Однако в конечном итоге это мало что значило. Через девять месяцев в белградском клубе "Новак" торжественно начался Открытый чемпионат Сербии. Это был низкорейтинговый турнир АТП, возникший на волне успеха Джоковича. Срджан, игравший важную роль в организации турнира, попросил студию RTS исключить Висковича из команды комментаторов – отстранить его не просто от комментирования матчей Джоковича, но и от всякой работы. Срджан подкрепил свою просьбу угрозой передать право вещания другой телестудии, если Висковича не отстранят. Редактор RTS подчинился, после чего Вискович уволился. Вискович говорит, что RTS, вероятно, опасаясь негативной реакции прессы, предлагала в качестве компенсации повысить ему зарплату, но он отказался, заявив, что в будущем это лишь усугубит проблемы.
Безусловно, такая тактика аукнулась Срджану. Вискович подрабатывал на молодой независимой спортивной станции "Спортклуб", основанной в 2006 г. и стремящейся расширить пакет своих прав на трансляции. "Спортклуб" нанял Висковича в качестве одного из своих ведущих теннисных комментаторов.
Примечательно, что, по словам Висковича, Срджан пытался надавить и на редактора "Спортклуба" и вынудить его не давать Висковичу комментировать матчи Джоковича, но, как ни парадоксально, частная станция сумела выстоять против Срджана, чего не удалось компании, финансируемой государством. В итоге Вискович теперь комментирует больше матчей, чем во времена работы на RTS, в том числе больше матчей Джоковича. "Спортклуб" приобрел права на трансляцию 54 турниров АТП в год, в том числе всех Masters 1000 и финалов мирового тура АТП, так что с его комментариями теперь проходит почти каждый матч, сыгранный Джоковичем вне рамок четырех турниров Большого шлема. ("Уимблдон" – единственный турнир Большого шлема, права на трансляцию которого есть у "Спортклуба".)
Между Срджаном и Висковичем произошла еще одна стычка. В апреле 2010 г. Сербская федерация тенниса попросила Висковича провести церемонию открытия домашнего матча Кубка Федерации между Сербией и Словацкой республикой. Когда об этом узнал Срджан, он объявил Федерации, что этого нельзя делать. Учитывая, что Федерация крайне зависела от участия Джоковича в Кубке Дэвиса (а Сербия в тот момент еще владела этим трофеем), неудивительно, что кандидатуру Висковича отклонили. Оговоренную плату он получил, но узнал, что ведущим на церемонии не будет. Эта история вновь попала в прессу, и одна газета, "Курир", поместила на первой полосе два снимка: с Висковичем в роли "хорошего парня" и Срджаном в роли "плохого". Младший Джокович явно видел это, но капитан сербской сборной на Кубке Дэвиса Богдан Обрадович, бывший тренер Джоковича и близкий друг Висковича, подробно объяснил суть проблемы и то, что ее главным виновником является отец Новака.
С 2009–2010 гг. Срджан ведет себя так, словно Висковича не существует, и Вискович отвечает ему взаимностью. "У всех спортивных журналистов Сербии проблемы с Срджаном, а у меня – самая большая", – объясняет Вискович.
Однако Срджан ссорился не только с тренерами и представителями СМИ. В апреле 2004 г., через три месяца после того, как Джокович дошел до полуфинала Открытого чемпионата Австралии среди юношей, игрок и капитан сербской сборной на Кубке Дэвиса Ненад Зимонич выбрал 17-летнего Джоковича в качестве четвертого номера своей команды для предстоящего поединка против Латвии. Играть предстояло на быстром корте с ковровым покрытием в белградском клубе Gemax. Зимонич по-прежнему выступал в одиночном разряде и за несколько недель до того выиграл турнир уровня Challenger. Для второй одиночки у него имелся Янко Типсаревич, к тому времени вошедший в число двухсот лучших игроков мира. Кроме того, у него был Деян Петрович, входивший в рейтинг 150 лучших игроков в парном разряде. Следовательно, необходимости в Джоковиче не было, но, уже попробовав его в качестве спарринг-партнера пару раз на выходных во время Кубка Дэвиса, Зимонич отобрал его в команду, чтобы дать возможность приобрести опыт.
Джокович был твердо уверен, что ему предстоит играть, и испытал страшное разочарование оттого, что выйти на корт ему не пришлось. "Удивительно, – вспоминает Зимонич. – Он думал, что будет играть в первый же день. Помню, как он признался, что разочарован – из-за того, что так и не сыграл. Я сказал: "Слушай, шанс сыграть у тебя еще будет, но начинать надо постепенно. Напряжение на Кубке Дэвиса слишком велико, ты еще молод, у тебя впереди полно времени, но даже когда играешь матч, который ничего не решает, все равно бывает тяжело". А он твердил: "Когда я смогу сыграть? Что я должен сделать, чтобы заслужить такой шанс?" Трудностей он никогда не страшился. Я никогда не видел, чтобы Новак боялся кого-нибудь, кем бы тот ни был, или опасался брать на себя ответственность. Даже тогда это было поразительно". Джокович смирился с таким решением, и в конце концов ему посчастливилось дебютировать на Кубке Дэвиса в ничего не решающем матче против Яниса Скродериса, который он завершил со счетом 6–2, 6–2, и Сербия победила 5–0.
Гораздо меньше был склонен мириться с подобными решениями Срджан. "Он считал моей самой досадной ошибкой то, что я не дал Новаку сыграть в первый день, – рассказывает Зимонич. – Он не одобрил мое решение, и с этого момента мы не разговаривали. В следующий раз мы поздоровались только через год, когда Новак пригласил меня на вечеринку по случаю своего 18-летия и его родители встречали гостей. Новак шесть или семь раз просил меня: "Пожалуйста, приходите". В тот раз я поздоровался с Срджаном впервые после матча на Кубке Дэвиса. Как только Новаку минуло восемнадцать, иметь с ним дело стало гораздо проще, поскольку большинство вопросов я мог решать напрямую, а не через Срджана. Я отношусь к Срджану с почтением, он уважает меня, однако мы почти не общаемся".
Деян Петрович рассказывает похожую историю. Он был тренером Джоковича с конца лета 2004 г. И вплоть до окончания "Уимблдона" в 2005 г. его привлекли к работе, чтобы помочь Джоковичу пройти турниры Futures и Challenger и попасть в основную сетку турниров Большого шлема. За 10 месяцев тренировок с Петровичем Джокович переместился с 272-го на 94-е место в рейтинге и на тот момент двигался вверх быстрее всех других игроков в туре АТП.
"Никто не знает толком, почему все кончилось, и сколь-нибудь убедительного объяснения у нас нет, – говорит Петрович. – Срджан играл в той истории заметную роль, он всегда был боссом. Его заслуга колоссальна независимо от того, нравится он вам или нет. Он всегда пытался дать Ноле все, обеспечить ему самое лучшее, что он только мог, и Новак знает об этом. Срджану присуще такое же стремление побеждать, как и Ноле, но Срджан – чрезвычайно жесткий человек. Его недостаток в том, что он "сжигает за собой мосты". Пока ты на его стороне, тебе не на что жаловаться. С ним приятно выпить пива. Если ты ему нравишься, все идет прекрасно, но если нет – значит, нет, и тут уже ничего не поделаешь. Думаю, сам он о многом сожалеет".
Петрович рассказывает, что у него была устная договоренность о работе с Джоковичем в течение трех лет и контракт на один год, однако он так и не получил никакой компенсации за то, что его работа закончилась раньше запланированного срока. Но он, похоже, не в обиде, – австралийской невозмутимости и несклонности к конфронтациям в нем больше, чем сербского уязвленного самолюбия; он рад тому, что подал Джоковичу руку помощи на пути к вершине. Хотя Петрович отказался от собственной карьеры игрока, чтобы тренировать Джоковича, его главной целью всегда было создание школы тенниса в Сербии, и теперь она у него есть – в Крагуеваце, примерно в 130 км к югу от Белграда. Присутствие Джоковича на верхних строчках мирового рейтинга сделало школе Петровича такую рекламу, какой можно только позавидовать. Вдобавок он некоторое время тренировал очередную восходящую сербскую звезду, Николу Милоевича – следовательно, был причастен к становлению двух игроков, способных изменить к лучшему положение тенниса в Сербии.
О том, в каких выражениях Джокович-старший увольнял его, Петрович говорит лишь намеками:
"Мне не свойственно ненавидеть кого-либо, поэтому я действительно не понимаю, почему Срджан порвал со мной именно так. Это было грубо, ему не следовало обращаться с такими словами к тому, кто пожертвовал своей карьерой и буквально вложил душу в его сына. Так нельзя заканчивать отношения. Срджан уволил меня, но ему было вовсе незачем делать это таким способом. У нас в Австралии принято действовать вежливо и дипломатично, я никогда не проявляю агрессивности, поэтому до сих пор не могу его понять. Но, насколько мне известно, так он разрывает любые отношения. У Срджана непростой характер, он легко взрывается. Если бы он не был таким вспыльчивым, если бы давал себе время задуматься, он не наговорил бы всех этих слов. Но он просто взрывается и не извиняется никогда. Просить прощения не в его характере. Я знаю, что он мгновенно вступает в конфликт, стоит кому-то негативно отозваться о его сыне. Но когда кто-то хочет сделать максимум для его сына и готов отдать за него почти все… Я не понимал и до сих пор не понимаю позицию отца в этом отношении. В конце концов Новак повлиял на него, потому что Срджан портил ему репутацию".
Взрослея, Джокович действительно все чаще брал командование на себя, но делал это постепенно и исподволь. Случай с Петровичем наглядно свидетельствует, что выступать против своего отца Новак даже не пытался, пока не обрел независимости. Петрович вспоминает:
"Мы жили в одном доме во время отборочного турнира [в Уимблдоне], и когда Джокович прошел квалификацию, я сказал: "Ну вот, теперь можно отметить квалификацию пивом". А Новак очень редко пил в таких случаях. Тогда я и объявил, что это наш с ним последний совместный турнир. Мне предстояло встретиться с Срджаном после "Ролан Гарроса", и я уже знал, что этот "Уимблдон" для нас последний… У нас обоих навернулись слезы, мы обнялись. Я сказал: "Давай постараемся закончить на высокой ноте". В тот год он дошел до третьего круга, так что мы и вправду оказались на высоте. Главным оставался Срджан, поэтому Ноле не мог принимать решения. Он знал, скольким семья пожертвовала ради него, поэтому ни за что бы не сказал: "Нет, я не хочу переключаться с Петровича на Пьятти"".
Так был ли Срджан чудовищем? Почти наверняка нет, хотя его поведение зачастую казалось окружающим действительно чудовищным.
Сам Срджан никогда не давал интервью на английском и редко дает интервью на сербском языке. Однако он согласился на интервью продолжительностью один час с сербским телеканалом В92 через два месяца после того, как в декабре 2010 г. сербская сборная выиграла Кубок Дэвиса. Недовольный руководством Джорджо Антели и Слободана Живоиновича Сербской федерацией тенниса, Срджан принял участие в "дворцовом перевороте" с целью смещения промышленника и бывшего полуфиналиста "Уимблдона". Большая часть интервью касается Федерации и этого переворота, но на последних минутах Срджан говорит о себе и о той роли, которую он сыграл во благо старшего сына:
"Я не считаю себя заносчивым. Не считаю себя неприятным в общении. Я просто говорю то, что считаю правильным и справедливым. Говорю то, что думаю. Нам как семье нечего стыдиться. Нечего стыдиться и мне как главе этой семьи. Нечего скрывать. Если меня что-то задевает, я говорю об этом, и ожидаю, что люди правильно воспримут мои слова. Можете мне поверить, простые люди в городах по всей Сербии воспринимают это не только правильно, но и с воодушевлением, потому что я честно говорю то, что думаю. Я не прячусь за вычурными заявлениями какого-нибудь маркетингового агентства. Люди знают, как трудно жилось нашей семье последние 17 лет. Мы снимали квартиру, нам приходилось брать деньги в долг, потому что их нам не хватало, хотя временами у нас и был приличный доход. Затраты на карьеру Новака превосходили наши финансовые возможности. Мы занимали деньги у ростовщиков-грабителей под 10, 12, 15 % в месяц. И старались выплатить эти ссуды, а это было чертовски тяжело. Много раз бывало, что нам не хватало денег даже на покупку хлеба насущного. Тогда мы с женой продавали золотые украшения и десять лет спали на диване в гостиной съемной квартиры. Мы не могли позволить себе новый матрас, поэтому застилали диван старыми одеялами, чтобы прикрыть пружины, впивающиеся нам в грудь и спину".
Когда Срджана спросили, стоило ли так мучиться, он ответил: "Конечно. Никакой помощи мы не видели. Ни от кого – ни от государства, ни от городских властей, ни от теннисной федерации".
Здесь требуются пояснения. В начале XXI в. Сербия оправлялась от кровопролитной гражданской войны и от потери ведущего положения в стране, где она была самым влиятельным из шести субъектов федерации. Само собой, далеко не все деловые операции, имевшие место в Сербии, были совершенно чистыми, во многом бизнес велся подпольно, и многие жители страны, преуспевавшие в то время, избегали излишне пристального внимания к своим делам. Вот в такой ситуации Срджан и был вынужден выполнять свою задачу – финансово обеспечить стартовую площадку для карьеры сына. Ему пришлось продать свой белградский ресторан, чтобы высвободить наличные и финансировать юниорские поездки Новака. В конце концов он избавился и от пиццерии в Копаонике, но лишь после длительной судебной тяжбы из-за того, что много лет пользовался помещением, не внося арендной платы. Это упоминание – вовсе не намек на допущенные нарушения, а попытка объяснить, в каких трудных экономических условиях вынужден был работать Срджан и как несправедливо было бы обвинять тех, кто стремился действовать так же, как и все вокруг.
Беда в том, что своей резкостью Срджан не только наживал врагов, но и приобретал соответствующую репутацию. Он рассказывал, как однажды обратился за деньгами к какому-то чиновнику и был вынужден уйти ни с чем. Но есть и другая версия той же истории, свидетельствующая, что Срджан пожал то, что посеял. Согласно второй версии, у чиновника, о котором идет речь, имелась привычка записывать все разговоры. Срджан пришел к нему с двумя друзьями, и на каком-то этапе беседы чиновник покинул комнату, якобы для того, чтобы выяснить что-то, а на самом деле – чтобы послушать, какие разговоры в его отсутствие поведет Срджан с друзьями. Поскольку тон Срджана по адресу чиновника сразу сменился с вежливого и доброжелательного на пренебрежительный, дальнейший разговор закончился ничем – не говоря о том, что чиновник разругался с Срджаном из-за сказанного в его отсутствие. Правда все это или нет, неизвестно, но какое это имеет значение, если большинство знавших Срджана людей готовы поверить в подлинность этой истории? Такой уж сложилась репутация Срджана.
Примечательно, что большинство людей, испытавших на себе выходки Срджана, находят им на редкость сочувственные объяснения.
Воин Величкович, мягкий, почти кроткий теннисный корреспондент "Спортски журнал", рассказывает:
"Первое, что следует сказать о Срджане, – что он отличный отец. Он вырастил троих сыновей воспитанными и почтительными, привил им чувство патриотизма. Срджан был совершенно уверен, что Новак добьется успеха, и страшно злился, когда другие в это не верили. Он рассчитывал на помощь правительства, Федерации, кого угодно, поскольку видел, что у его сына большое будущее. Вместе с тем ему казалось, что никому нет дела до того, что Новаку суждено стать по-настоящему выдающимся спортсменом, и в результате Срджан ожесточился. Этим в основном и объяснялись его не в меру яростные вспышки. Федерация действительно ничем не помогала ему в первые годы, но у нее и не было ни денег, ни заинтересованности, ни идей. Спортивные чиновники были просто не в состоянии что-либо предпринять. Они считали большим успехом, если вдруг у них появлялись три упаковки мячей. Этого вполне хватало многим игрокам, но не таким, как Джокович, Янкович и Иванович. Поэтому я понимаю досаду Срджана и особенности его характера. Для меня он – как спортсмен, который выходит из себя во время игры, а после матча глотнет пива, и опять все в порядке. Только Срджану требуется гораздо больше времени, чтобы все опять стало в порядке".
Несмотря на имевшие место серьезные столкновения с Срджаном, Небойса Вискович придерживается подобной же оценки:
"Джоковича сотворил его отец, и никто иной. В стране не было инфраструктуры, не было денег, он не получал помощи от государства и Федерации – только от своей семьи. В этом отношении я прекрасно понимаю Срджана, но он не может справиться с собой. Он не может просто забыть обо всем и радоваться, он по-прежнему всех ненавидит – столько ненависти в нем скопилось. Люди любят Новака, потому что он истинный представитель Сербии, но на его близких эта любовь не распространяется, потому что они представляют Сербию совсем другим образом. Ненависть произрастает из тех времен, когда Срджан просил денег, но никто не соглашался ему помочь. И он говорил: "Ладно, когда-нибудь Новак станет первой ракеткой мира, вот тогда и поглядим". А теперь Новак действительно первый, и, с точки зрения Срджана, пришел час расплаты".
Уроженец Белграда Вискович выдвигает еще одну гипотезу. "Джоковичи родом из Косово, – говорит он, – а эти места не настолько космополитичны, как Белград, чуть менее современны, и тамошним семьям свойствен сугубо патерналистский уклад. Срджан обвинял меня в том, что я недостаточно патриотичен. Возможно, причина опять-таки в Косово. Может, жители Белграда не так страстно преданы Сербии, как жители Косово, а может, жителям Косово так только кажется".
Лейтмотив большинства рассуждений о Срджане и его поведении – его решения почти всегда правильны, но… Иван Любичич говорит: "В большинстве случаев Срджан прав, но его манера доказывать правоту и добиваться своего ошибочна. В последнее время сам он изменился, но внешне это никак не заметно".
Боян Божович был партнером Джоковича, когда в раннем подростковом возрасте эти двое завоевали титул европейских чемпионов в парном разряде среди юниоров. Божович считает, что отчасти антипатия людей к Срджану нередко объясняется завистью.
"Срджану приходилось очень, очень трудно – и в жизни, и в борьбе за Новака, а в Сербии многие не прощают чужой успех. В Сербии слишком много людей, которым так и не удалось самим ничего добиться, поэтому они завидуют чужому успеху. Федерация не помогала Новаку, когда он стал лучшим юниором Европы, и Срджан разозлился. Теперь же все они охотно наживаются на его достижениях, и Срджану это не нравится. Новак хочет выступать за свою страну, Федерация его не волнует. Срджан – сильная личность, он сыграл важную роль в жизни Новака, отдал все, чтобы сын ни в чем не нуждался. Все в семье чем-то пожертвовали ради Новака. У каждого была своя работа – у матери, отца, дяди Горана. Марко и Джордже чуть-чуть ущемляли, но это обычное явление в семье с одаренным первенцем – ради него всегда приходится слегка обделять других детей. Тем не менее мне нравился Срджан. Он всегда был очень веселым, и до сих пор веселый, с моим отцом они часто шутили. Но у него имелась цель, и ему не было дела до других людей, – просто он упрямо шел к своей сокровенной цели".
Деян Петрович высказывает схожую мысль: