- Он думал, что я была без сознания. Не знаю насколько это важно. Ведь это было несколько месяцев назад, поэтому судно, очевидно, уже прибыло и убыло, но я помню об этом, потому что тогда мне стало интересно, находились ли мы поблизости от воды и поместят ли меня на это долбаное судно.
- Само собой, этого не произошло, - сказал Мэттью, констатируя очевидное.
- Нет, но ты спрашивал меня не об этом. Ты хотел, чтобы я рассказала тебе обо всем, что помню, - сказала она.
- Так что же произошло?
- Я не знаю, но через несколько дней, Рафик куда-то уехал, поэтому я предположила, что он отправился встречать судно и кого-то или что-то, прибывшее на нем.
Возможно, наркотики, подумал Мэттью, и пометил себе посмотреть информацию о местах у воды и сопоставить их со списком военных объектов в Пакистане. Скорее всего, ему придется связываться с Федеральным Агентством Расследований в Пакистане, они должны были что-то об этом знать, поэтому ему необходимо заставить их в этом сознаться.
- Что-нибудь еще, что могло бы быть полезным? - спросил он.
- Прямо сейчас, ничего такого я больше вспомнить не могу. Кроме того, я ведь рассказывала тебе о себе и Калебе.
Мэттью закатил глаза.
- Ладно. Видимо, это помогает вам вспомнить некоторые подробности, только прошу, постарайтесь свести все эпизоды с сексом к минимуму. Мне, действительно, не хочется, высасывать из вас по капле нужные для расследования детали.
Оливия улыбнулась, - Это была игра слов, Рид?
- Навряд ли, скорее, неудачно подобранный фразеологизм, - сознался он.
Его мысли снова атаковал образ Селии, толкающейся искусственным членом в рот Малыша. Он тряхнул головой, и они исчезли. Ему бы хотелось никогда не слышать этого рассказа. С чувством вины, он находил интригующим не само действо, а власть, скрывающуюся за ним.
Мэттью не особо уделял внимание слабым женщинам, но его, определенно, тянуло к доминирующим представительницам слабого пола. И в самых потаенных и темных уголках своего разума, он знал почему.
- Ты точно собираешься слушать? И, наконец, попытаешься посмотреть на эту историю моими глазами? - искренне спросила она.
Желудок Мэттью как-то странно сжался при звуках ее просящего тона. Это была часть работы, которую он всегда ненавидел. Ему нравилось складывать паззлы, собирать воедино факты запутанного дела, следить за преступниками, но иметь дело с жертвами, и мириадами личностей и жизней, большая часть из которых являлась трагической - было выше его сил.
С Оливией ему было проще, чем со всеми другими, кого он когда-либо интервьюировал. Теперь, когда она уже была не такой слабой, она производила впечатление весьма энергичной натуры, но она до сих пор находилась в подвешенном состоянии между потерпевшей и подозреваемой. До сих пор.
- Не знаю, смогу ли выполнить это обещание, мисс Руис. Я могу только обещать, что выслушаю. Могу обещать, что выполню свою работу. Я даже могу пообещать помочь вам всем, чем смогу. Но я никогда не смогу обещать вам, посмотреть на эту историю вашими глазами.
Было такое ощущение, что его отказ, на самом деле, ее расстроил. Плечи Оливии поникли, и снова потерявшись в пространстве, она кивала намного дольше, чем это было необходимо. Когда она заговорила, казалось, что она обращалась к комнате, в которой Мэттью был лишь предметом мебели. Ее слова предназначались не ему и они оба это понимали.
- Я знала, что ты мог так сказать. Думаю, в этом есть некий смысл. Просто... я не уверена, что хоть кто-нибудь, когда-нибудь посмотрит на произошедшее моими глазами, Рид. Никто и никогда меня не поймет. И если об этом узнают, то подумают, что я сумасшедшая. Что я молодая, и не знаю, о чем говорю. Что я жертва, и что мои чувства всего лишь результат полученной травмы. Наверное, это больнее всего.
- Я пережила все это. За одно лето я испытала и прошла то, что большинство людей не проходят за всю свою жизнь, но в конце... я осталась всего лишь девчонкой, которую никто и никогда не поймет. Во мне так много того, что уже никогда не станет прежним. Никогда.
- Тебе не хочется слушать про эпизоды, связанные с сексом. Я это знаю. Я понимаю, насколько неуместно сидеть здесь и рассказывать совершенно незнакомому человеку о том, как людей связывали, высекали и трахали прямо у меня на глазах. Но... я должна это кому-нибудь рассказать. Кому-нибудь, кто не посмотрит на меня как на чудачку. Кому-нибудь, кто не будет анализировать меня так, как это делает Слоан.
- Она заставляет меня чувствовать себя чудачкой... во всяком случае, не намеренно. Это проявляется тогда, когда она говорит о том, что я тянусь к тебе, потому что ты сильный мужчина, такой же как Калеб. Тогда, когда она говорит о том, что я поцеловала тебя, потому что секс - это единственный способ, в рамках которого я могла достигнуть своей цели, что все это имеет под собой психологическую основу, потому что Калеб запудрил мне мозги. Я не могу это вынести. Я не могу вынести то, что мои чувства умещаются в описание на блокнотном листке, которое подходит мне и миллионам других сломленных идиоток. Более того, я не могу вынести мысль о том, что возможно... она права.
- Может быть, я на самом деле не люблю Калеба, может, мой мозг сработал таким образом, чтобы я не совершила самоубийства, или не чувствовала себя одинокой или напуганной. Может быть, я когда-нибудь это приму, и мне больше не будут сниться кошмары. Может, я больше никогда не открою своих чувств. Но кто полюбит такую девушку, Рид? Кто полюбит такую чудачку, как я?
Рухнув на свою кровать, она свернулась калачиком и, начав покачиваться, зарыдала. Сердце Мэттью забилось с невероятной скоростью. Он не знал, что должен сделать, чтобы она перестала плакать. Он не хотел к ней прикасаться, это казалось неправильным. Обнять? Ничем не лучше.
Ему хотелось, чтобы Слоан сейчас была здесь. Она была социальным работником. И именно ее обязанностью было заниматься всем этим сентиментальным дерьмом.
Он вспомнил, что Оливия не была сентиментальной.
- Кто-нибудь обязательно полюбит вас, мисс Руис. Даже несмотря на то, что вы... чудачка.
- Пошел ты, Рид, - всхлипнула она.
Он рассмеялся, - И вы тоже весьма очаровательны.
- Ты говнюк, ты знаешь об этом?
- Да, - безразлично ответил он.
- Боже! Почему ты такой странный?!?
Присев, она посмотрела на него.
- У всех есть свои тараканы, и все мы чудаки каждый в своем роде.
- Откуда тебе знать? - ответила она, хлюпая носом, и не отрывая от него взгляда.
- Скорей всего, у тебя была прекрасная жизнь где-нибудь в пригороде. Ни забот. Ни хлопот. Идеальная жизнь.
Он одарил ее невозмутимым взглядом.
- Когда я был ребенком, я подвергся насилию. Африканские военные заставляли меня хранить порох и кокаин, и нападать на деревни с пулеметом Узи наперевес. Пожалейте меня и прекратите распускать нюни о том, что вас никто не полюбит, - спокойно предложил он.
Ее шокированное выражение лица было бесценным. Посмотрев на нее прямым взглядом, он смягчил свой тон.
- Вы молодая, умная, и, в добавок, та еще засранка. С вашими мозгами вы не пропадете. И никому, никогда не позволяйте разубедить себя в этом. Особенно самой себе.
Выражение лица Оливии смягчилось, и спустя некоторое время, она слегка улыбнулась.
- Думаю, ты хороший, Рид. Тебя никто и никогда не полюбит, но ты хороший.
Он криво ей улыбнулся, - Спасибо, мисс Руис. Я вспомню об этом, когда вы будете умолять меня о снисхождении.
Она вздохнула.
- Мы можем на сегодня закончить? Я очень устала. Один разговор с тобой стоит мне целого года жизни.
- Хотите, чтобы я выключил свет? Может, тьма поможет вам стать более откровенной? - сказал он, шутя лишь наполовину.
- Смешно.
- Я старался, - сказал он.
- Я вернусь завтра.
Замолчав, он снов обратился к ней.
- Послушайте. Мы тратим время, мисс Руис. Нам нужно попасть на аукцион, и вы - наша единственная надежда на освобождение таких, как вы, Нэнси, Малыш, Селии. Всех. Я не хочу, чтобы вы об этом забывали. Я выслушаю вас. Я даже попытаюсь разделить вашу точку зрения, но в конечном итоге... вы в безопасности. Другим повезло меньше.
Она мрачно кивнула.
- Я знаю, Рид. Поверь мне. Я тоже не хочу, чтобы тем ублюдкам это сошло с рук. Правда, не хочу.
- Я на это надеюсь, мисс Руис. Поспите.
Мэттью встал и собрал свои вещи. Не забыв выключить диктофон, он сунул его в пиджак, чтобы тот не потерялся. Выйдя из больницы, он решил на несколько часов вернуться в офис. Было относительно рано, и отделения ФАР в Пакистане еще должны были работать. Ему нужно сделать несколько звонков.
Вернувшись в свой кабинет, он нашел телефон ФАР и спросил, располагают ли они какой-либо информацией о проведении аукциона по продаже живым товаром, который должен был пройти в ближайшие дни. Как и предполагалось, агенты ФАР были не в восторге от звонка из ФБР, но после того, как он приправил свою речь стандартными вкрадчивыми оборотами с угрожающими оттенками, и выразил все это самым вежливым тоном, они нехотя признались, что выяснят все, что возможно и проработают любую полученную информацию.
- Прошу вас уделить особое внимание частным аэропортам и въезду в страну высокопоставленных лиц: миллионеров, шейхов - любого, у кого есть деньги и власть. В особенности тех, у кого, по вашим данным, имеются связи с организованным преступным миром, включая оборот оружия, наркотиков и человеческого труда.
- Мы не нуждаемся в ваших инструкциях относительно того, как нам выполнять свою работу, агент Рид, - сказал человек на другом конце линии.
У него был южно-африканский акцент.
- Мы вполне способны собрать разведывательные данные и без Правительства США.
- Значит, ребята, в течение следующих пары дней я ожидаю вашего звонка? - поддразнивал Мэттью.
- Непременно, агент Рид. Мы проследим за Дмитрием Балком или любым другим человеком, прибывшим в нашу страну под именем Владэк Рострович.
На этом связь оборвалась.
- Хрен моржовый, - проворчал Мэттью.
Он нажал на кнопку, чтобы сделать еще один звонок.
Просмотрев распечатку правительственных агентств Пакистана, он сделал звонок в орган, отвечающий за ЗПБТЛ.
Закон о Предупреждении и Борьбе с Торговлей Людьми был принят всего в 2002 году, но уже набирал обороты. Было нелегко связаться с кем-то, кто говорил по-английски, но после нескольких повторных наборов, ему, наконец, удалось попасть на сотрудника, владеющим иностранным языком.
В начале девятого вечера, Мэттью решил, что за один день он сделал все, что мог. Собрав вещи, в том числе и диктофон, он отправился к себе в отель.
Он не мог перестать думать об истории, рассказанной Оливией. Он не мог перестать думать о Селии.
Добравшись до своего номера и поставив портфель на стол, он опустошил свои карманы, аккуратно разложив монетки по достоинству и по размеру в ряд, так же положил на стол ключи, бумажник и часы, после чего повесил свой пиджак и решил еще раз прослушать чертову запись, которую он не мог выкинуть из головы. Он уже был настолько твердым, что с трудом мог сесть, чтобы снять с себя туфли и носки. Поспешно завершив свой ежедневный ритуал, он стремился как можно быстрее освободиться от одежды и прикоснуться к себе. Наконец, развесив одежду, он остался в одном нижнем белье, натянутым его бесстыдным возбуждением.
Обычно, у него не было никаких проблем с самоудовлетворением. Однако, на этот раз, обстоятельства возникновения его стояка заставляли его чувствовать себя виноватым.
- Ты больной сукин сын, - прошептал Мэттью, и спустив трусы вниз по ногам, сунул их в мешок для стирки.
Он настолько нуждался в разрядке, что даже не потрудился принять душ.
Вместо этого, откинув покрывало, он упал на чистые прохладные простыни. Потянувшись к диктофону, стоявшему на прикроватном столике, он перемотал запись на место появления Селии. Его член дернулся. Когда комнату заполнил голос Ливви, он закрыл глаза и положил руку на свою горячую плоть.
Мэттью особо с собой не церемонился. Ему не нравилась нежность. Схватив свой член, словно тот был своего рода его противником, он сжал его до боли.
Маргарет и Ричард были прекрасными родителями: добрыми, любящими и отзывчивыми. Забрав сломленного ребенка, чья мать была жестоко убита, они подарили ему потрясающую жизнь, но не смогли стереть его воспоминаний. Они не смогли освободить его от тьмы, прячущейся внутри него. Они не смогли уберечь его от наслаждения этой тьмой.
Мэттью провел ногтями по своей груди, и, задев сосок с такой силой, что заставил себя самого поежиться, толкнулся бедрами в кулак.
- Селия подняла флоггер и хлестнула Малыша по груди. Малыш вскрикнул и попытался согнуться пополам, но мужчины, удерживающие его, не позволили ему этого сделать, демонстрируя гостям ярко-красную линию на его груди. Малыш зарыдал...
Мэттью представлял себя на месте Малыша, стыдясь того, что эти картинки были столь возбуждающими, столь разрушающе приятными... в его глазах стояли слезы, потому что он знал, что это неправильно. Было неправильно слушать голос Оливии. Было неправильно слушать об унижениях Малыша. Это было неправильно! Неправильно! Неправильно!
Мэттью кончил. Сильно. Сперма брызнула ему на грудь, обжигая кожу в расцарапанных местах, но тем не менее, даря ему блаженство. Он тяжело и гулко дышал, слушая в темноте голос Оливии.
Потянувшись к диктофону, не выпачканной в сперме рукой, он его выключил. В конце концов, все это не имело значения.
Он снова был твердым. Он уже давно не позволял себе получать такого рода разрядку, и его члену не хватило спешного самоудовлетворения. Но он отказывался повторно слушать запись. Отказывался.
Вскочив с кровати, он направился в душ, чтобы смыть с себя позорное удовольствие.
Клуб. У него всегда был клуб. И неважно, что Мэттью всячески старался избегать его - в итоге, он всегда оказывался там. Он знал, где мог найти то, что требовалось его подсознанию.
Выйдя из душа, он быстро надел джинсы и рубашку. Ничего черного, ничего, что выдавало бы в нем доминанта. Он не выносил, когда жаждущие сабы подсаживались к нему, думая, что все, о чем он мечтает - это перекинуть их через свое колено. Он всегда отправлял их обратно в слезах, стыдясь того, что он не мог дать им то, чего они хотели.
Он пытался. Пытался быть таким, как им нужно. Но это всегда плохо заканчивалось.
Глава 11
День 10:
Мэттью проснулся с неприятными ощущениями во всем теле. Медленно наклонив голову вперед, он заворчал, когда прострелившая шею боль, осела между плечами. Почувствовав слабость, он снова рухнул на кровать. Очевидно, будет гораздо сложнее, чем он думал.
С каждой секундой, его разум прояснялся все больше, и вскоре, его сердце лихорадочно забилось. Прошлой ночью он был в клубе.
- Мэттью? Это ты?
Мэттью застонал. Нет. Нет, нет, нет, нееееет.Зарывшись лицом в подушку, он не мог не заметить, что его член затвердел. И дело было не только в утреннем стояке. Он вспоминал.
Мэттью вздрогнул, услышав знакомый голос. Ее голос.
- Блять! - выругался он шепотом.
Как он справится с этим? Как объяснит?
Кто-нибудь другой! Был бы это кто-нибудь другой, все было бы в порядке. Но нет.
Когда он, наконец, набравшись храбрости, повернулся на стуле, то увидел рядом с собой именно ее.
Ее рыжие волосы были распущены, струясь мягкими волнами по спине. На ней была белая блуза, запахивающаяся на талии, и завязывающаяся сзади. В вырезе блузки слегка виднелась ложбинка между грудей, что было достаточно для того, чтобы вызвать мужской интерес, но недостаточно, чтобы разглядеть, что же скрывалось под этим обтягивающий лифом. Ее образ завершался черной кожаной юбкой до середины бедра и туфлями на металлических шпильках.
Лицо Мэттью тут же вспыхнуло, покрывая его щеки стыдливым румянцем. Особенно, когда он вспомнил о том, как пытался объяснить ей свое присутствие.
- Мне нужно было выпить.
- Ох, поверь, я тебя так понимаю. Хотя во время сессий я не пью, - равнодушно сказала она.
Мэттью задался вопросом, какого хрена она могла оставаться такой равнодушной. На самом деле, он задавался этим вопросом в течение всей ночи.
Он знал, что большинство людей считали его холодным, профессиональным и отстраненным, но за ней такого не наблюдалось. Она разнесла в щепки весь тщательно возведенный им самоконтроль, и сделала это, не потеряв ни грамма хладнокровия.
- Я здесь не для сессий. Мне просто нужно было выпить, - сказал он.
Его уши горели, и он знал, что в любую минуту этот жар распространится на его шею и лицо. Он хотел было уйти, но она не позволила, остановив его своим подозрительным взглядом.
- И поэтому ты оказался здесь? Прости меня, Мэттью, но верится в это с трудом.
Она изогнула свою рыжую бровь.
- Я... я..., - начал было он.
- Не нужно смущаться, Мэттью. Я имею в виду, я ведь тоже здесь, правильно? У меня к тебе всего лишь один, единственный вопрос - Кого ты ищешь?
Бедра Мэттью подались вперед, и он почувствовал жжение в мышцах, протестующих против этого движения. Если сегодня он сможет сидеть, это будет приятной неожиданностью.
- Я никого не ищу. Я просто...
- Лжешь? В самом деле? Я бы могла подумать о тебе что угодно, но слово лжец последнее, что приходит мне на ум, - сказала она.
- Да мне похер на то, что ты думаешь, - парировал он, ударив о стойку бара стаканом с неразбавленным виски.
Он встал, чтобы уйти, но Слоан заблокировала ему путь, поймав его в ловушку между своим телом и стулом. От нее пахло чем-то сладким, напоминающим аромат зеленых яблок. И это определенно было не то, чего он ожидал. Не в секс-клубе.
Зная, что это вызовет болезненные ощущения, он напрягся, и, протянув руку, прикоснулся пальцами к своему заду. Да: вся его задница была сплошь покрыта припухшими рубцами. Он провел по ним кончиками пальцев, восхищаясь тем, что на участках его тела, куда приземлялась ее рука, остались следы от ее тонких пальцев.
Он частенько задавался вопросом, занималась ли несравненная доктор Джэнис Слоан психоанализом во время секса. Теперь он знал ответ.
- Это грубо, Мэттью. Ты пытаешься задеть мои чувства. Но я тебя прощаю, потому как знаю, что ты смущен.
Шагнув к нему ближе, она положила свою руку ему на грудь, заставляя его сесть на место. Ее ладонь ощущалась горячей, очень горячей, словно она могла прожечь ей дыру в его груди. Уступив ей, Мэттью позволил ей усадить себя обратно на барный стул.
Встав на носочки, Слоан наклонилась к Мэттью и прошептала ему на ухо, - У тебя покраснели щеки, и сердце забилось намного быстрее.
Мэттью застонал и снова потер свой зад.
Да, он был смущен. Он никогда не думал, что когда-нибудь увидит Слоан, одетую как нечто среднее между Мадонной и шлюхой, источающую аромат яблок, и трущуюся своими сиськами о его грудь. Она знала, что делала, и сейчас это стало слишком очевидно.
- Послушай, Слоан...
- Оставь Слоан для офиса, Мэттью, - сказала она с улыбкой.