Я открыла дверь. Кларисса кинулась вперед и подбежала к кровати, где остановилась и с интересом принялась разглядывать Дамарис.
- Дамарис, - сказала я, - как… как ты себя чувствуешь?
Она бессмысленно взглянула на меня.
- О, со мной все в порядке, Карлотта, когда лучше, когда хуже.
Она изменилась, повзрослела. Я с трудом узнала ее. Она очень похудела, хотя раньше была довольно полной девушкой. Лицо ее было бледного цвета, а в глазах застыло такое выражение, как будто она потерялась и никак не может найти дорогу Я сразу поняла, что давнее восхищение, переходящее почти в обожествление, что я внушала ей раньше, бесследно исчезло, - Хорошо доехали?
- Да, мы ехали в новой карете.
- А у нас есть голландский имбирный пряник… - начала было Кларисса.
- Кларисса, пожалуйста, хватит! - взмолилась я. - Никому не интересно выслушивать твои рассказы о еде.
Дамарис взглянула на сияющую девочку.
- А я бы послушала, - сказала она, и внезапно ее лицо будто бы осветилось изнутри, как будто к ней вновь вернулись жизненные силы.
Кларисса тут же принялась излагать ей историю о содержимом корзинки, а Дамарис слушала ее, словно та делилась с ней какой-то волнующей историей.
- Ты - моя тетя, - внезапно заявила Кларисса.
- Да, я знаю, - ответила Дамарис.
- Это потому, что ты - сестра моей мамы. А можно мне залезть к тебе на кровать?
Она забралась в постель, легла рядом с Дамарис, которая громко рассмеялась при этом, будто это была одна из самых лучших шуток на свете.
- Ты болеешь? - спросила Кларисса.
- Вроде того, - ответила Дамарис. - Иногда я должна лежать.
- А почему?..
Я вдруг оказалась лишней. Они подружились друг с другом мгновенно. Я вспомнила, как Дамарис жалела всяких бродячих кошек, собак и птичек с переломанными крылышками. Казалось, что такие же чувства она испытывает и к детям.
Я была рада. Кларисса вытащила меня из довольно неловкой ситуации. Первые моменты встречи, самые опасные, были уже позади, и я поняла, что теперь мы будем вести себя так, будто она никогда не приезжала в Эндерби-холл и никогда не видела там меня с Мэтью Пилкингтоном.
С моей души словно камень свалился. Я была абсолютно уверена в том, что она ненавидит меня, но Дамарис была воспитана по строгому кодексу правил поведения, а этот кодекс гласил, что хорошие манеры всегда должны быть на первом месте и никогда нельзя забывать о них, даже в самые сложные моменты жизни. Так что мы будем вести себя так, будто отношения между нами ничуть не изменились.
Кларисса и Дамарис очень привязались друг к другу, и девочка часами засиживалась в комнате Дамарис. Они читали книжки, рассказывали сказки, а иногда и просто говорили.
- Я так рада, - сказала мать, - что Кларисса полюбила Дамарис. Дамарис это пойдет на пользу. Уверена, с тех пор, как Кларисса приехала к нам, она очень изменилась.
Я хотела поговорить с матерью о Дамарис, я постоянно думала о ней.
- Что случилось с Дамарис? - спросила я.
- У нас перебывало много докторов… Твой отец как-то привез сюда даже врачей самого короля. Все началось с лихорадки после того, как она провела всю ночь под этим ужасным ливнем… Она лежала на мокрой земле, в промокшей насквозь одежде.
- А она говорила… она говорила, почему она пошла в этот лес, когда бушевала гроза?
Мать помолчала, и сердце мое, подобно молоточку, забилось в груди.
Заикаясь, я произнесла:
- Она бросила Томтита… Это не похоже на нее. Ты же знаешь, как она всегда заботилась о лошадях и собаках: прежде всего она думала о них, а потом уже о себе.
- Несколько дней до этого она плохо себя чувствовала… - Мать нахмурилась. - Думаю, приступ лихорадки свалил ее неожиданно, и она даже не понимала, где она… И тогда она пошла в лес и там, обессилев, забылась. Но что бы там ни было… это случилось, так все и началось… я даже не знаю, как это назвать.
- У нее еще случаются боли?
- Теперь не так часто, но иногда ей бывает трудно ходить. Она должна лежать, все доктора так говорят. Мы постоянно рядом с ней: Ли играет с ней в шахматы и читает, я тоже зачастую сижу с ней, и мы вышиваем вместе. Она делает вид, будто счастлива с нами, но теперь, когда приехала Кларисса, она изменилась. Твоя дочка очень помогла Дамарис. Какая она милая! Бенджи, должно быть, гордится дочкой?
Порой все тайны моей жизни тяжким грузом тянут меня вниз…
- А что… у Пилкингтонов? - спросила я.
В глазах матери мелькнула вспышка презрения.
- О, они уехали… насовсем.
- Странно… - начала было я.
- Элизабет Пилкингтон жизнь в деревне показалась слишком скучной.
- А… сын?.. Разве его не интересовала Дамарис?
- Как только она заболела, все сразу прошло. Раз или два он заезжал, спрашивал, но она была очень больна, а потом он уехал: служба, по его словам, или что-то, связанное с армией. Но все это было довольно странно. Мы давно слышали о поместье в Дорсете и об армии, но ведь все лето он пробыл здесь? В общем, он уехал и его мать тоже. Ее-то я понимаю, но я думаю, что он…
- Ты думаешь, это из-за него… заболела Дамарис?
- Скорее всего. Мне кажется, что-то очень беспокоило ее, и отсюда началась лихорадка. А потом, к несчастью, у нее случился этот приступ, когда она поехала на прогулку. Это так ужасно…
- Она поправится…
- С тех пор прошло уже много времени, - сказала мать. - Порой кажется, словно в ней нет жизни, будто она хочет быть отрезанной от всего мира… сама хочет, и чтобы остались лишь она, я и Ли. Как прекрасно, что она так счастлива с Клариссой. О, Карлотта, я так рада, что ты приехала! Мы уже столько времени не виделись.
- Такого больше не будет, - сказала я.
- Да, но не знаю, сможет ли Дамарис перенести поездку. Возможно, мы тоже воспользуемся одной из новых карет. Так ей будет легче ехать.
- Не думаю, что и мы смогли бы привезти к вам Клариссу без кареты. Первый пони появится у нее еще через несколько месяцев. Бенджи считает, что не надо ей начинать слишком рано ездить верхом.
Мать взяла меня за руку.
- Я так рада, что ты счастлива с Бенджи! Он такой хороший человек, Карлотта! Я никогда не забуду того ужасного времени, когда ты и… - Она замолчала.
- Бомонт Гранвиль, - подсказала я. Мать вздрогнула, будто даже простое упоминание его имени могло причинить вред.
- Мы прошли через это, - сказала она, и в голосе ее прозвучали странные нотки. - Теперь все позади… все.
Я молчала. В этом я была не уверена, но я бы ни за что не призналась ей: хватает волнений и с Дама-рис.
- Ну что, ты переменила свое решение насчет Эндерби? - произнесла она. - Дом стоит пустой уже годами… Это неразумно, Карлотта.
- Да, - ответила я. - Это глупо.
Я знала, что мне уже никогда не захочется снова войти в этот дом. Вновь и вновь ко мне возвращалось то воспоминание, когда Дамарис входит в спальню.
- Да, я решила: продаю Эндерби-холл.
* * *
В Эверсли-корт мы поехали только спустя несколько дней после нашего прибытия. Нас очень хотели повидать мои бабушка и дедушка.
Был устроен большой семейный пир, какого уже не случалось долгие годы. Там присутствовали мой дядя Эдвин, настоящий лорд Эверсли, вернувшийся с войны на некоторое время. Был там и второй мой дядя - Карл. Рядом сидели Джейн и ее сын. Затем шли мой дедушка Карлтон и бабушка Арабелла, я, Харриет с матерью, Ли и Кларисса. Была с нами и Дамарис. Это был первый раз, когда она выехала из дома. Харриет сказала, что здесь недалеко и Дамарис может проехать это расстояние в карете, а если ей вдруг станет плохо, кто-нибудь доставит ее обратно домой.
- Я отвезу ее, - с важным видом заявила Кларисса, и все рассмеялись.
Дамарис было запротестовала, но Кларисса сказала:
- Тетя Дамарис, ты обязательно поедешь, а то я подумаю, что ты, как и все остальные, просто смеешься надо мной.
Это заставило Дамарис решиться.
- Я попробую, - сказала она. Мать была вне себя от счастья.
- Я всегда считала, - сказала она, - что если ты сможешь избавиться от этой апатии…
- Ты хочешь сказать, если она попытается, - сказала Харриет. - Что ж, Кларисса просто силой вынудила ее принять это приглашение!
Итак, Дамарис поехала с нами, а Кларисса сидела рядом и в который раз рассказывала ей о своей карете, и Дамарис слушала ее с зачарованным видом.
Моя бабушка очень рада была видеть нас, но особенно ее порадовал приезд Дамарис.
- Это большой шаг вперед, - сказала она. И снова я очутилась за семейным столом. Мне всегда очень нравились застольные беседы, которыми обычно руководил мой дед, - его мнение было вне всякого обсуждения, он ни с кем не считался. Он и я в некотором роде были родственными душами, и, когда я была маленькой девочкой, он уделял мне внимания больше, чем каким-либо детям вообще. Дед настоял, чтобы я села рядом с ним.
- Никогда не мог устоять перед красивой женщиной! - сказал он. Клянусь чем угодно, ты самая прекрасная из всех, кого когда-либо видели мои глаза!
- Тихо! - сказала я. - Бабушка услышит.
Моя шутка позабавила его и привела в хорошее настроение.
Все говорили о войне и успехах герцога Мальборо.
- Все, что нам надо, - это хороший вождь, и в лице Черчилля мы приобрели его, - заявил Эдвин.
Он всегда был сторонником герцога Мальборо, как и дядя Карл, и им было лучше знать - они служили под его руководством.
Дедушка начал жаловаться на то влияние, которое оказывает жена Мальборо на королеву.
- Поговаривают, что страной управляет герцогиня Сара. Женщинам от этих дел лучше держаться подальше.
- Надежда этой страны, - возразила мать, - в женщинах… и в том, что они приобретают все больше влияния, а этого-то нам и нужно. Уверяю вас, вот тогда и придет конец этой бессмысленной войне.
Это был давний спор, который время от времени затевался вновь. Моему деду нравилось перечислять, какие бедствия принесли в наш мир женщины, а мать с жаром защищала женщин и ругала мужчин.
Я знала, что бабушка согласна с моей матерью, как, впрочем, и я. Это была вечная война, и мой дед, вне всяких сомнений, находил большое удовольствие в этих спорах.
- Что меня больше всего удивляет, - вставила я, - так это, что мужчины, которое находят в женском обществе источник вечных наслаждений, первыми же порочат нас и стараются поставить нас на то, что, как они считают, является нашим истинным местом.
- Это все потому, - сказал Ли, - что мы особенно любим вас, когда вы ведете себя так, как вам следует вести.
- Порой, - тихо произнесла моя мать, - женщины поступают так, как только они могут поступить…
Дед смешался на какое-то мгновение, и бабушка быстро перевела наш разговор на другую тему. Но вскоре дед все равно вернулся к теме войны.
- Бессмысленная война! - сказала бабушка. - Воюют из-за того, кому сидеть на испанском троне.
- Но этот вопрос, - возразил дед, - напрямую касается нашей страны.
- Все надеются, - вставил дядя Карл, - что больше якобиты нас тревожить не будут.
- У них нет ни малейших шансов, - ответила я. - Анна твердо сидит на троне.
- Когда-то мы думали то же самое и о Якове, - заявил Эдвин. - Но и он, и мы узнали, что это еще ничего не значит.
- Ты считаешь, что на континенте что-то готовится? - спросила я.
Я надеялась, что никто не уловил в моем голосе взволнованных ноток… никто, кроме Харриет, разумеется. Она ждала этого вопроса и знала, почему я так обеспокоена. Порой Харриет мне очень мешала: она слишком много знала про меня.
- Уверен! - воскликнул Эдвин.
- Людовик всем заправляет, - добавил Карл.
- Именно, - подтвердил дед. - Чем больший раскол внесет он в наши ряды, тем лучше для него.
- Я думала, что со смертью Якова… - начала мать.
- Моя дорогая, - сказал Ли, - ты забыла, что есть еще один Яков.
- Мальчишка! - фыркнул дед.
- Примерно твоего возраста, Дамарис, - заметил Эдвин.
- Который, вполне возможно, даже не является настоящим принцем, буркнул дед. - Слишком много странного в его появлении на свет.
- Но ты же не веришь всем этим слухам про грелку? - спросила бабушка.
- А что там было? - поинтересовалась Дамарис.
- О, до того, как родился мальчик, у них были и другие дети, но ни один из них не выжил. Ходили слухи, что королева опять родила мертвого ребенка, а этого мальчика, Якова, принесли в королевские покои в грелке. Невероятная чушь!
- Но это доказательство, что даже в те времена Яков был не очень-то популярен, - вставил дед. - Ему следовало бы заметить, что происходит в стране, и пожертвовать своей привязанностью к католической вере, тогда бы он сохранил корону.
- Беда в том, - сказала мать, - что мы очень редко замечаем, что происходит вокруг нас. Если б так было, мы бы с легкостью избегали последствий. А просить человека, чтобы тот поступился своей верой, - это слишком много.
- А у вас есть грелка? - спросила Кларисса. - Я вот думаю, может, и у нас там есть какие-нибудь дети?
- Кларисса, что ты говоришь?
- А мне бы хотелось ребенка в грелке! - настаивала Кларисса.
- Кларисса! - твердо сказала я. - Грелками согревают постель, они не для детей.
Кларисса было открыла ротик, чтобы запротестовать, но моя мать положила руку ей на плечо и прижала к губам палец.
Но Клариссу было не так легко успокоить. Она снова открыла свой ротик с явным намерением возразить, но тут мой отец громко стукнул по столу:
- Маленькие дети здесь для того, чтобы находиться на виду, а не чтобы их выслушивали.
Она бесстрашно посмотрела на него, почти так, как я смотрела, когда была в ее возрасте.
- А почему? - спросила она.
- Потому, - ответил он, - что они вряд ли могут сказать что-нибудь интересное для взрослых.
- Уверен, что якобиты еще доставят нам уйму неприятностей, - сказал дядя Карл. - Вы сами знаете, они так просто не отступят.
- У них ничего не получится. Можешь быть уверен, мы никогда не позволим католикам вернуться сюда! - сказал дед и нахмурился.
Брови его за последнее время стали еще гуще и лохмаче, они очаровали Клариссу, как только она их увидела. И вот теперь она так была поглощена их созерцанием, что даже забыла спросить, почему?
Мой дед был строгим протестантом. Он поддержал Монмута, потому что тот вел протестантов против католика Якова. Я плохо помню те ужасные времена, когда дед предстал перед судьей Джеффризом, но был чудесным образом спасен от своего пребывания в тюрьме.
- Некоторые из них сражаются на стороне Людовика, - сказал Карл.
- Какой позор! - воскликнул дед. - Англичанин против англичанина.
- И сражаются в какой-то дурацкой войне ради Испании! - вставила мать.
- Конечно же, король Франции предложил убежище Якову, его жене и сыну, - сказал Карл. - Думаю, они просто платят ему за это.
- О да, - добавил Эдвин. - Когда король умер, к воротам Сен-Жермена вышел герольд и на латинском, французском и английском языках объявил принца Яковом III, королем Англии и Шотландии.
- Как бы мне хотелось быть немного моложе, чтобы встать против него! воскликнул дед. - Как ты думаешь, Карл, много этих якобитов?
- Много их сейчас во Франции, но, думаю, они часто приезжают и сюда… шпионят.
- И мы позволяем им, делать это?
- Но они приезжают тайком. Ведь это так легко сделать: их доставляет сюда маленькое суденышко… к пустынному берегу причаливает лодчонка, и вот они здесь.
- Но что они делают? - спросила я.
- Прикидывают возможности победы, выясняют, сколько у них сторонников. Можешь мне верить, таких довольно много. Они решают, где лучше высадиться, если вернуться с армией. Им нужно знать, где у них больше всего шансов на удачу.
- Но неужели мы ничего с этим не можем поделать? - спросила Харриет.
- Ну, у нас тоже есть свои шпионы, и немало… даже при дворе в Сен-Жермене. Нам надо добраться до зачинщиков, до тех, кто стоит во главе всего заговора, вроде лорда Хессенфилда.
- Этот человек! - воскликнул дед. - Северные Хессенфилды. Они всегда были католиками, они строили заговоры еще во времена Елизаветы и пытались сбросить с трона Марию Шотландскую.
- Тогда неудивительно, что он является одним из главарей якобитов, произнесла я, в глубине души надеясь, что голос мой прозвучал естественно.