Игра лорда Эшфорда - Марджори Фаррелл 9 стр.


– Так вот, считается, что я был последним человеком, который видел ее в живых. Но почему этим последним человеком не мог быть Джим, ее новый лакей? Он меня выпустил, а сейчас он исчез. Он мог решиться на такое ради денег.

– Или же это мог быть кто-то чужой, милорд.

– Тогда куда делся Джим?

– Сбежал, милорд. А то, может, и в живых его уже нет, – нерешительно предположил Джон.

– Хм. По-моему, взломщик – это менее всего вероятно. Нет, думаю, что подозревать Джима оснований больше. Но, пока я здесь сижу, что я сделаю? – добавил Тони с безнадежностью в голосе.

– Я слыхал, что разбирательство назначено на послезавтра.

– Значит, еще два дня здесь. По-моему, я этого не вынесу. Придется вам продать еще один жакет, тот, который не парадный. И две рубашки. Мне нужен каждый шиллинг, который удастся раздобыть.

– Я принесу деньги завтра, милорд.

– И еще. – Джон ожидающе поглядел на своего хозяина. – Я очень благодарен вам за то, что вы мне верите.

После того как Джон ушел, утро стало тянуться мучительно медленно. Время от времени заключенные сбивались в кучки: где бросали кости, а где тасовали взлохмаченные колоды карт. Можно было бы присоединиться, но у Тони не было ни малейшей тяги к игре. Пламя страсти погасло. Похоже, его погасило то невероятное унижение, которое испытал Тони, когда пришлось просить взаймы у Клодии, особенно во второй раз. До него вдруг дошло: а ведь его азарт мог довести ее до смерти, его карты и ее гибель – связаны. Возможно, кто-то еще знал, что она давала ему в долг… Он не сумел полюбить Клодию так, как она того заслуживала, он втянул ее в свои финансовые затруднения, он ее расстроил, и вот она мертва. Не пропадай он на улице Сент-Джеймс, может быть, ничего такого и не стряслось бы.

Он заплатил тюремщику за отдельную комнату, и вскоре после полудня его отвели в крошечный отсек поодаль от общей загородки. Не Бог весть что, однако это в сто раз лучше, чем ютиться в самой гуще злодеев. Матрац в этой комнате был явно чище и удобнее, чем тот, в общей загородке. В камере стояли еще столик, похожий на конторку, и стул. И даже ночной горшок. Посудину эту хоть никогда и не драили, зато внутри было пусто, и само созерцание этого сосуда напоминало о какой-то интимной, личной жизни.

– Свечи и блюдо обойдутся в полгинеи, милорд, – сообщил тюремщик, перехватив изучающий взгляд Тони, устремленный на три подсвечника, в которых было лишь три куцых огарка. – Лампа встанет подороже.

Тони с невеселым смешком протянул ему деньги.

– Да, вы не прогадаете. А чем еще может порадовать тюрьма, кроме хлеба да жидкой каши?

– Немногим, милорд, немногим, – отвечал тот. И ушел, предоставив Тони самому себе.

Столько месяцев прошло со дня смерти Неда, а будто считанные часы пролетели. Что он сделал не так? Не так, как покойный брат? Он – не Нед, кто спорит? Его и не растили для титула, и характер у него не годится для такой ответственности. Только теперь он понял, какая смешная и глупая мысль пришла ему в голову: пара удачных ночей за карточным столом – и все затруднения разрешатся сами собой. Но тогда медлительный, кропотливый, болезненный путь, на который встал Нед, казался Тони нелепым. Он стал крутить кольцо с фамильной эмблемой на пальце, а потом и вовсе снял его. Глядя на графский перстень, он прошептал:

– Недостоин я носить это кольцо, Нед. Пусть бы меня убили в Испании, а ты остался жив. Боже, ну почему все не так? Все не так, как надо. Но клянусь, – добавил Тони, вновь надевая кольцо на палец, – я стану лучше. Господи! До чего же мне хочется, Нед, чтобы ты оказался рядом.

И в это мгновение Тони почувствовал, что брат где-то неподалеку, что Нед видит и слышит его. И это чувство осязаемого присутствия брата вместе с воспоминаниями, которые калейдоскопом пронеслись в его голове, прорвали наконец ту плотину, которой Тони пытался отгородиться от своего горя. Он отвернулся к стене, уткнулся лицом в подушку и зарыдал. Он оплакивал Неда, ушедшего так рано, плакал о своей матери, о вдове брата, Шарлотте, и, наконец, о Клодии, добром своем друге. А потом Тони заснул. Как давно уже не засыпал.

16

Проснулся он через несколько часов, потому что тюремщик тряс его за плечо:

– Пробудитесь, милорд! К вам опять пришли.

– В чем дело? – промычал Тони, садясь в постели и протирая глаза.

– Ну да вы нынче не годитесь для такой встречи. Хотите, я принесу воды и полотенце. Это стоит десять шиллингов.

– Что, мой камердинер вернулся?

– О нет. На этот раз пришла молодая женщина. Или лучше сказать – леди. Она говорит, что ее зовут леди Джоанна Барранд.

– Джоанна! Нечего ей тут делать! Немедленно отошлите ее обратно.

– Да я говорил ей, что тут не место для благородных дам. Но она с собой и горничную привела. И очень меня просила, чтобы я вам сказал, что она пришла.

– О Боже, – зарычал Тони. – Только здесь мне с нею и встречаться.

Тюремщик протянул руку.

– Хорошо. Несите свой кувшин и полотенце. И через минуту-другую я буду готов.

Вода не показалась ему достаточно чистой, как и полотенце, но чего прикажете ждать в таком жутком месте? Тони постарался хоть как-то привести себя в порядок: пригладил волосы, почистил брюки и рубашку. Потом он пошел за тюремщиком в комнату для гостей.

Джоанна мерила шагами эту комнатенку, пока ее горничная, рухнув на стул, держала у носа платочек. Хотя тюремные запахи сюда почти не проникали, все же стены были настолько пропитаны вонью, что дамам, естественно, было не очень хорошо.

Услышав шаги за дверью, Джоанна повернулась и увидела Тони и его стража, которые шествовали по коридору. Никогда ей не доводилось видеть Тони в столь жалком состоянии. Даже на похоронах брата он выглядел лучше. Одежда измята и выпачкана, а глаза такие, словно он трое суток не спал. Обычная для него легкая походка стала тяжелой.

Тони встал на пороге как вкопанный, и тюремщику пришлось слегка подтолкнуть его в спину.

– Кое-какое уединение я вам, милорд, обеспечу. Но имейте в виду: я все время буду за дверью, – сказал страж и закрыл за собой дверь.

– Джоанна, тебе здесь не место! – простуженным голосом закричал на нее Тони.

Джоанна даже обрадовалась такому приему, что ж, сразу разговор по делу. Так, пожалуй, проще, чем допустить неизбежную при встрече неловкость.

– Знаешь, Тони, я просто не могла не прийти. Ты один из моих самых близких друзей.

– Раз так, присаживайся. Прошу, Джоанна.

Джоанна уселась на стул, дав знак горничной. Салли встала и отошла к зарешеченному окошку. Можно было тешить себя иллюзией беседы наедине.

Тони еще немного постоял, а потом сел напротив.

– Что ты тут делаешь, Джо? Как тебя твои родители сюда отпустили?

– Они не знают, куда я пошла, – призналась она. – Они думают, что я по лавкам и по магазинам гуляю. Но слухи эти – я просто слышать их не могла. Вот и решила, что мне надо поговорить с тобой. И подумать, что можно сделать.

– А что за слухи? Ладно, можешь не рассказывать. – Тони не стал дожидаться ответа. – Нетрудно представить. Все ясно и так: молодой человек, бессовестный и отчаявшийся, ухаживает за женщиной, которая старше его. Когда она отказывает ему в деньгах, которые нужны ему, чтобы рассчитаться с долгами, он убивает ее.

– Что-то вроде этого, – сказала Джоанна. – Но кто же этому поверит?

– Ох, Джо, не знаю, не знаю. На правду очень уж похоже. Как не поверить? – уныло отозвался Тони.

– Но ты же не убивал, Тони.

– Нет. – Отвечая, он глядел ей прямо в глаза. – Нет, не я убил ее. Но, знаешь, я так себя чувствую, будто тоже душил ее. Понимаешь, какая-то вина есть и на мне, Джо. Я был в отчаянном положении. Я занимал у нее деньги, и она мне давала взаймы. В тот день она тоже меня ссудила, хотя поначалу отказала. Дворецкий только начало разговора слышал, а не всю нашу беседу. Я сумел убедить ее в том, что смогу покончить с азартными играми и что она мне далеко не безразлична. Перед уходом мы, можно сказать, договорились о помолвке. Неофициально, конечно. И на прощание она вручила мне те самые деньги, которые теперь считаются вещественным доказательством.

– Ты любил ее, Тони? – спросила Джоанна. Ей необходимо было знать это.

– Мы были добрыми друзьями. Как с тобой. И взаимная симпатия появилась сразу. Но Клодии были известны мои чувства к ней. А я знал, что она меня любила, Джо. Но могу поклясться: я не вводил ее в заблуждение, я был честен с нею. И была уверенность, что если мы поженимся, то наш брак вполне может сложиться счастливо. Несмотря на мои побуждения.

– Сохранить Эшфорд?

– Да. А что еще я мог предпринять ради имения? Я думал, что ничего дурного не делаю. Немало людей женится даже безо всякой дружбы. И еще, наверное, Клодия думала, что со временем я ее полюблю.

– И ты бы потом ее полюбил?

– Откуда я знаю? Может быть.

– Надо помочь тебе отсюда выбраться, – решительно объявила Джоанна.

Тони только уныло усмехнулся:

– Судебное разбирательство состоится на днях. До него я дотерплю. И, знаешь, у меня такое ощущение, что поделом мне.

– Да ты что? За что ж тебе такое?

– А разве не за что? Неда не стало, а я… не помешал этому… деньги, сколько их там было-то, промотал… Клодию не любил. Тяжко все это. И понимаешь, виноват я, причастен как-то к ее гибели. Правда. Ведь, не повстречай она меня, до сих пор жива была бы.

– Какая чепуха, Тони. Ее чужой, наверно, убил. Гость незваный.

– Я понимаю, что логики в моих ощущениях нет. Но, Джо, я так чувствую, и тут ничего не поделаешь. – Тони поднялся. – Тебе надо идти, а то родители дознаются, чего доброго, где ты пропадаешь. Есть надежда, что после слушания, после этого разбирательства, меня выпустят. Ведь против меня нет настоящих, веских доказательств.

– Ну выпустят тебя, Тони, но покоя все равно не будет, пока кто-нибудь не отыщет подлинного убийцу.

Тони посмотрел на нее. Никаких чувств в его глазах не было.

– Да, могу догадываться. Но меня это не тревожит. Все, о чем я тревожился, потеряно… Нед, Клодия… Эшфорд. Буду дома сидеть и бороться за Эшфорд по способу Неда. Может, и получится что из этого.

Джоанна почувствовала обиду.

– А друзья, Тони? Или дружба уже не считается?

– Джо, миленькая, это столько для меня значит, что как бы само собой разумеется.

– Тони, никто не любит, когда его считают "само собой разумеющимся".

– Ты права. Но, Джо, я боюсь и руку тебе протянуть. Я – грязный, одежда моя – воняет. И подходить к тебе не стану – неудобно. Уж прости. Но я тебе очень благодарен за то, что ты пришла. Теперь-то я точно несколько дней продержусь.

Тони открыл дверь и обратился к тюремщику:

– Я подожду здесь. Прошу вас, проводите леди Джоанну и найдите для нее экипаж. Пусть он довезет ее до дому. Вот, пожалуйста. – Тони полез в карман и вынул столько, что хватило и на извозчика, и на тюремщика. Джоанна пыталась отказаться, но Тони настаивал: – А чем я еще отплачу тебе за доброту твою, Джо?

Когда кучер спросил у Джоанны, куда ее везти, она, вместо своего адреса, велела ехать на улицу Боу. А когда горничная протестующе задышала, хозяйка только сказала:

– Тихо, Салли, получите с месячным жалованьем еще кое-что.

17

Добравшись до здания суда на улице Боу, Джоанна сразу же направилась к судейскому писарю. Клерк был очень удивлен, увидев даму в этом здании.

– Насколько я понимаю, частное лицо вправе нанять детектива?

– Да, миледи.

– Хорошо. Мне бы хотелось чего-то в этом роде. А сколько обычно приходится ему платить?

– Гинею в неделю, да еще издержки, миледи.

– А не могли бы вы мне кого-нибудь посоветовать?

Чиновник на мгновение пришел в замешательство.

– Э-э, а какого рода расследование может интересовать вас, сударыня?

– Дело об убийстве, – резко ответила Джоанна.

Глаза писаря стали круглыми от удивления. Вот уж не думал он, что такую даму может беспокоить что-то посерьезнее, чем погуливающий на стороне муженек. Хотя да, обручального кольца у этой дамы нет.

– Убийство, говорите? В таком случае вам подошел бы Мак-Мейнус. Или Нейлор. Только вот Мак-Мейнус пока в Кенте, значит…

– Значит, Нейлор. Верно? – сказала она сухо. – А где можно найти господина Нейлора?

– В это время он обыкновенно бывает в пивной. Дежурная кружечка, знаете ли. Паб называется "Голова Гаррика".

Лицо у Джоанны вытянулось. Одно дело – пожаловать на улицу Боу, но совсем другое – зайти в пивную, где только мужчины. Да и Салли туда не пошлешь. Неужели придется просить лакея?

Клерк заметил ее смятение.

– Не беспокойтесь, миледи. Я попытаюсь послать кого-нибудь в паб. Вам не надо туда ходить. Позвольте, я провожу вас в комнату потише. А за Нейлором я сейчас пошлю.

Джоанна одарила писаря благодарной улыбкой и, кивнув многострадальной Салли, пошла за ним.

– Тут будет получше, чем в приемной для посетителей в Ньюгейте, – засмеявшись, сказала она.

– Неужто вы и там побывали, миледи? – испуганно спросил клерк.

– Только что оттуда. И дело у меня спешное.

– Да, конечно, миледи. Я сию минуту пошлю Джейка. Подождите немного здесь.

– Ваши родители умерли бы, миледи, знай они, где вы, – проговорила рассерженная Салли.

– Но они же не узнают, Салли, – смиренно ответила Джоанна. – Разве что вы им расскажете.

– Да вы что, миледи? Ничего я не скажу. И даже того, что вы меня с собою целый день таскаете. Я только хотела сказать, что тут не такое место, где подобает быть леди, – ответила Салли, оскорбленная сомнениями своей госпожи насчет ее верности.

Прошло всего несколько минут, и в дверь легонько постучали.

– Войдите, – сказала Джоанна.

Вошел невысокий, ничем не привлекательный человек.

– Леди Джоанна Барранд?

– А вы, должно быть, Джейк. Так вы не нашли инспектора Нейлора? Можно, я ему записку оставлю? Пусть он со мной увидится.

– Гидеон Нейлор – это я, миледи, – ухмыльнулся мужчина.

– Да быть того не может, – вырвалось у Джоанны.

– Тем не менее это я. Насколько могу догадываться, миледи, вы заинтересованы в расследовании какого-то дела.

– Именно. Я бы хотела нанять детектива для расследования одного убийства. Но, может быть, мне лучше подождать господина Мак-Мейнуса. Мне сказали, что он теперь за городом. – Джоанна наконец поняла, что говорит что-то не то. – Простите. Я совсем не хотела обидеть вас. Но мне нужен…

– Кто-то великий и ужасный? – спросил он весело.

– Я всегда представляла себе инспектора по особым поручениям человеком… внушительным, что ли, – призналась Джоанна. – Когда я просила рекомендации, мне назвали и ваше имя тоже.

– Ну да, разумеется. Про меня и Мак-Мейнуса говорят: среди волков – как волк, а среди овечек – ягненок. Однако, леди Джоанна, если у вас есть возможность подождать пару деньков, то воля ваша…

– Помилуйте, но… Я понимаю, что была невежлива, но ждать совершенно не могу. Надеюсь, вы согласитесь взяться за это дело. – Джоанна улыбнулась. – Да, неловко получилось, нехорошо. Вы уж простите меня, господин Нейлор. Я совсем голову потеряла и ничего не соображаю – уж в очень трудное положение попал мой старинный приятель. Присядьте, прошу вас.

Нейлор сел. В дверь громко постучали, и Нейлор сказал:

– Я попросил Джейка принести нам чаю. Вы не против, надеюсь?

– Что вы, спасибо. – Джоанна и в самом деле была благодарна за его предусмотрительность и заботу.

Дверь распахнулась, и нескладный, здоровенный детина внес в комнату поднос. Этот крепыш мог поднять Нейлора одной рукой с той же непринужденностью, с которой он манипулировал сейчас подносом. Манеры его были безупречно почтительны.

После того как Джейк вышел, Нейлор посмотрел на Джоанну, вопросительно подняв брови.

Она рассмеялась.

– Да, да. Вы угадали. Я представляла себе, что инспектор по особым поручениям должен выглядеть примерно так.

– Джейк – человек очень полезный, и в суде очень хорошо иметь под рукой кого-то в этом роде, – рассуждал Нейлор, разливая чай по чашкам. – Он оказывается очень кстати в случае некоторых наших затруднений. Но что касается расследования преступлений, тут у него ничего не получается. А вас, насколько могу судить, интересует именно это, не так ли, миледи?

Джоанна отпила из чашки. Чай был горяч, крепок и настолько хорош, что она сразу же почувствовала себя лучше и расслабилась. День выдался особенный. Раньше она даже не знала, где находится эта тюрьма, не говоря уже о посещении Ньюгейта. Ей и в голову не приходило, что она может пить чай в суде на улице Боу, да еще в компании с детективом.

"Хорошо еще, что чай вкусный", – успокоила она себя и улыбнулась.

Этот господин Нейлор, должно быть, знает свое дело. Не зря же его присутствие создает атмосферу уверенности и спокойствия. Можно было подумать, что он готов сидеть тут, прихлебывая чай, столько времени, сколько понадобится ей, чтобы изложить суть того дела, ради которого она пришла.

– Мне требуется человек для расследования одного убийства, в котором несправедливо обвиняют одного моего давнего друга, – произнесла она наконец.

– А что это за убийство, миледи? – Нейлор уже догадался, о чем пойдет речь. Вряд ли леди Джоанна Барранд пожаловала в такое место, обеспокоенная участью какого-нибудь уголовника из низших слоев общества. Нет, из всех убийств, что произошли в последнее время, ее могло волновать только то, по которому он арестовал лорда Эшфорда.

– Жертву звали леди Фэрхейвен, господин Нейлор.

– А вашего друга зовут лорд Эшфорд?

– Так вам известно это дело? – холодно спросила Джоанна.

– Можно сказать и так. Это я арестовал лорда Эшфорда.

Джоанна совсем растерялась.

– А как же вы соглашаетесь на эту работу, если уверены в виновности Тони?

– Должность у меня такая, леди Джоанна. Я работаю инспектором. Это значит, что я должен расследовать порученное мне дело и, если будет достаточно оснований, арестовать кого-то. Собранных доказательств оказалось достаточно для задержания лорда Эшфорда. Это не значит, что я полностью уверен в его виновности. Я лишь исполнял то, что положено по службе.

– Так вы не верите, что он виноват?

– Я этого не говорил. Но я могу согласиться с тем, что дело может потребовать дальнейшего расследования. Даже – и, возможно, особенно – при таком исходе, когда после слушаний его дело будет прекращено.

– А чем, собственно, вы располагаете?

– Насколько нам известно, лорд Эшфорд был последним, кто видел леди Фэрхейвен в живых. После него с нею никто не встречался, по нашим данным. Кроме того, известно, что она отказалась ссудить ему деньги, в которых он отчаянно нуждался. И, будучи солдатом, он обладал навыками, которые требовались для того, чтобы убить жертву тем способом, которым она была умерщвлена.

– Я думала, что ее задушили. Задушить, по-моему, способен кто угодно.

Нейлор потянулся к Джоанне и схватил руками ее за шею. Джоанна чувствовала, как убыстряется ее пульс, когда он слегка надавил большими пальцами на кровеносные сосуды.

Назад Дальше