- Боюсь, мы ничем вам не поможем - ни я, ни моя жена! - воскликнул Хессенфилд, и в его голосе послышалось радостное облегчение, которое могло его выдать. - Вы ищите какого-то определенного человека?
- Это не имеет значения, - ответил всадник. - Вы не могли бы сказать, далеко ли отсюда до Льюиса?
- Миль пять-шесть по этой дороге, - сказал Хессенфилд.
Они сняли шляпы и раскланялись. Момент-другой мы стояли, глядя им вслед, затем он повернулся ко мне. Он ничего не сказал, просто обнял меня и прижал к себе.
Я наглядно проявила истинные чувства, которые испытывала к нему. Я словно сбросила с себя тяжелую ношу, и мне больше не нужно было притворяться.
* * *
Этой ночью все было иначе: теперь мы и в самом деле были любовниками.
- Глупышка, ты понимаешь, что объявила себя нашей сообщницей? спросил он.
- Меня не касается ваш заговор.
- В том-то и суть. О, Карлотта, как я люблю тебя! Я продолжал бы любить тебя, даже если бы ты выдала нас. Но я не думаю, что буду когда-нибудь так же счастлив, как в тот момент, когда ты стояла перед нашими преследователями и говорила им слова, которые причислили тебя к заговорщикам.
- Я принадлежу только тебе.
- Карлотта, любовь моя! Еще несколько дней назад я совсем не знал тебя, а теперь ты со мной. Ты изменила мою жизнь.
- Ты забудешь меня!
- А ты меня?
- Не забуду, у меня хорошая память.
Он поцеловал меня, и мы предались любви с такой жадностью, будто у нас было предчувствие, что мы никогда больше не встретимся.
Уснуть мы не могли.
Мы лежали и разговаривали. Теперь между нами не было никаких барьеров. Еще несколько часов назад его жизнь полностью зависела от меня, и он мог убедиться, что я готова спасти его с риском для себя.
Хессенфилд объяснил мне, почему так необходимо доставить генерала во Францию.
- Мы хотим освободить страну от узурпаторов. На троне должен восседать Яков Стюарт, а вслед за ним - его сын. Вильгельм не имеет права на трон, и Анна не может быть его наследницей, пока живы Яков и его сын.
- Неужели все это так важно? - спросила я. - Вильгельм - хороший король, как отзывается о нем народ. Почему мы должны рисковать своими жизнями только затем, чтобы королевскую корону носил этот человек, а не другой?
Он засмеялся:
- Женский способ мышления!
- Ничуть не хуже мужского! - возразила я. - Вполне осмысленный способ мышления.
Хессенфилд потрепал меня за волосы, поцеловал. И поведал о том, что в Сен-Жермене воцарилось настроение разочарования и паники, когда там стало известно, что мятеж не удался, а генерала Лангдона заключили в Тауэр.
- Мы тщательно готовили его побег. Вполне обычный побег: вино, контрабандой доставленное в тюрьму, пьяные охранники, украденные ключи и все такое. К несчастью, получилось так, что генерал был вынужден спускаться из окна по веревке. Она оказалась короткой, и он упал с большой высоты на землю. Вот откуда его увечья. Мы отвезли его по реке к тому месту, где нас ждали лошади. Так мы оказались в "Черном борове".
- А если бы вас схватили?..
- Мы заплатили бы головой.
Я коснулась рукой его густых светлых волос, которые украшали его гораздо больше, чем принятый в обществе парик.
- Да, ты спасла мою голову сегодня, любимая. Впрочем, если бы ты выдала нас, я бы просто так ее не отдал. О, как я возгордился тобой, когда ты сказала: "Нет, никаких чужаков не видела!" Я заметил, что ты колебалась всего секунду. Ты знала, что можешь спастись ценой моей жизни. Но ты поняла, что нужно делать. Я никогда, никогда не забуду этого.
Он снова упомянул о Сен-Жермене, где доживал свои дни старый король изгнанник в чужой стране, покинутый своими людьми, преданный своими дочерьми, которых он так любил. Он жил на щедроты короля Франции вместо того, чтобы с достоинством восседать на троне в Вестминстере.
- Он вернется! - сказал Хессенфилд с жаром. - В этой стране много тех, кто стоит за него и ненавидит узурпаторов. Ты видишь сама, как нас поддерживают: этот дом предоставлен в наше полное распоряжение. Люди, которые им владеют, - надежные якобиты. Они уехали из дома со всей прислугой и оставили его нам в пользование. Хозяин со дня на день должен вернуться, чтобы узнать, уехали мы или нет. Затем вся семья вернется в дом. Врач, который приходил смотреть генерала, тоже один из наших. Мы разбросаны по всей стране и ждем сигнала…
- Ничего хорошего не выходит из гражданской войны, это давным-давно доказано, - заявила я.
- Мы боремся за подлинного короля и не прекратим борьбу, пока не восстановим его на троне.
- И, если за вами придет корабль, ты уедешь?
- Да, Карлотта, да…
Он вздохнул, и мы долго молчали.
Как только стало светать, Хессенфилд подошел к окну. Я услышала, как он вздохнул. Выпрыгнув из постели, я подскочила к нему и увидела в море паруса. Он схватил меня за руку.
- Наконец-то, они приплыли! Одевайся, Карлотта, не теряй времени!
Я быстро оделась, он опередил меня.
- Пойдем, Карлотта. Поторопись! Я поспешила за ним к конюшне, где он выбирал лошадь.
- Ты отсылаешь меня прочь?
- Ты должна уехать, пока другие не увидели корабль.
- Даррелл хотел убить меня.
- Да, он не оставил этой мысли Ты должна исчезнуть отсюда как можно скорее. Знай: мы находимся в двадцати милях от острова Эйот. За день ты сможешь добраться туда. По пути, в Льюисе, расспроси, как тебе ехать дальше. Скажи, что отстала от своих…
- А ты уедешь во Францию?. Хессенфилд обнял меня и сказал:
- Я думал о том, чтобы взять тебя с собой, но это слишком опасно Ты должна вернуться домой.
- Значит, мы с тобой расстаемся навсегда?..
- Я вернусь! Не медли! Ты должна ехать прежде, чем проснется Даррелл, иначе он попытается убить тебя.
- Но ведь ты не позволишь ему сделать это?
Это может произойти неожиданно, кто знает. Я не могу подвергать тебя риску! Обещаю тебе, Карлотта, я вернусь!
Он вывел лошадь из конюшни, опасливо посмотрел в сторону дома и легонько похлопал лошадь по ноге. Затем взял мою руку, поцеловал ее и приложил к своей щеке.
- До свидания, милая Карлотта! - сказал он. Я пустила лошадь, не видя, куда еду; у меня перед глазами стояло лицо Хессенфилда. Я оглянулась, но его уже не было видно.
Я ехала вверх по склону холма. Наверху, у небольшой рощицы я остановилась, спрыгнула с лошади, привязала ее к упавшему дереву и оглянулась.
Я увидела корабль. С борта спустили на воду шлюпку, и гребцы направили ее к берегу. Я наблюдала, как генерала переносили в шлюпку, как ее снова подняли на корабль.
Затем я отвязала лошадь и поехала в Льюис. Таков конец этой истории.
РОЖДЕНИЕ РЕБЕНКА
Когда я добралась до Эйот Аббаса, было уже темно. В Льюисе мне подробно все растолковали, и вскоре я наткнулась на знакомую дорогу.
Я въехала во двор, и, завидев меня, один из грумов Харриет, находившийся там, вскрикнул от радости.
- Ну, вот и я, - сказала я. - Приехала, наконец. Он рванулся, чтобы помочь мне слезть в седла.
- Я должен бежать и сообщить хозяйке: она так беспокоится.
- Да, да, - согласилась я. - Я с тобой. Мы вбежали в дом. Я закричала:
- Харриет! Грегори! Бенджи! А вот и я? Первой на зов появилась Харриет. Несколько мгновений она смотрела на меня, потом подбежала и. заключила в объятия.
- Ой, Карлотта! - запричитала она. - Да где же тебя черти носили? Мы тут уже все извелись. Грегори! Бенджи! Она тут! Карлотта приехала!
В прихожую влетел Бенджи и сжал меня в объятьях. И дурак бы понял, что он на седьмом небе от счастья. А затем подоспел и Грегори - милый молчун Грегори, чьи изъявления чувств были, может быть, и не так пылки, но что и он, под стать остальным, был рад моему приезду - это уж точно.
- Ты приехала одна?..
- Харриет, со мной такое приключилось!..
- Однако ты выбилась из сил! Тебе необходимо что-нибудь съесть и сменить одежду, - подала голос Харриет.
- Грумы приехали без тебя и сказали, что на тебя, должно быть, напали разбойники по пути с постоялого двора на ферму, где они остановились.
- Я все расскажу Не знаю только, с чего начать…
- Я знаю, - заявила Харриет. - Начать нужно с того, что ты поешь, умоешься и переоденешься. Твой багаж уже здесь. Можешь себе представить, что мы пережили… А теперь, мужчины, предоставьте Карлотту мне, а ты, Грегори, поторопи там насчет ужина. Но прежде пусть подадут Карлотте в комнату немного куриного бульона.
Харриет отвела меня в апартаменты, которые я всегда занимала, будучи в Эйот Аббасе. Едва я извлекла из моего багажа свежее платье, как принесли куриный бульон. Я с жадностью набросилась на него, потом вымылась горячей водой, которую мне подали, и переоделась.
Харриет вернулась посмотреть, готова ли я - Приключение с тобой было, говоришь? - спросила она. - Приятное?
- Какое там! Меня едва не убили, чудом спаслась.
Ты выглядишь сама не своя, и мы ждем-не дождемся, когда ты, наконец, поведаешь свою историю. Сейчас я не буду досаждать тебе вопросами, дорогая. За ужином ты сама обо всем нам расскажешь.
Я и рассказала, по крайней мере то, что я хотела бы, чтоб они знали. По дороге сюда я решила, что в моей истории должна присутствовать какая-то доля правды. Меня быстро подловят, если я буду все выдумывать, чтобы выгородить Хессенфилда, а я не хочу, чтобы ему грозила опасность. Но теперь он в безопасности - я сама видела его на борту корабля. Вероятно, сейчас он уже во Франции.
Итак, я рассказала, как поздно мы прибыли в "Черный боров" и как там все комнаты оказались заняты шестью мужчинами, и мне пришлось довольствоваться маленькой комнатушкой на том же этаже, которая им не приглянулась.
Затем я перешла к рассказу о том, как обнаружила, что с ними вместе был мужчина, в котором я признала генерала Лангдона.
- Так значит, он бежал из Тауэра?! - воскликнул Бенджи.
- Точно, - ответила я. - Они его спасли. И когда выяснилось, что я узнала генерала, меня решили убить, но один из них не допустил кровопролития.
Должно быть, в голосе моем появились теплые нотки, а это особенно встревожило Харриет, насколько я могла заметить.
- Они взяли меня с собой, в домик на побережье. Потом подошел корабль, они уплыли на нем…
- И отпустили тебя, - закончил Грегори.
- Решили, верно, что они уже в безопасности, подлые негодяи, - сказал Бенджи…
- У них веская причина, - заметила я. - И они, действительно, верят, что справедливо было бы вернуть трон Якову.
- Неужто они сделали тебя якобиткой? - спросила Харриет.
- Ничего подобного. Мне совсем неинтересны эти глупые заговоры.
- Какое тяжкое испытание тебе выпало, - вздохнула Харриет. - А уж как мы волновались…
- И матушка? - быстро спросила я.
- Я не сказала ей: решила не тревожить раньше времени. Я-то понимала, что с тобой ничего дурного не может случиться, но ее ты знаешь навоображала бы невесть что. А на самом деле видишь, все не так страшно. Ты просто… просто попала в руки к этим безрассудным людям.
- Я все-таки не думаю, что Хессенфилд позволил бы им убить меня. С самого начала, когда он спас меня.
Да, я, видно, здорово устала и уже не понимала, что говорю. А Харриет палец в рот не клади - она была куда прозорливее других и прекрасно разбиралась в людских эмоциях.
- Хессенфилд! - воскликнул Грегори.
- Хессенфилд! - эхом повторил Бенджи.
- Пресвятая Дева! - воскликнула Харриет. - Ну конечно, лорд Хессенфилд! В былые дни мы встречались с ним, и он был близким другом Якова. Естественно, что сейчас он один из главных якобитов. При Якове все Филды были "на коне"!
- Филды? - вырвалось у меня непроизвольно.
- Такая у них родовая фамилия, дорогая. Джон у них самый старший. Помнится, я знавала его отца, еще когда тот был жив. Карлотта, дорогая моя, так значит, это Хессенфилд вызволил генерала Лангдона из Тауэра? Что ж, ловко! Как раз в духе Хессенфилд а.
"Джон Филд, - подумала я. - Он сказал мне, что его зовут Джон Филд. Выходит, он не солгал".
Меня забросали вопросами. Я рассказала, как мы верхом добрались до того домика на побережье и как жили там три дня.
- Моя дорогая Карлотта, - сказала Харриет, - у многих из нас бывали в жизни странные приключения. Они имеют особенность пленять. На этот раз одно из подобных приключений, конечно же, пленило и тебя. Больше всего на свете тебе сейчас хочется, наверное, отдохнуть, и я настаиваю, чтобы ты немедленно легла в постель. Остальное расскажешь завтра. Что тебе нужно, так это хорошенько выспаться, и я дам тебе выпить на ночь настойку из черной смородины. Ступай, пожелай всем доброй ночи, а я сейчас принесу настойку.
Я знала Харриет. Она явно хотела поговорить со мной наедине, чтобы нас не стесняло присутствие сына и мужа.
Она вошла ко мне в комнату с настойкой в руке. К тому времени я была уже в постели. Она не ошиблась - я была здорово вымотана и в то же самое время прекрасно сознавала, что вряд ли смогу заснуть.
Я продолжала думать о той последней ночи, когда была с Джоном, и как не могла прогнать из памяти выражение его лица, когда он целовал меня на прощание.
Харриет подала мне настойку и присела на краешек Кровати.
- Случилось еще кое-что? - спросила она. Я приподняла брови, чтобы показать, что совершенно не понимаю, о чем это она.
- Хессенфилд, - продолжала она. - Я хорошо его помню: блестящий джентльмен. - Она улыбнулась. - И он спас тебе жизнь, и ты провела с ним целых три дня.
Я молчала.
- Ты ничего не хочешь мне еще сказать, Карлотта? - спросила она.
- Харриет, я не могу говорить об этом, чувствую, что не могу… даже с тобой.
Она ответила:
- Кажется, я понимаю, в чем дело. Со временем ты ведь мне все равно расскажешь, правда? Дитя мое дорогое, как я рада, что ты вернулась! Я так испугалась… В этом мире многое может произойти с женщиной, но ты, мне кажется, из тех, кто сумеет за себя постоять. Ты чудом спаслась, Карлотта. Я знаю, что это за люди, я видела их своими собственными глазами.
Наклонившись, она поцеловала меня и взяла настойку из моей руки.
Я убеждена: она догадалась о том, что случилось между мной и Хессенфилдом.
* * *
В каком-либо другом месте я вряд ли так скоро смогла бы вернуть самообладание, но Грегори и Бенджи были такие милые, такие бесхитростные. Они приняли мой рассказ за чистую монету и благодарили судьбу, что мне удалось так счастливо выпутаться из этой истории. И все считали, что я обязательно должна много есть и отдыхать, чтобы компенсировать те лишения, которым подвергалась.
Харриет - другое дело. Она-то знала, что случилось, и не была бы Харриет, если б хотя бы не догадывалась. Она поняла это еще и потому, что имела представление о Хессенфилде и знала, что может произойти между мужчиной и женщиной, оказавшимися взаперти в течение трех дней, когда над ними висит призрак смерти, а сами они - во власти убийц.
Но главным достоинством Харриет было то, что она никогда ничего не "вынюхивала". Я вполне отдавала себе отчет - и для моей матери это было не секретом, - что в случае чего Харриет могла бы обратиться за помощью к нужным источникам информации, которым можно доверять. Однако она вела себя в подобных ситуациях (столкнувшись с которыми, другие места бы себе не находили) так, будто все так и должно быть, будто это всего-навсего еще одна из сторон жизни. Она никогда не судила и не уличала тех, кто не видел пока жизни во всей ее сложности: если с тобой случилось что-то хорошее, наслаждайся этим; если плохое - найди способ самостоятельно выпутаться. Харриет была не то чтобы добропорядочной женщиной, но, во всяком случае, располагающей к себе. Она целиком погружалась в собственную жизнь, стремилась взять у нее самое лучшее - и никто не сможет отрицать, что это ей удавалось. Не будучи меркантильной, она просто наслаждалась прелестями жизни и готова была "пуститься во все тяжкие", чтобы отведать их. Располагало к ней, по моему мнению, а то, что, если кто-то обманывал ее, она делала вид, будто сама поддалась этому обману; она понимала, Почему ее дурят, но даже если и нет, то все равно умела не заплутать на коварных тропах правды и не правды.
Я чувствовала, что она понимает: то, что произошло между мною и Хессенфилдом, было естественно. Со временем я и сама призналась бы ей - ей, но не матери. Кое-кто может сказать, что, мол, твоя мать родила тебя, не скрепленная узами брака. О да, это правда, но ведь случившееся лишь предвосхитило супружеские обеты, которые никогда не были произнесены лишь потому, что их пресек топор палача. В душе моя мать не была авантюристкой и с благоговением относилась к браку. Я - не такая и никогда такой не буду, да и Харриет тоже.
Первые дни я впитывала в себя мирный уют Эйот Аббаса, славного старого дома, который Грегори унаследовал от старшего брата, получив титул. Я всегда любила этот дом. Скорее, он был моим настоящим домом, а не Эверсли, ведь когда я была маленькой, то искренне верила, что Харриет и Грегори мои родители. Я знала здесь каждый уголок, каждую щель. Я любила раскинувшиеся по сторонам холмы - в отличие от равнин Эверсли; здесь я каталась на своем первом пони, здесь, в этом дворике, я училась ездить верхом - все по кругу, по кругу, на длинном поводе, который держал либо Грегори, либо Бенджи, либо один из грумов. Да, это был мой дом. Он стоял всего в миле от побережья, но, поскольку построен был в ложбине, - хорошая защита против южных ветров - остров Эйот можно было увидеть только из верхних окон. Милый старый дом, выдержанный, как и большинство домов, в елизаветинском стиле: холл в центре, а по бокам - западное и восточное крылья. Дом с башенками и бойницами из красного кирпича, с прекрасным садом, выглядевшим, впрочем, довольно заброшенным, поскольку так нравилось Харриет, а ее желание было здесь законом.
Из своего окна наверху я часто смотрела на остров Эйот, что в миле от моря. Когда-то там был монастырь, и меня это место всегда приводило в восторг. В летние дни, когда мы выбирались на пикники, я любила играть там в прятки. А когда правда о моем происхождении открылась мне, я вообразила, что Эйот - особое для меня место, ведь меня зачали здесь. Очень мало кто может с уверенностью сказать, где произошло это событие, но я могла, потому что моя мать и отец любили друг друга единственный раз, в этом самом месте. Несчастные любовники, звезды которых соединились! Потом я вдруг подумала: а ведь это судьба, рок. Она потеряла своего любовника из-за какого-то глупого заговора, в котором он оказался замешан, а я…
Я была вовсе не уверена, что думаю о Хессенфилде как о своем любовнике. Наша история совсем не похожа на историю моих родителей. Когда они встретились, мать пыталась его спасти; они пережили романтическую любовь, результатом которой и была я, собственной персоной. Я была убеждена, что происшедшее между ними весьма сильно отличается от моего приключения.
Отныне я должна забыть Джона, как должна была забыть Бо. Неужели моей любви вечно суждено оборачиваться трагедией?