– Надеюсь, вы передумали насчет воскресенья.
– Нет. Если съемки отменят, я буду учить роль.
– Я не просто пытаюсь проявить дружеские чувства, – с нотками отчаяния в голосе молил Роган. – Вы сводите меня с ума, Валентина. Я не сплю, не ем и думаю лишь о вас…
– Все по местам! – велел Ракоши, не давая себе труда скрыть владевший им гнев. Он видел только светлую голову Тенанта, неприлично близко склоненную к Валентине, и понимал, что актер говорит вовсе не о сцене, которую им сейчас предстоит сыграть.
Гаррис, помощник режиссера, удивленно приподнял брови. Материал, отснятый накануне, великолепен. Актеры прекрасно сработались. Однако Видал прямо-таки пылает от ярости. Но почему? В чем причина?
– Свет! – крикнул Гаррис. – Внимание! Мотор!
Этот день стал одним из многих в череде столь же тяжелых, бесконечных, изматывающих дней. Работа поглощала их целиком, и вскоре вся студия знала, что на съемочной площадке номер четырнадцать происходит нечто экстраординарное.
Видал по-прежнему всячески унижал и оскорблял Рогана, стремясь заставить того выложиться до конца. Обычно лень мешала актеру играть в полную силу. Режиссер заговаривал с Валентиной только в случае крайней необходимости, и такие минуты выпадали все реже. Она, казалось, знала, чего хочет от нее Ракоши еще до того, как ему удавалось облечь мысли в слова. По мере того как шли недели, между ними установилось полное и абсолютное взаимопонимание, сродни совершенству. Валентина стремилась оправдать его веру в нее, глубокую убежденность в том, что она сыграет роль Маргариты, как никто иной. Подлинная магия, непередаваемое волшебство оживляли каждое се движение. Ни остальные актеры, ни съемочная бригада никогда не видели ничего подобного.
Роган умолял ее о свидании, но Валентина неизменно отказывалась, и актер впервые в жизни понял, что питает искреннее чувство к кому-то другому, кроме себя самого. Он пытался искать утешения у других женщин, но хотел только Валентину. Жаждал получить всеми фибрами души. После съемок она каждый раз возвращалась в отель, избегая появляться в вестибюле, и устало бродила по дорожкам среди пальм и эвкалиптов в одиночестве. В такие минуты она мечтала лишь о том, чтобы поскорее наступило утро, когда вновь можно будет оказаться рядом с Видалом.
– Поверьте, скоро график станет не таким строгим. Ракоши будет не до нас, – предсказал однажды Роган, наблюдая, как их дублеры располагаются в центре декораций, изображающих поле битвы, а операторы устанавливают камеры, повинуясь требованиям Видала.
– О чем вы? Мы и четверти картины не сняли.
– Кариана Ракоши возвращается домой. Завершила свое путешествие по Европе и сейчас гостит у родственников в Новой Англии. Через несколько дней она сядет в поезд и появится в Лос-Анджелесе.
Валентина слегка покачнулась, и Роган схватил ее за руку.
– Будьте благодарны за то, что не нам приходится сейчас стоять там часами, пока Ракоши проверяет каждую камеру! Слышали, как он перед этим разорялся насчет исторических реалий? Кажется, у одного из солдат Генриха оказались на руке часы! Ракоши поклялся, что бедняга больше никогда не получит у него работу, и довел девчонку-ассистента до истерики.
Роган хмыкнул, не замечая, как краска сбегает с лица Валентины.
Жена Видала. Эта женщина отсутствовала так долго, что Валентине почти удалось убедить себя, будто Карианы Ракоши на самом деле не существует.
Видал устремился в глубину опустевшего поля, где только что закончилось сражение. Остались лишь обагренная кровью земля, трупы и королева Маргарита с графом Суффолком, измученные, но торжествующие. Видал сыпал приказаниями, и, повинуясь каждому его слову, сотни актеров массовки укладывались на землю в позах павших воинов. Валентина заметила, как напрягаются мышцы его загорелого тела под легкой шелковой сорочкой.
Два рысака – вороной и белый, нетерпеливо рыли землю копытами. Вскоре, когда сцена станет в точности такой, какую требует Видал, Валентина и Роган заменят дублеров, которые больше часа провели в седле.
Видал обернулся, что-то объяснил Дону Саймонсу. Лицо его было мрачным. Сейчас он совсем не походил на человека, которого ждет встреча с любимой женой. Возможно, он еще не знал, что она собирается домой. Сплетни – самое обычное дело на студии, и часто объект слухов узнавал последним, что его семейная жизнь вот-вот разрушится, что у него отняли главную роль в широко разрекламированном фильме или, как в случае с Видалом, что его жена возвращается домой.
Ракоши направлялся к ним. Все готово – камеры, осветительные приборы, массовка. Роган вздохнул.
– Идем. Снова в седло! Как я ненавижу эту чертову лошадь!
Видал остановился всего в футе от них. Валентина ощутила запах его пота, жар тела, которого не смела коснуться.
– Я хочу, чтобы вы повторили вчерашнюю сцену – кони сходятся, и вы оказываетесь лицом друг к другу.
Его белая сорочка была расстегнута до пояса, и Валентина отвела глаза, чтобы не видеть темной поросли жестких волос на груди.
– Вы измучены, забрызганы грязью и, тем не менее торжествуете. Это первое решающее сражение против сторонников Иорков, сражение, из которого вы вышли победителями. Поэтому мне нужны усталость, воодушевление и невысказанная страсть между людьми, еще не ставшими любовниками. В чем дело, Валентина? – с холодным раздражением осведомился он.
Она избегала его взгляда. Последнее время Видал был вежлив и удивительно мягок, особенно когда ей впервые пришлось сесть верхом на белого скакуна для съемок крупным планом.
– Все в порядке, – солгала она.
– Прекрасно. Смените дублеров, и попробуем сделать как можно меньше дублей.
Валентина вместе с Роганом пересекла сожженное накануне поле.
– Клянусь Богом, он просто ждет не дождется, пока эта лошадь понесет меня, – разъяренно пробормотал Тенант. – Видели ли вы когда-нибудь такое злобное животное? Чудо еще, что она не сбросила меня и я не сломал себе шею.
Валентина не ответила, гадая, разделяет ли Кариана любовь своего мужа к верховой езде. Пускается ли с ним каждое утро в безумные скачки по холмам, когда бывает дома?
Девушка прижала руки к глазам, пытаясь прогнать терзающие ее картины. Роган подхватил ее под локоть.
– Вы неважно себя чувствуете? Если вы заболели, необязательно сегодня снимать крупный план. Снимут дублеров.
– Нет. – Валентина опустила руки и умудрилась выдавить из себя улыбку. – Все хорошо, Роган, честное слово.
Она погладила жеребца по бархатистой морде. Влажные карие глаза сочувственно глядели на нее, словно животное знало о ее страданиях и пыталось подбодрить. Коня звали Сапфир, и девушка невольно задалась вопросом, осмелится ли она спросить у Видала, откуда взялся конь. Кто его хозяин? И согласится ли он продать жеребца?
Она вскочила в седло. Костюмер расположил ее одеяние живописными складками. Гример поправил грим.
– Хорошо. Первая камера, готова? Вторая…
Прозвучали знакомые указания. Валентина усилием воли выбросила из головы все мысли о Кариане Ракоши. Она Маргарита, королева Англии, тигрица, которая никогда не смиряется с поражением.
Глава 10
-Благодарение Господу, закончили, – с искренним чувством пробормотал Роган, когда наконец смог спешиться и сегодняшние съемки были завершены. – Если я не выпью чего-нибудь, просто умру. Может, встретимся в баре через час?
Валентина слабо улыбнулась и покачала головой. Роган в отчаянии простонал:
– Вы превращаетесь в настоящую отшельницу, Валентина. Это не только вредно для здоровья, но и ненормально к тому же!
– Я устала. Завтра съемки на студии, и я должна выучить наизусть текст.
– Вы все время ускользаете от меня под этим предлогом, и я больше вам не верю. Не было случая, чтобы вы не знали свою роль.
– Это потому, что я никуда не выхожу и рано ложусь спать, – возразила она, улыбаясь одними губами.
Роган впервые заметил, что под толстым слоем грима ее лицо было бледнее обычного. Возможно, Валентина действительно нуждается в отдыхе. Ракоши безжалостно подгонял их, словно настоящий рабовладелец.
– Хорошо, – кивнул он, сдаваясь. – Но больше я не приму отказов. Скоро начнут снимать сцены короля Генриха с графом Уорвиком, и мы получим несколько дней отдыха. Тогда вы не сможете ссылаться на усталость.
Валентина вздрогнула. Казалось невероятным, что она больше не понадобится на площадке.
Отбросив все тревожные мысли, девушка устало направилась к роскошному бунгало, отведенному ей Гамбеттой в качестве гардеробной. Элли, горничная из отеля "Беверли-Хиллз", ставшая теперь ее личной горничной, помогла Валентине снять грим и бархатный, забрызганный грязью костюм.
Переодевшись в бежевую шелковую блузку и облегающие брюки, Валентина сказала:
– Не ждите меня сегодня, Элли. Я еще немного побуду на студии. Попросите водителя отвезти вас, а потом вернуться за мной.
– Хорошо, – с сомнением пробормотала Элли, – если вы уверены…
Подобное никогда не случалось раньше. Каждый день после работы Валентина немедленно возвращалась в отель.
После ухода девушки Валентина начала бесцельно бродить по бунгало, стараясь оттянуть момент возвращения домой. Захватив с собой свитер, она направилась по обсаженной кустами дорожке, которая создавала бунгало иллюзию уединенности. Вдалеке раздавался стук молотков – там готовили декорации для съемок очередного фильма. Девушка так и шла, сама не зная куда – мимо звуковых и фотостудий, монтажных. Остановившись у проекционной, она принялась гадать, в какое время Видал просматривает отснятый за день материал. Немного помедлив, девушка пошла дальше и миновала сценарный и рекламный отделы. Эта фабрика грез принадлежала Теодору Гамбетте, и только здесь девушке хотелось быть. Сейчас и всегда.
Валентина так же живо интересовалась работой декораторов, как и своей. Все восхищало ее и возбуждало любопытство. Ей хотелось знать как можно больше обо всем и обо всех.
Сцена, которую будут снимать завтра, – одна из самых главных. Кто-то из съемочной бригады, несомненно, до сих пор трудится на площадке. Они не будут возражать, если Валентина немного побродит там и познакомится с обстановкой.
Несколько мгновений она ничего не видела, окутанная кромешной тьмой. Слабый свет пробивался только на дальнем конце площадки, где все еще работали плотники. Валентина перешагнула через кабель и села. Меловые метки еще не были проведены. Валентине показалось, что она знает, где Видал прикажет нанести их.
Пробормотав первые строчки роли, она замолчала. В опустевшем кинопавильоне было нечто таинственное. Девушка уже поднялась, чтобы уйти, но замерла, услышав голос Видала.
– Они будут работать здесь всю ночь. График у нас очень напряженный.
– Это дворец? Выглядит великолепно, – промурлыкала женщина.
У Валентины бешено забилось сердце, и она попыталась встать, но не смогла.
– Потолки должны быть сводчатыми, – пояснил Видал.
Они наконец вышли на свет.
Сплетни, принесенные Роганом, безнадежно устарели. Кариана Ракоши не собиралась возвращаться в Голливуд из Новой Англии. Она уже вернулась. Все в ней казалось неземным и романтичным. Платье из струящегося шифона, прозрачное и летящее. Золотистые волосы, с изысканной простотой обрамлявшие лицо. Видал, обняв жену за плечи, посмотрел на нее с выражением, несказанно удивившим Валентину. В его глазах светилась нежность.
На сей раз Валентине удалось сделать шаг, потом второй. Спотыкаясь, она выбралась в вечернюю прохладу. Робкие мечты, так упорно расцветавшие день за днем, теперь увяли, умерли, погибли.
Ракоши вовсе не собирались разводиться. И никакой надежды на то, что Видал полюбит ее, как она – его.
Валентина подбежала к ожидавшему ее "кадиллаку", бросилась на заднее сиденье, конвульсивно вздрагивая, не зная, как прожить следующую минуту. Следующий день.
Водитель встревоженно рассматривал ее в зеркальце заднего обзора. Не спрашивая указаний, он повел машину к бульвару Сансет.
Он заглушил мотор у подъезда отеля как раз в тот миг, когда Роган садился в свой лимузин. Актер все это время провел в баре отеля и теперь собирался в "Сайро". Завидев Валентину, он остановился.
– Привет, – сказал он, как только водитель открыл Валентине дверцу. – Хотите что-нибудь выпить?
Несколько мгновений девушка непонимающе смотрела на него.
– Спасибо, – пробормотала она наконец с какими-то странными интонациями, – мне действительно не помешало бы выпить.
Темный уютный бар был уже полон. Сначала их появление осталось почти незамеченным. Все знали Рогана, а он уже успел обменяться приветствиями с друзьями и знакомыми. Но постепенно раздались перешептывания. Скромно одетая девушка рядом с Роганом оказалась таинственной звездой нового фильма Ракоши.
И тотчас же самые известные люди гордо потянулись к их столику. Они как бы случайно проходили мимо, перебрасывались несколькими словами с Роганом и просили его представить их Валентине. Фотограф успел снять девушку и Рогана вместе с ведущим актером студии "Парамаунт" – стаканы подняты высоко в воздух, на лицах улыбки. Сияющая Валентина стоит между мужчинами. На следующий день "Игземинер" напечатал фото с подписью:
"Загадочная звезда" наконец восходит на небосклоне".
Утром Видал появился на площадке с побелевшим от ярости лицом. В течение шести месяцев Валентина чуралась сверкающего мира, в который могла вступить в любую минуту, и теперь оказалось, что она не собирается больше избегать общества. И человек, которого она выбрала своим спутником, не кто иной, как Тенант!
Видал едва сдерживался, однако все же сумел осмотреть приготовленную к съемкам площадку и обсудить освещение с Доном Саймонсом. Необходимо честно признать, что он ничего не может сделать. Тенант недавно разошелся с очередной женой, а Валентина не замужем. Отдел рекламы будет на седьмом небе.
Он обошел площадку, отдавая приказания операторам. Когда съемки наконец начались, и актеры, и съемочная бригада превосходно понимали: впереди нелегкий день.
– Подбородок влево, Тенант! Черт! Вы же английский граф! Будьте гордым! Надменным! – Видал рухнул в режиссерское кресло. – Первая камера! Вторая… третья… звук… в порядке? Начали!
Все это время Валентина старательно отводила от него взгляд. Это было первым правилом, которое она установила себе за долгую бессонную ночь. Она влюбилась в Видала с первой встречи. Задушить любовь сразу невозможно – это долгий мучительный процесс. Но она выбросит его из сердца и полюбит кого-нибудь другого. Возможно, Рогана. Кого угодно, но только не Видала Ракоши.
Валентина, как всегда, безоговорочно подчинялась его командам, но что-то изменилось в их отношениях, и это заметили все присутствующие. Когда Ракоши заговаривал с Валентиной, она больше не пожирала его глазами с лихорадочной напряженностью, а он так жестко цедил слова, что даже Гаррис и Дон Саймонс невольно ежились.
– Какой дьявол вселился сегодня в Ракоши? – шепотом спросил Саттон Лейлу Крейн.
Та пожала плечами:
– Наверное, ему не нравится, что две его звезды слишком уж подружились.
– И когда же сие событие произошло? – поднял брови Саттон.
– Не знаю, но в этом нет ни малейшего сомнения.
Она кивнула в сторону Рогана и Валентины, стоявших рядом на дальнем конце площадки в ожидании, пока установят освещение для следующей сцены. Оба пили кока-колу, и в их позах было что-то дружески-интимное. Непонятная близость.
Но тут Роган отставил стакан и слегка сжал руку Валентины.
– Так значит, молодая дама не столь уж необыкновенная, как я посчитал, – разочарованно заметил Саттон. – Жаль, но это еще не причина, чтобы Ракоши вел себя как средневековый злодей. К тому же он, похоже, вовсе не заинтересованная сторона, иначе все уже знали бы об этом.
– Да… – с сомнением протянула Лейла. – Однако когда они стоят рядом и он дает ей указания, возникает такое чувство… – Она выразительно вздрогнула. – Словно между ними электрические искры проскакивают.
– Он великий режиссер, – просто объяснил Саттон. – И наконец нашел звезду, достойную своего таланта.
– Она действительно так великолепна?
– Невероятно, – кивнул Саттон.
Он уже больше десяти лет работал в кино и оставался одним из немногих, чью карьеру не уничтожили звуковые фильмы. Лейла слушалась его и верила ему.
– А в жизни она такая спокойная, такая сдержанная.
– Хорошенько взгляни в ее глаза, и ты поймешь, что это совсем не так, – сухо заметил Саттон. – Они полыхают безудержной страстью. Ради самого же Рогана, надеюсь, что он не станет предметом этой страсти. Он не способен ответить на этот огонь таким же пылом. Самый прославленный герой-любовник "Уорлдуайд" обладает мелкой душонкой.
Голос Гарриса заставил их замолчать.
– Тишина. Все по местам. Начали.
Королева Маргарита покидала возлюбленного, чтобы вернуться к своему безвольному мужу. Одна из главных сцен в фильме бесчисленное множество раз репетировалась Роганом и Валентиной. Даже будь Ракоши в хорошем настроении, работы предстояло много. Но теперь при виде режиссера все присутствующие сжимались от ужаса, мысленно готовя себя к тяжким испытаниям.
– Вы готовы? – рявкнул Видал.
Валентина почти физически ощущала, как этот зловещий взгляд вонзается в нее. Однако она кивнула, по-прежнему глядя в сторону.
– Прекрасно, – процедил он. – Мне нужна полная самоотдача.
На площадке воцарилась напряженная тишина.
– Мотор! Пошли!
Лейла, Саттон и незанятая в сцене массовка затаили дыхание. Дон Саймонс скрестил пальцы. Съемки этой сцены могут занять несколько дней или даже недель.
Валентина подняла голову. Огромные, невыразимо прекрасные глаза блестели от непролитых слез.
– Мой долг находиться рядом с мужем, – горестно начала она, и Видал ощутил, как у него закипела кровь.
Игра Валентины была безупречной, и она в своем увлечении ролью поднимала Рогана до высот собственного таланта, открывая в нем такие глубины эмоциональности, на которую никто в студии не считал его способным.
– Ты моя жизнь. Тебе принадлежит мое сердце, тело, душа. – Рука графа Суффолка была прижата к ее щеке.
Девушка в этот миг казалась столь ранимой и трогательной, что у Видала защемило сердце. Нескрываемые боль и отчаяние этой гордой женщины затмевали все, что когда-либо ему приходилось видеть.
Когда прозвучали последние слова, ни один человек не шевельнулся и не произнес ни единого звука. Наконец Видал резко объявил:
– Закончили. Снято.
Ключевая, самая трудная сцена фильма была снята с первого раза.