- Господи, ты убил его! Ох Боже правый! Нет! Нет! Я никогда не прощу тебя! Предатель! Чудовище! Лучше мне умереть!
Озабоченный и смущенный, Уорик вылез из воды, подхватил с пола полотенце и, обмотав им бедра, заторопился к девушке. Он присел на постель и слегка потряс ее за плечо. От его прикосновения она впала в ярость.
- Нет! Нет! Убийца! Твои руки в крови! Нет! Я отомщу тебе…
- Девочка! - Он потряс ее настойчивее и не успел увернуться, когда она, взмахнув рукой, угодила ему в челюсть.
От удивления он выпустил ее, потирая пострадавшую щеку, затем обнял обеими руками и прижал к груди.
- Девочка! Ради Бога, скажи, с кем ты дерешься? Это я, твой… муж! Голова Ондайн запрокинулась, и она открыла глаза, огромные, лучезарно-голубые, как море в летний солнечный день.
- Ах! - вздохнула девушка. Он улыбнулся и мягко сказал:
- Тебе что-то приснилось.
- Да? Извините… - Она замолчала, заметив необычные обстоятельства своего пробуждения. Он - со стекающими по телу струйками воды и облаченный в одно только полотенце и она - в его объятиях, мокрая, с полуобнаженной грудью. Тревога промелькнула в ее глазах, прежде чем она успела ее скрыть, а Уорик невольно расхохотался:
- Прошу прощения, если мой вид выводит вас из равновесия. Хотя, моя госпожа, именно вы вытащили меня из воды.
Ондайн окинула взглядом стоявшее в отдалении корыто, лежавшие рядом панталоны и опустила ресницы. Уорик, проследив за взглядом девушки, как будто прочитал ее мысли. Слепое и безжалостное пламя опалило его; все в нем заныло от желания дотронуться до ее округлых, налитых грудей, провести большим пальцем по припухшим соскам, познать это юное и прекрасное тело…
Уорик резко поднялся и повернулся к ней спиной, проклиная свою наготу и полотенце, едва прикрывавшее вопиющий ответ его тела на чувственную красоту девушки.
- Спи дальше, если хочешь! - грубо огрызнулся он и, не заботясь более о производимом впечатлении, сбросил полотенце и вновь залез в корыто. Его раздражало ее молчание. В довершение всех бед у него из рук выскользнуло мыло. - Там, на подносе, еда, - бросил он через плечо, неуклюже развернувшись.
- Спасибо, - пробормотала девушка.
- Не стоит благодарности, - отозвался Уорик. - С моей стороны, леди, это не любезность, а своего рода забота о собственном спокойствии - на сытый желудок тяжелее бежать.
Он слышал, как она поднялась с постели, поспешно набросила одежду, но направилась не к подносу с едой, а к окну. Опершись локтями о подоконник, Ондайн выглянула наружу.
- Вам больше нет нужды за меня беспокоиться, - сказала она.
- Ох… Это почему же?
- Я… м-м-м… по достоинству оценила свое положение. Вы совершенно правы. Если вам нужна молодая женщина… годная, как вы удачно выразились, на роль вашей жены, я с удовольствием ее сыграю. Что может быть лучше для меня?
- Гм, - промычал он, любуясь ее грациозной осанкой, тонкими руками, упершимися в подоконник, и изящным профилем, и неожиданно спросил: - Интересно, за кого вы меня приняли?
- Что? - Озадаченная, она повернулась к нему, но тут же, вспыхнув, закрыла лицо руками. - Что… вы имеете в виду?
- Когда спали, в вашем сне. Вы с кем-то дрались. И дрались отчаянно. С кем?
- Я… - Ее голос сделался невероятно вкрадчивым. - Я что-нибудь говорила?
- Госпожа, я первый задал вопрос.
Ондайн пожала плечами, как будто хотела исчерпать вопрос этим движением.
- Наверное, с палачом. Или ньюгейтским стражником.
- И обвиняли их в предательстве и убийстве? Она подняла голову и сверкнула глазами.
- А почему бы и нет? Посидите немного в Ньюгейте, дорогой сэр, вместе с вашим драгоценным королем, и тогда вы, может быть, лучше меня поймете!
Его терпению, кажется, пришел конец.
- Изволите шутить, моя леди! Учтите, вы ищете неприятностей на свою голову! Если вы еще хоть раз позволите себе насмехаться над королем, я за себя не ручаюсь. Вы, мадам, не знаете короля.
Она поспешила скрыть неожиданно выступившие на глазах слезы. Это она-то не знает короля?!
Искреннее участие, которое Карл проявлял к своим подданным, остроумие и галантное обращение с женщинами придавали ему невыразимое обаяние. Но Ондайн знала, что тяжелые годы, проведенные им в изгнании, кровопролитная многолетняя борьба за корону наложили на монарха неизгладимый отпечаток. Король доверял только себе; никто не догадывался, какие планы зреют в его голове. Он ненавидел жестокость, хотя не было на свете воина храбрее его. Он не выносил дуэлей и питал отвращение к казням, хотя и посылал изменников на эшафот, потому что как король был вынужден подписывать смертные приговоры, когда это требовалось. И в глазах Карла - как и всех тех, кто пришел насладиться казнью в тот незабываемый для нее страшный день, - она была преступницей.
- Я не имею ничего против моего короля, - сказала она громко, убедившись, что терпение мужа лучше не испытывать.
В комнате воцарилась напряженная тишина.
- Принесите мне мыло, если не сочтете мою просьбу оскорбительной, - наконец процедил Уорик сквозь зубы. - Я уронил его из-за вашего крика. Оно где-то около ваших ног.
Ондайн посмотрела на мыло и смутилась оттого, что ей придется приблизиться к Уорику, особенно принимая во внимание его настроение и отсутствие одежды.
- Ничего не видно, леди. Ваша исключительная щепетильность не пострадает.
Ондайн стерпела насмешку, потому что решила никогда больше не позволять ему вывести себя из равновесия. Она подобрала мыло, подошла к корыту и, сладко улыбаясь, уронила его в воду.
- Ошибаетесь, сэр. Я не так щепетильна, как кажется на первый взгляд. Если вы помните, я побывала в Ньюгейте.
Уорик подхватил кусок мыла и с царственным видом наклонил голову, подавляя страстное желание обнять ее и проверить на практике справедливость этого высказывания. Разозлившись, он напомнил себе обещание держаться от нее подальше. Но как же трудно его исполнить, когда она стоит рядом, чертовски уверенная в собственной неприкосновенности только потому, что он ночью дал ей слово! Ах, женщины… В этот момент ему показалось, что нет на свете большего удовольствия, чем выпрыгнуть из корыта и, предоставив ей полный обзор произведенного ею эффекта, забраться с ней в мягкую постель. Но он ограничился тем, что сильно сжал ее запястье и предостерегающе сверкнул глазами.
- Ондайн, разве никто не говорил тебе, что играть с чудовищами опасно?
Она даже не пыталась высвободить руку и не отрываясь смотрела на него. Но вдруг ее ресницы опустились, а на щеках показался румянец, поскольку в поле ее зрения попало несколько больше, чем она ожидала.
- Я… хочу есть, - пробормотала она в смущении. Уорик разжал пальцы.
- Иди ешь.
Ондайн направилась в другой конец комнаты, к подносу. Он закрыл глаза и неожиданно почувствовал грусть. Никогда раньше с ним не случалось ничего подобного. Он был очарован этой девушкой почти против своей воли.
"Значит, война! Война между рассудком и сердцем!" - решил он и с яростью принялся тереть ногу.
- Из-извините меня, лорд Четхэм, - позвала Ондайн.
- Что еще?
- Я только хотела спросить… В вашем доме мы тоже будем жить в одной комнате? - Голос ее звучал слабо и немного дрожал.
Уорик с облегчением выдохнул:
- Нет. У тебя будет своя комната, сразу за моей. - Он немного помолчал. - Комната, которую ты будешь держать все время запертой. Поняла?
Последние слова он произнес резким, подчеркнуто командным тоном, не предполагающим возражений. Команда прозвучала сурово и была повторена, когда не последовало немедленного ответа.
- Ты поняла?
- Да!
- Правил, которые тебе придется соблюдать, немного, но соблюдать неукоснительно. Обещаю никогда не напоминать тебе о Ньюгейте, хотя после дурацкой ночной выходки тебе там самое место.
- Я просто хотела…
- Меня это не касается. Отныне и впредь у тебя нет прошлого. Ты сказала, что твой отец был поэтом. Мы слегка подправим твою родословную. Пусть он будет обедневшим французским дворянином. Впрочем, нет, постой… - Он со вздохом потер подбородок. - Не годится. Тогда ты должна говорить по-французски.
Ондайн немного подумала и сказала:
- Я говорю по-французски.
Она скорее почувствовала, чем увидела удивленный взмах его бровей.
- Моя… мать была француженкой. Обедневшей французской дворянкой. - Девушка поморщилась от того, с какой изумительной легкостью родилась у нее эта ложь. Оставалось только молиться, чтобы не забыть свои собственные выдумки.
- Ну что ж, это гораздо лучше объясняет твою правильную речь, - пробормотал Уорик, вдруг снова раздражаясь непонятно отчего.
Ондайн взглянула на поднос, где минуту назад был завтрак, и обнаружила, что съела все до последней крошки. Краска стыда и страха залила ее лицо. Ей не хотелось показаться откровенно вульгарной, и она сказала виновато:
- Извините, на самом деле я…
- Что там еще?
- Завтрак…
- Завтрак на подносе, ешь! - нетерпеливо отозвался он.
- Но я ничего вам не оставила…
- Госпожа, если я захочу есть, то закажу еще.
- Тогда…
- А теперь я спущусь вниз и посмотрю, что этот мошенник Джек делает в общем зале. Я хочу уехать отсюда. Немедленно.
Последние слова прозвучали почти как рычание. Ондайн, обрадовавшись поводу, быстро вскочила на ноги.
- Я сама позову его! - пообещала она и в ту же секунду скрылась за дверью.
Уорик с облегчением вздохнул, вылез из воды и, проклиная все на свете, принялся натягивать одежду.
Мэгги провожала их, стоя на пороге. В то время как настроение молодоженов оставляло желать много лучшего, Мэгги и Джек казались совершенно довольными и счастливыми.
Перед тем как Уорик подсадил Ондайн в карсту, Мэгги теплой м мягкой рукой обняла девушку за талию:
- Не забудь, деточка, он сделал тебя графиней!
Ондайн попыталась улыбнуться, но ее усилия оказались тщетными. Она хотела крикнуть, что когда-то сама была полноправной герцогиней и в лучшие времена дала бы графу от ворот поворот, но смолчала. По герцогине, соучастнице заговора против короля, плакала тюрьма. Лучше все-таки играть роль графини, пока невиновность герцогини не доказана.
В карете Ондайн ехала одна. Уорик, крепко захлопнув дверцу, сел с Джеком на козлы.
Впереди были долгие часы пути, чтобы поразмышлять над прошлым и будущим. Будущее представлялось безрадостным. Ей не удастся выпутаться, если она не придумает что-нибудь необыкновенное. В каком-то смысле во время отчаянной борьбы за выживание в лесу и даже в дни, проведенные в Ньюгейте, она была более счастливой, чем в своем нынешнем положении. Тогда по крайней мере она утешалась тем, что неодинока в своем несчастье. Теперь же у нее осталась единственная подруга - собственная грусть.
Начало смеркаться. Коляска остановилась. Уорик спустился с козел и сказал, что у них есть немного времени, чтобы размять ноги и подкрепиться холодной дичью, вином и сыром, которые Мэгги дала в дорогу.
Растрепанная и усталая, Ондайн согласно кивнула. Она не возражала, когда Уорик вынес ее из кареты, и поспешила к видневшейся неподалеку роще. Отыскав ручей, девушка умыла лицо прохладной водой и почувствовала себя намного лучше.
На обратном пути Ондайн замешкалась. Уорик и Джек расположились на придорожной траве и, постелив скатерть, опустошали корзину с едой. Джек сидел, скрестив ноги, и, весело поблескивая глазами, вгрызался в огромный кусок мяса; Уорик полулежал, опершись на локоть и вытянув перед собой длинные ноги. На нем была широкополая шляпа, украшенная по роялистской традиции красным броским плюмажем. Вообще он производил вызывающее впечатление, но ее заставил остановиться его смех, добродушный и непринужденный, от которого лицо Уорика делалось еще привлекательнее. Чувственная полнота губ, блеск глаз возбуждали невольный интерес. Он лежал, как праздный шевалье, и ел яблоко.
- Как, вы никогда об этом не слышали? - усмехнулся Джек. - Как же вы пропустили такую историю, а еще считаетесь приближенным к его величеству!
- Я тебе не верю!
- Святая правда! Нелли Гвин, которую поймали вместе с шайкой разбойников, а потом отпустили, так и сказала: "Я никогда не стану подстилкой для католиков! Я - протестантская шлюха!"
- Насколько я знаю Карла, ему бы понравилась эта история. - Уорик откусил яблоко и помахал десертным ножом. - У меня тоже есть кое-что для тебя. Нелли однажды сказала Карлу, что знает, как очистить его королевство. Во-первых, выслать всех французов во Францию, во-вторых, вернуть ее на сцену и, в-третьих, запереть свой стручок!
Джек засмеялся, но потом вдруг вздохнул:
- Что-то скажет его величество о вашей женитьбе? Уорик пожал плечами:
- Я же ни у кого не украл невесту.
- А если он кого-нибудь уже подыскал для вас? Уорик отрицательно покачал головой:
- Карл не стал бы распоряжаться моей судьбой без моего ведома. Я слишком долго сражался за него, так же как делал до меня мой отец. Карл умеет ценить преданность. Думаю, король останется доволен. Он ни разу не препятствовал мне с тех пор, как Женевьева…
- Да, Женевьева! - пробормотал Джек, когда Уорик замолчал. - Вот в чем загвоздка, милорд, именно в этом! Мне очень нравится эта девушка, и я бы не хотел, чтобы ей навредили. Если бы вы только видели, как она шла на виселицу! Прямо как безгрешный ангел! И разрази меня гром, если она не самая писаная красавица, какую только можно себе вообразить. Кроме того, она смелая, сэр, по-настоящему смелая и решительная. Она не… слабая, не из тех, кого легко взять на испуг…
- Да, Джек, она ничего не боится. Я вижу.
- Дай-то Бог. Но, сэр, не считая грозящей ей опасности, думаю, ваш вчерашний свадебный трюк удался на славу! Она отменно хороша собой, сладкая, как…
- Сладкая… Черт побери! - чертыхнулся Уорик. - Не доверяй прелестным личикам, Джек! - добавил он и задумался.
- Да я и не видел их столько, сколько вы, сэр! - парировал Джек. - Возьмите хотя бы леди Анну! Бьюсь об заклад, что у нее ангельское личико, но сердце каменное. Конечно, фигура у нее великолепна, но больше всего на свете она хочет вонзить в вас свои коготки. Я готов отдать все мои сбережения, только бы посмотреть, с каким лицом она примет новость. Уорик снова пожал плечами и отрезал яблоко.
- Я никогда не собирался жениться на Анне, и она об этом знала.
- Нет… это вы знали. Но не…
- Тсс!
Уорик резко поднял голову и прищурил глаза, вглядываясь в заросли. Затем он рывком поднялся и широкими шагами двинулся сквозь кустарник. Он схватил Ондайн прежде, чем она успела убежать, и, еле сдерживая гнев, потащил за собой.
- И долго вы здесь стоите?
- Я только что пришла…
- Ложь. Леди, я однажды уже предупреждал вас, что не потерплю, чтобы за мной шпионили! Ни вы, ни кто-либо другой.
- Да вы и не стоите того, чтобы за вами шпионить! - высокомерно ответила Ондайн, но тут же вспыхнула, увидев Джека. Ей нравился слуга Уорика, и она смутилась, что он оказался свидетелем некрасивой сцены.
Джек вскочил, в замешательстве переминаясь с ноги на ногу. Заметив по глазам хозяина, что вот-вот разразится буря, он прокашлялся и сказал:
- Милорд! Нам не стоит задерживаться, если вы хотите к ночи добраться до перекрестка!
Уорик бросил взгляд на Джека, затем еще раз - на Ондайн. Кажется, он немного остыл и, взяв ее за подбородок, произнес:
- Больше предупреждений не будет. Я не намерен повторять одно и то же лживой воровке!
- И не говорите, милорд! - выкрикнула она, взбешенная грубым прикосновением. - А я не буду говорить вам!
Он с отвращением отвел руку и сделал знак Джеку:
- Ей потребуется твоя помощь, дуралей, если она не раскается в своих словах. И не научится вести себя как следует! Смелая леди, говоришь? Теперь она будет бояться меня!
Он зашагал через кустарник к ручью. Джек посмотрел на Ондайн и пожал плечами.
- На самом деле он вовсе не такой плохой, миледи. Ондайн сухо засмеялась, но не хотела спорить с Джеком. Она села на траву на место Уорика и заглянула в корзину с едой.
- Ты единственный, кто предупредил меня, что он чудовище, Джек. И теперь я не позволю тебе отказаться от своих слов!
- Я имел в виду совсем другое!
- Ничего, Джек. Я здесь потому, что гожусь для его целей. Но теперь я поняла, что и он годится для моих.
Улыбнувшись, она откусила яблоко. Джек неуверенно улыбнулся в ответ.
Они ехали до глубокой ночи. Ондайн уже давно спала и даже не проснулась, когда карета остановилась. Сквозь сон она поняла, что открылась дверь и вокруг разлился яркий свет.
- Приехали, - сказал Уорик.
- Куда? - промямлила она.
- На постоялый двор. Выходи… Впрочем, не беспокойся, я сам донесу тебя, - пробормотал он.
Ондайн окончательно проснулась, когда он обхватил ее и вытащил из кареты.
- Я пойду сама, - сказала она, заглядывая в его глаза, поблескивавшие золотом из-под полей шляпы. Ее мысли путались, пробиваясь сквозь туман сновидений, и у нее не было сил сопротивляться.
Он пожал плечами:
- Здесь, конечно, не как у Мэгги, гораздо хуже. Но кажется, это самый лучший постоялый двор на нашем пути. - С этими словами он внес ее в комнату.
Чистая постель. В комнате пахло свежестью. В мерцающем свете лампы Уорик с Ондайн на руках тщательно обследовал все углы, потом положил ее на кровать и задул огонь.
Комната погрузилась в кромешную тьму. Ондайн слышала, как в темноте он сбрасывает с себя одежду. Под тяжестью его тела прогнулась и заскрипела кровать. Наступила гнетущая тишина.
Нервничая, она развязала ленты накидки и подумала, что всю ночь не сомкнет глаз, но, когда открыла их в следующий раз, за окном уже наступило утро.
Уорика рядом не было, не было видно и его одежды. На огромном подносе ее поджидали свежеиспеченные пироги с мясом и высокая оловянная кружка молока. Не теряя времени, Ондайн оделась и по привычке наедаться впрок в один момент опустошила целый поднос.
Она едва успела умыться, когда раздался отчетливый стук в дверь. Девушка вытерла лицо и бросилась открывать. На пороге стоял Уорик, очаровательный, одетый по-королевски, в черный плащ и темно-фиолетовую шляпу.
- Ты готова?
- Да.
Он взял ее за руку и свел вниз по лестнице. В этот ранний час в таверне было тихо; какой-то пьяный дремал после ночных увеселений, положив голову на край стола.
Они вышли на солнечный свет. Перед дверью стояла карета, но Уорик предпочел пешком прогуляться по магазинам, стоявшим в ряд на улице.
- Куда мы идем?
- За покупками, - сказал он отрывисто.
Щедрость Уорика не вызывала сомнений, но он не разрешил Ондайн самой выбирать себе одежду. Целый день она кипела от ярости, потому что он стоял рядом и осматривал ее самым пристальным образом, пока портной хлопотал вокруг нее, примеряя рубашки, накидки, платья из шелка и бархата. Вскоре экзекуция закончилась. Часть платьев была готова, остальные должны были доставить позже в Северную Ламбрию.
Ночь они провели без приключений и на другой день отправились в дорогу. В конце путешествия Уорик сел в карету.