Часы пролетали в полном безмолвии. Руки у нее занемели, но она поняла это только тогда, когда попыталась вытянуться. Сопровождаемая колющей болью, к ней стала возвращаться чувствительность. После этого она периодически осторожно шевелила руками, и можно было только догадываться, что бы с ними случилось, засни она надолго.
Однако спать ей совсем не хотелось. С приближением ночи в комнате стало темнеть, но она не закрывала глаз. Ей нужно было облегчиться, но она постаралась подавить в себе это желание. Вдруг она осознала, что может опозорить его в постели. О Боже, вспомнила она, с него же никогда не снимали цепей, чтобы дать возможность облегчиться, - в этом ему помогала Милдред. Но когда Ровена представила, как это выглядело, ее обдало жаром от одной возможности такого унижения. А ему пришлось пройти через это. Тогда Ровена об этом даже не задумывалась. Ну, а если бы она и знала об этом в то время, что она могла сделать, чтобы предотвратить это? Гилберт не хотел, чтобы о присутствии в замке пленника знал кто-нибудь еще, кроме Ровены и Милдред, поэтому она не могла прислать к нему слугу, в присутствии которого эта операция могла бы быть менее затруднительной. Ей показалось, что он обладал способностью читать ее мысли даже через толстые каменные стены, ибо в этот момент в сопровождении служанки, несшей поднос с едой, в комнате появился лорд Фалкхерст и подошел к спинке кровати. Заметив Ровену, женщина замерла. В ее округлившихся темных глазах светилось любопытство, смешанное с ужасом. Уоррик даже не прикрыл Ровену, когда уходил от нее, в то время как она всегда, перед тем как уйти, накидывала на него банную простыню, с которой его захватили.
- Поставь это, Инид, и принеси, что здесь еще нужно, - приказал он женщине.
Инид поспешно ушла. Ее хозяин не заметил ее ухода, так как он смотрел на Ровену, которая старалась не замечать этого до тех пор, пока он не провел пальцем вдоль ее ноги, - это был его способ привлечь внимание. И тогда она взглянула на него, и в ее взгляде отражалась вся ненависть, которую он старался вызвать по отношению к себе.
- О, что-то случилось? Мы, наконец, перестали бояться? - Он улыбнулся, но недобрая улыбка скорее являлась выражением злорадства, которое он все еще испытывал по поводу одержанной им победы. - Запомни, меня не расстраивает твоя ненависть ко мне. Мне это, скорее, даже нравится.
Она закрыла глаза, чтобы он не мог видеть в них ненависть, которая радовала его. С ее стороны это было как бы маленькое возмездие, но он не позволил ей и этого.
- Смотри на меня, - резко приказал он, а когда она сразу же подчинилась ему, он произнес: - Вот так-то лучше. В моем присутствии, женщина, ты будешь смотреть на меня до тех пор, пока я не разрешу тебе этого не делать. И не заставляй меня повторять это.
Еще одна угроза. Они следовали одна за другой, хотя он никогда не говорил ей, что произойдет в случае неповиновения. Она одарила его еще одним недобрым взглядом, чтобы показать свое отношение к тому, что он говорил. А почему бы и нет, если ему этот взгляд нравился?
Но он сменил тему разговора и объяснил ей цель своего визита.
- Мне кажется, придется сделать еще одно исключение, принимая во внимание твой пол. Ты приставила ко мне женщину, чтобы та обслуживала меня. И я, будь в этом уверена, без всякого сомнения, приставил бы к тебе мужчину, но мне на ум не приходит никто, кому бы я мог доверить обслуживать тебя, так как в таком виде ты можешь пробудить похоть в любом мужчине. Поэтому тебе будет прислуживать Инид, у нее есть опыт ухода за ранеными и больными. К тому же она не сможет никому ничего рассказать, так как лишилась языка в то время, когда у Фалкхерста был другой хозяин.
Выражение его лица снова стало жестоким, - таким, каким она его видела раньше, лицо человека, способного совершить любую жестокость. Так как она не сделала ничего такого, что бы могло послужить причиной такой перемены, она решила, что это произошло от воспоминания о том, что замком Фалкхерст владел кто-то другой.
Но это выражение вскоре сменилось деланной улыбкой.
- Однако я считаю, что не буду удовлетворен, если ты не пройдешь через все унижения, как и я. Поэтому я буду лично присутствовать, когда Инид будет обслуживать тебя, и ты не сможешь проигнорировать мое присутствие, я не разрешу тебе закрывать глаза или отворачиваться. Ты все время будешь смотреть на меня. Поняла?
От страха Ровена не могла даже кивнуть, но, если бы была в состоянии, то разразилась бы бранью. Теперь она узнала еще одну причину его страданий - отчаяние оттого, что нет возможности ответного действия.
Очень скоро появилась Инид и приступила к исполнению своих новых обязанностей. Помня об угрозе Уоррика, Ровена устремила свой взор на то место, где он стоял, прислонившись к стойке кровати, и стала думать об Инид. Несмотря на седые волосы, это была не очень старая женщина. Ей было около сорока лет. За исключением небольшой горбинки на носу, черты ее лица были правильными, кожа гладкая, без морщин. А еще у нее были очень проворные, умелые и к тому же нежные руки, за что Ровена будет ей вечно признательна.
Наконец, самое худшее осталось позади, но это вторжение в ее частную жизнь было для нее хуже, чем изнасилование. По крайней мере, при изнасиловании он тоже был обнаженным, но она понимала, что заслуживает этого. И все же Уоррик сделал так, что при ее позоре присутствовало двое свидетелей, тогда как в его случае свидетель был только один.
Она попыталась убедить себя в том, что он тоже страдал от подобной вещи и чувствовал то же, что и она, и именно поэтому он заставлял ее пройти через все это. В данном случае разницы между ними не было никакой. Как только у нее вытащили кляп, она отбросила все мысли, с помощью которых пыталась уйти от реальности, и высказала своему мучителю все, что о нем думала.
- Вы самый презренный, самый жестокий из всех живущих людей. Вы в тысячу раз хуже Гилберта!
Вместо ответа он обратился к служанке:
- Мне наплевать, что она там говорит. Заткни ей рот едой, Инид, чтобы она жевала, а не болтала.
- Ублю…
Она чуть не задохнулась, когда ей в рот затолкнули большую ложку с едой. И не успела она прожевать пищу, как ей затолкнули вторую ложку. Инид пунктуально выполняла приказания своего хозяина, а Ровена уже собиралась быть вечно признательной ей. И прежде чем Ровена успела произнести еще слово, ей заткнули рот новым кляпом.
После этого служанка была отпущена, а Уоррик, покинув свое место у спинки кровати, склонился над Ровеной. Его лицо снова было почти прекрасным.
- Глупая женщина, - мягко произнес он. - Ты ловко придумала - переключить свое внимание на другое. Но если бы ты подчинилась мне, ты бы заметила, что в этот момент я только присутствовал и ни на что не обращал внимания. А теперь ты заслуживаешь наказания за свою несговорчивость. Догадываешься, что тебя ждет?
Его рука дотронулась до ее поясницы, затем его пальцы, причинив ей сильную боль, проникли в сухое влагалище и замерли там. Однако, когда она не отреагировала, он не нахмурился, ибо помнил, как раньше она поддалась этим его действиям и убедила его, что она так же, как и он, не могла долго устоять.
Медленно, с необыкновенной уверенностью он свободной рукой стал развязывать завязки своей одежды, а другую руку он держал у нее между ног. И по его приказу она должна была на все это смотреть.
- Сопротивляйся, маленькая воровка, - тихо приказал он. - Сопротивляйся, как я, и ты поймешь, что телу наплевать на ненависть, злость и стыд. Тело - это простой сосуд с примитивными, но мощными инстинктами, основным из которых является старый как мир инстинкт воспроизведения потомства.
Его плоть под туникой напряглась, и по выступу черной материи она поняла, что плоть достигла максимальной величины. Осознание этого довело ее до состояния экстаза; он ощутил влагу на своих пальцах, она застонала, поняв, что означала эта влага. Об этом же свидетельствовал его победный смех.
Больше он нигде к ней не прикасался, а моментально оказался на ней и легко проник в ее тело. Это было всего лишь наказанием, а не частью его возмездия "око за око", ибо по его плану не предполагалось, что он будет принуждать ее к этому до следующего утра. Правда, для ее тела это не имело значения. Оно ликовало, хотя она сама изо всех сил боролась с этим, противилась этому, яростно протестовала против этого. Ровена испытывала удовольствие от его глубоких проникновений в ее плоть, сотрясавших ее, и этого нельзя было отрицать. И, Боже, помоги ей, Уоррик наблюдал, как она достигла оргазма, и она, затрепетав, вся запылала от удовольствия. Ее полная капитуляция перед его силой говорила о его умении. Но в этот раз она впервые тоже наблюдала за ним, и, когда он испытал такое же удовольствие, она увидела, как на какое-то мгновение жестокое выражение исчезло с его лица, и перед ней предстал действительно симпатичный мужчина, скрывавшийся до этого под маской ненависти.
Ровена закрыла глаза, чтобы не видеть этого, и ей было все равно, убьет ли он ее за это или нет. А он всего-навсего рухнул лбом на подушку, прижавшись к ее виску, и тяжело дышал ей в ухо. И поднялся он не так быстро, как раньше. Когда он поднялся, дыхание его пришло в норму, и на лице было прежнее выражение. Он быстро завязал шнурки и, оглядев ее с ног до головы, провел пальцами по ее мягкой поднятой руке и остановил взгляд на все еще пылавшем лице.
- Может быть, в следующий раз ты будешь выполнять мои приказания более точно. А может быть, и нет. - Его жестокие губы скривились в презрительной усмешке. - Ты не будешь отрицать, что я никогда не сдавался так легко, как ты. Интересно, что происходит с тобой, когда ты думаешь о том, сколько раз я приду к тебе ночью. А я не буду ждать ночи, так как не собираюсь жертвовать своим сном, как это делала ты. Ты напугана, маленькая воровка, или ты больше не считаешь мою месть такой отвратительной?
Если бы не кляп, она бы плюнула ему в лицо. Он понял это по ее глазам и засмеялся.
- Отлично. Мне бы не хотелось думать, что ты с нетерпением дожидаешься моего прихода. Твои визиты ко мне были отвратительными. И я думал только о том, как бы схватить тебя за твое мягкое горло и выдавить последнее дыхание из твоего маленького тела.
То, что он дотронулся руками до ее горла и сжал его, не вызвало у Ровены тревоги. Она знала, что он был слишком жесток и безжалостен, и поэтому никогда не пойдет на убийство, чтобы прекратить ее мучения. Заметив, что она его не боится, он снял руки с ее горла и сдавил ей грудь.
- Ты думаешь, что ты знаешь меня, не так ли? - съязвил он, явно недовольный ее поведением. - Подумай еще раз, женщина. Ты никогда не узнаешь меня настолько хорошо, чтобы понять, на что я способен, никогда не узнаешь, какие демоны ослепили меня и превратили в то, что я есть. Лучше молись о том, чтобы я был удовлетворен своей местью. А то, если мне все надоест, тебе очень может захотеться умереть.
Если он хотел просто напугать ее этими словами, то он был чертовски изобретателен.
Глава 18
Ровену начинало трясти, когда она думала о том, что Уоррик де Шавилль снова придет к ней. Поэтому она старалась не думать об этом. Но он пришел.
Он явился к ней на следующее утро, когда едва стало светать и она еще толком не проснулась. Но как только она, наконец, осознала, что он здесь, она сразу же поняла, что он уже своими ласками подготовил ее тело к тому, чтобы принять его. И он быстро справился с этим, так быстро, что она почувствовала разочарование скорее из-за того, что был нарушен ее сон, чем из-за того, что над ее телом было совершено насилие. Она была так измучена и опустошена, что после его ухода не смогла больше уснуть.
Вскоре пришла Инид, но Уоррика на этот раз с ней не было. Ровене теперь не хотелось обращать внимание на сочувственные взгляды этой женщины, однако она опять испытывала чувство благодарности к ней. До тех пор, пока Инид не начала массировать Ровену, она и не предполагала, что у нее так болят плечи. И, хотя Инид вполне могла этого не делать, она все же тщательно вымыла Ровену.
Но в полдень он снова пришел. И еще раз в сумерках. Единственным вознаграждением для Ровены было то, что ему пришлось немало потрудиться, чтобы ласками вызвать эту постыдную для нее влагу. То же самое произошло и на следующий день. А третий его визит, когда она в последний раз должна была перенести его вторжение в свое тело, оказался самым тяжелым.
Этого мужчину явно заботило не только то, как подготовить ее к тому, чтобы она приняла его; у него что-то еще было на уме, и Ровена совсем не удивилась бы, если его целью оказалось свести ее с ума. Даже когда он знал, что она уже готова принять его, он еще долго продолжал ласкать ее так, что ей это было трудно вынести. Он разжигал в ней страсть, доводя ее до такого состояния, что она - если бы кляп не мешал этому, стала бы умолять его овладеть ею. Но ей осталось принимать то, что давал ей он, в том числе и новое для нее понимание своего собственного тела, осознание того, что она была слабой и духом и плотью. Этот ублюдок сделал так, что она хотела его. И он это знал. В этом заключалась его окончательная победа.
Единственное, что поддерживало Ровену, - это уверенность, что все будет закончено на третье утро, когда его чувство мести будет удовлетворено. Однако она с ужасом думала о том, какое еще возмездие он приготовил для нее, ибо ни на минуту не сомневалась, что Уоррик не ограничится тем, что уже совершил. Он ведь сказал, что теперь ее жизнь, которую он абсолютно не ценил, в его руках, как плата за намерение Гилберта убить его. Он также сказал, что она теперь полностью в его распоряжении, и он может делать с ней все, что пожелает.
Нет, он не отпустит ее, как она отпустила его, - по крайней мере, пока не родится ребенок. Если он намеревается оставить ребенка себе, а ее не допускать до младенца, тогда он позволит ей уйти или просто отправит ее в какое-нибудь свое владение. Она не могла допустить, чтобы такое случилось, хотя и не знала, что можно предпринять в такой трудной и неожиданной ситуации. Ведь ей даже неизвестно, что произойдет завтра.
А назавтра произошло вот что: Инид пришла с ключами от цепей. Ровена надеялась, что Уоррик явится сам, чтобы сообщить ей, какие еще унижения ей предстоит пережить. Инид, конечно, ничего не могла сказать ей об этом. Она принесла также еду, которую Ровена смогла кое-как проглотить, одежду.
Именно эта одежда заставила Ровену заподозрить, какая судьба ей уготовлена. Ее собственную одежду забрали уже давно. Принесенная сорочка и верхняя туника были из домотканой шерсти мрачно-коричневого цвета, не сказать, чтобы ткань была очень грубой, но все же она была очень низкого качества. Это была одежда для дворцовых слуг, - туника была короткой - такую не надела бы истинная дама, но она была чистой, новой и предназначалась для Ровены. Поясом служила полоска из переплетенной кожи. Были здесь и толстые шерстяные чулки, и простые матерчатые башмаки, но не было ни мягкого лифа, ни нижней сорочки. Она должна была надеть все это на голое тело. Похоже, это было еще одним унизительным напоминанием о том, что обстоятельства изменились.
После массажа Ровена ощутила, что боль в руках и плечах прошла, она оделась, причесалась и заплела косу. Инид кивком головы пригласила ее следовать за ней. Служанка не могла сказать, что с Ровеной собираются делать, но, совершенно очевидно, она знала, куда ее надо отвести. И не успели они войти в Парадный зал, как Ровена почувствовала устремленный на себя взгляд, который приковал ее глаза к столу господина.
Там сидел Уоррик. Солнечный луч, падавший сверху вниз из высокого окна, придавал его светло-каштановым волосам яркий золотистый оттенок. Хотя время для утренней трапезы уже давно прошло, перед ним все еще стояли высокая кружка с элем и деревянное блюдо с едой. Он уставился на нее без всякого выражения, просто смотрел, не отрываясь, и это заставило ее вспомнить тот последний раз, когда он видел ее обнаженную в постели.
Но она тотчас напомнила себе, что это уже прошло. Она способна выдержать все, что угодно, все, что он приготовил для нее, - лишь бы то, что произошло тогда, навсегда прошло. Однако он не подозвал ее к себе. Он не собирался сообщать ей о том, что должно было произойти. Что же, пусть будет так. Хорошо, если бы он не захотел быть свидетелем того ужаса, который может вызвать у нее сообщение о его дальнейших намерениях.
Ровена продолжала стоять, не двигаясь. Сбоку от Уоррика она заметила какое-то движение. Вглядевшись, она увидела сидящую у очага группу женщин. Все они с большим любопытством уставились на нее. Она не заметила их раньше из-за того, что лучи солнца ярко освещали лишь стол господина и их свет не доходил до очага. И в самом деле, солнечный луч, падающий на Уоррика, был так ярок, что казалось, все остальные вокруг него находились в тени. Но глаза ее привыкли к яркому свету, и она заметила, что большинство женщин были дамами, некоторые из них - очень молодыми. А две самые юные смотрели на нее, одинаково нахмурившись…
Боже милосердный, у Уоррика были еще совсем молоденькие дочери! Они не были похожи на него, если не считать этого насупленного взгляда, по которому их сразу можно было отнести к роду де Шавиллей. Тогда у него может также быть и жена. Впрочем, нет. Какая жена, если она настоящая дама, допустит, чтобы в главной комнате замка, предназначенной для госпожи и господина, ее муж насиловал другую женщину? Но, с другой стороны, какой бы ни была жена Уоррика де Шавилля, она не могла высказать свое мнение относительно того, что делает Уоррик: содержит ли любовниц или насилует женщин в своей постели. Ровена могла бы лишь посочувствовать женщине, имеющей такого мужа, как он.
И тут Ровена чуть не открыла рот от удивления, когда одна из женщин поднялась со своего стула и Ровена смогла ее как следует разглядеть. Милдред! Как могло это произойти?
От радости у нее вспыхнуло лицо, сердце подпрыгнуло в груди, и Ровена сделала шаг вперед. Милдред отвернулась от нее и посмотрела в сторону Уоррика, потом она снова села на свое место, и ее загородила женщина, сидевшая перед ней. Она не сказала ни единого слова. Даже не поздоровалась. Ровена ничего не понимала. Но потом она посмотрела на Уоррика, увидела его улыбку, и все поняла. В каком-то смысле это был еще один акт его возмездия. Неужели ему удалось каким-то образом полностью настроить Милдред против нее? Нет, она не может представить, что такое возможно, но, очевидно, Милдред запрещено разговаривать с ней. И радость, еще минуту назад переполнявщая ее сердце, сменилась гневом. С ней уже поступили неподобающим образом, лишив ее собственной одежды и заставив надеть одни лишь чулки и юбки. Но чтобы еще лишить ее и служанки, которая была для нее как вторая мать? Ровена забыла о том, что она пленница, что Уоррик может вновь бросить ее в темницу, избить и даже убить.
Она не обратила внимания на то, что Инид пыталась удержать ее за руку, и направилась прямо к столу, остановившись напротив Уоррика. Он лишь вопросительно поднял брови, как будто бы и не видел, что она была в ярости.
Она наклонилась к нему и произнесла свистящим шепотом, так, чтобы только он мог ее расслышать: