Сюжет этого романа довольно необычен. Известный актер Марчелло, играющий в кино роль викинга, неожиданно переносится на тысячу лет назад, во времена викингов.
В этой своей новой жизни ему приходится уже не играть, а жить жизнью викинга – Виктора Храброго. Здесь же он встречает и девушку, удивительно похожую на его невесту из XX века.
Содержание:
ПРОЛОГ 1
ОДИН 2
ДВА 4
ТРИ 6
ЧЕТЫРЕ 9
ПЯТЬ 11
ШЕСТЬ 13
СЕМЬ 17
ВОСЕМЬ 19
ДЕВЯТЬ 21
ДЕСЯТЬ 24
ОДИННАДЦАТЬ 26
ДВЕНАДЦАТЬ 30
ТРИНАДЦАТЬ 32
ЧЕТЫРНАДЦАТЬ 33
ПЯТНАДЦАТЬ 35
ШЕСТНАДЦАТЬ 36
СЕМНАДЦАТЬ 38
ВОСЕМНАДЦАТЬ 40
ДЕВЯДНАДЦАТЬ 42
ДВАДЦАТЬ 45
ДВАДЦАТЬ ДВА 50
ДВАДЦАТЬ ТРИ 53
ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ 55
ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ 58
ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ 62
ДВАДЦАТЬ СЕМЬ 65
ДВАДЦАТЬ ВОСЕМЬ 67
ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ 70
ТРИДЦАТЬ 72
ТРИДЦАТЬ ОДИН 74
ТРИДЦАТЬ ДВА 76
ТРИДЦАТЬ ТРИ 77
ТРИДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ 80
ТРИДЦАТЬ ПЯТЬ 83
ТРИДЦАТЬ ШЕСТЬ 86
ТРИДЦАТЬ СЕМЬ 88
ТРИДЦАТЬ ВОСЕМЬ 90
ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТЬ 92
Эпилог 93
Примечания 94
Фабио Ланзони
Викинг
Я посвящаю это и все остальные свои произведения женщинам, которые оберегают человечество и учат его любви.
ПРОЛОГ
… Наступил решающий момент сражения, и Айвар Непобедимый, взмахнув мечом, бросился на варваров, чтобы защитить свою любимую жену и свой народ или пасть, отражая нашествие врагов с другого берега фьорда.
На стылом, холодном берегу Исландии вот уже несколько часов кипела битва между двумя враждебными племенами викингов. Могучий норвежец Айвар закрылся щитом и, в свою очередь, нанес удар своему смертельному врагу Грюндару Варвару, вождю вражеского племени из народа данов. Их мечи скрестились, посыпались искры, и на оружии соперников появились новые зазубрины. Однако туника Айвара вся насквозь пропиталась кровью, его могучее тело было изранено, и он чувствовал, что с каждой секундой силы оставляют его, а в лицо веет ледяное дыхание смерти, застилая глаза слепящим туманом.
Огромный, косоглазый и от этого еще более страшный Грюндар, изрыгая проклятия, нанес своим тупоконечным мечом удар сверху вниз, надеясь попасть по рогатому шлему противника. Но тот из последних сил сумел отклонить оружие Грюндара, и оно, словно молот, обрушилось на левое плечо Айвара. Смертоносная сталь не смогла разрубить прочные кольца кольчуги, но удар был так силен, что у Айвара перехватило дыхание, и, уже теряя сознание от боли, он еще успел заметить, как торжествующий Грюндар высоко занес свой клинок, чтобы разрубить его… И вдруг Айвар Непобедимый услышал крик ужаса, который издала где-то там, позади, его прекрасная юная жена.
И тогда смертельная пелена отступила, клокочущий в сердце гнев помог набрать в грудь воздуха, и непобедимый вождь викингов, не думая больше о защите, резко выбросил вперед правую руку с зажатым в ней мечом, вложив в этот удар весь свой гнев, всю ярость к врагу. Раздался скрежет металла о металл, и огромный вождь данов, судорожно вздохнув сквозь зубы и загребая беспомощно руками, рухнул бездыханным на сырой от крови и морской воды песок.
Гул сражения сразу затих и как-то отдалился. Айвар еще успел заметить, как, потеряв своего предводителя, даны бросились бежать, спасаясь от стрел и копий, которые бросали в них его воины. Понимая, что вновь победил, он слабо улыбнулся и упал лицом вниз, чувствуя, как ему в рот набивается песок, и удивляясь тому, что песчинки такие соленые…
– Айва-ар! Нет! Не-е-ет!
Нежные руки бережно перевернули его на спину, и, открыв глаза, он увидел склонившуюся над ним прекрасную Герду – свою юную супругу, так и не успевшую родить ему детей.
То, соскальзывая в холодную бездну небытия, то, вновь возвращаясь к земной реальности, Айвар лежал и думал о том, как она прекрасна – прекрасны ее прямые светлые волосы и темные карие глаза, в которых, словно в озерах отражается ее душа, прекрасны ее руки и нежные плавные линии тела. Непобедимый вождь викингов понимал, что умирает, ему уже были слышны голоса валькирий, зовущих его на пир в чертогах Одина .
Он чувствовал легкую печаль при мысли о том, что сегодня покинет Мидгард , так и не оставив здесь своего наследника, но на сердце у него было спокойно и радостно…
Воины Айвара возвратились из погони. Женщины и разгоряченные битвой витязи опустились на колени у тела своего вождя, умоляя богов сохранить ему жизнь. А Герда, обливаясь слезами, в горестном отчаянии, перебирала длинные светлые волосы Айвара и нежно прижимала к губам израненную и покрытую кровоподтеками руку своего любимого.
– Айвар! Заклинаю тебя, не умирай!
– Герда, любовь моя, – прошептал он в ответ, – настал день, когда я должен покинуть тебя и мой народ…
– О, нет! Нет! – взмолилась она.
– Не горюй, любимая! Это день великой победы. Наша Родина и наш народ навеки спасены от вероломного Грюндара.
– Только благодаря твоему мужеству, мой повелитель! Ты не можешь покинуть нас в час безмерной славы!
– Моя миссия здесь, в Мидгарде, выполнена, – спокойно произнес Айвар, почувствовав, как на лицо упала горячая слеза женщины, – а теперь я вознесусь туда, где среди других павших воинов меня ждет еще большая слава.
Герда прижала его широкую ладонь к своей груди и прошептала:
– Нет! Скажи мне, что это неправда! Но он слабо покачал головой:
– Я должен идти, любимая… Во время сражения я чувствовал, как моего плеча коснулась валькирия и позвала меня за собой.
– Но как я смогу без тебя жить! – воскликнула юная женщина, – ты обещал, что у нас будет сын…
– Знаю, но, может статься, мы вновь встретимся в другом мире, – с нежностью сказал Айвар, – а сейчас, ты должна пообещать мне, что сегодня ночью ты и мой народ положите меня на корабле, чтобы я смог на своем горящем дракаре отплыть в Валгаллу как заповедал нам всем великий вождь викингов Виктор Отважный…
– О, Айвар, пожалуйста! Я не могу…
– Но ты должна, любимая. Я уже готов сражаться и пировать там, среди мертвых, – умирающий сжал руку молодой жены и потухающим взором посмотрел в ее глаза. – Обещай мне…
Увидев его взгляд, в котором горечь скорой разлуки смешалась с огромной бесконечной любовью к ней, Герда вздрогнула и прошептала:
– Да, мой дорогой… Я обещаю.
– Мы еще встретимся, любовь моя, – еле слышно выдохнул он.
Чувствуя, как гаснет его сознание, Айвар Непобедимый услышал строфы стиха, которые Браги шептал умирающим героям. Собрав остатки своих сил, он громко произнес для Герды и всех воинов, окруживших его:
– Власть сердца моего
Исчезла.
Любовь всей жизни
Замерла в груди.
На крыльях славы к Одину взлетаю,
Чтоб пировать с ним за одним столом.
Обливаясь слезами, Герда склонилась над бездыханным мужем и нежно поцеловала его холодеющие губы…
ОДИН
– Стоп! – закричал режиссер.
Знакомый голос вернул Марчелло к действительности, и он встряхнул головой, чтобы окончательно прийти в себя. Ему часто во время исполнения своих ролей удавалось довести себя до состояния близкого к трансу, когда его собственная душа, казалось, растворялась в душе придуманного персонажа, полностью сливаясь с ней. Он заморгал, снова увидев сверкающий калифорнийский пляж, а вдали темные, словно башни, утесы. Вокруг него вновь были ослепительно яркие огни софитов, кинокамеры на рельсах и хорошенькие статистки, все так же суетились ребята из съемочной группы, и змеями вились всевозможные кабели.
Вслед за этим он увидел Монику, одетую в костюм норманнской женщины. Она опустилась возле него на колени, и, улыбаясь, протянула к нему руку, чтобы стереть песок с его лица. Марчелло подмигнул актрисе, которая, действительно, была его любимой женщиной и в жизни и в этом фильме.
– Слушай, а ты красиво умирал, парень, – засмеялась она. – Я заметила, что наша новая ассистентка режиссера просто обливалась слезами.
Марчелло радостно сел:
– Ну, да?! Ты говоришь о той маленькой блондинке с хвостиком и красной повязкой?
– Скотина! – завопила Моника и, схватив полную пригоршню песку, швырнула в него.
– Эй, вы, двое, кончайте! – раздался властный мужской голос. – Мы и так уже далеко зашли с этой постановкой, чтобы еще потерять ведущего актера, ослепленного сумасшедшей особой.
Марчелло и его подруга взглянули в эту сторону и увидели, что к ним приближается режиссер Ирвинг Хартман, за которым по пятам следует главный оператор Гарольд Шиндл. Оба были средних лет, лысые, с одинаковыми бородками и в очках с толстыми линзами. Между собой члены съемочной группы, не сговариваясь, давно уже назвали их "однояйцевыми близнецами".
Отряхивая песок, Марчелло поднялся на ноги и, притянув к себе Монику за плечи, повернулся к режиссеру.
– Ну как, Ирвинг?
Тот расплылся в довольной улыбке.
– На этот раз достаточно.
– Слава Богу! – с чувством произнес Марчелло. – Самое время закончить после двенадцати-то дублей!
– Если бы ты после девятого дубля не заехал своим мечом по камере, мы могли бы и раньше закончить, – съехидничал Гарольд.
– Так это же оператор на меня наехал! – возмутился главный герой, – я был как раз на своей отметке, когда он оказался у меня на пути!
– Правда! Правда! – с деланным благоговением вздохнула Моника, – великий Марчелло никогда не ошибается!
Суперзвезда потер бок и состроил гримасу.
– Пожалуй, я пойду домой и попробую полечить свои раны в горячей ванне.
– Может пускай посмотрит доктор? – разволновался Ирвинг.
– Не стоит.
– Супергерои, подобные Марчелло, не бегают по докторам из-за каждого ушибленного пальчика! – снова подала голос Моника.
В ответ Гарольд подмигнул героине.
– Уж ты-то поможешь Марчи залечить его раны, правда, малышка?
Моника ухмыльнулась, а Ирвинг спросил.
– Слушай, Марчелло, ты уверен, что будешь готов к завтрашней съемке? Я все переживаю, особенно, после того, как ты отказался от участия каскадеров в сцене с горящим драконом.
– Да брось! – махнул рукой актер, – это все ерунда. А потом, это все равно последняя сцена в картине, так что ты сможешь доснять все остальное, даже если я сгину в аду, правильно?
– Ну, я, право, не знаю, – задумчиво поскреб бороду режиссер.
– Эй, Ирв! Может лучше побеспокоиться о чем-нибудь действительно важном? Например, вдруг завтра будет погода ни к черту, или ветер помешает?
Ирвинг подозрительно посмотрел на небеса, на которых, и впрямь, показались какие-то зловещие тучи, и пробормотал:
– О, Господи, если придется отменить съемку финальной сцены, боюсь, продюсера хватит кондрашка. Мы и так уже выбились из бюджета.
– Может, стоит нам всем вместе попросить Тора, чтобы он сменил гнев на милость? – Марчелло наклонился к земле, поднял шлем Айвара и критически уставился на рога. – Ты знаешь, завтра, когда мы будем снимать погребение в ладье и отплытие в Валгаллу, эти рога, впервые за все время съемок, будут выглядеть естественно и правдоподобно.
Ирвинг мученически закатил глаза.
– Слушай, ты опять начинаешь, да?
Марчелло нахмурился.
– Да, опять. Я, видишь ли, очень серьезно отношусь к своему ремеслу.
На это Ирвинг всплеснул руками и, искренне изумляясь, воскликнул.
– Да кого сейчас волнует, носили или нет викинги рогатые горшки!
– Меня волнует, – не сдаваясь, упрямо произнес Марчелло. – Пойми же ты, викинги никогда не носили рогатые шлемы во время сражения. Их оставляли только для религиозных церемоний или на какие-то особые торжества. Да, вот еще валькирии одевали шлемы с рогами. Позволь тебя спросить, я, что, похож на валькирию?
– Да что ты, в самом деле, голубь мой, – замурлыкала Моника, – ты все, что угодно, только не валькирия.
Марчелло ухмыльнулся и нахлобучил шлем партнерше, а она, забавно протестуя против такой фамильярности, наморщила свой очаровательный носик из-под сидящего набекрень шлема. Настроение на съемочной площадке явно становилось все более игривым.
– Ладно, хватит беспокоиться о правдоподобности, – посоветовал режиссер. – Все равно, уже слишком поздно. И потом, обожающие тебя поклонницы сойдут с ума от восторга, когда увидят на твоей голове дополнительное украшение. Подумай сам, разве мы можем лишить их такой радости?
– Эй-эй, ребята! Я присягу дам, что у Марчелло нет ни рогов, ни хвоста, – съехидничала Моника.
Услышав это, Ирвинг и Гарольд захохотали, а Марчелло погрозил партнерше пальцем.
– Ну, ну… Мы с тобой дома об этом потолкуем, озорница.
Если бы они знали Монику хуже, то и впрямь могли бы поверить, что она испугалась сурового взгляда своего партнера.
Положив ладонь на плечо Марчелло, Ирвинг сказал.
– Я хочу тебе дать несколько советов насчет завтрашних съемок. А потом мы все можем собраться в студии и обсудить итоги дня.
Он кивнул актрисе.
– Моника, а ты придешь в студию?
– Извините, ребята, – женщина передала партнеру его шлем. – У меня сегодня деловое свидание, которое я не могу пропустить.
Марчелло подмигнул ей.
– Ну, тогда пока, беби, увидимся дома. Моника в ответ лукаво взглянула на режиссера и попросила:
– Ирв, я тебя умоляю, не подпускай его к той особе с красной повязкой, ладно?
Мужчина засмеялся.
– Детка, ты меня знаешь! А ты, со своей стороны, проследи, чтобы Марчи сегодня отдохнул, хорошо?
Она повернулась, чтобы уйти и, пригладив свои светлые роскошные волосы, заверила.
– Будь спокоен, я его всю ночь буду баюкать.
Четыре часа спустя, поболтав о всяких пустяках с Ирвингом и встретившись в своем клубе с личным рекламным агентом, Марчелло направился домой. В своем золотистом "Феррари" с открытым верхом, он выехал из Голливуда и, миновав живописную Лоррель Каньон Бульвар, оказался на Холмах. Заходящее солнце, стремительно падая за горизонт, как и сотни лет до этого, посылало на землю свои первозданно яркие закатные лучи, окрашивая дома и деревья в какие-то фантастические краски; свежий весенний ветерок приятно охлаждал лицо. После трудного и напряженного дня Марчелло чувствовал себя ужасно разбитым и, все-таки, умиротворенным и довольным. Однако больше всего на свете он сейчас желал добраться домой, поиграть со своими собачками и залезть в горячую ванну. "Еще, пожалуй, придется взнуздать Монику, чтобы слегка восстановиться и наказать за ехидство", – ухмыльнувшись, подумал он.
На повороте три девчушки лет четырнадцати-пятнадцати, завидев его автомобиль, закричали и замахали руками, но Марчелло только улыбнулся и проехал мимо, погрозив им пальцем. Девочкам следует знать, что на скоростной дороге надо вести себя поосмотрительней. Вокруг развелось множество негодяев, и мир стал просто ужасен.
Вообще Марчелло часто казалось, что он не принадлежит тому времени, тому миру, в котором ему довелось жить. У него иногда возникало ощущение, будто по какой-то прихоти судьбы он вынужден существовать не в своем веке. Марчелло Лазаро родился тридцать два года назад в древней прекрасной Венеции, а детство провел на севере Италии, на вилле пятнадцатого века. Навеки очарованный историей, культурой и величавой красотой северной Италии, он всегда чувствовал себя так, словно принадлежал к другим, более ранним эпохам человеческой истории. Он вспоминал, как увлекали его рассказы матери о его норвежских предках, высадившихся в девятом веке в южной Италии. Это именно от одного из тех викингов Марчелло и унаследовал свои голубые глаза и светлые волосы.
К тому времени, когда он поступил в колледж, очарование древностью стало таким всепоглощающим, что Марчелло вступил в общество по изучению средневековья и затем множество выходных потратил на всякого рода военные игры и турниры.
Просто какая-то ирония судьбы, что сейчас ему приходится играть викинга, и даже понимая, что это только кино, он и в этой роли ощущал себя не столько артистом, сколько, действительно, человеком другой эпохи.