Он уже наполовину вошел в нее, когда встретил преграду. Варвар, сидевший внутри, зарычал от удовольствия. Он смял ее губы поцелуем, обхватил бедра и чуть приподнял, ровно настолько, чтобы резко опустить, разрывая последний барьер и утверждая свое господство.
Она отдернула голову, издала жалобный сдавленный звук и прислонилась лбом к его груди, тяжело дыша. Ее пальцы вцепились в его плечи, тело напряглось. Прошло несколько минут, прежде чем она обмякла. Он обнял ее и стал гладить по спине, хотя все мышцы дрожали, вопя о неукротимой потребности брать, владеть, делать своей. Врезаться в беззащитную, покорную плоть.
И все же он вынуждал себя ждать. Прислониться щекой к ее волосам и просто держать ее, пока не утихнет боль.
Она прерывисто вздохнула и попыталась пошевелиться, но он удержал ее:
- Нет. Не стоит.
Ее тело еще не смягчилось, не оправилось от шока. Еще немного, и она придет в себя и примет его вторжение.
Она молча подчинилась. Маленькая ручка легла на его грудь. Он накрыл ее ладонью, поднес к губам и поцеловал каждый пальчик, втягивая его в рот, перед тем как отпустить.
Увидев, что Франческа немного отвлеклась от своих переживаний, он стал целовать ее, сначала нежно, потом все более пылко, пока она вновь не загорелась и не стала отвечать на ласки. Сжав ладонями его лицо, она коснулась его языка своим, без слов обещая полную капитуляцию, сдачу на милость завоевателя. Опираясь на колени, она покачивалась на нем. Не поднималась, чтобы опуститься вниз, как это делают неопытные женщины, нет. Ее тело превратилось в чувственные, завораживающие, лишающие разума, крадущие чувства колыхания, ласкавшие его от каменно твердых бедер до губ.
Она взяла его в плен. Его тело. Разум. Эмоции. Чувства. Все это принадлежало ей. Она стала главной. Ее воля стала законом.
Он не помнил, сколько времени вот так просто держал ее, обхватив за талию, и принимал все, что она на него обрушивала. Упивался, как никогда в жизни.
Движение начиналось с ее бедер. Она нажимала вниз, забирая его всего. Внутренняя сторона бедер и ее мягкость ласкали его чресла. Волна разливалась оттуда и проходила вверх, по ее спине, медленным, неторопливым потоком, прижимая ее живот, талию и роскошные груди к его телу. И наконец, ее рот прильнул к нему, открытый и зовущий, манящий в неведомые глубины.
Потом волна спадала, медленно откатываясь назад, с еще более обольстительной лаской, когда все ее тело словно обволакивало его. И все начиналось сначала.
Мысли его путались. Тихо застонав, он намотал ее волосы на кулак и оттянул голову, чтобы взглянуть в ее лицо. Из-под тяжелых век сияли глаза, зеленее и ярче любого изумруда.
- Откуда ты знала?
Его вопрос. Тот, на который он не находил ответа.
Она была целомудренна, девственна, как он и подозревал, и все же вела себя как… как наложница в султанском гареме, обученная искусству любви.
Ему не было нужды объяснять подробнее: ее губы скривились в понимающей улыбке.
- Мои родители.
Он ошеломленно уставился на нее.
- Они научили тебя?
Франческа рассмеялась едва слышно, и все же его голова закружилась, как от глотка лучшего бренди. Звук прошил его насквозь, осел в животе, растекся по внутренностям: масло для его огня. Он отпустил ее волосы, и она снова вжалась в него.
- Нет. Я наблюдала, - хихикнула она. - Видишь ли, я была единственным ребенком, и в детстве наши спальни находились рядом.
Ее слова были чуть громче шепота, ее тело терлось, прижималось, манило…
- Они всегда оставляли дверь открытой, чтобы слышать, если я заплачу. Иногда я просыпалась… и входила к ним… Бывало… что они не замечали… Потом я возвращалась к себе. Раньше я не понимала, почти до сегодняшнего дня, но оказалось, что все запомнила.
Охваченная воспоминаниями Франческа мысленно поблагодарила родителей. Без них, без их взаимной любви она никогда не имела бы шанса испытать ЭТО. Ибо сейчас этот сильный, опытный мужчина целиком зависел от нее. От ее ласк. От того, что она делает с ним. От обещаний, которые она способна дать и выполнить. Эта мысль пьянила. Единственная крошечная победа среди множества поражений. Единственное, что она запомнит о своей первой брачной ночи.
Расчесывая пальцами жесткие волосы на его груди, она немного подождала, наклонила голову и лизнула. Прикусила сосок.
Его руки сомкнулись вокруг нее стальным кольцом. Она подняла голову, и он захватил ее губы в плен поцелуя.
Сильная рука стиснула ее бедра, и она вдруг осознала дремлющую силу, наполнившую ее лоно, силу, которая до сих пор ей подчинялась.
Не успела она до конца понять, что происходит, как он поднял голову и выдохнул в ее распухшие губы:
- Второй акт.
Она видела это раньше, но, разумеется, никогда не испытывала. Никогда не оказывалась в центре сцены до сегодняшней ночи. И все, что делалось, делалось ради нее. Ее плоти. Ее тела. Ее чувств. До сих пор, войдя в нее, он почти не двигался, позволяя ласкать себя потаенными мышцами ее плоти. Теперь все изменилось. Он удерживал ее, но она все же могла двигаться, не для того, чтобы ублажить его. Чтобы утолить свой голод. Потребность, которая росла и расцветала в ней. Потребность, которую он искусно питал.
Он двигался в ней и вместе с ней. Теперь он вел танец. И с каждым новым выпадом наполнял ее, пронзал, только чтобы отстраниться и повторить это снова…
Она безуспешно цеплялась за остатки разума. Жажда, которой не было названия, захлестывала ее. Рвалась наружу. И Франческа стремилась любой ценой утолить эту жажду. Свою и его.
Она потеряла свой ритм, но вместо него нашла другой. Его ритм. Он придержал ее бедра и проник еще глубже. С каждым толчком он продвигался все дальше, чтобы коснуться места, которого еще не успел коснуться.
Пламя пожирало ее. Исходившее от него пламя. Он врывался в нее раз за разом, чтобы довести до безумия. Всхлипывая, что-то бормоча. Она цеплялась за него, готовая на все, безрассудная и раскованная. Ее тело принадлежало ему. Только он мог наполнять его, пронзать и брать все, что хотел. Когда-то ей удавалось стать свидетельницей нарастающей страсти, пылких объятий, исступленных ласк, но она в жизни не думала, что сама станет участницей чего-то подобного. Будет брать и давать.
В глазах стоял слепящий туман желания.
Он перегнул ее через руку, и она ощутила раскаленное клеймо поцелуя на своей груди. Он сосал свирепо, безжалостно, и она вскрикнула. Тело снова напряглось, закаменело, он прикусил ее сосок и вонзился, резко, грубо, яростно.
Огненный шар взорвался.
Ее больше не было здесь, в этой спальне. И все же она сохранила способность чувствовать. Испытывать ощущения изысканно-острые, молниями полосующие ее, исходящие из самой сердцевины, разворачивающиеся спиралью, уносящие с собой. Возносящие на немыслимые высоты. Ее подхватило, бросило вниз, закрутило в водовороте и тут же выбросило на поверхность. Бурлящее море постепенно успокаивалось, оставив ее умиротворенной. Спокойной. И выжидающей.
Она не могла думать. И все же знала. Знала, что должно быть что-то еще, и хотела этого чего-то. Хотела его.
Он замер. Застыл на секунду. Провел руками по ее спине, словно хотел вдавить Франческу в свое тело.
И, сжав руками ее бедра, поднял и отстранился.
Она протестующе пробормотала что-то.
Он ответил хриплым, на удивление мрачным смехом.
- Желаю, чтобы ты была подо мной.
Он желал чувствовать ее податливую плоть под собой, когда возьмет ее. Желал слышать каждый стон, каждый крик. Желал удостовериться, что она открыта ему, что ее налитое тело предназначено только для него. Примитивное, грубое, жадное желание. Сводящее с ума, почти отчаянное желание.
Джайлз уложил Франческу на изумрудный атлас, широко раздвинул ее бедра и устроился между ногами. И наполнил ее одним мощным толчком, наблюдая, как ее тело колышется, изгибается, как она поднимает бедра, чтобы глубже вобрать его.
Она судорожно прижимала его к себе. Он упивался и не мог насытиться ощущениями, которые она ему дарила. Упивался ее губами, огнем, все еще тлеющим в ней, и раздувал его в пламя.
В адское пламя. В извержение вулкана, спалившее последнюю маску, последние следы и остатки его цивилизованного фасада. Он ворвался в нее, в ее рот, в ее тело, жадный, беспощадный, алчущий, и точно подстерег тот момент, когда она капитулировала, когда полностью отдалась и этому моменту, и бушующему пожару, и неземному блаженству, и он ликовал и торжествовал победу.
Она открылась ему. Обвила руками и ногами и впустила не только в свое тело, но и в цитадель, которую он так стремился завоевать.
Он балансировал на гребне горячки, когда глубина его потребности с размаху ударила его стальным кулаком. Понимание себя и своего исступленного желания пришло как слепящее откровение. Но ничто, даже его нерассуждающие страхи, не могло помешать ему схватить, забрать, завладеть тем, что, как ему казалось столько лет, он никогда не получит.
Она забилась под ним, и он излился в нее, наслаждаясь ее наслаждением, и испустил вопль триумфатора, прежде чем последовать за ней в бездонную пропасть.
Так кому же принадлежит победа? Ему или ей?
Лежа рядом со спящей женой, Джайлз никак не мог ответить на этот, казалось бы, простой вопрос. И так ли уж это важно? Трудно сказать. Да и к чему жаловаться, если и волки сыты, и овцы целы?
Единственная женщина, которую жаждет его истинное "я".
Но никогда она не узнает этого, если он не скажет ей. Если сам не признается в собственной уязвимости.
Да скорее у свиней вырастут крылья!
Приоткрыв один глаз, он обозрел скомканную постель, освещенную теперь одним лишь лунным светом. Она лежала на боку, лицом к нему, так что из-под разметавшихся волос едва виднелась бледная полоска лба. Между ними, на подушке, покоилась маленькая ручка. Он все еще продолжал сжимать ее талию. Властно. По-хозяйски. И не собирался ее отпускать.
Голос разума твердил, что он не может разбудить и снова взять Франческу. Он уже сделал это однажды, неистово, жестоко, как и подобает истинному варвару. Воспоминания о том, как она повернулась к нему, стараясь поймать его взгляд, как отвечала на его поцелуи, как они слились в одно целое и как захлебывались экстазом, послали озноб по его спине.
Закрыв глаза, он поглубже зарылся в перину, пытаясь отрешиться от запаха удовлетворенной похоти, тяжелым облаком висевшего в воздухе. Пытаясь игнорировать вновь пробудившийся голод.
Утром. Только потому, что он сдался на одном фронте, еще не значит, что сейчас позволит вожделению править им.
Глава 8
Было уже совсем светло, когда он проснулся и начал шарить по постели в поисках жены. И понял, что ее больше нет рядом.
Джайлз встрепенулся и, еще не придя в себя, сонно уставился на то место, где должна была лежать его пылкая жена, мягкая, теплая и готовая к новой схватке.
Он подавил стон, повернулся на спину и прикрыл глаза рукой. Пропади она пропадом!
Минуту спустя он поднял руку, а за ней и голову и огляделся. Сел. Отбросил одеяла и кинулся в ее гостиную. Никого. Даже горничной, которую можно было бы довести до истерики своим видом.
Сыпля ругательствами, он захлопнул дверь и поставил на место стул, который его любящая жена сунула в ручку, вознамерившись не допустить его в комнату. Может, она вспомнила про вчерашнюю ссору?
Пять минут спустя, полностью одетый, он широко шагал по газонам в направлении конюшни, растеряв всю уверенность в победе, одержанной прошлой ночью. Опять он недооценил ее, не смог разобраться в ходе ее мыслей. Воображал, будто прошлая ночь все исправит и отныне их супружеская жизнь покатится гладко, без сучка и задоринки. Но так ли это? Или он еще глубже утонул в трясине?
Добравшись до конюшни, он первым делом отыскал стойло арабской кобылы. Лошадь мирно жевала овес. Заслышав шаги, она подняла голову и взглянула на него.
Джайлз откашлялся и отвернулся.
- Оседлать ее для вас, милорд? - осведомился Джейкобс, его главный конюх, выходя из шорной.
- Кто-нибудь уже уехал с утра?
Джейкобс ни за что не поймет, что он спрашивает о жене.
- Нет, но я слышал, что большинство гостей отправились по домам.
- Да, но я имел в виду дядю ее светлости. Должно быть, он еще здесь.
Джайлз отпустил Джейкобса и пошел к дому, пытаясь поставить себя на место "ее светлости", представить, что сделал бы он в ее положении. Бесполезно: он понятия не имел, о чем она думает, что чувствует. Счастлива ли, что вышла за него, самодовольно усмехается после прошлой ночи? Собирается извлечь из нее все возможное, смирилась со свершившимся? Или грустна, тоскует, расстроена тем, что надежды не сбылись?
Он сразу же посчитал незначительным то обстоятельство, что столько времени провел, беспокоясь о мыслях обычной женщины, не говоря уже о ее чувствах. Раньше такое ему в голову не приходило. Но цыганка - его жена и уже этим одним отличается от других женщин.
Он помедлил в конце аллеи, чтобы перевести дух, справиться с бессмысленным страхом, сжимавшим его грудь. Оглянулся. Случайно запрокинул голову. И увидел ее. На парапете ближайшей башни.
Он не помнил, как добежал до дома и промчался сквозь коридоры к ведущей на башню лестнице. К этому времени к нему стал возвращаться рассудок, пробивший пелену страха. Цыганка отнюдь не робкая, пугливая неженка. Что это ему в голову пришло?
Он уже спокойнее, не слишком торопясь, поднялся по ступенькам. И не пытался при этом идти бесшумно или скрыть свое присутствие. Несмотря на то что парапет был достаточно широк, он не хотел пугать жену внезапным появлением.
Держась за каменный выступ, Франческа перегнулась вниз, должно быть, разглядывала огромный парк. Дверь скрипнула, и она повернула голову. У Джайлза сложилось впечатление, что она не удивилась, увидев его.
Удивился он.
Он не видел ее раньше в обычном платье. Рассматривая простой муслиновый наряд, отмечая, как льнут складки к ее соблазнительной фигурке, как ласкает мягкая ткань ее бедра, как волнуется единственная оборка вокруг ее щиколоток, он невольно представил себе скрытое под платьем тело. Роскошное тело, которым он наслаждался всю ночь.
Был ли он вполне нормален, когда женился на ней? Он вдруг осознал в глубине души, что не хотел бы ничего иного. И никого.
- Я тебя потерял, - сказал Джайлз, останавливаясь в нескольких шагах от нее.
Франческа снова глянула на зеленый ковер крон, расстилавшийся под башней.
- Я решила полюбоваться прекрасным видом и глотнуть свежего воздуха, - пояснила она и, немного помедлив, добавила:
- Кажется, это самое подходящее место для размышлений.
Он не был уверен в том, что приветствует ее желание размышлять в уединении, и в том, что ему понравилось бы то, о чем она думает.
- Насколько я полагаю, поместье простирается намного дальше к западу и востоку?
- Да. Откос служит северной границей.
- А Гаттинг лежит к востоку?
- Скорее, к юго-востоку. Если захочешь, я когда-нибудь отвезу тебя туда.
Франческа наклонила голову и взмахнула рукой в том направлении, где серебрилась лента реки:
- Тот мост, который снесло… он там?
- Немного дальше по реке.
- Он разрушен?
- Почти. Единственный оставшийся пролет почти подточен водой. Придется все строить заново, а пока мы наладили паромную переправу, чтобы можно было добраться до ферм на том берегу. Мне стоило бы поехать посмотреть, как идет строительство. Возможно, во второй половине дня, когда все окончательно разъедутся, я так и сделаю.
- Значит, много гостей еще осталось? Кто они? - допытывалась Франческа, медленно обходя башню.
- В основном родственники, слишком старые, чтобы отправляться в дорогу на ночь глядя. Но к вечеру здесь уже никого не будет, кроме домашних. Твой дядя, разумеется, все еще здесь. Он сказал, что намеревается ехать домой другой дорогой и велит заложить лошадей еще до обеда. Девил и Онория исчезли прошлой ночью. Они просили извиниться и передать, что их младший еще слишком мал, чтобы надолго его оставлять.
Джайлз столкнулся с Девилом, выходя из бального зала, и прочитал по губам друга единственное слово: "трус". Правда, ДевИл тут же подмигнул и ловко перехватил направлявшегося к ним дядюшку Джайлза, тем самым позволив приятелю беспрепятственно ускользнуть.
- Да, Онория мне говорила, - подтвердила Франческа, на секунду обернувшись, чтобы встретиться с ним глазами. - Она пригласила нас в Сомершем.
- Как-нибудь позже. И мы непременно увидимся с ними в городе.
- Ты давно знаешь Девила?
- Еще со времен Итона.
Она продолжала идти, предоставив ему любоваться своей спиной и гадать, что, собственно говоря, происходит? И что она замыслила? Почему держится так отчужденно?
Она вышла из тени башни на парапет.
- Ладно… сдаюсь. Что ты думаешь, черт возьми?
Франческа недоуменно хлопнула глазами.
- О чем?
- О нашем браке.
Он остановился. Она, как ни странно, последовала его примеру. Теперь их разделяли те же три шага.
- Понимаю, что до вчерашнего дня наши ожидания не совпадали.
Франческа снова взглянула на него, но так быстро, что он не смог ничего прочитать по ее глазам. Отвернувшись, она опять принялась рассматривать двор.
- Но это было до того, как мы обвенчались, - хрипловато, но достаточно спокойно ответила она. - Будет лучше, если мы оставим прошлое позади и вместо этого подумаем, чего же теперь хотим от нашего брака.
Он был бы рад оставить прошлое позади.
- Чего мы хотим сейчас?
- Да. Итак, какой женой ты хочешь видеть меня?
Она снова двинулась с места. Он поколебался, наблюдая, как колышутся ее бедра, и зашагал следом. Ее вопрос был достаточно разумен и вполне к месту. Ее поведение - безупречно. Деревянный настил под его ногами был достаточно надежен. Почему же у него такое ощущение, что он ступил на тонкий лед?
- Мои требования не изменились: ты должна выполнять все обязанности, налагаемые на тебя графским титулом, что, разумеется, вполне тебе по силам. Кроме того, тебе придется родить мне наследника, лучше двоих, чтобы не дать Осберту ни малейшего шанса. Помимо всего этого, твоя жизнь принадлежит тебе, и ты вольна делать все, что пожелаешь.
Она долго, очень долго молчала, прежде чем отозваться тихим эхом:
- Все, что пожелаю.
Ну почему он не видит ее лица, ее глаз?! По голосу судить трудно, тем более что он такой же, как обычно.
- Скажите, милорд… - начала она, останавливаясь у парапета и глядя вниз.
Джайлз терпеливо выжидал.
- Вы имеете в виду, что после рождения наследников мне вовсе не обязательно сохранять вам верность?
Ее слова неожиданно больно ударили в сердце. Он даже не сразу нашелся с ответом, да и то слова не шли с языка.
- Я не поощряю тебя к неверности, - выдавил он, - но когда ты дашь мне наследников, вполне вольна заводить связи. Захочешь ты этого или нет, решение остается за тобой.
- При условии полной секретности, разумеется.
Ему показалось, что на губах ее мелькнула горькая усмешка.
- Графиня Чиллингуорт не должна пятнать имя мужа. Поэтому афишировать романы, мне кажется, не стоит.