Их всех убили в ночь на 26 августа. Потом убили их детей. Под бурные аплодисменты номенклатуры, еще не осознавшей всю глубину замысла Вождя.
Пламенный большевистский публицист Карл Радек (1885- 1939) обличал:
"Уничтожьте эту гадину! Дело идет не об уничтожении честолюбцев, дошедших до величайшего преступления, дело идет об уничтожении агентов фашизма, которые готовы были помочь зажечь пожар войны, облегчить победу фашизму, чтобы из его рук получить хотя бы призрак власти. Люди, поднявшие оружие против жизни любимых вождей пролетариата, должны уплатить головой за свою безмерную вину. Главный организатор этой банды и ее дел Троцкий уже пригвожден историей к позорному столбу. Ему не миновать приговора мирового пролетариата".
Ради погромной публикации арест самого Карла на некоторое время отложили, умел, подлец, глаголом жечь сердца людей.
Вот и Георгий Пятаков просто задыхался от негодования:
"Не хватает слов, чтобы полностью выразить свое негодование и омерзение. Это люди, потерявшие последние черты человеческого облика. Их надо уничтожать, уничтожать, как падаль, заражающую чистый, бодрый воздух".
Что ж, скоро уничтожили и его - действительно, настоящую падаль.
Антонов-Овсеенко разразился статьей в "Известиях" об "особом отряде фашистских диверсантов, с которыми может быть только один разговор - расстрел!" и славил "товарища Сталина, который орлиным взором видит перспективу, обеспечивает единство, превратил СССР в могучий гранитный утес".
Забыл Владимир Александрович про свое троцкистское прошлое, так ему вскоре напомнили и тоже поставили к стенке.
Чекисты уже выдергивали на очные ставки участников будущих политических процессов, вместе с обвиняемыми редактировали показания, оттачивали формулировки, придумывали подробности. "Железный нарком" Ежов с восхитительной непосредственностью описывал механику следствия:
"Прежде, чем протокол давать на подпись обвиняемому, его вначале просматривал следователь, потом передавал начальству повыше, а важные протоколы доходили даже до наркома. Нарком вносил указания, говорил, что надо записать так, а не эдак, а потом протокол давали подписывать обвиняемому".
* * *
23–29 января 1937 года состоялся еще один процесс над ленинскими соратниками - дело "параллельного троцкистского центра". В нем участвовали старые большевики, раскаявшиеся и прощенные оппозиционеры, заслуженные деятели партии "чудес" Пятаков, Радек, Серебряков, Сокольников, Муралов и другие - всего 17 человек. Как выяснилось, и они тоже убивали Кирова, занимались шпионажем, диверсиями, подготовкой террористических групп, строили планы поражения Советского Союза в войне с Германией. Одним словом, "портили чистый воздух" и мечтали о восстановлении "капиталистических порядков".
На суде все они признавались с такой готовностью, что присутствовавший в зале знаменитый немецкий писатель Лион Фейхтвангер (1884–1958) впоследствии написал: "Создавалось впечатление, будто обвиняемые, прокурор и судьи увлечены одинаковым, я чуть было не сказал спортивным интересом выяснить с максимальной степенью точности все происшедшее".
Это в самую точку: Радек, удрученный литературной бездарностью следователя, собственноручно строчил на себя протоколы, Пятаков буйно фантазировал о том, как он тайно летал самолетом в Осло устанавливать связь с Троцким и договариваться о германской интервенции.
Дотошно во всем разобравшись, суд приговорил 13 человек к расстрелу, четверым "навесили срока" и убили чуть позже, в лагерях.
Предавший всех своих друзей и учеников Н.И. Бухарин писал:
"Что мерзавцев расстреляли - отлично: воздух сразу очистился… Коба! Я видел, как дух Ильича почиет на тебе".
Скоро дошла очередь и до Бухарина, морально он был уже мертвец, "душонка, обремененная трупом". Сочинял на досуге письма о любви к Сталину, стихи о счастливой жизни в СССР и обращение к "Будущему поколению руководителей партии":
"Прошу новое, молодое и честное поколение руководителей партии зачитать мое письмо на Пленуме ЦК, оправдать и восстановить меня в партии. Знайте, товарищи, что на том знамени, которое вы понесете победоносным шествием к коммунизму, есть и моя капля крови".
"Вот с какими гадами мы работали… А если бы не было этих репрессивных методов, они бы не боялись так - тоже надо иметь ввиду", - разводил руками доживший до глубокой старости Молотов.
"Но сейчас говорят, что у обвинения не было никаких фактов, кроме признания обвиняемых, что еще не является доказательством вины", - сомневался беседовавший с ним Феликс Чуев.
"Какое нужно еще доказательство вины", - отвечал Молотов, - "когда мы и так знали, что они виноваты, что они враги!"
В свое время Бухарин сам сформулировал: "В революции побеждает тот, кто другому череп проломит". Товарищ Сталин оказался шустрее, он спиной не поворачивался никогда. Он, настоящий революционер, неутомимо дырявил затылки другим. Кому пулей, кому альпенштоком. Потому побеждал. А воздух становил все чище и бодрее.
По всей стране, "где так вольно дышит человек", разворачивалась полномасштабная охота на "врагов народа" и членов их семей. Центр спускал по административной цепочке квоты на отстрел людей в каждой республике и каждом районе. С мест кричали: "Мало!" и выдвигали встречные планы. Например, первый секретарь ЦК компартии Украины жаловался: "Дорогой товарищ Сталин. Украина Вам посылает ежемесячно по 17–18 тысяч арестованных. Москва утверждает 2–3 тысячи. Прошу принять меры. Любящий Вас Никита Хрущев".
Репрессивная машина набирала обороты. В кровавой мясорубке гибли партийцы и беспартийные, рабочие и крестьяне, школьники и профессора, атеисты и служители культа, домохозяйки и члены Центрального Комитета партии, артисты и чекисты.
На февральско-мартовском Пленуме 1937 года генсек сделал знаменитый доклад: "О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников":
"Надо помнить: никакие успехи не могут аннулировать факта капиталистического окружения… Пока есть капиталистическое окружение, будут и вредительства, террор, диверсии, шпионы, засылаемые в тылы Советского Союза… Надо разбить, отбросить гнилую теорию о том, что с каждым нашим продвижением вперед классовая борьба у нас будет затухать".
Делегаты - члены Политбюро, партийные бонзы и главы народного хозяйства, ретиво, наперегонки отчитывались об успехах в разоблачении вредителей. Им, хозяевам новой жизни, это дело всегда нравилось, им пока было весело.
Стенографистки фиксировали приступы радостного оживления: вечернее заседание 1 марта 1937 года. Вот выступает нарком водного транспорта Пахомов:
"Недавно только стали проверять кадры и уже такой букет. Сердюк - начальник Днепропетровского пароходства, Хандожко - заместитель начальника Енисейского пароходства - я называю фамилии людей, которые уже разоблачены и арестованы (Смех). Зимин - начальник механико-судовой службы, Кувшинов - заместитель начальника Верхне-Волжского пароходства, Бовин - начальник Центруправления Верхне-Волжского пароходства, Самарцев - зам. начальника Московско-Окского пароходства. (СТАЛИН. Бовин тоже арестован?) Тоже арестован, тоже сволочью оказался. (Молотов. Правильно арестован?) Правильно. (МОЛОТОВ. А раньше вы не догадывались?) Нет, не догадывался.
Я не стану занимать ваше время зачитыванием большого списка, у меня этот список имеется на 77 человек. (Смех), из которых 2/3 арестованы. (СТАЛИН. Маловато что-то) Тов. Сталин, я вам сказал, что это только начало. (Смех всего зала).
Мы должны работать по-новому, а для этого мы должны прежде всего раскрыть всех вредителей. Как их можно раскрыть? Если этот факт взять и по-настоящему рассмотреть, по-новому рассмотреть, почему это случилось, то мы дороемся и выявим еще одного-двух сволочей, уверяю вас. А как только двух-трех сволочей поймаем, эти две-три сволочи дадут еще двух-трех сволочей (Смех)".
Вот выдержка из выступления наркома внутренних дел Ежова:
"Например, в Госбанке СССР нами вскрыта довольно мощная троцкистская организация численностью до 20 человек… (ГОЛОСА С МЕСТ. Здорово! Ого!)… По наркомлегкпрому мы, по существу, только разворачиваемся. Хотя уже сейчас у нас осужден 141 активный вредитель и диверсант. Из них довольно значительная группа расстреляна".
Вредители скрывались везде. Взрывы на шахтах, аварии - диверсии и "вредительская охрана труда"; нехватка средств - "вредительская инструкция по кредитованию сельского хозяйства"; не работает канализация - "вредительское составление проекта". Попутно признавались в собственной некомпетентности:
"Нам нужно, товарищи хозяйственники, основательно порыться и разобраться, где тайны и в проектах, и в предприятиях, и в цехах, и в агрегатах… Значит, для того, чтобы у нас не было вредительских вещей, для этого мы должны, во-первых, сами знать и уметь по-настоящему разбираться во всех делах, во-вторых, взять под действительный контроль, под настоящую проверку те решающие вещи, которые нам нужны".
Сталин (он готовится в войне, обеспечивает "надежный тыл", Молотов именно так объяснял Большой Террор) внимательно наблюдал эту вакханалию, вел отбор: с кем можно будет "пойти в разведку", кого пора спустить в подвал, кто еще пригодится. На письменном столе генсека уже не ленинские тома - теоретические споры давно закончены, - а история деяний Ивана Грозного:
"Таким медленным и верным путем были уничтожены все местные уставы. Вече исчезло, дружина обратилась в придворных слуг, во всем зависящих от личного расположения князя. Сам князь и его власть поднялись на недосягаемую высоту, и величие этой власти бросались в глаза каждому, ибо вокруг было ровное поле". На полях - сталинские пометки: "Учитель… учитель"…
Сразу после окончания Пленума последовала генеральная директива ЦК ВКП(б), в которой указывалось, что "теперь слабость наших людей составляет не их техническая отсталость, а политическая беспечность, слепое доверие к людям, случайно получившим партийный билет, необходимость проверки людей не по их политическим декларациям, а по результатам их работы".
Не сразу, но до партийных бояр наконец дошло, что в праве на пулю их уравняли со всеми счастливыми советскими людьми:
"Верхушка была охвачена страхом. Все соревновались в проклятиях бывшим друзьям и врали друг другу, отцу и матери, и детям, только бы продемонстрировать лояльность "усатому". Люди ждали ареста со дня на день и врали даже самим себе, даже в дневниках, надеясь, что их прочтут на следствии".
Смена кадров, приобретавшая характер массовых репрессий, вела к тому, что многие руководители вообще перестали думать, ибо всякая инициатива наказуема, в обстановке "дикой охоты" - смертельно опасна. В обществе насаждалась атмосфера страха, парализовавшая волю, приводившая к моральной деградации. Партийный "генералитет" и партийное "офицерство" впадали в безумие от переполнявших горячечный мозг чувств преданности и ужаса.
Вот кандидат в члены Политбюро П.П. Постышев:
"Везде и всюду начал кричать, что нигде нет порядочных людей, что много врагов… Часто Постышев вызывал к себе представителей райкомов, брал лупу и начинал рассматривать ученические тетради. У всех тетрадей оборвали обложки, потому что на обложке в орнаменте Постышев разглядел фашистскую свастику!".
Но ни пролетарское происхождение вкупе с полным отсутствием образования, ни заслуги в коллективизации Украины, ни усердие в проведении Большой чистки Павлу Петровичу не помогли. А с лупой - это он, надо признать, хорошо придумал. Лупой в Советской стране обзаведется каждый секретарь горкома, райкома, парткома; все будут искать и находить - в детских тетрадках, в рисунках тканей, на деньгах (первые советские деньги как раз и печатались со свастикой) - тайные фашистские знаки, нанесенные вездесущей вражеской агентурой. Их бы всех на нелегальную работу в Германию отправить, красные звезды на рейхстаге по ночам малевать.
После каждой очистительной волны "вожди" мельчали, становились ниже ростом, скуднее умом. Партийные работники всех уровней составили самый неграмотный слой советской "интеллигенции". Накануне Великой Отечественной войны
70% секретарей районных и городских комитетов партии, а также парткомов организаций и предприятий имели лишь полное либо неполное НИЗШЕЕ образование. Лидеры союзных и автономных республик, обкомов и крайкомов мало отличались от своих младших единомышленников и подельников: половина из них имела общее образование в объеме четырех классов начальной школы!
(Начальный период войны в очередной раз подтвердил известную истину: палачи не могут быть защитниками. Драпавшие на восток партийные и советские работники стали самыми мобильными "наземными частями", далеко превзойдя пресловутые танковые группы как по скорости, так и по оснащенности транспортом. Они бросят секретные документы, любимые лупы, неблагодарный народ, свои обязанности по проведению мобилизационных мероприятий, но не забудут прихватить жен, любовниц, комоды и фикусы в кадках. Вот всего лишь несколько примеров, всего лишь за две недели памятного лета 1941 года:
"Руководящие работники Гродненского, Новоград-Волынского, Коростенского, Тернопольского районов в панике бежали задолго до отхода наших частей, причем вместо того, чтобы вывезти материальные ценности, вывозили имеющимися в их распоряжении транспортом личные вещи"…
"В Пинске сами в панике подорвали артсклады и нефтебазы и объявили, что их немцы бомбами подорвали, а начальник гарнизона и обком партии сбежали к нам в Лунинец"…
В Витебске за неделю до прихода немцев:
"Облисполком распустил свои отделы. Большинство работников со своими семьями уехали. Райсоветы также не работают и никакого порядка в городе не наводят. Сейчас в Витебске не найдется ни одного учреждения, которое бы работало. Закрылись и самоликвидировались все, в том числе облсуд, нарсуды, облпрокуратура, облздрав, профсоюзы и т.д… Тревога и паника усилились еще и тем, что в городе стало известно о том, что ответственные работники облорганизаций эвакуируют сами свои семьи с имуществом, получив на ж.д. станции самостоятельные вагоны, причем жены этих ответработников из НКВД, облисполкома, парторганов и другие стали самовольно уходить с работы. Так, например, ушли с телеграфа, с телефонной сети, из больниц и других учреждений… Председатель Витебского горсовета Азаренко загрузил в приготовленный им грузовик бочку пива, чтобы пьянствовать в дороге, как он обыкновенно это делает в городе у себя на службе"…
"Следует отметить, что ряд работников партийных и советских организаций оставили районы на произвол судьбы, бегут вместе с населением, сея панику. Секретарь РККП(б)У и Председатель РКК Хмельницкого района 8.7 /восьмого июля/ покинули район и бежали".
Вместе с населением - сильно сказано. Откуда у населения грузовики и "самостоятельные вагоны"? Население секретарское племя бросило на произвол судьбы.
Они вернутся только через три года, объявят всех оставшихся на оккупированных территориях людьми второго сорта, "подвергшимися воздействию фашизма". А потом пять десятилетий подряд будут петь о своей "руководящей и направляющей роли", заваливать прилавки макулатурой о подпольных обкомах "в действии" и о том, как "партийный билет делал бойца в два раза сильнее").
* * *
В марте 1938 года в Москве разыграли последний открытый политический спектакль - процесс по делу "Антисоветского право-троцкистского блока". Главные роли исполняли Н.И. Бухарин (в тюрьме на него снизошло просветление - он осознал высшую целесообразность сталинского террора: "есть какая-то большая и смелая политическая идея Генеральной чистки: а) в связи с предвоенным временем, б) в связи с переходом к демократии (?) эта чистка захватывает всех а) виновных, б) подозрительных, с) потенциально подозрительных"), Н.И. Рыков, А.И. Ягода, Н.Н. Крестинский, А.П. Розенгольц, М.А. Чернов, И.А. Зеленский.
Оказывается, и эти нелюди тоже убивали Кирова, сжили со свету Горького, Менжинского, Куйбышева (его родной брат комкор Николай Куйбышев, командующий войсками Закавказского ВО, тоже "заговорщик", уже сидел, его расстреляли в августе), планировали перерезать всё Политбюро, искажали верную политику коллективизации, мечтали вернуть свободные советские народы под "капиталистическое ярмо", сотрудничали с немецкой, польской, японской, британской разведками, с националистическим подпольем, с военными заговорщиками, с вредителями из НКВД, что-то взрывали и даже дали патроны Фанни Каплан, чтобы она стреляла в Ленина. В общем, гадили советской власти, где могли и как могли.
За время коллективизации пало более половины имевшихся в стране 33 миллионов лошадей, 70 миллионов голов рогатого скота и свиней. Так вот, лошадей извел лично нарком земледелия Чернов, организовавший три фабрики "для выработки заразных препаратов" и чуть было не оставивший красную кавалерию без скакунов. Он же с пособниками "специально прививал рожу и чуму свиньям". Розенгольц организовал "вредительский экспорт чугуна" в Японию, из которого японская военщина делала снаряды, чтобы обрушить их на головы мирных советских граждан. Председатель Центросоюза И.А. Зеленский подсыпал в масло и другие "предметы продовольствия" стекло и гвозди.
И при таком "букете" статей глава заговора Бухарин надеялся, что ему сохранят жизнь, отправят отбывать срок "на Печору и Колыму, в лагерь, где я поставил бы университет (!), институты (!!), картинную галерею (!!!), зоо-% и фотомузей (?)"
15 марта 1938 года его радикально излечили от застарелого инфантилизма. Военная Коллегия Верховного суда СССР приговорила 18 участников "блока" к расстрелу, троим дали по 25 лет заключения.
Отходную последним представителям племени "старых большевиков" спел генеральный прокурор СССР Андрей Януарьевич Вышинский (1883–1954):
"Вся страна, от малого до старого, ждет и требует одного: изменников и шпионов, продавших врагу нашу родину, расстрелять, как поганых псов! Требует наш народ одного: раздавите проклятую гадину!
Пройдет время. Могилы ненавистных изменников зарастут бурьяном и чертополохом, покрытые вечным презрением честных советских людей, всего советского народа. А над нами, над нашей счастливой страной, по-прежнему ясно и радостно будет сверкать своими светлыми лучами наше солнце. Мы, наш народ, будем по-прежнему шагать по очищенной от последней нечисти и мерзости прошлого дороге, во главе с нашим любимым вождем и учителем - великим Сталины - вперед и вперед, к коммунизму!"
Счастлив тот человек, кто родился в советский век.
В 1939 году Советским Союзом правила уже совсем другая партия. Прошли времена, когда кто-нибудь имел смелость возражать, задавать вопросы, просто открывать рот в присутствии Великого Кормчего. Из пятнадцати народных комиссаров первого набора Совнаркома, деливших портфели после взятия Зимнего дворца, в живых остались трое - Троцкий, Авилов-Глебов (оба уже были приговорены) и Сталин; естественным образом успели отойти в мир иной четыре человека.