– Чтобы ты не забывала, кто в этом доме хозяин, – объясняет он назидательно, – я ебу, кого хочу, а на тебя мне насрать, блядское отродье!
Пеперль испуганно опирается о стену, щеку жжёт огнём. Но жжение начинает смещаться вниз, опаляет грудь, распрямляя соски, мимолётно пробегает по животу и сосредотачивается между ляжками, которые вдруг раздвигаются, и жжение превращается в нестерпимое желание быть взъёбанной. В первый раз испытала она сладость боли. Но этого она ещё не осознаёт, она знает лишь, что сейчас ей хочется, чтобы её выебли. Она медленно подбирается ближе, встаёт за спиной мужчины, который всё ещё поигрывает палкой поверх теперь уже судорожно подёргивающейся пиздёнки Мали.
Пеперль осторожно берёт Ферди за локоть.
– Ферди... Ферди... ты... ты...
– Ну, что там ещё?
– Ферди, у меня пизда горит, мне надо.
– Пусть горит, – с ухмылкой отвечает он, – тебя сегодня ещё вволю отъебут. Наберись терпения, может статься, потом сама рада будешь, что я тебя сейчас не тронул. А теперь больше не мешай мне, иначе я тебе срамные губы разорву, и ты долго потом от боли даже думать о хере не захочешь!
Пеперль продолжает канючить:
– Ну я прошу тебя, хоть немножечко!
Однако в ответ от Ферди следует вторая затрещина. Пеперль едва удерживается на ногах, такого она от него никак не ожидала.
Мали между тем уже безо всякого стеснения лежит с раздвинутыми ногами, и с удовольствием наблюдает, как Пеперль всю передёргивает от того, что такой красивый мужчина, как господин Кукило, отдаёт предпочтение её безволосой пиздёнке:
– Она мне просто завидует, – говорит Мали, – она не переваривает, если не она главная.
– Цыц, – ревёт Кукило, – ни слова больше и хватит переругиваться! Я ни одну из вас ебать не собираюсь! Не грусти, Пеперль, всё уже продумано до мелочей. Сейчас вы обе отправитесь на Лаудонгассе в дом номер пять. На третьем этаже вам надо будет позвонить в дверь справа. Один короткий, один длинный и ещё один короткий звонок, понятно! И чтобы вы мне всё делали так, как вам будет приказано. Тебя, Мали, это тоже касается! – Он ещё раз покровительственно проходится по её теперь уже несколько увеличившемуся секелю. Мали согласно кивает в ответ. – Отсылая вас обратно, хозяин вручит вам конверт, который вы должны будете передать мне, Пеперль! И глядите, чтобы у меня из него ничего не пропало, – подчёркнуто строго заявляет он. – Пеперль кивает головой, и Кукило на глазах у разочарованных девочек прячет свой хер в брюки. Мали нерешительно сводит ляжки и соскальзывает с кожаной скамьи. – Стало быть, теперь отправляйтесь, и чтобы деньги мне принесли немедленно!
Уже идя вместе с Пеперль по Гюртелю, Мали спрашивает:
– И где же твоя обещанная шоколадка, а? Ты просто врунья! Я ему показала свою пизду, он потёрся по срамным губам своим помазком, возбудился сам и меня раззадорил, а что он дал мне за это, а? Вот говно сраное, трепло ты паршивое!
Пеперль раздосадована.
– Да мы просто сами купим себе шоколад, – с примирительной уступчивостью говорит Пеперль.
– Да? Может, у тебя деньги есть?
– Пока что нет, но подожди, когда мы будем возвращаться, их у нас будет более чем достаточно!
– Опять ты врёшь, откуда они у тебя возьмутся, а?
– Разве ты не слышала, что Ферди сказал про конверт?
– Слышала, конечно, но конверт не деньги, за конверт тебе никто шоколадку не даст!
– Не за конверт, а за то, что лежит в конверте.
Мали с полным недоумением смотрит на подругу, но когда Пеперль рассказывает ей историю о старом графе и о банкнотах, которые он засунул ей в пизду и которые она затем передала Кукило, лицо её вновь посветлело от радости, и она, запинаясь, спрашивает:
– Ну, и ты действительно веришь, что нам можно будет взять себе немножко из этих денег?
– Что значит "можно", – выхваляется Пеперль. – Деньги мы получаем за то, что показываем наши пиздёнки, позволяем до них дотрагиваться, позволяем вылизывать нас да ещё вдобавок ебать, так-то вот! Это ведь мы зарабатываем, а не Ферди! Мы обязаны позволять, чтобы нас выёбывали, и полируем макаронины посторонним мужчинам. Наш это заработок. – Пеперль вдруг приходит в страшное возбуждение и почти кричит на Мали, так что та даже пугается. – Это я обязана надрочивать мужиков, а затем напоследок ещё семя глотать и позволять делать с собой ещё множество других вещей, стало быть, я тоже зарабатываю деньги, теперь понимаешь?
– Вот теперь я совсем ничего не понимаю. Раз уж, как ты говоришь, деньги зарабатываешь ты, то почему же ты потом настолько глупа, что отдаёшь их Ферди? Ведь это твой заработок, за который тебе приходится пизду подставлять или пасть разевать?
Эта простая мысль потрясает Пеперль, она останавливается и смотрит на Мали, уж, на что дурочка, а вот сообразила.
– Вот то-то и оно-то! Господи, да ты совершенно права, я ему вообще ничего не должна отдавать! Знаешь что, вошь на аркане он у меня получит, говно сраное, а не деньги! – Она решительно возвещает об этом и добавляет: – Да, я ему ни черта не дам, разве он не ударил меня, блядское отродье! Когда мы в самом деле получим деньги, там, куда мы сейчас направляемся, мы купим на них что-нибудь вкусненькое, согласна?
Мали абсолютно согласна, она ускоряет шаг, чтобы как можно быстрее добраться до Лаудонгассе, а, стало быть, до денег.
– Как ты думаешь, Пеперль, сколько мы получим?
– Я не знаю, но полагаю, что уж определённо не меньше, чем у графа!
– Думаешь, мы целый шиллинг добудем?
– Гораздо больше, – говорит Пеперль, и Мали замолкает.
Она пытается представить себе, сколько всякой всячины можно накупить на такую сумму. Её фантазия лихорадочно работает дальше, а может быть, это окажутся целых два шиллинга, и у Мали голова кружится от такой перспективы. Через несколько минут Пеперль говорит:
– Пожалуй, я думаю, мы добудем больше десяти шиллингов, нас же сегодня двое!
У Мали перехватывает дыхание. Её отец получает четырнадцать шиллингов в неделю пособия по безработице, и на них вынуждена существовать семья из восьми человек.
– Знаешь, Пеперль, – запинаясь от возбуждения, произносит Мали, – если бы каждый день зарабатывали три-четыре шиллинга, то могли бы накупить себе восточных сладостей и ещё карамели. Девчонки в школе лопнули бы от зависти.
– Да, это было бы здорово, однако от кого мы будем получать деньги?
– Ну, уж господин Кукило, верно, подскажет тебе, куда нам надо ходить.
– Ферди, – говорит Пеперль, и внезапно ей ясно представляется вся суть махинаций господина Кукило, – да ему насрать на меня. Он только сам хочет иметь с этого деньги, вот для чего он посылает меня ебаться, теперь понимаешь?
– А ведь верно!
Мали с глубоким сожалением чувствует, как шиллинги улетают в неведомую даль. Однако Пеперль тут же находит выход.
– Вот что мы сделаем, – объясняет она подруге, – мы вскроем конверт и немного возьмём из него. А потом просто скажем, что получили деньги прямо в руки, Ферди ведь не знает, сколько было в конверте!
– А если он всё же сообразит, в чём дело, этот Кукило, что тогда?
– Тогда он, самое большее, закатит нам пару пощёчин. Но за эти пощёчины у нас, по крайней мере, появятся деньги. Дома тётка мне часто вмазывает, а я за это даже макового зернышка не получаю. Или ты, может быть, трусишь и боишься этих пощёчин?
Заговорив о пощёчинах Ферди, Пеперль вновь ощущает между ног странное жжение.
– Это я-то трушу? Ха!
Мали возмущена наветом. Что касается оплеух, то у неё в этом тоже уже имеется солидная практика, потому что госпожа Вондрачек, как правило, долго не раздумывает и бьёт наотмашь. И если бы за каждую оплеуху Мали получала хоть несколько грошей, она бы с готовностью подставлялась под них.
– Вот мы и на месте, – сообщает Пеперль и с гордостью зачитывает Мали вслух номер дома.
– Ага, – говорит Мали, – я и сама могу прочитать, что мы стоим у дома номер пять по Лаудонгассе.
– В таком случае, пошли!
* * *
Две девочки поднимаются по лестнице старинного роскошного дома. На площадку каждого этажа выходят двери только двух квартир. Подруги с благоговением читают привинченные к дверям таблички из светлой латуни. Тишина царит в коридорах и на лестницах.
Как в церкви, – шепчет Мали и пугается пронзительного трезвона, когда палец Пеперль нажимает на звонок. Короткий, длинный, короткий! Им открывает толстая пожилая женщина в чёрном платье, белом переднике и такой же белой наколке. Её красное лицо расплывается в широкой улыбке доброй тётушки, и она, приглашая войти, отступает на шаг в сторону. Обе девочки, споткнувшись о порог, проходят в длинную, полутёмную прихожую.
– Ну, вот вы и пришли, – говорит толстуха, – вы ноги, надеюсь, вытерли? Да? Тогда ступайте за мной, давайте сразу вымоем пиздёнки!
Она проводит девочек в оборудованную с пышной помпезностью ванную комнату. Стены её облицованы нефритово-зелёной стеклянной плиткой, в них вделаны два зеркала высотой в человеческий рост. Такого же нефритово-зелёного цвета и ванна, вделанная в пол, пол покрыт резиновым ковром чуть более тёмного зелёного оттенка. Толстуха с ужимками доброй тётушки не даёт детям времени как следует оглядеться.
– Раздевайтесь, и притом догола, – приказывает она, открывая никелированный кран и пуская воду в ванну. Она берёт с такой же нефритово-зелёной этажерки флакон и брызгает в тёплую воду изрядную порцию ароматической жидкости.
– Пахнет точно при конфирмации, – шёпотом признаётся Мали подруге, и та точно так же очень тихо отвечает:
– Заткни пасть и раздевайся, тот господин, который собирается нас ебать, наверно, вот-вот подойдёт.
– Спускайтесь в ванну, – требует толстуха, – живо, живо. Ни о какой ебле нет и речи, глупые девчонки, никого из вас ебать не будут.
Девочки голышом стоят в наполненной ванне, и толстуха обильно намыливает их с ног до головы резиновой губкой с душистым мылом.
– Раздвинь-ка ноги пошире!
Пеперль делает это, и старуха основательно намывает ей пизду и жопу, а потом опускает девочку в душистую воду. Теперь настаёт очередь Мали. Та без напоминаний растопыривает ноги и позволяет проделать над собой аналогичную процедуру.
Свежевымытые и приятно пахнущие девочки вылезают из ванны, и толстуха насухо вытирает обеих огромным банным полотенцем. Потом она открывает стенной шкаф и достаёт из него шёлковое девичье бельё и два благоухающих кружевных платья голубого и розового цветов. Изумлённые дети ощущают на теле непривычное шёлковое бельё и с восхищением касаются пальцами элегантных платьев. Каждой выдают в придачу ещё по паре белых носков и блестящих лаковых сандалий. Затем старуха подвивает им волосы на несколько закружившихся от такого богатства головах и завязывает в каштановые локоны Пеперль гигантский голубой, а в русую стрижку "под пажа" Мали – ярко-розовый бант.
– Ну вот, а теперь полюбуйтесь на себя в зеркало!
Старуха удовлетворённо взирает со стороны на плоды своих трудов, а Пеперль с Мали с восторгом разглядывают в зеркале двух девочек-принцесс, к которым приделаны их лица. Они не могут вдоволь на себя наглядеться.
– Мы выглядим как рождественские куклы, – говорит Мали, любуясь собой, и слегка подгибает белые и нынче совершенно чистые колени, оглаживает себя по бёдрам, ставшим под кружевным платьем на ладошку шире. Однако Пеперль как человек практичный думает, зачем они здесь. Она поворачивается к толстухе и спрашивает:
– Скажите, что будет дальше и где господин, который собирался нас ебать?
Но старуха только смеётся в ответ.
– Да кто вам сказал, что вас будут ебать? Наберитесь терпения, пусть все события развиваются в их исторической последовательности, как имеет обыкновение всегда выражаться наш хозяин. А теперь, девочки, внимание! Тебя, – она указывает на Пеперль, – тебя зовут Гретель, а тебя, – настаёт очередь на Мали, – тебя, стало быть, зовут Лизерль. Хорошенько запомните эти свои имена! Но прежде я накормлю вас небольшим полдником, ромовой бабой и шоколадом.
Услышав такое, Пеперль бросает взгляд на Мали и многозначительно ухмыляется.
После еды старуха говорит девочкам:
– Сейчас я дам вам игрушки, и вы должны будете играть с ними, как будто маленькие дети! И не разговаривайте так грубо на своём венском диалекте, выражайтесь только, как говорят люди воспитанные и благородные! И вот ещё что, вы обязаны выполнять всё, что вам будет велено. Понятно?
Обе в ответ только утвердительно кивают. Мали немного удивлена, а Пеперль думает: "Сплошная комедия, однако, с этими благородными людьми, тут важно не хлопать ушами и вовремя сориентироваться. У одного тебе нельзя мыть пиздёнку и загодя поссать, у другого тебе наоборот нужно быть исключительно утончённой и благородной". Она вздыхает. И куда как лучше было бы, если бы всё делалось по-простому. Укладываешься на спину, раздвигаешь ноги и даёшь вставить макаронину себе в пизду. "Ну, конечно же, – приходит она к выводу, – всё дело в его деньгах и в его вкусе", и следует за толстухой, которая ведёт их через переднюю к двери и отворяет её. В глаза им ударяет яркий свет, девчонки переступают порог, и от открывшегося перед ними зрелища у них дух захватывает. Перед ними не комната, а мечта, о которой дети из района Оттакринг и помыслить не могли.
– Вот это да! – в крайнем восхищении шепчет Мали, и Пеперль вторит ей в унисон.
Стены расписаны красочными сценами из сказок. Здесь в стеклянном гробу лежит Белоснежка, которую обступили оплакивающие её гномы. Тут стоит Красная шапочка, волк и семеро козлят. Там вокруг Гулливера суетится огромная толпа лилипутов, Рапунцель спускает с башни свои золотистые волосы, а ведьма проверяет, достаточно ли уже толстые и жирные стали Гензель и Гретель. Каких только роскошных вещей не было собрано в комнате! На белой мебели, обтянутой пёстрым кретоном, повсюду сидят и лежат самые красивые куклы, бурый плюшевый мишка скачет верхом на слоне высотой в метр. На ковре валяются мячи, как будто их только что раскидал здесь играющий ребёнок. Рядом с автомобилем стоит серая лошадь, а там вон настоящий кукольный дом, карусель и ларёк торговца. Да, детям даже не под силу заняться всем сразу.
– Так, а теперь играйте по-настоящему, – говорит толстуха, – и не забудьте про то, о чём я вам сказала.
Она покидает комнату для игр, а дети остаются там, предоставленные сами себе, и никак не могут решить, за что бы им взяться. В конце концов, они бросаются к куклам и берут их в руки. И через несколько минут дети бедняков с головой погружаются в сказочный мир, совершенно позабыв о цели своего пребывания в этом доме.
– Девочки, можно мне поиграть с вами? – вдруг прерывает их блаженное забытьё чей-то низкий голос.
Пеперль поднимает глаза и от испуга роняет кукольную повариху в кастрюлю. Перед ней стоит мальчик в синем матросском костюмчике, в белых носочках и коричневых сандалиях. Однако испугалась она не столько того, что мальчик появился здесь так внезапно, сколько того, что этот мальчик был на две головы выше их и что его ноги в белых детских носках были покрыты темными, густыми волосами. Ещё её напугало то, что синие короткие штаны обтягивают вполне респектабельный живот, и то, что мальчик в матроске на самом деле самый обыкновенный мужчина.
– Девочки, мне можно поиграть с вами? – вновь умоляюще просит низкий голос.
Тут страх у Пеперль быстро проходит, присев на пол, она принимается хохотать до слёз. Мали с ошарашенным видом наблюдает за этой сценой и крепко прижимает к себе куклу. Умоляющая физиономия мужчины-мальчика досадливо кривится, и он говорит:
– Прекрати сейчас же смеяться!
В этот момент Пеперль инстинктивно схватывает суть того, во что, собственно, здесь требуется играть, и перестаёт смеяться. Она в курсе!
"Кто платит, тот и заказывает музыку", – думает она и уже в ту же секунду понимает, что несмотря на всю невинную обстановку детской, ебать её всё-таки будут. Когда же низкий голос теперь в третий раз повторяет вопрос, можно ли ему поиграть с ними, Пеперль, приняв правила игры, отвечает:
– Да, но только ничего у меня не сломай, – и понимающе смеётся ему в лицо.
– Меня зовут Адолар, но моя мамочка называет меня Засрунчиком!
Подавив новый приступ смеха, Пеперль приветливо заявляет:
– Ну, в таком случае я тоже буду звать тебя Засрунчиком.
Потом Засрунчик спрашивает, как зовут девочек, и Пеперль представляется:
– Меня зовут Гретель, а вот это Лизерль!
Она делает Мали знак подойти поближе, но та по-прежнему с известной робостью продолжает глядеть на этого мужчину-мальчика или мальчика-мужчину в детском костюмчике.
– Как здорово, – радостно восклицает Засрунчик, – так же зовут и моих сестёр, но я очень сердит на них, потому что они мерзко со мной обращаются. Не правда ли, вы не будете мерзко со мной обращаться?
– Нет, Засрунчик, мы будем с тобой очень милы, – говорит Пеперль и боковым зрением с удовлетворением удостоверяется в том, что при слове "Засрунчик" в его штанишках что-то начинает шевелиться. Таким образом, это скорее лишь вопрос времени, когда её примутся ебать, и она констатирует, что эта игра в детство доставляет ей щекотное удовольствие. Да, у Пеперль несомненные задатки когда-нибудь стать самой величайшей блядью, такой, которая готова участвовать в чём угодно, но всегда имеет перед глазами только одну цель, а именно ублажить свою пизду и кошелёк.
– Значит, и Лизерль тоже будет со мной мила? – нежно спрашивает Засрунчик. Но Мали уже опять погрузилась в игру и вопроса не расслышала. Тогда Пеперль подскакивает к ней и орёт на неё, крепко толкнув в бок:
– Ты что не слышишь? Ты должна ответить, будешь ли ты мила с Засрунчиком!
Мали отвлекается на секунду и рассеянно говорит: