасно побеспокоила вас. И примите и мои личные извинения, я ведь понимаю, что такое плотный график, и…
Неожиданно нас прервали Робик и Алла. Мне не понравилось, каким взглядом Робик окинул меня, и я поежилась, отпустила руку Марка.
– Ну, я вижу, вы уже обо всем сговорились? – насмешливо сказал он, повернулся к Алле. – А ты беспокоилась. Я очень рад за Марка. Если вы позволите, я подготовлю все документы и через месяц, не позже, мы приедем в Россию.
Марк поднялся, и, не отводя от меня взгляда, сказал:
– К моему глубокому сожалению, Рита отказала мне.
Алла свирепо рявкнула:
– Позвольте узнать, почему?
Марк пожал плечами:
– Я не думаю, что могу интересоваться причиной ее отказа. Впрочем, главное я понял: Рита считает, что у ребенка должна быть полноценная семья.
Они все уставились на меня, и я сердито сказала:
– Да, и заранее обрекать его на жизнь без самого близкого человека я не считаю себя вправе!
Робик остановил нашу перепалку:
– Значит, вы готовы обречь Марка на одиночество? Да вы ведь его совсем не знаете, он будет замечательным отцом, поверьте!
Я устало поднялась, желая прекратить неприятный разговор:
– Очень даже верю. Даже при непродолжительном знакомстве я обратила внимание, что Марк – очень приятный мужчина, симпатичный не только внешне. Ни о каких физических последствиях аварии, в которой он когда-то пострадал, и речи быть не может. Пара совершенно незаметных шрамов ничуть его не портят. Он умен, образован, кажется, у него есть характер. Я уверена, что в претендентках на его внимание нет недостатка. – Я искоса глянула на Марка. – Если позволите дать вам совет, просто присмотритесь к девушкам, которые вас окружают, и выберите ту, которая по душе. Вы заслуживаете большой человеческой любви, и я не сомневаюсь, что вы ее встретите. Ну, не сегодня, так завтра, или через месяц, или через год… У вас еще будут свои дети от женщины, которую вы полюбите по-настоящему. И представьте себе в этом случае вселенское одиночество ребенка, которого вам по контракту родит чужая женщина… Я ведь так понимаю, что у него не будет такой замечательной бабушки, как у вас?
Неожиданно Марк по-английски обратился к Робику.
Я покачала головой:
– Вы забываете, что я хорошо вас понимаю. Нет, Марк, удваивать сумму контракта не стоит. Дело ведь не в этом. Честно сказать, я надеялась, что мои слова убедят вас в моей правоте.
Марк с сожалением посмотрел на меня и задумчиво сказал:
– Послушайте, когда месяц назад Роберт предложил мне идею этого контракта, я посмеялся. Целый вечер я думал над его предложением, и считал его все более сумасшедшим. А потом шло время, чем больше я над этим думал, тем яснее понимал, что ничего лучше я не придумаю. Есть причина, по которой я не хочу жениться, и о которой не сказал вам сегодня, несмотря на то, что вы были со мной достаточно откровенны. Конечно, дело не в шрамах на моем лице. Шрамы, которые остаются на сердце, они не так видны, но жить с ними трудно, почти невозможно. Поэтому я прошу вас не отказывать мне сегодня, так сразу и категорически. Давайте оба еще раз все обдумаем?
Я молчала, покусывая губу.
– Вам даже не придется разговаривать со мной лично! Достаточно будет известить вашу подругу, и она передаст ваше решение Роберту.
Я кивнула:
– Хорошо. Только учтите: я ничего не обещаю.
Простившись, мы с Аллой остались одни.
Она посмотрела на меня и сердито сказала:
– Ритка, ты – припадочная, ей-богу! Какой мужик! – Мечтательно добавила: – А на тебя как смотрел!
Я сердито вывернулась :
– А вот это ты вовсе зря сюда приплетаешь!
Она грустно посмотрела на меня:
– Ну-ну. Не сердись, ты же знаешь, что я люблю вас с Мишкой и хотела, как лучше.
Алла еще оставалась с гостями, а я простилась и позвонила Виктору. Он встретил меня у дверей, проводил к машине.
Взбудораженная событиями сегодняшнего вечера, я не сразу заметила, что едем мы как-то странно, а потом увидела, с каким лицом Виктор оглянулся назад, на дорогу, и забеспокоилась.
– Пригнись, – мрачно посоветовал он.
Раздался резкий щелчок, машина вильнула на дороге, но выправилась, и, набирая скорость, с ревом мчалась по шоссе. В темноте машина летела, кажется, не касаясь асфальта. Некоторое время шоссе тянулось вдоль железнодорожных путей, и сейчас мы нагоняли припозднившийся состав.
– Пашка, гони. Если не успеем оторваться до переезда, кранты!
Виктор опустил стекло и вылез почти до половины. Я поняла, что он будет стрелять, и невольно зажмурилась. В это время машинист поезда, видимо, заметив нашу гонку, включил гудок, покрывший все звуки. Поэтому выстрелы оказались совсем негромкими, какими-то нестрашными, что ли.
По этой, или по другой какой причине, я не была особенно напугана. Спросила только:
– Позвонить Леониду Яковлевичу?
Виктор дико глянул на меня, ничего не ответил. Он морщился, и прижимал правый рукав, и я поняла, что его ранили.
Практически не снижая скорости, сопровождаемые ревом гудка, мы вылетели на площадку перед переездом, сбили шлагбаум и пролетели прямо перед локомотивом.
Мы летели в молчании, и, наконец, Виктор оглянулся, удовлетворенно заметил:
– Оторвались.– Рассмотрев меня, спросил: – Напугалась? Сама-то цела?
Я кивнула, и запоздалая нервная дрожь прохватила меня так, что я сцепила зубы, так они стучали.
Шальной пулей Виктору зацепило руку выше локтя. Даже я поняла, что рана пустяковая, только крови много, наверно, сосуд крупный задело. Стянула шелковый шарф с шеи, скрутила его жгутом и перетянула руку выше раны. Аккуратно стерла платком кровь, стараясь не причинить боль.
– А ты молодец! – похвалил Павел. – Не зря Леонид Яковлевич так с тобой носится.
Я промолчала, а Виктор недовольно сказал напарнику:
– На дорогу смотри лучше, психолог.
Он позвонил на дачу, доложился, и по приезду нас ожидала теплая встреча.
Сиротенко рванул дверцы машины, нагнулся и спросил:
– Сама выйдешь, или помочь?
В ногах была противная слабость, но вышла я все-таки сама.
Сиротенко хмуро обошел машину, оглядывая пробоины, также хмуро он выслушал рассказ Виктора, которому на веранде обрабатывали рану.
– Значит, пасли вас от ресторана, – заключил он. – кто мог знать, что Рита будет там?!
Виктор пожал плечами:
– Кто-то позвонил, что Рита там, и они подъехали. Хотя мы сами припозднились, и после нас к ресторану подъезжал только лимузин с какими-то чумовыми иностранцами. Они пробыли в зале всего минут сорок, потом вышли, ни с кем не говорили, и уехали сразу же.
Я повертела в руках нарядную шелковую сумочку, заметила в ней дырку от пули, но Сиротенко об этом докладывать не стала. Сама виновата: знала ведь, что опасно ехать, так нет. Еще и ребят угробила бы. От этих мыслей навалилась тоска.
Нина принесла мне чашку чая с лимоном.
Виктор неодобрительно посмотрел на чашку и спросил:
– А покрепче чего-нибудь можно? Все ж таки, считаю, мы с Павлом заслужили. Ты, конечно, Рита, девушка – что надо, и я с тобой – хоть куда, но вот сегодня, не поверишь, мечтал оказаться где-нибудь подальше, особенно как нас к железке прижали. Потому как умирать в моем молодом возрасте, даже в твоей компании, обидно до слез.
Леонид Яковлевич кивнул Нине:
– Принеси, надо стресс снять. Да, и закусить чего-нибудь.