Когда они подошли к саням, Майкл затаскивал на них второе дерево. Сара кинулась помогать ему. Она заметила, что он беспокойно посматривает на небо.
– Давайте поторапливаться, – промолвил он, когда их взгляды встретились. – Похоже, собирается настоящая пурга.
Через несколько минут все были в санях, укутанные в полог, но к этому времени Сара уже не различала, что делается в двух футах перед ней. Ей стало не по себе, когда она подумала о том, смогут ли лошади благополучно спуститься с гор в долину.
Уоррен отошел от верстака размяться. Повернувшись, он поразился, увидев за окнами падающий снег. Удивление сменилось тревогой, когда он увидел, что начинается метель. Он пересек мастерскую и встал у окна, стараясь разглядеть, что делается на улице. Слышно было, как нарастает ветер.
Вот черт! Если метель перейдет в буран, поезд не поднимется в гору и придется отложить поездку в Бойсе-Сити.
Он было вернулся за верстак, как у него мелькнула страшная мысль – там, в этой вьюге, Сара с семейством Рэфферти. Он приник к стеклу. Не видно даже гостиницы по другую сторону дороги.
Он надеялся, что они уже по дороге домой. Если же они еще на склонах гор...
Том Мак-Лиод сидел, погрузившись в чтение медицинского журнала, когда дедушка постучал в дверь его спальни. Он снял очки и поднял голову.
От волнения лицо Хэнка покрылось глубокими морщинами.
– Ты видел, что делается на улице?
– Нет. – Он повернул голову и уставился на белую стену за окном. – Вот это да! Не помню, когда и видел такой снег. – Он встал со стула и подошел к окну. – Ух ты! Настоящая айдахская вьюга!
– Там Сара!
Господи! Он совсем забыл.
Том повернулся и взглянул в глаза деда.
– Она с мистером Рэфферти. Он позаботится о ней.
Когда к нему подошел дед, он снова повернулся к окну, и они вместе стали всматриваться в пелену снега.
Джереми не знал, сколько времени он проспал. Он помнил, что прилег не потому, что физически устал, а потому, что чувствовал себя опустошенным от беспокойных мыслей. Он прикрыл глаза рукой, словно пытаясь укрыться от мира. Иногда после этого приходил сон.
Проснувшись, он удивился темноте в комнате. Посмотрев в окно, он понял, что не вернется в город, пока не успокоится буран.
Сара! Вернулись ли они с Рэфферти в город до начала бурана? Если они все еще в горах в этот снегопад...
На миг ему пришла в голову мысль отправиться на их поиски, но он немедленно выкинул эту глупую мысль из головы. В такую метель он не мог различить даже собственные хозяйственные постройки. Не успеет он отойти и на пятьдесят ярдов, как потеряет дорогу.
Кроме того, Майкл Рэфферти произвел на Джереми впечатление разумного человека. Майкл знает, что нужно делать, чтобы защитить свою семью и Сару. Скорее всего, они уже дома в Хоумстеде и сидят у теплого, уютного огня. Он зря тревожится. С Сарой все в порядке.
Ветер с гор налетал порывами, как плач привидений. Снег слепил лицо, кусал щеки и глаза прижавшихся друг к другу людей в санях. Когда кони отказались идти дальше, Майкл слез с саней, чтобы вести их под узду.
– Мне страшно! – расплакалась София, вцепившись в пальто матери.
– Я знаю, милая! – крикнула Роуз в ухо дочери. – Но с нами ничего не случится. Твой папа об этом позаботится.
Сара хотела со своей стороны успокоить детей, как вдруг сани накренились, выбросив ее в мир, где отсутствовали небо и земля. Был только снег... Снег повсюду.
Она пыталась руками ухватиться за что-нибудь, все равно за что, но все было тщетно. Она скользила, переворачивалась, катилась, беспомощная, не в состоянии что-либо предпринять. Она падала и падала вниз.
Казалось, она падала целую вечность, когда падение неожиданно и резко прекратилось. Она с трудом поднялась на дрожащих ногах.
– Майкл! – крикнула она. – Роуз!
В ответ слышалось лишь завывание ветра.
ГЛАВА XIV
– Роуз! – Майкл отчаянно продирался к перевернутым саням.
– Роуз! Софи! – Он поскользнулся, упал, снова поднялся. – Бен! Сара!
– Мы здесь, Майкл. С нами ничего не случилось. Дети со мной.
Он их не видел. Он вообще ничего не видел. Но теперь он слышал, как плачет София.
– Осторожней! – крикнула ему Роуз, когда он подобрался ближе.
Не успела она произнести эти слова, как у него из-под ног выскользнула земля. Он схватился за сани как раз вовремя, чтобы не съехать вниз по склону.
– Вы не поранились? – Он пробирался к ним на четвереньках.
– Нет! У нас все в порядке.
Он добрался до своей сбившейся в кучу семьи. Прищурившись от снега, он дотронулся кончиками пальцев до щеки жены.
– Малышка?
– Со мной все в порядке, Майкл, но что с Сарой? Я не знаю, где она.
– Боже мой, – прошептал он. Стонущий ветер подхватил его мольбу и унес в сторону. Он приподнялся на колени и, сложив руки рупором, крикнул:
– Сара! Сара!
Он ждал, вслушиваясь, не услышит ли ответ, но ничего не было слышно.
Он оглянулся на жену и детей.
– Сидите тихо, пока я не поправлю сани. Не двигайтесь, пока не скажу, что можно. Нам нужно выбираться с гор.
– Майкл! Мы не можем уехать без нее.
– У нас нет другого выхода. Я должен вывезти тебя с детьми в безопасное место.
– Я не поеду без нее, – упрямо возразила Роуз. Майкл разрывался. Ему не хотелось пугать Роуз и детей. Он не хотел объяснять ей, что они скорее всего замерзнут, если быстро не вернутся из бурана. С другой стороны, она была права относительно Сары. Если они сейчас уедут, ее могут не найти до весенней оттепели. От этой страшной мысли он поморщился. Если Сара ранена и не в состоянии ответить, она, вероятно, умрет раньше, чем кто-нибудь найдет ее. Но Майкл Рэфферти знал свою жену. Она сказала, что не тронется с места, и она не тронется, если он хотя бы не попробует найти Сару.
– Сиди на месте, – повторил он.
Он подполз обратно к саням и встал. Снег все усиливался, приходилось действовать на ощупь, но он сумел высвободить веревки, которыми были привязаны к саням деревья. Стащив деревья с саней, он всем своим весом навалился на сильно накренившиеся сани и толкал их до тех пор, пока они не выровнялись.
Схватив одну из веревок, он привязал один конец ее к саням, другим обвязал себе талию. Сделав это, он повернулся и добрался назад к своему семейству.
– Пошли. Тебе нужно отойти подальше от края.
– Майкл, я...
– Все нормально. Я собираюсь поискать ее. Пошли, пошли.
Он выдернул Софию из рук Роуз и прижал девочку к своему боку. Потом протянул руку, чтобы взять за руку жену.
– Держи Бена и держись рядом со мной, – сказал он и рывком поднял ее на ноги.
Осторожно, медленно, они продвигались к саням. Майкл усадил Софию на сиденье, потом поднял сына и поместил его рядом с девочкой.
– Обернитесь пологом, – велел он им. Потом, повернувшись к жене, произнес:
– Иди к лошадям, успокой их. Я собираюсь спуститься по склону. Буду спускаться, сколько позволит длина веревки. Но, Роуз, если я ее скоро не найду, придется уезжать без нее. Мы ничего больше сделать не можем.
Наклонившись, он прижался щекой к ее щеке и сказал:
– Если со мной что-нибудь случится, доберись с детьми до безопасного места. Ты меня слышишь? За мной не ходи. Береги себя и детей.
Истерзанная ветром, который, казалось, набрасывался на нее со всех сторон, Сара, спотыкаясь, шла и шла вперед. Она то и дело попадала в глубокие сугробы. Подол ее юбки от снега заледенел. Он тяжелой гирей бился о ноги, и каждый шаг делался труднее предыдущего. Она вся сжалась, стараясь согреться и не думать о том, как ей холодно.
Определить, где она находится, Сара не могла. Она знала только, что ходит кругами. Единственной надеждой было найти укрытие, и она продолжала двигаться, молча молясь о том, чтобы Господь направил ее шаги.
Услышав стук, Том поспешил открыть дверь. На пороге стоял Уоррен, с головы до ног облепленный снегом.
Он сдернул с головы шапку.
– Они не вернулись. Никто их не видел.
Том на мгновение выглянул наружу, потом затворил дверь.
– Через несколько часов будет совсем темно. Может быть, нам нужно организовать поиски?
– Как ты будешь искать? – спросил Уоррен. – Да мы все в этой метели потеряемся. Такой метели даже я не могу припомнить.
Тому не понравилась спокойная логика Уоррена. Он посмотрел на деда, стоящего у входа в гостиную. Хэнк сдвинул брови. Изборожденное морщинами лицо выглядело старее, чем казалось этим утром.
– Дедушка?
– Боюсь, Уоррен прав. Это самоубийство – выходить в такую бурю. Придется сидеть и ждать, пока не успокоится метель.
Том в сердцах повернулся и вошел в гостиную. Подошел к окну и глянул на бушующий студеный снег. Он ненавидел это чувство беспомощности. Ему хотелось действовать. Хотелось что-то делать. В этом буране Сара! Сара, которая так любила и так баловала его, пока они росли вместе. Если что-нибудь случится с его сестрой...
Хэнк пересек комнату и встал рядом с ним. Он положил руку на плечо Тома и слепка сжал его.
– Мы мало что можем сделать. Остается только молиться, мой мальчик.
– Но... – Том взглянул на деда.
В серых глазах старика блестели слезы.
– Я знаю, Том. Все знаю.
Роуз с трудом чувствовала пальцы внутри перчаток. Она держала ладони у ноздрей лошади, надеясь, что дыхание животного согреет их, пусть даже чуть-чуть.
Но хуже холода был леденящий страх, постепенно захватывавший все ее существо. Где Майкл? Почему не возвращается? Не порвалась ли веревка? Не отцепился ли он каким-то образом? Не уводит ли его в сторону от них, он же ничего не видит в такую снеговерть? Или, того хуже, не лежит ли где-нибудь раненый или умирающий?
Ей хотелось отойти от лошадей. Хотелось пойти и потянуть за веревку. А как же дети?
Спокойно, Роуз.
Глубоко вздохнув, она последовала своему собственному приказу. Она отказывается впадать в панику. Майкл никогда не подводил ее. Ни разу за все годы, что знает его. Он вернется. Он доставит их в целости и сохранности домой.
Как будто в ответ на ее мысли он неожиданно появился рядом.
– Майкл! – Она бросилась ему на грудь. – О Майкл, мне было так страшно. – Она отклонилась назад, чтобы взглянуть на него. Все его лицо покрывал снег. На ресницах и бровях висели ледышки.
– Нигде никаких признаков Сары, – проговорил он, крепко прижав к себе Роуз. – Мы больше не можем ждать. Либо мы выберемся из этого, либо умрем.
– Я знаю. Я знаю.
Ей хотелось разреветься, но она сдержала слезы. Она должна думать о Майкле, Бенджамине и Софии. Нельзя допустить, чтобы что-нибудь случилось с ее обожаемой семьей.
Господи, не оставь Сару, где бы она ни была!
Саре хотелось лечь и отдохнуть, хотя бы на минутку. Она так устала! Но она знала, что стоит только прилечь, и можно уже никогда не встать.
Позади остались горы и деревья, уже довольно долго она удалялась от них. Хорошо это или плохо, она не знала. В долине, казалось, ветер со снегом дул еще свирепей. Несмотря на то, что земля под ногами стала ровной, а не бугристой, сугробы сделались глубже, а ветер еще сильнее.
Дойти бы только до одной из ферм...
Ею почти совсем овладело чувство беспомощности. Она совершенно спокойно могла уже пройти мимо какой-нибудь фермы, а, может быть, и не одной. Могла пройти в нескольких футах or двери и не заметить. Она ничего не видит. Ни зги.
На глаза набежали слезы. "Какие они теплые, – подумала она. – Как могут быть теплыми слезы, когда все вокруг совершенно промерзло? "
Внезапно, зацепившись за что-то ногой, она упала лицом в глубокий сугроб. Попробовав подняться на ноги, опять свалилась.
– Я больше не могу, – сдавленно выдохнула она. Повернувшись к небу, она крикнула небесам: – Я не могу подняться!
Вспышка гнева поглотила остаток сил. Сдавшись, она покорно приняла свою судьбу, свернулась клубочком и успокоилась под падающим на нее снегом.
Держась за веревку, которую он протянул от дома к сараю, Джереми пошел проведать лошадь. Он заметил, что сугробы почти наполовину достигают крыши маленького амбара, и нет никаких признаков, что вьюга пошла на спад.
Он задержался в дверях амбара и бросил взгляд в сторону гор. "Удалось ли ей выбраться до начала метели? – подумал он. – Дома ли она сейчас? "
Он покачал головой, прогоняя беспокойные мысли, и вошел в амбар, прикрыв за собой дверь.
Он подбросил соломы в стойло, потом принес мерину овса.
– Вполне может получиться, парень, что мы здесь застрянем, – сказал он, когда конь опустил голову в ведро и довольно захрустел, не обращая никакого внимания на бушующий за этими прочными стенами буран.
Когда конь расправился с овсом, Джереми разбил лед, затянувший корыто с водой. Сделав все что можно для лошади, он поднял воротник куртки, натянул шапку на уши и только тогда отважился выйти в пургу.
Он не мог объяснить, что заставило его остановиться, еще не доходя до дома. Он не мог объяснить, что заставило его обернуться и всмотреться в слепящую снежную пелену. Он ничего не мог разглядеть. Не мог разглядеть даже амбара, из которого несколько мгновений назад вышел.
Сара.
Он покачал головой. У него явно от одиночества начинаются галлюцинации. Там нет ничего, кроме ветра и снега. Майкл срубил рождественские деревья и давно отвез Сару и других в Хоумстед. Нет никаких причин беспокоиться о ней.
Он шагнул к дому и снова остановился. Он мог поклясться, что слышал женский плач.
Это ветер. Ветер, и ничего другого.
Он снова направился к дому, и опять ему послышался плач, слабое короткое всхлипывание. Невероятно. При таком шуме бури ничего услышать нельзя. Он остановился и стал вглядываться в потоки несущегося на него снега.
А что, если это не один только ветер? Что если Сара и Рэфферти не успели выбраться с гор до начала метели? Что, если она там, одна и в беде?
Не в силах поступить иначе, он вернулся в амбар за еще одной веревкой и привязал ее за столб ограды рядом с утлом амбара. Сжав в руке другой конец веревки, он вслепую двинулся вперед.
– Эй! Есть тут кто-нибудь?
Загораживая лицо рукой, он всматривался в метель. Затем продвинулся вперед настолько, насколько позволила веревка в его руке.
– Эй! Вы меня слышите? Есть там кто-нибудь? Ему ответил только ветер.
Он повернулся, чтобы уйти в дом. Что-то попало ему под ноги, и он, упав на колени, чуть было не отпустил веревку.
Вот так и случилось, что он нашел ее, свернувшуюся калачиком, неподвижную, безмолвную, как смерть. Еще до того, как он смел снег с серебристо-серого плаща, он каким-то тайным чувством уже знал, что это Сара. Что-то в сердце подсказало Джереми, что он нужен Саре.
Джереми отнес Сару в дом. Сердце в груди у него неистово колотилось. Он положил ее на пол, поближе к печке.
Жива ли она?
Он смахнул снег с ее лица. Она была бледна, безмолвна и неподвижна. На миг ему почудилось самое худшее. Нагнув голову, он почувствовал на своей щеке тепло ее дыхания.
– Слава Богу, – прошептал он, распрямляясь.
Он сбросил куртку и принялся за работу. Нужно снять с нее мокрую одежду. Нужно согреть ее и вытереть досуха. Нельзя терять ни минуты, ни одной секунды.
Стянув с ее рук перчатки, он мгновенно растер ее руки ладонями. Затем, приподняв ее, освободил от плаща. После этого перешел к ногам.
Последними словами ругал он шнурки на ее ботинках, но в конце концов справился и с ними. Стащив набрякшие от воды, покрывшиеся льдом ботинки, он кинул их к печке. Чулки у нее были мокрыми и неподатливыми. Стараясь действовать скорее, он задрал вверх ее замерзшие юбки, после этого скатал с ног чулки. С ее ступнями он поступил так же, как с ладонями, растерев их и лодыжки, чтобы разогнать кровь в надежде поскорее согреть ее.
Она начала дрожать, через некоторое время дрожь усилилась. Он знал, что должен разогреть ее, и как можно скорее.
В отношении того, как это сделать, в голову ему пришла одна-единственная мысль.
Быстро, но осторожно, Джереми снял с нее остальную одежду, вплоть до нижней рубашки и панталон. Здесь он остановился в нерешительности.
Уверен ли он, что поступает правильно? – задумался он.
Он посмотрел на ее лицо. На нем лежала смертельная бледность. Зубы стучали, тело било частой дрожью. Дотронуться до ее кожи было все равно что притронуться к куску льда. И это заставило его решиться. На кучу снятой с нее одежды полетели последние промерзшие мокрые предметы. Потом он поднял Сару на руки и отнес на кровать.
Положив ее, он сразу стал снимать с себя ботинки, рубашку, брюки. Оставшись в кальсонах и носках, он лег на постель рядом с ней, натянул несколько слоев одеял на себя и на нее и прижал Сару к груди.
В течение долгой ночи Джереми несколько раз вставал и подбрасывал дров в печь, чтобы в ней не спадал жар и в доме было как можно теплее. Затем он возвращался в кровать и снова обнимал Сару.
Сколько же времени утекло с тех пор, как он обнимал женщину вот так, не желая от нее ничего и желая только защитить, прикрыть, сделать ей покойно? Он прятал лицо в облаке ее серебристо-золотых волос, всем сердцем желая, чтобы ей было хорошо. Он не мог разрешить ей умереть. Сара так красива, так полна жизни, что невозможно все это отнять у нее.
Проходили минуты и часы. Джереми ощущал одиночество своего существования, как резаную рану в груди, и держать Сару в объятиях было бальзамом, успокаивающим эту рану. Какая-то частичка в нем желала, чтобы метель никогда не прекращалась, какая-то маленькая частичка желала, чтобы он оставался в постели и никогда не выпускал Сару из своих объятий, боясь этого отвратительного чувства одиночества.
Он понимал, что невозможно удержать ее. Она принадлежит Уоррену. У Джереми нет права прижи-мать ее к своей груди, чувствовать ее мягкое тело, вдыхать чистый запах ее волос. Если бы она не потерялась в буране, он бы не обнимал ее теперь.
Но этой ночью Джереми разрешил себе признаться, как было бы чудесно иметь право обнимать Сару.
Близился рассвет, а она все не приходила в себя, и Джереми стало страшно. Все, что он сделал, не помогло.
– Сара, – шептал он в ее волосы, – ты должна бороться. Ты должна жить.
В этот момент он принялся молиться.
Джереми перестал молиться после смерти Милли. Бог не прислушался к отчаянным мольбам молодого мужа о его жене и неродившемся ребенке. Джереми видел страдания Милли. Он видел, как она умирала. Он похоронил ее. И решил, что Всемогущему нет дела до него.
Но теперь появилась еще одна женщина, нуждавшаяся в Джереми, но он так же бессилен...
В отчаянии он стал молиться о милости Господней к безмолвной, замерзшей женщине, которая лежала в его объятиях.