- Ты знаешь, что он мне угрожал?! Мне и Алиночке?! - снова пьяные всхлипы. Да, Гошка ему рассказал. Не то, чтобы Григорий был в восторге... Но в свете того, что произошло... и что это один из факторов, сдерживающих Ларису от ответных действий... Он будет лицемером, если скажет, что осуждает брата.
- Лариса, не переживай. Гошка блефовал. Ничего не случится с Алиной...
- Обещаешь?!
- Обещаю, - устало.
- Гришенька... - у него скулы сводит от этого пьяного голоса. - Как ты мог это допустить? Это же нечестно! Неправильно. Непорядочно, в конце концов!
"Кто бы говорил", - хочется ему ответить. Странно слышать слова о порядочности от человека, который, как выяснилось, регулярно его обкрадывал. Не то, чтобы по-крупному, но все-таки... Однако сейчас явно не стоит об этом говорить. Да и вообще - не стоит это того, чтобы ворошить. Лучше забыть, как страшный сон. Если ему дадут, конечно.
- Лариса... Я пытался с тобой договориться по-хорошему...
Она бубнит пьяно и неразборчиво что-то в трубку.
- Послушай, Лар... Ну, давай я тебе как-то... компенсирую. Хочешь, отступные тебе заплачу? Хорошие?
- Да не нужны мне твои деньги!
А так и не скажешь...
- А что нужно, Лариса?
- Ты, - всхлипывая.
Абсолютно бесполезный разговор. Тягостный и бесполезный.
- Ты же понимаешь... сердцу не прикажешь...
- Скотина!
И, наконец-то - благословенные короткие гудки.
Он кладет трубку рядом с собой, в комнату заходит Гошка.
- Лариса? - кивает на телефон.
- Угу.
- Гришка, не смей ей поддаваться, что бы она тебе ни говорила!
- Я что, похож на идиота?
- Иногда - да. Но это я так, на всякий случай, - брат садится рядом. - Ладно, хорош о грустном. Поскольку свободу маневра я тебе обеспечил, Григорий Сергеевич, руки в ноги и марш Люсю соблазнять! Пока девочка совсем с ума не сошла от неизвестности. И так уже извелась вся...
- Она тебе звонила? - вскинулся Гриша.
- Звонила.
- Что говорила? Обо мне?..
- Спросила про твою шею, если тебе это интересно. Но голос у Лютика был грустный-грустный. Так что - вперед, ухаживать за Люсей. И чтобы все сделал как надо, не позорь меня!
- Ухаживать... - вдруг усмехается Григорий. - Знаешь... я ведь даже не знаю толком, как это делается. Как-то все само... раньше...
- Точнее - сами! - подначивает его брат. - Ты же у нас мужчина видный, ценный приз, за который сражаются...
- Перестань, - морщится Гриша.
- Ладно. Мой совет прост: старая добрая конфетно-букетная классика еще никого не подводила.
- Конфетно-букетная?
- Уверяю тебя - это сработает.
_______________
Ей так и не вернули "Ниву". А она... она сама не звонила Грише и не узнавала. Может быть, это было не совсем порядочно с ее стороны - так бесцеремонно пользоваться не принадлежащей ей машиной, но... В конце концов, это была не ее идея. Он был инициатором, так вот пусть и обратно машины сам меняет. А если уж совсем честно, то просто страшно его было видеть, слышать... После того странного вечера у них дома.
У него была масса возможностей... сделать хоть что-то! Хоть как-то дать ей понять... А ей это было так нужно! Но он не сделал ничего. И так уж была устроена Люся, что в данной ситуации причину этого она могла искать только в одном месте. В себе. Недостаточно она хороша для Григория Сергеевича Свидерского. Размечталась, дурочка.
Глава 10. Большая встреча.
Она стоит у окна массажного кабинета. Во "Фламинго" на сегодня прием окончен. Надо пойти, попить чаю, съесть что-нибудь и ехать. Но аппетита нет совершенно, хотя это неправильно, она знает. Потом возможности поесть не будет до самого вечера. Но просто кусок в горло не лезет. И она стоит и смотрит в окно. Конец февраля уже, а солнце сегодня совсем почти весеннее, яркое. Снег сверкает, серебрится в его лучах, но пока не тает. Красиво.
За спиной стукает дверь.
- Людмила Михайловна, я к вам!
Люся оборачивается. В дверях стоит молодая незнакомая ей женщина, за ее спиной - Наталья Петровна, их гардеробщица.
- Людмила Михайловна, я пыталась ей объяснить! Что вы уже закончили на сегодня. А она и слушать ничего не хочет, такая наглая!
- Все хорошо, Наталья Петровна, - Люда примиряющее улыбается. - Сейчас разберемся.
Дверь закрывается.
- Слушаю вас.
- Людмила Михайловна... Голубушка... Христом-Богом прошу...
Неожиданное начало разговора. Люся смотрит на свою собеседницу. Как раз такая, какой Люсе всегда хотелось быть. Стройная, изящная. Черные волосы стянуты в хвост, хороший макияж. Только вот глаза - темные, измученные. И голос...
- Простите, мы знакомы?
- Нет, - та вдруг всхлипывает. - Но я вам вчера звонила...
- А, так это были вы, - вспоминает Люся.
- Да, я, - собеседница невесело улыбается. - А вы мне отказали...
- Да почему отказала, - устало вздыхает Людмила. - Не отказала. Просто я же вам объясняла, что у меня сейчас все занято. Через полтора месяца - пожалуйста, милости прошу.
- А мне сейчас надо!
И не успевает Люся ничего сказать, как женщина опускается на стул и начинает... плакать.
Сколько слез она видела в этом кабинете, сколько чужого горя? Ее личная Голгофа. Она садится рядом.
- Что у вас случилось? - как можно мягче.
- ДЦП у нас, - собеседница размазывает тушь по щекам. - Месяц ребеночку.
- Сочувствую. Но есть же другие специалисты, хорошие...
- Мы трех перепробовали! Это какой-то кошмар! А мне подруга про вас рассказала! Что вы... что вы настоящая волшебница!
- О чем вы говорите... - даже никакого чувства не вызывают эти слова. Потому что это неправда. - Не бывает волшебников. Я просто массажист, квалифицированный массажист. Чудес не умею делать.
- Нет! - горячо, убежденно. - Я знаю! Пожалуйста, Людмила Михайловна... Умоляю... Любые деньги, все, что скажете...
- Я же вам объясняла... Ну, поймите... куда я вас поставлю... у меня весь день занят...
- Умоляю... - женщина всхлипывает, - все, что угодно! Хотите, на колени встану?!
- Да ну что вы...
Остановить ее Люся не успевает, и та вдруг действительно падает на колени.
- Господи, да вы с ума сошли! Ну-ка, вставайте немедленно!
- Людмила Михайловна, как мать прошу... умоляю...
- Да вставайте же! - Люся сама подскочила, тянет собеседницу за плечи. Нет, вот видела же она такое: если вбил себе в голову что-то человек в состоянии стресса, то не переубедишь его! - Вы где живете?
Та, с вмиг вспыхнувшей надеждой называет адрес. Что ж, для одних она уже совсем недавно исключение сделала... А ведь этой женщине надо, очень надо, может быть даже, не столько ребенку, сколько самой матери, для душевного успокоения. И отказывать Людмила за все годы так толком и не научилась. Да и потом, ведь деньги всегда нужны, а время... ну и что, что поздно? Будто ей есть куда его девать, это самое время. Все что у нее есть - это работа. И люди, много людей...
- Хорошо, - кивает. - Полдевятого или без пятнадцати девять буду у вас сегодня.
- Людмила Михайловна, дай Бог вам здоровья! Муж вас обратно отвезет, хотите? Поздно ведь уже будет!
- Благодарю вас, не стоит. Я на машине.
_______________
Еще одна неожиданная встреча, но теперь уже на улице, как только вышла из "Фламинго". Но это встреча со старыми знакомыми.
- Никитка! Ты ли это?!
- З-з-здра-ав-вствуйте, Л-л-людмила М-михайловна!
- Ой, вырос как... Не узнать! Вас обнять-то можно, молодой человек?
- М-м-можно!
И она обнимает его. Никита Крутов, один из ее первых пациентов во "Фламинго". До сих пор помнит и его, и мать. Тяжелая родовая травма вследствие наложения акушерских щипцов. Голова у Никиты так и осталась неправильной формы. Нарушения речи, слуха, крупной моторики. И мать его, Анна Васильевна, одна сына поднимала. Не бросила, тащила, не давала покоя ни врачам, ни массажистам. На себя рукой махнула, а за ребенка билась. И Люся помогала им как могла.
- Какими судьбами, Анна Васильевна? - она отпускает Никиту. Вымахал выше ее ростом, а ведь помнит его еще десятилетним.
- Да вот, попрощаться зашли...
- Что такое?
- Так восемнадцать нам уже, на той неделе исполнилось. Уходим мы из детской лечебной сети во взрослую. Вот, зашли повидаться, попрощаться. Теперь мы уже к вам на массаж не попадем.
- Ох, - вздыхает Люся, - как время-то летит...
- И не говорите, - кивает согласно Анна Васильевна, увядшая раньше времени сорокалетняя женщина, не утратившая, однако, жизненной стойкости. Вот уж чего-чего, а стойкости ей было не занимать, слава Богу! - Но к вам не могли не зайти. Сказать вам спасибо за все, что вы делали. Светлый вы человек, Людмила Михайловна. Побольше бы таких...
В глазах вдруг начинает щипать. Люся, ну, соберись же! Не позорься перед пациентами!
- З-з-золотой ч-челов-в-век в-вы, - вдруг негромко произносит Никита. Говорить ему непросто, у него серьезное заикание, но он упорно продолжает. - Я в-в-вас в-в-всю ж-жизнь п-п-помнить б-буду. П-п-прав-вда.
И тут она начинает плакать. По-настоящему.
- Вот что ты делаешь, ирод такой, - из глубин подсознания всплывает любимое бабушкино ругательство. - Довел взрослую женщину до слез...
- Н-н-не п-п-плачьте, Л-л-людмила М-михайлов-в-вна, - он как-то совсем по-взрослому снова обнимает ее, гладит по волосам. - В-в-вы х-хорошая, н-н-не надо п-п-плакать. А я в-вам п-п-подарок п-п-приготовил, х-хотите?
- Хочу, - шмыгает она носом, вытирая слезы. - Показывай.
- В-в-вот.
Отпускает ее, достает из сумки отпечатанные листы, согнутые пополам и скрепленные посредине степлером. Такая самодельная книжица.
- Что это?
- Эт-то я к-книжку н-н-написал. Я п-п-писателем б-буду. П-п-почитаете?
- Обязательно, - она снова начинает плакать, улыбается сквозь слезы. - Обязательно почитаю, Никитушка. Ты автограф-то мне оставил, на память?
- Д-да! - он улыбается широко, переворачивает книжку, там сзади тщательно выписанный витиеватый вензель.
- Спасибо! - а потом она сама его крепко обнимает. Совсем расклеилась Люся. - Спасибо, мой хороший. Я уверена, что у тебя все получится.
- Так, - за спиной вдруг раздается совершенно неожиданный голос. - Кто мне объяснит, что здесь происходит?
____________
Конфеты он по зрелому размышлению исключил. Мало ли: еще подумает, что он опять на что-то намекает, кто этих женщин поймет? А букет купил, шикарный букет из ярко-алых роз. Приехал в Центр, где работает Лютик. А там...
Какие-то люди рядом с ней, женщина и молодой парень. А она плачет. И весь мир меркнет, потому что она - плачет. И все затмевает желание закрыть ее, защитить. Знать бы еще, от чего?
_________
- Гриша? - растерянно, судорожно пытаясь вытереть слезы.
- Что здесь происходит? - он повторяет вопрос, голос звучит неосознанно резко.
Анна Васильевна с любопытством разглядывает присоединившегося к ним - представительного мужчину в дорогом пальто с огромным букетом красных роз. А реагирует первым вдруг Никита.
- В-в-вы к-кто т-т-такой?! - так же синхронно резко, даже грозно. И это почему-то не выглядит смешно из уст молодого парня в адрес взрослого мужчины. Да и Гриша смотрит растерянно.
- Это мой знакомый, Григорий Сергеевич, - Люся справилась с первым изумлением. - А это - мои... тоже знакомые... хорошие. Никита... Анна Васильевна...
Григорий кивает женщине, а протянутую Никите руку парень после небольшого раздумья все-таки пожимает.
- Григорий Сергеевич, ты тут... как? - Люся все равно страшно растеряна.
- Поговорить приехал.
- Пойдем мы, Людмила Михайловна, - спохватывается Анна Васильевна. - Спасибо вам еще раз, за все! Никита, пора нам, идем.
Но парень отчего-то медлит, смотрит исподлобья на мужчину рядом. А потом, вдруг:
- В-в-вы Л-л-людмилу М-михайловну не об-бижайте! С-с-слышите?! З-з-за н-н-нее есть к-кому в-в-вступ-питься! Н-н-не д-думайте д-даже!
Григорий молчит и так же пристально смотрит на молодого человека. А потом кивает.
- Понял. Не буду обижать. Обещаю.
- С-с-слово м-м-мужика?
- Слово.
Демонстративно обняв на прощание Люсю, Никита, припадая на ногу, медленно уходит под руку с матерью, а она остается в компании Гриши - с подаренной самодельной книжкой, в растрепанных чувствах и вся зареванная. Чудесное зрелище, должно быть. Хотя... Грише не привыкать видеть ее такой. Надо бы сказать что-то, что ли, объяснить...
- Я Никиту с десяти лет знаю, - она вздыхает, вытирает остатки слез. - Вдвоем с Анной Васильевной на ноги его ставили. Один из первых моих... тяжелых... А тут они попрощаться зашли... А Никитка мне книжку подарил, представляешь? Сам написал... Говорит: писателем буду. Ну, я и... - махнула рукой, чувствуя, как снова подступают слезы. - Вот такая вот я сентиментальная идиотка!
Порывисто прижал ее к себе, не выпуская из рук совершенно ненужный букет цветов. И, шепотом, в висок ей:
- Никакая ты не идиотка. Ты удивительная. Такая... такая...
_______________
У этой сцены есть наблюдатель. Недоброжелательный наблюдатель.
Вот, значит, на кого ты меня променял, Григорий Сергеевич... Такие тебе нравятся, да? А она-то, дура, вечно на диетах сидела, в форме себя держала, чтобы не расплыться. А он вон на какую повелся... Хотя, даже сквозь накатившую злость Лариса понимает - хороша чисто по-женски эта Людмила. И моложе ее, а это со счетов не сбросишь...
Молодая, в теле... и с детьми работает. Что, на ребятишек потянуло, да, Григорий? Эх, надо было рисковать, как подруга советовала, и рожать ему! Никуда бы не делся, женился бы, как миленький. Но она боялась, да и Алина истерику закатила, как только мать заикнулась о возможном братике или сестренке. А теперь что уж... Ушел он. Но она ему отомстит! Не по бизнесу, так по личному ударит! Брошеная женщина опасна.
_______________
- Ну, хоть какое-то время мне назначь!
- Гриш... - она растеряна и совершенно ошеломлена. Даже не пытается собрать разбежавшиеся мысли и растревоженные чувства в какое-то подобие порядка. - У меня сеанс поздний... Только в полдесятого освобожусь, самое раннее...
- Люся, ты себя гробишь!
Она смущенно улыбается и пожимает плечами.
- А суббота?
- И суббота. Единственное, что освобожусь, наверное, пораньше.
- Во сколько?
- В четыре.
- В полпятого я тебя забираю из дома. Вещи заранее собери - за город поедем.
У нее формируется стойкая привычка не спорить с Григорием Сергеевичем. Непонятно с чего, но вот так.
- Куда поедем, скажешь?
- Дом свой покажу.
- Ого... - она не знает, что сказать. - Здорово. - А потом, со вздохом: - Гриша, мне ехать надо, люди ждут...
- Хорошо, - кивает он так же со вздохом.
- А, подожди! Вспомнила. Ты когда машину заберешь?
Он изо всех сил пытается не улыбнуться.
- Езди пока. Леонид там твою Маню на винтики разобрал.
- Ой!
- Да не переживай, соберет. Просто время нужно. Тебе же удобно?
- Очень! - отвечает Люся с чувством, не удержавшись.
- Значит, и говорить не о чем. Ну, все, тогда до субботы. Не забудь! Впрочем, я тебе еще позвоню, проконтролирую.
- Хорошо, - она улыбается. - До субботы.
А целовать он ее сейчас не будет. Не ко времени. Потерпит, взрослый же мужик, в конце концов.
_____________
- Надеюсь, в этот раз ты не облажаешься?
- Вон подите, Георгий Александрович.
- Ой-ой... Как ты с Николаем договорился?
- Легко. Они с женой в это время года всегда на Кипре.
- А Люся знает... что это уже не твой дом?
- Нет, по-моему. Но я ей скажу, обязательно.
- Думаю, она правильно поймет, - а потом резко меняет тему: - Так, Люсю мне обижать не смей! Чтобы все сделал как надо! Я у нее спрошу, как все прошло!
Григорий хохочет. И, отсмеявшись:
- Слушай, отстань уже от нас, а?
- Да если бы не я!
И тут Гриша перестает даже улыбаться.
- Наверное, так. Спасибо.
- Помни мою доброту! Совет хочешь?
- Иди к черту со своими советами, - а потом, непоследовательно: - И?
- Если вдруг у тебя возникнут проблемы... хм... с уговариванием Люси...
- Ну-ну, - усмехается старший.
- Не нукай! Люся - девушка красивая, эффектная! А ты у меня уже не первой свежести... хм... товар... попользованный....
- Слушай, ты!
Теперь уже смеется младший.
- Ой, как нас задело! Ладно, не злись. Просто из личных наблюдений... Есть у Лютика одно слабое место.
- Какое?
- Сердце, Гришка. Если что - дави на жалость.
- На жалость? За что меня жалеть? Я что - убогий? Или инвалид? - недоуменно.
- Откуда я знаю - за что? Импровизируй!
___________
- Людмила, как это - дома ночевать не будешь?
Вот, сейчас точно ей не поздоровится...
- Я же за город уезжаю, не успею вернуться. Приеду в воскресенье днем.