На почве всех этих дел, связанных с неожиданной бедой, обрушившейся на семейство лесника, и больницей, Вадим Алексеевич очень часто и подолгу общался теперь с Агатой, и это не могло не радовать. Он получил доступ к её телефону, узнал домашний адрес и даже познакомился с подругой Машей, которая подключилась к процессу ухода за больной Матрёной Евграфовной, отдавшись ему искренне, от всей души. Маша была очень доброй женщиной, и это видно было на расстоянии. И красавицей, к тому же. При первом же взгляде на неё приходила в голову мысль, что ей надо играть в кино сказочных красавиц – Василису Прекрасную, Спящую красавицу, царевну-лебедя – причём можно, практически, без грима. Только Снежная Королева из неё не получилась бы – не было холода в больших, красивых, серых Машиных глазах. Не было, и всё тут.
Агата перестала колоться и кусаться – простая человеческая порядочность не позволяла ей теперь этого, – но на особое сближение не шла. Держалась в рамках вежливости. Все счёты за больницу и усиленный уход, который получала там Матрёна Евграфовна, она оставила мужчинам – пусть разбираются сами. На себя взяла чисто женские функции – личный уход за больной, вопросы питания и прочее такое, деля эти заботы с Машей. С Вадимом Алексеевичем была неизменно очень вежлива, но при малейшем намёке на что-то большее, чем отношения между добрыми знакомыми, тут же пряталась в свою раковину, забираясь в неё с ногами – как исчезала вдруг, вот она была, и нет её. Его это беспокоило, раздражало и даже сердило. Он, право же, заслужил большего. Во всяком случае, мог рассчитывать на роль друга. Но Агата не давала ему и этого – хороший знакомый, которому она очень благодарна за помощь, и всё. И не больше этого. Такое положение дел раздражало его всё сильнее ещё и потому, что сам он ни на минуту не мог забыть лесное озеро, обнажённое тело Агаты и своё сумасшедшее желание. Ему казалось, что вкуси он этого тела один только раз, и всё встанет на свои места. Всё придёт в привычную норму. Это просто эффект новизны, уговаривал он себя. Просто такой ситуации не было ещё в его жизни, и он отреагировал неожиданно бурно. Вот уложить бы её в свою постель один только раз, убедиться в том, что она такая же женщина, как и все другие, и успокоиться. И забыть всё, оставшись с полным спокойствием просто добрым знакомым, как она того хочет.
Лето шло к концу. Матрёна Евграфовна была уже почти что в порядке. Во всяком случае, свободно разговаривала, сидела в постели и даже пробовала потихоньку ходить, правда, с посторонней помощью. Не за горами время, когда её выпишут домой, и тогда прекратится это общение. Связь оборвётся. И об этом больно было даже думать.
Проведя ещё один вечер в кресле с бокалом коньяка в руках, Вадим Алексеевич решил, что не должен, не имеет права доводить себя до полного помешательства. А до этого было уже недалеко. Ему даже по ночам стала сниться Агата, её запах, её вкус, как он ему представлялся. Это просто наваждение какое-то, и его нужно развеять, не позволив болезни перейти в хроническую форму – потом ведь не избавишься вовсе. И он решился принудить упрямую женщину к сдаче своих бастионов. Её ведь от этого не убудет, а он, возможно, вернёт себе, наконец, здравый смысл и здоровую мужскую силу. Ведь он даже – подумать только! – ни разу не был с женщиной с тех самых пор, как случилась эта беда, и он увидел Агату в больнице, потерянную и беззащитную.
И вот при очередной встрече Вадим Алексеевич решился на выполнение своего плана.
– Агата Витальевна, – твёрдо начал он, – мне кажется, что вы кое-что мне должны. Вы ведь женщина, и, конечно, чувствуете, не можете не чувствовать, что я хочу вас, безумно хочу, и не стесняюсь признаться в этом. Я делал для вас всё, что было в моих силах. Делал от души, без всякой задней мысли. Но и вы пойдите мне навстречу. Я как будто заболел вами. Помогите мне исцелиться, подарите хотя бы одну ночь, если на большее у вас нет желания. Мне кажется, это должно помочь.
Агата внимательно посмотрела на него. Долго вглядывалась в янтарные тигриные глаза, что-то высматривая в их глубине. Потом медленно кивнула головой.
– Хорошо, – голос звучал бесцветно, даже безжизненно, – я согласна на одну ночь, Вадим Алексеевич. Я действительно в долгу у вас, и если это может вас устроить… Только на нейтральной территории, пожалуйста, не у вас и не у меня. Я приду, куда вы скажете. А сейчас, простите, мне очень нужно спешить.
И она ушла. А вернее сказать, сбежала. Скрылась, оставив Вадима Алексеевича в полной растерянности. Такого согласия на интимное свидание он не получал ещё никогда. Впрочем, всё, что было связано с Агатой, случалось для него впервые. Вся эта женщина была для него одной большой загадкой, сложной и неразрешимой.
3
Лето приближалось к своему концу быстро и неотвратимо. Ещё несколько дней, и начнутся занятия в ВУЗе. И диссертационные дела придавят всерьёз. Матрёну Евграфовну забирать из больницы придётся, скорее всего, где-то в начале сентября, не раньше. И придётся помотаться в лесничество не один раз, ведь сама она нескоро полностью вернёт силы и трудоспособность. Нужно будет помогать, это понятно. Ну, конечно, Маша придёт на помощь, это тоже ясно. Но и ей, Агате, достанется, что несомненно. И хорошо бы до начала осенней загрузки закрыть все вопросы с Вадимом Алексеевичем.
Этот мужчина ужасно смущал Агату самим фактом своего существования в непосредственной близости от неё. Как появился там, в лесу, так и не исчез никуда, как она ни мечтала об этом. А когда случилось несчастье, пришлось самой к нему за помощью обращаться. Другого выхода она не видела. Ведь Матрёна Евграфовна была на грани между жизнью и смертью, и если бы не его быстрая и весьма действенная помощь, не выжила бы. И как было бы жить дальше с такой виной на душе? Пришлось пожертвовать своим спокойствием.
Он был, несомненно, мужчиной интересным. Высокий, мужественный, с ухоженным сильным телом и красивыми глазами, заглядевшись в которые, можно обо всём забыть. Он был умён, красиво говорил. А как пел! И романтикой от него явно тянуло. Опасный мужчина, одним словом. Он волновал её, он совершенно определённо нарушил её покой. Но дать ему было ей нечего. И чем меньше его видеть, тем лучше. Но меньше не получилось. И теперь приходится за это расплачиваться.
Она, конечно, видела его интерес к себе, не могла не заметить. Но никогда не думала, что дело зайдёт так далеко. Неужели он действительно настолько возжелал её тела, что не может обойтись без обладания? Что ему, других женщин недостаточно, что ли? Странно, ничего такого особенного в ней никогда не было, чтобы сводить мужчин с ума. Да и не стремилась она к этому. Наоборот, пряталась от них, как могла. Агата была уверена, что мужчины могут женщин только желать. Любить они не умеют. Все эти разговоры о глубоких чувствах, о мужчинах, которые ради любимой женщины готовы на всё, которые в постели стремятся удовлетворить её, и уж только потом вспоминают о себе, казались ей досужей выдумкой. Надо же чем-то жизнь украсить, вот эти писатели, а вернее писательницы (ведь в основном женщины об этом рассказывают взахлёб в своих многочисленных романах, которые на каждом книжном прилавке в глаза бросаются) изощряются, как могут. Реальная жизнь показывает, что мужчины в целом – глубоко эгоистичная порода людей, думающих только о своих удовольствиях. А когда у них, грубо говоря, засвербит в штанах, что случается с ними регулярно, их уже ничем не остановить. Но, добравшись до тела, так сказать, они совершенно спокойно удовлетворяют себя и, не высказав даже особой благодарности, исчезают в туманной дали. Об этом ей много раз рассказывали знакомые женщины. Даже красавица Маша имела такой печальный опыт. И женщины шли на это просто потому, что тоже хотели того же самого, у них тоже, оказывается, свербело в трусиках, и им нужно было удовлетворение, пусть даже такое примитивное. У самой же Агаты всё было намного хуже, гораздо, несоизмеримо хуже. Она вообще не хотела мужчин и даже боялась близости с ними. И это с ней уже давно.
Своё детство Агата помнила не слишком хорошо. Начала чётко осознавать себя лет с пяти, наверное. Но хорошо помнила своё ощущение, что раньше, до того как она себя осознала, с ней произошло что-то страшное, ужасное, что тёмным пятном легло на её жизнь. И мама почему-то довольно часто водила её в детстве к женщине в белом халате, которая внимательно осматривала её тело, уделяя особое внимание месту между ножками. Что-то делала, чем-то смазывала, что-то назначала. Всё это было так смутно в сознании, что Агата нередко думала, будто всё это просто нехороший, злой сон. Когда она подросла и стала оформляться, мысли о прошлом совсем ушли из её головы. Появились новые увлечения – музыка, танцы и, конечно, мальчики. Один из них, Олег, нравился ей больше других. Они даже встречались с ним. Гуляли за ручку, целовались несколько раз. И однажды Олег пригласил её на родительскую дачу. Дело было в начале осени, погода стояла шикарная, и Агата согласилась провести день в хорошей компании. Но когда она приехала в домик над рекой, оказалось, что никого, кроме неё, там нет. Она поначалу испугалась и хотела даже сбежать. Но Олег успокоил её, сказав, что остальные гости в пути и будут с минуты на минуту. Он рассказывал ей что-то весёлое, включил музыку и дал попробовать вино, которое приготовил для девочек, как он сказал. Он хотел, чтобы она оценила его выбор. Агата, на своё счастье, поступила как истинный дегустатор, – попробовала вино самую капельку. Но и этой малости оказалось достаточно, чтобы снять напряжение. Она расслабилась, а Олег стал её потихоньку ласкать, целовать, и незаметно они оказались совершенно раздетыми и в постели. Ей были очень приятны его ласки, поцелуи и нежные слова, которые он шептал непрерывно. Она почти забылась и готова была следовать за ним, куда он её поведёт. Однако когда его отвердевший мужской орган вдруг попытался ворваться в её тело, Агата испытала жуткий страх. Паника овладела ею, она рванулась с неожиданной силой и вывернулась из-под него. Схватила свою одежду, на ходу натягивая её на себя, и устремилась прочь. Злые слова распалённого и не удовлетворённого Олега долго неслись ей вслед.
– Дура, – кричал он, – идиотка. А мне теперь что делать? К козе соседской идти, что ли?
С тех пор отношения их испортились резко и навсегда. Но среди её сверстников поползли слухи, что Агата – девочка доступная и способна доставить своему партнёру массу наслаждения. Заигрывания и открытые предложения посыпались на неё, как из рога изобилия. Девчонки стали воротить от неё носы, конкурентка была им ни к чему. Да и просто завидовали многие из них вниманию, которое оказывали мальчики Агате, а не им. Отбиваться от нахальных предложений было непросто. Иногда дело доходило до ссоры.
– И чего ты корчишь из себя целку, Агатка, не пойму, – как-то заявил ей одноклассник Лёва. – Всем известно, что ты раздаёшь свои милости направо и налево. Почему со мной не хочешь сходить под кустик? Или ты только за деньги даёшь? Так я заплачу.
В ответ она, ошарашенная, просто залепила ему пощёчину и ушла, вся в слезах, домой. Мать её выслушала, поохала, но ничего лучшего не придумала, чем отправить её к тётке в другой город. Пусть, мол, здесь дурные разговоры улягутся, тогда и вернуться можно будет.
Материна сестра, тётя Нюша, оказалась женщиной доброй и заботливой, и Агата всё ей рассказала, как на духу. Она внимательно выслушала племянницу и погладила по склонённой голове.
– И не надо из-за этого огорчаться, малышка, – сказала ласково, – на чужой роток, как говорится, не накинешь платок. Люди любят позлословить. Здесь же никто тебя не знает, и всё будет по-другому. Ты только не давай себя в обиду. И я ведь рядом. Если что, никому не дам спуску.
Так и зажили они вдвоём с тёткой, и это оказалось куда лучше, чем с матерью. Та иногда на дочь злилась, только за что, Агата никак понять не могла. А когда мать подчас возвращалась домой поздно и, мягко говоря, не совсем трезвая, старалась просто не попадаться ей под руку. Потому что однажды, как раз в такой случай, она со злостью высказала дочери, что та ей всю жизнь испортила, из-за неё, мол, приходится по чужим углам шляться.
Здесь, у тётки, Агата окончила школу, весьма успешно, кстати. И отсюда же поступила в столичный университет на химический факультет. Химия всегда привлекала её. Училась и здесь хорошо. Жила в общежитии, но к тётке ездила регулярно. Тут, в этой весёлой и беспечной студенческой жизни и настигла Агату первая настоящая любовь.
Предмет её увлечения был вполне достойным внимания парнем. Интересный, спортивный, он хорошо успевал в занятиях и много внимания уделял своим увлечениям, среди которых на первом месте были лыжи зимой и байдарка летом. Он уходил в походы по быстрым горным рекам и возвращался всегда загорелым и весёлым. Зимой старался хоть ненадолго вырваться в горы. Агате уделял внимания не слишком много, но всегда был с ней приветлив и даже ласков. Потом заговорил о любви. Агата была счастлива. А уж когда он предложил семейную жизнь, она вообще взлетела на вершину блаженства. Повезла его к тётке – познакомить. Тётя Нюша приняла их честь по чести, всё сделала как надо и предложила свадьбу отыграть тут, у неё. Так, мол, свободнее будет, и затрат гораздо меньше. Так и сделали. Агата была в красивом белом платье, счастливая, сияющая. Свадьба скромная, но хорошая. А когда пришёл час ложиться молодым в постель, Агате почему-то стало страшно. Она сама себя понять не могла. Ведь она любила Геннадия, ставшего её мужем, так отчего же боялась? Он никаких страхов не испытывал, раздел её, уложил в постель и стал любоваться.
– Красивая ты, Агатка, ладненькая такая, – шептал, всё больше возбуждаясь, – так и хочется тебя, как конфетку, съесть. Дай мне скорей то, что у тебя между ножками. Невмоготу уже ждать.
Жадные руки потянулись к самым интимным местам её тела, потом он и сам навалился на неё всей своей тяжестью и, особо не интересуясь вопросом её готовности, ворвался в напряжённое окаменевшее тело. Агата к тому времени была вообще чуть ли не в шоке от страха. Ей было ужасно больно, а он, не обращая ни на что внимания, всё больше входил в раж, удовлетворяя себя любимого по полной программе. Когда он, наконец, получил то, что хотел, и слез с неё, Агата почти потеряла сознание от боли и отвращения. Но хорошо помнила как он, включив свет, стал рассматривать простыню и её бёдра, бесцеремонно раздвинув их во всю ширь. Даже внутрь заглянул. А потом изо всей силы ударил её по лицу.
– А крови-то нет! Ты, шлюха, обдурила меня, всё же, прикинувшись нетронутой, – зло пробормотал он сквозь стиснутые зубы. – Правильно говорила Люська с филфака, что ты в своём городе с кем только не спала. Это лишь вид у тебя, мол, такой скромный, а на самом деле печать поставить негде. Но так просто это тебе не обойдётся. Я тебя, шлёндру, хорошо проучу.
И он принялся бить жену, бить холодно и расчётливо, чтобы оставлять как можно меньше следов, но доставить как можно больше мучений. Она не кричала, боясь напугать тётку, спавшую за стеной, только тихонько стонала и закрывала лицо. Всё её тело превратилось в одну сплошную боль, а он всё бил и бил, с каким-то садистским остервенением. А потом снова возбудился и, ругая её на все лады самыми грязными словами, стал буквально насиловать, потому что она уже не лежала бесчувственным бревном, а пыталась сопротивляться.
– Ничего у тебя не выйдет, тварь, – пыхтел он у неё над ухом, – я тебя, гадину, так отделаю, что ты десять лет мужика к себе не подпустишь.
Когда он, исчерпав все силы, встал с неё, Агата уже практически не могла шевелиться, а простыня была в крови. Он же оделся, собрал свои вещи и прямо среди ночи ушёл, сказав на прощание, что на развод подаст сам, и причину укажет настоящую, и ославит её так, что уже никто на неё не польстится больше. Никто и никогда.
Перепуганная насмерть тётя Нюша, услышав последние слова несостоявшегося спутника жизни Агаты и громкий стук захлопнувшейся двери, робко вошла в комнату и окаменела от ужаса. Всё в спаленке было разбросано, а Агата, избитая и окровавленная, лежала на самом краю кровати, не в силах шевельнутся. В глазах её стояла такая боль, что сердце женщины сжалось.
– За что, тётя, – прошептали избитые губы, – за что?
– Не надо, детка, не разговаривай, – решительно заявила тётя Нюша, взяв себя в руки. – Сейчас я немного приведу тебя в порядок, поговорим потом. И надо этого гада ползучего прищучить, как следует. Завтра же в милицию схожу, заявление подам.
Агата только покачала головой и потеряла сознание. Когда она очнулась, всё было прибрано, никаких следов недавнего побоища не было видно, только сама она представляла из себя одну большую рану, как ей казалось. Едва обретя голос, она потребовала от тётки никуда не ходить и никаких заявлений не подавать. А когда немного оклемалась, попросила у неё объяснений, может, хоть она сможет понять, что собственно произошло. Тётка объяснила. И лучше бы ей этого не делать, потому что стало совсем скверно. Правда оказалась куда страшней, чем Агата могла себе представить.