– Нет, подожди, – сказала Юлиана, – он сам знает, что после приступа должен быть осторожен. Доверься ему, Стивен.
– Ты делала это раньше? – раздражение снова охватило Стивена. – Как она посмела! – Давно ты меня дурачишь, Юлиана?
– Ты имеешь в виду, давно ли я стала заботиться о своем пасынке? – быстро сказала она. – С того самого дня, когда узнала, что ты скрываешь своего сына, как будто это позорная тайна. Я навещала его ежедневно. Я отменила отвратительное шарлатанское лечение и всю эту ужасную диету. Я крепко обнимала твоего сына, смеялась вместе с ним, плакала вместе с ним.
– И чуть не убила его.
Юлиана наморщилась, словно Стивен уколол ее иглой.
– Ты так думаешь? Посмотри на него, Стивен. Посмотри на него и скажи, близок он к смерти или нет?
Оливер присоединился к игре детей, но вел себя несколько необычно. Вместо того чтобы бежать за мячом, он поднимал руку и что-то кричал собаке. Павло носился среди детей.
– Что он сказал? – спросил Стивен.
– "Лови". Я учу его русскому языку.
О Боже! Она учит его сына этому чертову русскому языку.
Павло нырнул в толпу бегущих детей. Собачий лай и веселый смех раздались из толпы. Затем собака вырвалась и бросилась к Оливеру.
Оливер залился чистым веселым смехом. Громко. Весело. Так, будто он не перенес только что опасного приступа.
И это сделала она, с удивлением подумал Стивен. В то время как доктора, астрологи и алхимики терпели неудачу, она нашла способ сократить приступы астмы, умело и быстро оказывая помощь. Стивен не настолько глуп, чтобы поверить, что Оливер излечился, но, она доказала ему, что прикосновения с любовью исцеляют лучше любого лекарства.
Когда Стивен повернулся к Юлиане, он знал, что на лице его все написано, что в глазах его светится любовь, а улыбка полна благодарности и изумления. И прежде, чем он успел остановиться, слова вырвались из самой глубины его души.
– Я люблю тебя, Юлиана.
* * *
– Папа, я тебя ненавижу, – произнес Оливер своим капризным тоном, – ты всегда все стараешься сделать по-своему. Я хочу, чтобы моя постель стояла здесь, – он поставил свою ногу на освещенное солнцем место рядом с окном своей новой спальни.
Стивен сжал зубы. Он раньше и мечтать не смел, что когда-нибудь перевезет Оливера в свой дом в Лунакре. И вот он стоял в комнате, которую для мальчика выбрала Юлиана. Это была светлая маленькая комната на верхнем этаже в боковом крыле дома. Вытянув лапы, положив длинную морду на пол, грелся на солнышке Павло.
Юлиана убедила Стивена, что этот переезд поможет Оливеру не чувствовать себя инвалидом.
Оливер превращался в капризного неуправляемого маленького мальчика.
– Успокойся, сынок, – сказал Стивен хриплым от скрытого нетерпения голосом, – это слишком близко от окна. Ты можешь простудиться во время холодных ночей.
Оливер прикусил нижнюю губу.
– Мне нравится у окна. Я хочу спать у окна. Я ненавижу...
– Какой же ты невозможный маленький капризуля, – Юлиана появилась в комнате, словно легкий весенний ветерок после холодной и мрачной зимы. Этим утром она выглядела восхитительно с искусно причесанными волосами в голубом цветном платье из дамаста. В такие моменты Стивен верил, что она действительно могла быть княжной, как она это заявляла. Но он понял, что это обстоятельство его уже не волнует.
Я люблю тебя. Неужели он произнес эти слова вчера?
Да, это яркое чувство снова вернулось к нему. Если бы здесь не было Оливера, Стивен произнес бы эти слова снова. Он бы схватил Юлиану на руки, кружил бы ее и повторил бы их сотню раз.
Юлиана поцеловала Оливера в светловолосую головку.
– Конечно, тебе не нужно спать рядом с окном, капризуля.
Оливер лизнул ладонь и пригладил ею свой чуб.
– Почему нет?
Юлиана понизила голос до угрожающей ноты и сказала что-то на цыганском или русском языке. Стивен не мог понять, на каком из двух.
Оливер удивленно открыл рот.
– Правда?
– Правда. А теперь возьми Павло и помоги Кристине у садовых ворот. Я только что видела, как она привезла целую тележку твоих игрушек.
– Да, мэм, – Оливер похлопал по бедру и произнес что-то по-русски. Павло вскочил на ноги. Мальчик и собака выбежали из комнаты и быстро спустились по лестнице.
Стивен почесал затылок.
– Что ты ему такое сказала, что он сразу согласился?
Она засмеялась.
– Кое-что, что говорила мне, когда я была маленькой, моя бабушка Люба. Если ребенок спит слишком близко к окну, придет дьявол и вытянет его душу через ноздри.
– О, это, должно быть, помогает.
– Это откровенная ложь. И я понимала это, когда была маленькой, и Оливер тоже это понимает.
– Почему же тогда он уступил тебе?
– Потому что я не приказывала ему и не навязывала свою волю. Я дала ему возможность согласиться, не раня его гордости.
Стивен подошел к окну и открыл задвижку. Оливер и Павло прыгали около садовых ворот. Кристина отдавала распоряжения слугам.
– Мне еще многое нужно узнать о своем сыне.
– Мне тоже еще многое неизвестно, Стивен.
– Он говорит, что ненавидит меня.
– Он обожает тебя. Поверь мне.
– Мы чувствуем себя неловко в обществе друг друга. – Он отвернулся от окна. – Мы далеки друг от друга.
– Необходимо время, терпение и понимание.
Юлиана прислонилась щекой к резному столбу кровати и взглянула на него, в глазах ее был целый мир.
Я люблю тебя. Ее сердце повторяло эти слова и, хотя они не произносились вслух, казалось, они носились в воздухе, и им обоим мерещилось, что они написаны в пространстве, окружающем их.
– Юлиана, то, что я сказал вчера...
– Да?
– Это было неподходящее время. Да, нужные слова, сказанные в неподходящее время. Так получилось... Мне не нужно было этого говорить.
– Почему? – Юлиана спокойно смотрела на Стивена, и казалось, ее совсем не волновал его ответ.
Он сжал руки, чувствуя неловкость от противоречивости своих чувств.
– Я обещал тебе аннулирование нашего брака. Ты все еще хочешь этого?
Юлиана прикусила губу.
– Разве не ты этого хотел?
– Я не знаю, – честно признался Стивен. – У нас не было возможности поговорить из-за всей этой суматохи в связи с переездом Оливера в большой дом.
Она улыбнулась одними губами, но глаза ее оставались серьезными.
– Ты почти целую ночь убеждал слуг, что я не ведьма, с помощью колдовства вернувшая Оливера к жизни, – Юлиана отошла от кровати и сделала шаг в его сторону. – Стивен, что будет, когда все узнают, что твой сын жив?
– Ты спрашиваешь об этом меня? – в голосе его звучала горечь. – Ты должна была подумать об этом до того, как сообщила всем об Оливере.
– Ты должен защитить его, Стивен. Если Оливера призовут ко двору, ты сможешь не подчиниться приказу.
Стивен засмеялся.
– Все не так просто, когда дело касается короля Генриха и Томаса Кромвеля.
– Не думай о короле и Кромвеле. Тебе и Оливеру нужно привыкнуть жить вместе.
Он сощурился.
– У тебя все всегда так просто, Юлиана, – Стивен начал мерить шагами комнату. – Меня принудили жениться на тебе, чтобы сохранить в тайне существование Оливера.
Девушка взволнованно вздохнула.
– Теперь тебя уже ничто не заставляет сохранять наш брак. Если только... – Снизу раздались крики. Они услышали топот ног по лестнице и стук собачьих лап. Казалось, Юлиана обрадовалась, что их разговор прервали. – Мы поговорим об этом попозже. А сейчас подумай о своем сыне. Вы плохо знаете друг друга. – Она задумчиво посмотрела на Стивена. – Думаю, что в этом тебе могли бы помочь цыгане.
– Ради бога, Юлиана, тогда скажи...
– Посмотрите! – Оливер остановился в дверях. Он очертил в воздухе круг рукой и произнес команду. Павло прыгнул в невидимый круг, повалив ребенка на пол. Перешагивая через смеющегося мальчика, в комнату вошли слуги с вещами Оливера.
– Потом, – ответила Юлиана. Глаза ее смеялись.
* * *
Стивен не ожидал, что согласится на сумасшедший план Юлианы. Сев на лошадь, он испытал неприятные ощущения в желудке при мысли о торжественном цыганском ритуале, который он собирался совершить. Все это снова напомнило ему о его языческой свадьбе. Хотя мораль и христианские принципы. убеждали его отказаться от ритуала, мистическая церемония неудержимо привлекала.
Когда Стивен выехал за ворота усадьбы, воспоминания нахлынули на него. Казалось, каждый закуток поместья напоминал о ней, о Юлиане.
Но почему? Она не была его настоящей женой. Ему следовало избавиться от чувства любви к ней, излечиться от этого. Он вообще не должен был думать о ней.
И все же Стивен ехал по склону холма и вспоминал, как она впервые появилась в поместье Лунакре. Он тогда думал, что эта нищенка будет поражена его богатством. Но Юлиана отнеслась ко всему с холодным презрением. Как будто поместье Лунакре было менее богатым, чем то, в котором ей приходилось жить раньше.
На северо-западе он видел шпили Мэлсбери. Всего несколько месяцев назад это было заброшенное полуразрушенное аббатство. Благодаря энергии Юлианы оно превратилось в процветающую прядильную фабрику.
Стивен проехал мимо земельного надела вдовы Шейн. Поля были аккуратно скошены, колосья собраны, земля подготовлена к осенней вспашке. И все это благодаря цыганам. Стивен представления не имел, как удалось Юлиане заставить цыган заниматься сельским трудом. Обычно они бегут от фермерского труда как черт от ладана.
Невероятно, но Юлиана стала неотъемлемой частью Лунакре. Следы ее деятельности останутся надолго. Стивен навсегда запомнит это яркое цыганское лето, подарившее ему надежду. Лето, когда он снова решился полюбить.
Приближаясь к цыганскому табору, он постарался отбросить эти мысли, но открывшаяся панорама вызвала новую волну воспоминаний.
Стивен согласился тогда на цыганскую свадьбу, потому что для него, истинного христианина, цыганский ритуал ничего не значил.
Но тогда свадьба стала для него сюрпризом. Она затронула тайные струны его души, о которых он и не подозревал. Стивен помнит эту свадьбу так, словно это было вчера, и свою покрытую вуалью невесту, которая, не колеблясь, окропила кровью кусочек хлеба. Девушка танцевала для Стивена так, будто никого, кроме него, на свете не было. Той ночью произошло что-то мистическое. Да, ритуал был языческим, но магия его реальна.
И именно поэтому, сказал он сам себе, въезжая в табор, он согласился на сегодняшнюю церемонию. Потому что и он, и Оливер нуждались в магии.
– Ты готов, гаджо? – спросил Ласло, когда Стивен спешился.
– Да. – Стивен бросил поводья подбежавшему мальчику. – Я должен был что-нибудь привезти с собой?
– Ничего, кроме своей плоти и крови. – Ласло сделал широкий жест в сторону толпившихся цыган. – Цыгане считают, что мужчина должен признать своего сына перед миром. Очень легко определить, кто мать ребенка, тут ошибки маловероятны. Но узнать, кто отец ребенка... – Ласло искоса взглянул на Стивена. – А это, мой друг, является актом доверия.
Внезапно холодная дрожь пронзила Стивена.
Узнать кто отец... акт доверия.
– Гаджо, – прервал Ласло его мысли, – ты бледен, как привидение.
Стивен прокашлялся.
– Приступим. Что я должен...
Он не закончил фразы так как, повернувшись, увидел поразительную картину: на краю табора стояли его друзья и домашняя прислуга.
Стивен не ожидал, что они придут сюда.
Но он не почувствовал неловкости из-за того, что опять принимает участие в цыганском ритуале и, усмехнувшись, направился к ним, приветствуя Джонатана, Кита и Элджернона.
– Я должен принести извинения, – обратился Стивен к Джонатану.
Джонатан почесал затылок:
– Извинения?
– Ты испытывал ко мне сочувствие, потому что у меня не было детей. И послал ко мне Кита, чтобы заполнить пустоту в моей жизни.
Джонатан сощурил глаза и бросил любящий взгляд на сына.
– Скорее всего, я послал его к тебе, потому что он доставлял массу хлопот.
Стивен благодарно улыбнулся Джонатану за то, что тот не осуждает его за обман.
– Я лгал тебе, хотя по природе я не лгун, и мне особенно неприятно лгать другу.
Джонатан Янгблад шумно выдохнул.
– Лучшего воспитателя для Кита не могло быть, – он хлопнул сына по спине. Кит в это время таращил глаза на красавицу Катриону и не понял, о чем идет речь.
– Я прав, Кит? – потребовал ответа отец.
– Э... да, сэр, что бы вы ни сказали.
Усмехнувшись, Джонатан подтолкнул юношу к Катрионе.
– Ты можешь на нее смотреть, но трогать нельзя. Для благородного джентльмена все женщины – леди.
– Да, сэр, – неуверенно ответил Кит.
Стивен почувствовал облегчение. Он опасался, что Кит обидится или будет ревновать его к Оливеру.
– Боже мой, Уимберлей, как, черт возьми, тебе удавалось держать это в тайне? – спросил Джонатан.
– Да, расскажи, – возбужденно произнес Элджернон, покачиваясь на каблуках. – Ты нас всех очень удивил.
– Когда он родился, мне сразу стало ясно, что у него то же заболевание, что и у моего первого сына Ричарда.
– Дик. Он умер на службе при дворе.
– Да, – Стивен закрыл глаза, и Дик вернулся к нему, словно поток солнечного света. Он вспомнил его золотые волосы, его чистый детский запах, худенькое тельце, огромные глаза, слишком выразительные для мальчика.
– Красивый был мальчик, – добавил Элджернон. – И так похож на Мэг.
– Я не мог позволить, чтобы та же судьба ожидала Оливера. И пусть простит меня бог, когда распространился ошибочный слух, я не стал опровергать его. Только Нэнси Харбут и ее дочь Кристина, да повивальная бабка знали правду. Я отправил Кристину ухаживать за Оливером. Его существование было тайной. Так, по крайней мере, я думал.
– Кто-то узнал о мальчике правду? – Джонатан сдвинул густые брови.
У Элджернона вырвался странный возглас, он стал внимательно изучать носок сапога.
– Об этом узнал король Генрих, – в голосе Стивена зазвучала горечь. – Именно поэтому я вынужден был жениться на Юлиане. Если бы я отказался, Генрих призвал бы Оливера на службу ко двору.
– Представляю, в какое возбуждение пришел наш король, узнав о существовании Оливера. Но как он узнал?
– Я уверен, Нэнси...
– Это не она, – тихо, но твердо сказал Элджернон.
Стивен изумленно уставился на своего соседа.
– Боже мой, Элджернон...
Хэвлок поднял умоляющие глаза на Стивена.
– Извини меня...
– Я знал, что ты любишь поболтать, – гнев охватил Стивена, он изо всей силы хлопнул кулаком одной руки в ладонь другой. – Я знал, что ты стремишься добиться признания двора, но я не думал, что ты станешь использовать больных детей для достижения своей цели.
– Я не желал тебе плохого, Стивен, – с отчаянием произнес Элджернон, голос его дрожал от страха и волнения. – Я не знал о Дике, я, действительно, не знал.
– Как ты узнал об Оливере? – потребовал ответа Стивен.
Элджернон переступал с ноги на ногу. Затем схватил эмалевое украшение, скреплявшее его накидку на плече, и сорвал его.
– Это был художник, который рисовал миниатюры, Николас Хилари. В разговоре художник упомянул, что он рисовал портреты сыновей лорда. Обоих сыновей.
Стивен вспомнил. Рискуя, он заказал заезжему художнику портреты. Они сохранили образы Мэг и Дика. Через несколько лет художник вернулся в Лунакре. Оливер был таким слабым... Стивену не хотелось думать о худшем, но если бы он потерял мальчика, то у него не осталось бы ничего на память о нем.
– Прошлым летом я сделал ему заказ и заплатил за молчание, – Стивен хмуро посмотрел на Элджернона. – Я предполагаю, затем он посетил Хокли-Холл.
– Я также сделал ему заказ, – ответил Элджернон, – и заметил, что он любит крепленое вино. Однажды вечером художник рассказал о мальчике, которого он рисовал. Сказал, что ребенок во время сеансов болтал как сорока. Этого мальчика звали Оливер де Лассе. – Элджернон грустно посмотрел на Стивена. – Твой сын. Да простит меня Бог, я рассказал лорду-хранителю печати.
Джонатан схватил Элджернона за кружевной ворот рубашки и сильно тряхнул его. Граф еле удержался на ногах.
– Ты, конечно, не мог спокойно жить, пока не рассказал об этом. Тебе нужно было немедленно сообщить королю. И затем ты получил приглашение во дворец?
– Нет, – произнес Элджернон, вид у него был жалкий. – Стивен, если бы я знал, что мальчик болен...
– Ты пустой болтун, – взорвался Джонатан, – Я должен проучить тебя, чтобы ты знал, что мужчина должен отвечать за свой поступки.
Стивен оттащил Джонатана от дрожащего от страха Хэвлока.
– Не сейчас. Дело сделано. Ты мерзкий маленький негодяй, Элджернон, но сейчас уже ничего не изменишь. Двор короля Генриха узнает об Оливере. Мне остается теперь только ждать, что предпримет король.
Элджернон отступил назад.
– Мне нет прощения.
Стивен не чувствовал ничего, кроме пустоты.
– Сейчас еще рано просить прощения, Элджернон. Мы поговорим об этом позже.
Хэвлок прикусил губу, явно нервничая.
– Мне нужно ехать. Я жду известий из Лондона.
Элджернон поспешно уехал. Джонатан задумчиво посмотрел ему вслед.
– Из Лондона? Какой беды еще можно от него ждать?