Наместник велел ему встать.
Он стоял, периодически заглядывая в пергамент, на котором он сделал пометки, и произносил свою речь.
Лицо Дэн Дин-чжаня было каменным, девушка не могла понять его реакцию.
Когда отец закончил свою речь, наступило молчание.
Потом наместник заговорил.
— Мы сожалеем, — сказал он строго, но с намеком симпатии к своему другу, — что факты, которые нам предоставили, не являются гарантией удовлетворения данного прошения.
Он продолжал говорить, но Лайцзе-лу больше ничего не слышала. Пришло время действовать! Сейчас, мгновенно!
Она глубоко вдохнула, успокоилась и повернулась к Ло Фану. С манерами аристократки она обратилась к нему тем не менее на кантонском диалекте низших классов.
— Отдай это наместнику, — прошептала она, всовывая в его руку фигуру маджуна.
Мажордом наместника посмотрел на нее с изумлением.
— Сейчас же! — яростно скомандовала она.
Она не знала, что заставило Ло Фана подчиниться — ее красота, ее поведение или и то и другое вместе.
Упав ниц перед своим хозяином, мажордом, даже прежде чем он закончил говорить, передал ему маленький продолговатый предмет из бамбука и слоновой кости, потом что-то пробормотал ему так тихо, что никто в зале ничего не услышал.
Лайцзе-лу задержала дыхание. Ее судьба, все ее будущее могли быть определены в ближайшие несколько секунд.
Дэн Дин-чжань вертел фишку в руках, он был озадачен. Потом вдруг громко рассмеялся.
Девушка успокоилась, и в какой-то момент она боялась, что потеряет сознание.
— Два месяца назад, — сказал наместник присутствующим, — мы имели огромное удовольствие играть в азартную игру с другом. Замечательный друг, он был настолько честен, что проиграл игру преднамеренно из-за нашего высокого положения. — Он поднял фигуру, чтобы каждый мог ее увидеть. — Мы отдали эту фигуру другу, сказав, что он может вернуть ее нам, если наступят такие времена, что ему потребуется наше особое расположение. Только что мне передали эту фигуру. Всегда помня наши слова, мы просим нашего друга выйти вперед.
Лайцзе-лу почувствовала неуверенность в ногах, но она высоко держала голову, пробираясь через толпу. Она нарушила обычай такой же древний, как и само Срединное царство.
Податели прошений были настолько изумлены, что стали шептаться друг с другом, а чиновники при дворе глазели на приближавшуюся молодую женщину.
Сун Чжао сразу же узнал свою дочь, несмотря на маску. Он побледнел, а вокруг плотно сжатых губ появились белые линии. Ситуация вышла из-под контроля.
Раздосадованный Кай вспомнил, что ему говорила миссис Сара, и проклинал себя, потому что маленькая дьяволица перехитрила его.
Лайцзе-лу остановилась, подойдя к ковру. Женщины не совершали глубокого поклона, но она опустилась на пол, ее скрещенные ноги утопали в ковре, спина прямая, плечи расправлены. Кое-как ей удалось изящно выполнить поклон, несмотря на ограничения, вызванные плотно облегающей юбкой. Сложив ладони и пальцы вместе, она подняла голову и посмотрела на наместника.
Улыбка Дэн Дин-чжаня означала, что он всецело наслаждается уникальной ситуацией, которая, как он хорошо знал, станет источником бесчисленных легенд.
— Поднимись, — сказал он, — и сними свою маску, чтобы все в Срединном царстве могли узнать леди, которая обладает не только мужеством, но и смелостью.
Чувство волнения побудило девушку снимать маску очень медленно.
Ее красота была так великолепна, что мужчины не могли оторвать глаз.
Сун Чжао выглядел так, словно он был на грани гибели.
— О чем ты просишь нашего благоволения, Сун Лайцзе-лу? — спросил наместник.
— Если это будет угодно Вашему Небесному Высочеству, — сказала она чистым музыкальным сопрано, — я хотела бы предоставить детали, которые могли бы убедить Ваше Небесное Высочество изменить ваше решение в отношении последнего прошения.
Дэн Дин-чжань был восхищен, но сдержал желание громко засмеяться.
— Ты можешь говорить, — сказал он степенно.
— Срединное царство, — сказала Лайцзе-лу, голос ее зазвенел, — терпит огромные страдания из-за злодеяний заморских дьяволов. Мужчины и женщины превращаются в скелеты из-за опиума, который контрабандным путем попадает на нашу землю. Мужчины и женщины умирают сотнями и тысячами из-за проклятия этого отвратительного наркотика. Заморские дьяволы нарушают законы императора Даогуана, продавая наркотик. Но китайцы, которые покупают его и продают нашим людям, также нарушают закон; Заморские дьяволы правы, говоря, что они продают нам опиум только потому, что мы сами создаем рынок сбыта.
Наместник осознал обоснованность того, что она говорила, и многие в толпе согласно закивали. Но никто не знал, куда она клонит и какое это имеет отношение к прошению, поданному ее отцом.
— Ваше Небесное Высочество много делает, чтобы остановить торговлю опиумом, но не достигает цели. Сун Чжао пытается тоже, но у него также ничего не получается.
Мужчины посмотрели друг на друга. Безусловно, она говорила правду. Наместник предпринимал героические попытки, чтобы прекратить торговлю опиумом, но опиум продолжал попадать в страну. Однако эта неопытная женщина должна понимать, что опасно говорить заместителю императора, что его действия терпят поражение. Людей пытали до смерти за меньшее.
— Но не все заморские дьяволы безнравственны, — продолжала Лайцзе-лу. — Многие из них подчиняются нашим законам и предлагают нам вполне законные товары в обмен на необходимые им чай, шелк и фарфор. Поэтому это нас надо винить за то, что мы не покупаем эти товары. В доме моего отца я слышала, мужчины говорили, Ваше Небесное Высочество тоже слышали, что Китаю не нужны чужеземные товары. Они говорили, что здесь мы имеем все, что нам необходимо для счастья. Это абсурд! Абсолютный вздор!
Дэн Дин-чжань больше не улыбался и следил за ней внимательно, в его глазах была сдержанность.
— Корабли заморских дьяволов, — продолжала она страстно, — больше и быстрее, чем наши джонки. Их пушки поражают цель, в то время как наши мушкеты часто взрываются в руках солдат. Их ткань из хлопка и шерсти лучше, чем наша китайская, потому что у них лучше ткацкие станки. Хотя мы и изобрели книгопечатание, они делают книги лучшего качества и издают больше книг. Их врачи применяют современные лекарства, которые излечивают больных, в то время когда наши больные очень часто не выздоравливают, потому что врачи до сих пор используют старинные методы, от которых давным-давно следовало бы отказаться. Иностранцы имеют множество фабрик, на которых производятся необходимые нам товары. Инструменты для наших плотников и каменщиков, орудия труда для наших фермеров, теплая одежда для наших людей, чтобы они не умирали зимой от холода.
К этому времени наместник наклонился вперед на троне, слушая каждое слово.
— Мы не должны отказываться от торговли с заморскими дьяволами, — сказала Лайцзе-лу. — Если мы купим у них, что нам нужно, и продадим им, что им надо, станет легче приостановить торговлю опиумом в обмен на наше серебро. Нам нужно больше купцов, больше складов, наполненных чаем, шелком, нефритом и фарфором. Пусть заморские дьяволы процветают. Мы тоже будем процветать. — Опять она опустилась на пол и сложила вместе руки.
Последовало долгое молчание. Наместник остался неподвижным, никто не говорил, и спокойный мужской кашель прозвучал, словно крик.
Сун Чжао сжал рукоять церемониального кинжала так сильно, что суставы пальцев на его руке побелели.
Наконец Дэн Дин-чжань заговорил.
— Аргументы, которые Сун Лайцзе-лу предоставила нам, очень важны, — сказал он. — К нашему сожалению, мы узнали, что из-за большого количества островов в дельте реки Жемчужной невозможно предотвратить контрабанду опиума в Срединное царство, даже если мы запретим всю торговлю с заморскими дьяволами. Сейчас нам доказали, если мы увеличим нашу законную торговлю с чужестранцами, то наш интерес к их товарам и их интерес к нашим товарам будет прибыльным настолько, что все меньше и меньше людей будет рисковать своими жизнями и терять все свое серебро из-за наркотика, который исчезает вместе с дымом. Сун Лайцзе-лу, мы приветствуем твою аргументацию. Ты обладаешь большей мудростью, чем наш двор и наши официальные советники. Прошение Сун Чжао принято. Пусть ваши новые склады помогают нашим людям и делают их богаче.
Копченная в чайном дыму утка по-сычжуаньски была изощренным блюдом главного повара Сун Чжао. На приготовление этого блюла он и его помощники тратили два дня. Упитанная утка натиралась внутри и снаружи смесью пряной соли и селитры, потом ставилась в тенистое место на день и ночь, чтобы она подсохла. Смесь из черного чая, сахара, риса, кожуры лимонов и апельсинов и плодов лайма закладывали в котел, чтобы кипятить, потом добавляли немного рисового вина. Далее утку помещали на решетку над котлом и держали на пару несколько часов. Потом ее разрезали на небольшие кусочки и обжаривали в арахисовом масле до образования корочки. Поданное вместе с рисом из котла, это блюдо годилось на стол самому императору.
Но у троих сидящих за столом аппетита не было. Они ели в угрюмом молчании, в красиво обставленной комнате не было слышно ни звука, но время от времени слышалось постукивание палочек из слоновой кости.
— Во всем виновата только я, — наконец сказала Сара Эплгейт. — Я воспитала девушку в духе американской независимости. Это я давала ей читать произведения Джефферсона и Медисона. Но даже в Соединенных Штатах ни одна женщина не проявит полного отсутствия дочернего уважения, чтобы открыто показать неповиновение отцу и сделать из себя посмешище. Мне стыдно. Но не за нее, а за себя. — Женщина из Нью-Хэмпшира не плакала с того дня, когда узнала, что ее муж пропал в море, но сейчас она была готова заплакать.
— Я бы потерял свою репутацию, если бы мое прошение было отвергнуто, — сказал Чжао с небольшим акцентом. — Сейчас наоборот, благодаря складам, которые я построю, мои прибыли удвоятся. Во всем Гуандуне не будет человека богаче, чем я, не считая самого наместника. Но я плачу высокую цену за то золото и серебро, что я заработаю. Имя моей дочери уже у всех на устах в Кантоне. Скоро слухи дойдут до Запретного дворца в самом Пекине. Только боги наших отцов знают, какие сплетни передадут императору Даогуану. О, я уверен, что его сестра, которая восседает на своем троне, одобрит это. Так же поступят все молодые люди, которые отвергают пути наших предков.
Лайцзе-лу сидела с опущенными вниз глазами, не двигаясь и не разговаривая.
— Если бы мне разрешили поступить так, как я хочу, — продолжал ее отец, — я отправил бы ее в деревню с прямоугольной деревянной колодкой на шее, размер каждой стороны в четыре пяди. В течение одного месяца ее заставляли бы спать только стоя или сидя на стуле. После этого ей надели бы свинцовую цепь на лодыжки и запястья на месяц. В третий месяц… — Его голос затих. — Но я ничего такого не сделаю. Наместник велел мне остаться, после того как податели прошений разошлись, и приказал мне не наказывать мою дочь за ее поведение. Он восхищен ею и сказал, что она необыкновенная.
— О, Она уникальная, — сказала Сара. — Никто не может оспаривать это!
Легкий вздох Лайцзе-лу прозвучал, как шуршание ивовых веток во время легкого бриза.
— За все это надо винить только меня, — сказала она. — Если я оскорбляю своего отца и позорю гордое имя своих предков, я должна понести за это наказание.
Чжао взял палочками кусочек утки и задумчиво ел его.
— Я не могу никак понять, — сказал он, — как ты уговорила Кая, преданного мне во всем, взять тебя ко двору. И как ты убедила этого тупого Ло Фана пропустить тебя в зал для аудиенции.
Девушка не ответила, она делала все возможное, чтобы не захихикать.
И хотя голова ее была опущена, Сара начала догадываться о ее скрытой улыбке.
— Я смею сказать, что она их шантажировала, — заявила женщина.
— Это правда? — потребовал Чжао.
— Кай — мой друг, — сказала Лайцзе-лу. — И Ло Фан был добрым и великодушным. Достаточно, что они ничего не сделали плохого. Они лояльны к своим хозяевам и больше всего любят свою страну.
Ее отец понял, что она узнала или догадалась, что оба мажордома принадлежат к одному из тайных обществ. Ради своего же блага он не хотел знать детали, которые поставили бы его в трудное положение, если наместник или его слуги когда-нибудь узнают, что кто-то из его подданных принадлежит к одному из запрещенных обществ, и он не доложил об этом. Сам он был патриотом и не любил маньчжуров, которые заявили свои права на трон и ввели войска в Срединное царство для своей защиты.
Девушка вздохнула с облегчением, догадавшись, что ее отец прекращает разговор на эту тему.
Вдруг Чжао улыбнулся и начал есть с большим аппетитом.
— Наша ситуация могла быть значительно хуже, — сказал он. — В настоящее время никто не убит. Я спас свою репутацию, и мне нужны новые сейфы для хранения заработанных денег. Более того, аргумент, предоставленный моей дочерью наместнику, действительно имеет преимущество. По мере того как наши люди все больше и больше будут развивать законную торговлю и получать доходы, тем неохотнее они будут рисковать и импортировать опиум.
Сара тоже взялась за свои палочки.
— Люди всегда о чем-то сплетничают. Это происходит как в том мире, где я жила, так и здесь. Скоро где-нибудь появится новая сенсация, и сегодняшний случай будет забыт.
Успокоенная Лайцзе-лу потянулась за своими палочками для еды. Она была прощена, а копченая утка была одним из ее любимых блюд. И еще, сейчас она была чрезвычайно голодна, напряжение дня рассеялось.
Снова они ели молча.
Вдруг Сара обменялась многозначительным взглядом с Чжао.
— Что теперь с ней будет, как вы думаете? — спросила она, словно девушки здесь не было.
Вежливый купец помотал головой.
— Ни один из чиновников, принадлежащих к первым трем классам, кого я знаю, не разрешит своему сыну жениться на той, которая обладает большим умом и проницательностью, чем ее муж. — Он считал само собой разумеющимся, что ни при каких обстоятельства она не выйдет замуж за представителя более низких чиновничьих классов.
— Меня беспокоит, — ответила Сара, — что она не только прекрасна, но и то, что она использует свою красоту. И она знает, какое это мощное оружие. Если бы я не хотела дать пощечину Каю, я могла бы посочувствовать ему сегодня.
Лайцзе-лу не могла больше сдерживать радость, переполняющую ее, и она громко рассмеялась.
Ее отец помотал головой:
— Только послушай ее, Сара! Она неисправима!
— Только Всевышний, которого я все еще почитаю, знает, какую шалость она позволит себе в следующий раз.
Девушка сдержала смех.
— Я буду вести себя как следует, вы увидите, — сказала она скромно.
— До тех пор, — заявила ее гувернантка, — пока ты не поймешь, что мы забыли данный эпизод.
Лайцзе-лу не ответила, но повернулась, чтобы посмотреть в лицо пожилой женщине, в ее глазах было нечто большее, чем просто вызов.
Чжао, не подозревавший о немой сцене между ними, теперь полностью наслаждался едой и был поглощен своими собственными мыслями.
— Может быть, в таком отдаленном месте, как Чжун-цзин, — сказал он, — найдется чиновник высшего класса, который бы имел подходящего сына для женитьбы и который бы ничего не слышал о сегодняшнем эпизоде.
Его дочь посмотрела на него укоризненно:
— Неужели я стала настолько невыносимой тебе, мой отец, что ты хотел бы немедленно выдать меня замуж за какого-нибудь олуха из далекой провинции, который пропах коровьим навозом и не может отличить нефрит от кварца?
— Не совсем, — ответил он с неподдельной искренностью. — Но я беспокоюсь о тебе. На следующий год тебе исполнится двадцать один, возраст для замужества, но приобретенная тобою репутация будет большим препятствием.
— Я выйду замуж, — сказала Лайцзе-лу, ее поведение вдруг стало высокомерным, — только когда я встречу мужчину, который будет любить меня так же сильно, как я его.
— Романтический вздор, — сказала Сара, фыркнув.
Чжао держался с чувством собственного достоинства.
— В этом доме мы не такие современные, как многие другие. Поскольку сегодня ты открыто смогла пренебречь мною, не думай, что тебе удастся сделать то же самое в более важных делах. В свое время я выберу тебе мужа, и ты пойдешь за него замуж в соответствии с моими пожеланиями.
Вдруг она покорно опустила голову и прошептала:
— Да, мой отец.
Но он не мог видеть ее крепко сжатые кулаки под столом.
Сара сухо засмеялась.
— Чжао, — сказала она, — ты создаешь проблему на пустом месте.
Он кивнул печально:
— Я боюсь, ты права. Нигде в Срединном царстве мы не найдем мужчину, который хотел бы жениться на девушке такой красивой, но которой он не мог бы управлять.
— Такого человека нет нигде в мире, — сказала Сара. — До тех пор, пока он не сойдет с ума!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Газовые лампы мерцали, их тени играли на греческих колоннах и слабо освещали белую краску величественных особняков, окружавших Белгрейв-сквер в одном из самых фешенебельных кварталов Лондона. По крайней мере, еще в течение двух часов, что остались до рассвета, армия поваров, горничных и слуг не появится на кухнях и не станет готовить завтраки из многочисленных блюд для титулованных, известных и богатых, которым они прислуживают.
Газовая лампа горела в спальне на третьем этаже дома сэра Алана Бойнтона, баронета и председателя судоходной компании, носившей его имя. Но даже если бы сосед случайно проснулся и увидел свет, то он не удивился бы. Это была спальня Чарльза Рейкхелла Бойнтона, сына сэра Алана и его основного наследника. Все важные люди Лондона знали, что он являлся Рейкхеллом во многих отношениях, кроме одного, его поведение не соответствовало девичьей фамилии его матери. Нелюбопытный сосед допустил бы, что он оправдывает свою репутацию и только что вернулся после ночи, проведенной за карточным столом или в постели с привлекательной женщиной.