Алан притормозил на краю Лоудон Вуд, и Дадли был в очередной раз взвален на его плечи. Мы прошлись вниз по главной тропе, затем свернули налево, потом направо. Наконец еще раз взяли вправо, продрались через густой кустарник и мгновение спустя очутились на прогалине. Каменный круг, оказавшийся перед нами, был больше круга на Айки Бра, он составлял шестьдесят футов в диаметре, и, хотя сам круг по размерам был больше, камни, составляющие его, судя по сохранившимся, были меньше. Лежащий камень был не такой массивный, как на Айка Бра, но сохранялось сильное сходство в их общих контурах, так же как в их расположении. Стояли только два вертикальных камня и боковой, один на западе - самый большой - имел семь футов и два дюйма в высоту. Круг, получалось, состоял из двух концентрических кругов, внутренний имел около 50 футов в диаметре, но находился в полуразрушенном состоянии, так что трудно было утверждать наверняка. Похоже кто-то пытался разбить некоторые из рухнувших камней, а земля, прилегавшая к кругу, была заболочена. Однако расположенный на лесной поляне памятник обладал своеобразным жутковатым величием.
Алан был обеими руками за то, чтобы заняться сексом еще, но я отказалась, поскольку мы бы неизбежно вымазались в грязи или набили себе шишек о твердую поверхность лежащего камня. Вместо этого мы пошли назад через лес. Перешли дорогу, на обочине которой стояла наша машина, пересекли поле и взошли на холм. Пока мы шли, мой партнер жаловался, что в "69 местах, где надо побывать с мертвой принцессой" был описан двухчасовой пикник у круга Лоудон Вуд. Я указала на то, что в отличие от К.Л. Каллана мы не наслаждаемся чистым небом и полной луной. Небо, разумеется, было полностью затянуто тучами, когда мы шли к камням. Так как мы только пытались проверить правдивость повествования Каллана и в этом мероприятии заменили тело мертвой принцессы куклой, утяжеленной кирпичами, то проводить слишком много времени в этих местах было бессмысленно. Нашей цель было лишь обойти всю территорию, освещенную в "69 местах, где надо побывать с мертвой принцессой". Наша способность сделать это вовсе не доказывала, что эта плутовская история была правдой, но всё же появлялся гипотетический шанс, что она не была высосана из пальца.
Алан был неспособен противостоять железной логике моего довода, поэтому к тому времени, как мы достигли каменного круга Аухмахар, или по крайней мере того немногого, что от него осталось, он бросил свой скулеж. От того, что когда-то было огражденным насыпью кругом с лежащим камнем, осталось только два камня. Поблизости находилась разрушенная ритуальная пирамида камней Бронзового Века. Эти реликты особенно не впечатляли, так что мы сбежали с холма в сторону Уайт Кау Вуд. Когда Алан шагал передо мной большими шагами с куклой за плечами, я ощутила всю извращенность идеи бродяжничества по этой богатой фермерской земле с телом мертвой принцессы. Тем не менее, принимая во внимание изгороди и грязные поля, которые нам пришлось преодолевать, я была рада, что мы используем только утяжеленный манекен. Хотя Дадли мог привлечь внимание, для нас было довольно безопасно проводить наш эксперимент при дневном свете. Если бы нам на самом деле пришлось использовать труп, как об этом заявлял К.Л. Каллан, то для того, чтобы копировать его modus operandi, пришлось бы посещать эти древние священные места глубокой ночью.
Мы довольно легко идентифицировали каменный круг Аппер Аухнагорт, хотя один из оставшихся камней был вставлен в ограду, а постоянная утечка воды из цистерны привела к его полному уничтожению. Мы пробыли там ровно столько времени, сколько было необходимо, чтобы рассмотреть и осмыслить этот вандализм. Рядом был круг Уайт Кау Вуд. Он был образован из огромного числа сравнительно небольших камней высотой от одного до двух с половиной футов, также были использованы камни трех или четырех футов в длину, расставленные по земле таким образом, что высота окружающего круга не превышала двух с половиной футов. Камни обеспечивали ровную поверхность внутри круга, но снаружи повсюду вокруг них была навалена земля. Поэтому круг был фактически образован из низкого земляного вала, облицованного с внутренней стороны камнями, причем их вершины иногда поднимались над ним, но очень часто были им скрыты. Немного восточнее, на южной стороне, в круге был сделан пролом, камни или их обломки были выброшены наружу. Наиболее замечательной особенностью этого круга было надгробие или каменный саркофаг, расположенный немного к северу от центра. Его внешние размеры составляли семь на пять футов и два фута три дюйма в высоту.
Мы стояли, восхищаясь остатками святилища. Все более мелкие камни были унесены прочь в 19 веке и использовались для каменных оград. То, что осталось, было похожим на привидение, лес вокруг нас был очень густой, но внутри круга земля была совсем голая и черная. Едва заметные следы растительности виднелись среди камней, которые оказались слишком большими, чтобы вывезти их для постройки каменной ограды, тогда как снаружи буйно росли мох, трава и вереск, создавая впечатление, что круг оставался голым с незапамятных времен. Мое предположение заключалось в том, что он был очищен недавно для археологического изучения. Когда мы пролистали относящиеся к делу отрывки в "69 местах, где надо побывать с мертвой принцессой", то не нашли ничего, что могло бы пролить свет на причину появления этой словно выжженной земли внутри круга.
Мы собирались покинуть святилище, и тут долго собиравшийся дождь наконец хлынул с неба, и мы бросились к лесу. Мы хорошенько укрылись среди деревьев, и Алан использовал этот вынужденный перерыв для разговора об "Истории порнографии" Х.Монтгомери Хайда. Эта книга могла бы стать отличным сопроводительным материалом к работе Троччи с Olympia Press, если бы автор поменьше копался в английских законах и судебных делах в поисках утомительных сюжетов по этой теме. Хайд также сделал странную ошибку, которую Алан не мог отказать себе в удовольствии заклеймить как типично буржуазную. Например, во втором разделе своей первой главы Хайд предполагает, что в 18 веке умели читать только представители высшего класса. Как подчеркнул Алан, поскольку аристократия и буржуазия редко принимали участие в работе над производством книг, которые они потребляли, и, поскольку для того, чтобы набрать шрифт - а эта профессия составляла неотъемлемую часть производства книг в 18 веке - человек должен был уметь читать, заявление Хайда - очевидная неправда. Наверное, как великодушно допустил Алан, эта ошибка произошла из-за того, что Хайд воспринял описание печатников как аристократов рабочего класса, слишком буквально. Надо добавить, что, поскольку книга Хайда была опубликована в шестидесятые, определенное место в ней было уделено Морису Жиродиа и Olympia Press. Троччи упомянут не был, хотя и был указан его роман "Белые бедра".
Когда дождь прекратился, мы направились к машине. Мы едва успели укрыть Дадли на заднем сиденье, и тут снова полило как из ведра. Дождь барабанил в ломаном ритме, но постепенно затих, пока мы ехали. Погода улучшилась, когда мы достигли Стричен Хауса. Пробираясь по раскисшему от воды полю в сторону заброшенного поместья, я подумала о полном неприятии Джонсоном камней, к которым мы приближались: "Мы обедали этим днем в доме мистера Фрэзера из Стричена, который показал нам на своих землях некоторые камни, по-прежнему стоящие в Друидическом круге, и, что как я полагаю, скорее заслуживает упоминания, ряд вековых лесных деревьев". С того дня в августе 1773 г. много воды утекло, круг уничтожался по крайней мере дважды только затем, чтобы быть заново установленным, в последний раз в начале восьмидесятых после двух тщательных археологических осмотров.
Почва стала особенно рыхлой, когда мы приблизились к развалинам поместья, и нам пришлось медленно продвигаться вокруг огромного участка, заросшего кустарником, единственного, который не был полностью вытоптан коровами, совсем недавно прогнанными через поле. По мере продвижения к нашей цели я размышляла над теми немногими словами, которые Босвелл посвятил Стричену: "Мы выехали в девять. Доктору Джонсону было любопытно увидеть одно из тех сооружений, которые северные ценители древности называют Друидскими храмами. Я вспоминал об одном таком в Стричене, я видел его пятнадцать лет назад; и вот мы направились туда, пройдя четыре мили в сторону от дороги после пересечения Олд Диа. Мистер Фрэзер, владелец Стричена, был дома и показал его нам. Однако я преувеличил его размеры в своем воображении; остались только два камня, установленные на одном конце круга, и длинная глыба, лежащая, как обычно, между ними, а также ещё один камень на небольшом расстоянии от них. Этот камень был самым важным в круге, опоясывавшим то, что осталось. Мистер Фрэзер был очень гостеприимен. В Стричене проходила ярмарка; и он пригласил несколько своих соседей, участвовавших в ней, к себе на обед".
Спустившись вниз и пройдя через одно поле, мы двинулись вверх по холму на другое, и круг предстал перед нашими взорами, как только мы поднялись. Камни были защищены от пасущегося скота проволочной изгородью. Мы с Аланом были разочарованы, трудно сказать почему. Стоящее на вершине небольшого холма, это сооружение было менее впечатляющим, чем многие другие места, которые мы посещали. Не помогало даже знание истории этого круга. Я ценю хлопоты людей, которые восстанавливали в разные времена эти памятники, но частота и настойчивость таких вмешательств отняли у романтической части моей натуры благоговение перед этой древностью. Наверное, меня отталкивала абсолютная доступность круга. Это был единственный лежащий камень в районе Бучан, обозначенный во всех местных туристических путеводителях. Алан усадил на глыбу Дадли и предложил поговорить о Босвелле и Джонсоне. Я ответила, что, возможно, будет забавным перепечатать их отчеты о путешествии в Шотландию друг против друга, сцена против сцены, чтобы их голоса могли сбивать и путать друг друга. Алан оплакивал консерватизм книжного бизнеса и, как следствие, возможность читать отчеты Босвелла и Джонсона об их поездке только по отдельности.
Когда мы шли к машине, на нас падали удивительно тяжелые дождевые капли. Небеса разверзлись сразу после того как мы достигли "Фиесты". Наш план состоял в том, чтобы направиться к каменному кругу Беррибра, но, принимая во внимание погоду, мы решили посетить Фрейзерборо. Для проведения досуга в городе предпочительнее было остаться сухими. Дождь все еще лил, когда мы припарковали машину и прошли прямо в кафе, на окнах которого рекламировались каппучино и эспрессо. Кофейный автомат Gaggia был совершенно новый, и, после того, как мы профланировали к стойке и спросили эспрессо, официантка немного озадачилась и спросила, не хотим ли мы каппучино без молока. Алан взорвался, истошно вопя, что нет такой вещи как каппучино без молока. Официантка сказала, что в таком случае она не знает, как сделать эспрессо. Алан орал, что именно этот кофе рекламировался в окне, и мы хотим именно его. Наконец официантка кого-то вызвала и получила инструкции по поводу того, что нужно сделать с мерцающим Gaggia-автоматом для получения эспрессо. В конце концов нам принесли наш крепкий черный кофе в двух чашках для каппучино, заполненных до краев.
Принимая во внимание качество эспрессо, которым нас обслужили, напитки стоили очень дешево. Алан улыбнулся и вежливо поблагодарил официантку, когда она принесла ему какую-то сдачу. Он не собирался особенно заморачиваться и объяснять концепцию эспрессо смазливой девушке из маленького шотландского городка. Жизнь была слишком коротка и, кроме того, прекрасная фигура и благородная наивность официантки вызывали в памяти бычью прозу Эрнеста Хемингуэя. Алан потягивал свой кофе и наша беседа перепархивала с "Прощай оружие" на "Долгое время сожжений: история литературной цензуры в Англии" Дональда Томаса. Последний труд порой касался тех же тем, что и "История порнографии" Хайда, но был расширен в части политики и религии, а иногда автор позволял себе настоящие непристойности. Томас осознавал возможность наскучить читателям, уделяя слишком много времени юридическим вопросам, и всё же в книге уделялось больше места закону, чем хотелось бы Алану. Если говорить о положительной стороне, то Томасу удалось раскопать ряд забавных анекдотов в анналах государственных процессов. Самым лучшим был абзац, повествующий о попытке в феврале 1728 г. наказать издателя Эдмунда Кьюрила за выпуск секретных политических работ, таких как "Мемуары Джона Кера" (правительственного шпиона), а также грязных книг типа "Венера в монастыре" и "Трактат об использовании телесных наказаний": "Этот Эдмунд Кьюрил стоял у позорного столба на Чаринг Кросс, однако не был забросан камнями и грязью, он не вызывал у толпы враждебности; будучи ловким, хоть и безнравственным человеком, он подстроил дело так, чтобы по всему Чаринг Кроссу разбросали отпечатанные листки, в которых сообщалось, что он стоит там, защищая память королевы Анны. Эти листовки произвели такое воздействие на чернь, что выступать против него стало даже опасным, и когда его уводили от позорного столба, толпа подхватила его на руки и восторженно донесла до ближайшей таверны. Это было похоже на триумф".
Покончив с напитками, мы решили остаться в Фрэйзерборо, пока не прекратится дождь. Предусмотрительно захватив зонтик, мы предприняли прогулку вдоль гавани, где увидели рыболовецкую флотилию. Это был основной источник благосостояния городка. Затем поблуждали по улицам, занятым различными лавчонками и магазинами, но нашли немногое, на что можно было обратить внимание. Легко понять, как Фрэйерборо приобрел такую скверную репутацию за злоупотребление героином. На лодках делались хорошие деньги, и это отражалось на высоких ценах на недвижимость, рекламируемую местными агентами. Мужчины отправлялись в море на несколько недель рыбачить, затем возвращались домой и ширялись героином до умопомрачения. Там больше не хера было делать. Мы попытались пройти в местную библиотеку, но ее исторический отдел пребывал в полном беспорядке и Алан не смог найти то, что искал. В тот момент, когда прекратился дождь, мы двигались обратно к машине.
Беррибра находился в шести с половиной милях от Фрэйзерборо, и каменный круг мы увидели с дороги. Алан закинул Дадли себе за спину, мы перелезли через ворота и пошли по полю к лежащему каменному кругу. Камни располагались в окружении группы деревьев, они были отгорожены так, чтобы пасшиеся рядом коровы не смогли их изгадить. Стадо заметило нас и со скучающим видом наблюдало за тем, что мы делаем. Как раз тогда я заметила, что одна из "коров" похрапывает и роет землю передним копытом. Поглядев на вымя я увидела вместо него огромный хуй, и почти немедленно осознала, что это чудовище было быком. Я заорала от страха. Алан велел мне заткнуться и стоять спокойно. Примерно через десять минут стадо потеряло к нам интерес и двинулось прочь. Выйдя из-за ограды памятника, мы энергично зашагали через поле в противоположном от стада направлении.
Алан посмеивался над этим инцидентом, пока вез меня обратно в Абердин. Он припарковал машину напротив своего дома на Юнион Грув и мы, еле переставляя ноги, побрели вверх по улице в бистро под названием "Рандеву". В ту ночь мне снилось, что я потерялась в подземном лабиринте, и когда достигла центра, на меня напал белый бык и забодал насмерть. Я проснулась от собственного вопля. Алан заключил меня в свои объятия, и не прошло нескольких минут, как мы уже занимались сладкой любовью друг с другом.
10
ПРИДЯ В СЕБЯ от непробудного сна, я вытолкнула Алана из постели. Он проспал достаточно долго, у нас впереди был целый день. Мне не терпелось пуститься в путь, и я настояла на том, что дома лучше не завтракать, а перехватить что-нибудь по пути. Мы продрались сквозь густой поток транспорта на Юнион Стрит, затем повернули на север вверх по Кинг Стрит. Алан хотел захватить некоторые книги из своей квартиры, но я убедила его заехать за ними по возвращении в город. Мне не терпелось добраться по крайней мере до Эллона, прежде чем мы остановимся. Сидя за рулем, я рассказала Алану о книге, которую читала - "Долгое время сожжений: история литературной цензуры в Англии" Дональда Томаса. Меня особенно впечатлила глава, в которой готический роман характеризовался как придающий социально приемлемое выражение садизму и нездоровой сексуальности, обнаруженной в запрещенной порнографической литературе. Конечно, как указывал Томас, Мэттью Льюис в "Монахе" перешагнул эту черту, и избежал преследований и суда только потому, что выпустил кастрированную версию своего жуткого шедевра.
Я остановилась напротив "Сейфвея" в Эллоне, и мы рискнули зайти, надеясь найти там кафе. Алан был чудовищно разочарован, когда не обнаружил там даже туалета для посетителей. Мы оставили машину и пошли к грязной забегаловке за яичницей с беконом, бобами и сосиской. Пока мы ели, я раздумывала над теми огромными изменениями, которые Эллон претерпел со времени визита Босвелла и Джонсона во вторник, 24 Августа, 1773 г. Босвел: "Мы отправились в путь около восьми утра и позавтракали в Эллоне. Ко мне обратилась хозяйка гостиницы: "Неужели это именно тот самый великий Доктор, который путешествует через всю страну?". Я ответил: "Да". "Ах, - сказала она, - мы слышали о нем, и я пришла специально, чтобы посмотреть на него. Его появление здесь - это что-то невероятное. Это истинное удовольствие принимать такого человека в чьем-либо доме; человека, который сделал так много хорошего. Если бы я могла знать об этом раньше, я бы показала ему моего ребенка, у него опухоль в горле уже некоторое время". "Однако, - сказал я, - он не доктор медицины". "Неужели он оккультист?" - спросил хозяин гостиницы. "Нет, - (сказал я), он просто очень ученый человек". Хозяин: "О нем говорят, что он величайший человек в Англии, за исключением Лорда Мэнсфилда". Доктора Джонсона все это чрезвычайно развлекало, и, как я полагаю, он тоже получил удовольствие. Он сказал: "Мне нравится это исключение. Быть названным величайшим человеком в Англии - совершенно бессмысленный комплимент, но исключение означает, что похвала была совершенно серьезна; в Шотландии исключением должен быть Лорд Мэнсфилд, либо Сэр Джон Прингл".