С того самого момента, когда она так открыто посмотрела на него, она избегала его взгляда. Он хотел взять ее руки в свои и сказать ей, что все хорошо, утешить ее, отогнать все ее боли и напасти, поцеловать так, как целовала когда-то мама, так, что от ее поцелуя проходили синяки и ушибы. Но что-то подсказало ему, что он должен быть осторожен. Он не хотел думать о Джинкс как о слегка тронутой, но, должно быть, она была не в себе, если скрывалась от всех таким образом.
- Ты сказал, что тебе нужна помощь, Киф.
Ты попал в беду?
- Нет, не в беду, - сказал он, быстро соображая. - Просто мне нужен совет. Через несколько месяцев я закончу колледж, и тогда я должен решить, что мне делать в жизни. - Он давно уже знал, что будет врачом, как мама, но в данный момент ничего больше не мог придумать.
- Как странно, - медленно отозвалась Джинкс, - что кто-то может решать сам, что ему делать со своей жизнью. - Она отпила чаю. - Я никогда не думала, что это возможно.
- Но ведь у нас у всех есть выбор, разве не так? - Он затаил дыхание, надеясь, что она ответит.
- Ты так думаешь?
- Конечно. Помнишь мамину яблоню?
Она часто говорила: "Жизнь подобна яблоне, и каждое яблоко - это возможность". А потом она сказала, что мы должны быть уверены в том, что срываем самые прекрасные яблоки, какие только можем найти.
- Я помню. Но я помню еще и слова, которые говорила бабушка Гэйтс, - что нет смысла плакать над мулом, если он лежит уже на дне залива. - Джинкс нарезала кусочки темного хлеба ножом с серебряной ручкой. - Я не думаю о возможностях, Киф. Мой мул лежит на дне залива уже много лет. Он утонул еще до того, как я узнала, что он пошел купаться. - Она горько засмеялась и посмотрела на брата. - Но если на твоей яблоне есть яблоки, то я очень рада за тебя. Какой выбор ты можешь сделать, Киф? Что хочешь ты от жизни?
- Ну, существует семейный бизнес. Рука ее внезапно дернулась, и чай пролился на стол. Она вытерла его салфеткой отрывистыми и нервными движениями.
- Тебя расстроила мысль, что я могу пойти в семейный бизнес?
- Это твоя жизнь, Киф. Но - как долго ты не видел… не видел Карра?
- В последний раз я видел его на похоронах.
- Да, он изменился. Он всегда был настоящим дьяволом, но сейчас… стал еще хуже.
Киф удивился откровенной горечи, которая звучала в ее голосе.
- Если он делает твою жизнь ужасной, то почему ты остаешься здесь?
- О, я никогда не вижу его, только слышу разные вещи. - Она взглянула на дверь, ведущую в основную часть дома. - Особенно наверху. Я слышу, что происходит за стенами наверху, и подчас заболеваю от этого.
Киф с улыбкой вспомнил, что в детстве в таких случаях говорил, что его вот-вот вырвет, но последние воспоминания о Карре - эти мучительные воспоминания о взрыве, который он устроил тогда… Оборвав свои собственные воспоминания о том аде, он спросил:
- А что ты слышишь через стены? Она пожала плечами.
- Женщин. Дикие вещи, о которых я не хочу думать, а еще меньше хочу обсуждать.
- Тогда почему ты остаешься здесь?
- А почему ты хочешь вернуться сюда? - задала она встречный вопрос.
- Ну, это только одна из моих возможностей. В действительности я хочу быть врачом.
Она взглянула на него, и глаза ее засияли неожиданным светом. И он подумал: "Так все-таки жизнь теплится за этим медленным увяданием".
- О, Киф, - воскликнула она, - как бы мама обрадовалась!
Он наклонился, не желая терять той ниточки, которая возникла между ними.
- Я думал, что, может быть, вернусь сюда в Глэд Хэнд - Хэрроувэйл то есть, чтоб заниматься медициной. Думал, что когда получу медицинскую степень, смогу вернуться сюда в больницу, которую построила мама.
- Она бы так гордилась тобой!
- Ведь Карру не принадлежит больница? - Нет. Она принадлежит тете Пэйшиенс. Мама отдала ее ей, когда перестала практиковать, как раз перед несчастным случаем.
"Да, - подумал Киф. - Тетя Эйлин тоже назвала это несчастным случаем". Неужели он один знает? Неужели никто больше не подозревал Карра в том, что это сделал он? А если кто-то и подозревал, стал бы он молчать об этом, как Киф все эти годы? Но что мог сделать один тринадцатилетний мальчик? Кто бы поверил ему?
Внезапно, глядя через стол на Джинкс, он понял, что она бы поверила ему. Если бы он мог сказать ей об этом семь лет назад, она бы поверила. Но она была с Эриком в море.
- Так я поговорю с тетей Пэйшиенс, - сказал он, - ты так помогла мне, Джинкс. Мне надо было знать, что ты одобришь это. Я так и хотел поступить, но мне было просто необходимо услышать от тебя, что я прав.
Она положила руку на его руку, пальцы ее дрожали.
- Ты всегда так хорошо относился ко мне, Киф, а я знаю, что в последние годы не заслуживала такого отношения.
- Ну, теперь все это позади. Мы ведь можем держать связь, правда? А потом, когда я закончу медицинскую школу и вернусь, мы снова будем близки. Я так скучал по тебе, Джинкс.
- И я скучала по тебе. По тебе, по маме, папе, Эдит и… - Она запнулась, и он понял, что она собиралась сказать "и по Райлю".
- Он пишет мне, - сказал Киф тихо. - Он пишет мне с тех пор, как я учился в прескул. - Он хотел было показать ей журнал "Уорлд мэгэзин", который привез с собой, но решил, что сейчас не время.
Она резко встала, глаза ее были прикрыты:
- Пойдем в гостиную?
Киф прошел за ней в другую комнату, не зная, как восстановить ушедшую доверительность. Было совершенно очевидно, что она не хочет говорить о Райле. Каким-то образом он был частью ее проблемы.
Киф сел в голубое кресло. Она остановилась перед камином, чтоб подбросить полено в огонь, а потом села в такое же кресло напротив.
- Ты действительно веришь в то, что у нас нет выбора, - что мы не властны изменить наши собственные судьбы? - спросил он, стараясь возобновить прерванную беседу.
- Нет, мы сами выбираем себе судьбу, - медленно ответила она, - но я также думаю, что иногда… мы… оказываемся в ситуациях, в которых не можем выбирать. И еще - и это действительно так - иногда мы не знаем всего, а потому не можем решить, какое яблоко - самое лучшее. - Взгляд ее говорил о том, что ею владели несчастливые воспоминания. Она больше разговаривала сама с собой, нежели с ним. - Некоторые вещи - некоторые чувства - просто слишком поглощают, подавляют. Они не оставляют пространства для выбора. И что-то просто… происходит, и нет никакой возможности остановить это "что-то". Оно просто… происходит вне зависимости от наших желаний. - Она замолчала, глаза ее уставились на огонь.
Спустя довольно долгое время она продолжила:
- Понимаешь, я думаю, что чувство может быть таким сильным, что ему просто необходим выход, и неважно, к какому несчастью этот выход может привести. И иногда - хотя, возможно, только единожды в жизни - сокрушительная эмоция просто берет нас в плен и не оставляет никакого выбора.
- Какая эмоция, Джинкс?
. - Любовь. - Она пожала плечами. - Возможно, ненависть.
Перед глазами Кифа возникла картина, которую он видел сквозь окошечко фотоаппарата в тот жаркий июльский день, - картина разрушения поезда и осколков, взлетающих в яркое летнее небо.
- Так ты полагаешь, что ненависть может извинить дьявольский поступок, который невозможно простить? - спросил он.
- Нет, не извинить, нет. Объяснить причину, возможно.
- И ненависть не оставляет выбора? - Он вскочил. - Ненависть может позволить человеку совершить зверство, а потом сказать: "Я не имел выбора, потому что ненавидел?" - Он не хотел давать выход своим чувствам, но не мог смолчать. Ничто не могло извинить или объяснить поступок Карра. Ничто. Как смеет она предполагать, что Карром овладела слишком сильная эмоция и он не смог совладать с ней?
Снова она пожала плечами:
- Я не очень-то много понимаю в ненависти. Я только думаю, что ненависть может подчас быть очень сильной. Про любовь я точно это знаю. Наверное, существует много эмоций, которые могут взять человека в плен, - жадность, злость, страх.
- Ты хочешь сказать, что сильные эмоции разрушают человеческую жизнь?
- Нет, о нет. Просто чем сильнее эмоция, тем больше вероятность того, что ты можешь сорвать не то яблоко с маминого дерева и получить по ошибке гнилое.
- А как же инстинкт? Интуиция? Не думаешь ли ты, что инстинкт помогает нам принять верное решение? Что он может увести нас с неверной тропы? - Он заходил по комнате. - Инстинкт и воспитание. Мне кажется, что это очень важные факторы в жизни. Уметь отличить хорошее от плохого - ведь это необходимо, Джинкс. Я не хочу сказать, что мы не поступаем иногда плохо. Но, делая неверный шаг, мы знаем, что он неверен, и больше уже не повторяем его. Ведь только так мы взрослеем, не правда ли? - Голос его стал жестче. - Только мне кажется, что некоторые люди взрослеют и все-таки не понимают разницу между хорошим и плохим.
- Да, наверное, ты прав, - сказала она, - но тут есть еще один момент, Киф. Что, если то плохое, что ты сделал, ты не мог не сделать? Если недостаточно просто сказать: "Я никогда не сделаю этого снова?" Что, если уже слишком поздно?
Он подумал: что же за ужасный грех она совершила, что никак не может себе простить? Он снова сел напротив нее и стал смотреть, как блики от огня танцуют на ее прекрасном изможденном лице.
Наконец она, похоже, сумела справиться с охватившими ее чувствами. Она наклонилась вперед и улыбнулась ему.
- Ну, я имела достаточно времени, чтоб подумать об эмоциях, Киф. А охватывала ли тебя когда-либо сильная - действительно сильная - эмоция?
- Я познал горе, - сказал он, - горе столь глубокое, что я думал, время никогда не залечит мою рану.
- О, Киф, извини. Конечно.
- Но время залечило рану. Потеря мамы, и отца, и Райля образовали в моей жизни пустоты, которые никогда не будут заполнены, но я научился радоваться, несмотря на . потерю. - Он посмотрел прямо ей в глаза и понял, что она также чувствовала глубокое горе. - И я познал ненависть, - продолжил он, голос его упал почти до шепота. - Ненависть, которая чуть было не поглотила меня. Но и с ней я научился справляться. Я понял, что если не справлюсь с ней, то она покалечит меня так же, как покалечила ненавистного мне человека. - Он замолк, боясь, что слишком много сказал, но она, по-видимому, опять была поглощена своими мыслями.
- А любовь, Киф? - мягко спросила она. - Ты уже понял, как сильно может покалечить любовь?
- Покалечить? Она не ответила.
- Если ты имеешь в виду, есть ли у меня девушка, то ответ - нет. Но я люблю тебя и всех, кого мы потеряли. - Руки ее теребили платок. - И я благодарю Бога за то, что Райль не был для меня полностью потерян в последние годы - он, по крайней мере, пишет. - Он специально бросил ей приманку, стараясь спровоцировать реакцию, и преуспел в этом.
Она быстро взглянула на часы, стоящие на полке камина, и вскочила.
- Я как раз собиралась покормить Элисон ленчем, когда ты пришел, - сказала она, вертя платок в тонких пальцах. - Как мило было с твоей стороны зайти, Киф, было так приятно поговорить с тобой.
"Зайти, сказала она. Как будто он не проехал три тысячи миль, чтобы увидеть ее!"
Она вежливо протянула руку, словно говорила "до свидания" случайному знакомому.
Он взял ее тонкую руку и с намерением посмотрел ей в глаза.
- Ты ведь не отошлешь меня, не дав даже увидеть Элисон, правда? Не дав мне увидеть мою собственную племянницу?
Она отняла у него руку и сказала с горечью:
- Ты точно такой же, как и все, правда? Ты что - думаешь, что она чудо природы? Ты что, тоже хочешь смотреть на нее и хихикать? - Голос ее сорвался, и она быстро повернулась к нему спиной. По ее поникшим плечам и легкому наклону головы он понял, что она борется со слезами.
- О, Джинкс, что случилось с тобой, что ты обвиняешь меня в том, что я могу смеяться твоему горю?
- Уходи, Киф. Просто уйди и оставь нас в покое.
- Почему, Джинкс? Почему? - Он коснулся ее плеча. - Ты помогла мне. Дай я помогу теперь тебе.
Она обернулась, и он увидел муку и отчаяние на ее лице.
- Уходи! - крикнула она, невыразимая боль слышалась в ее голосе. - Оставь меня, я сама наказала себя. Никто ничего не может сделать для меня. Я ничего не хочу и мне ничего не нужно.
Она открыла дверь на крыльцо. Ему было нечего больше сказать. Она не смотрела на него, когда он уходил. Дверь за ним закрылась.
В это время Киф услышал, как по дороге едет экипаж. Карр? Киф глубоко вздохнул. Потом он сошел с балюстрады, обошел вокруг башенного крыла и подошел к входу в дом.
Покрытый эмалью экипаж остановился. Кучер в высокой шляпе открыл дверцу с серебряным крестом и опустил ступеньку.
Карр был одет в черное честерфильдовское пальто с бархатным воротником и брюки в полоску, в руках он держал трость с набалдашником из слоновой кости. Он казался выше, чем раньше, хотя едва мог достать до плеча Кифа. О, так он носит туфли, в которых кажется выше! Если бы это был другой человек, то Киф пожалел бы его, но старания Карра казаться выше, чем он есть, были всего лишь еще одним признаком его острого желания быть больше и лучше всех.
Киф не чувствовал к нему ничего, кроме презрения. Он глубоко вздохнул.
- Привет, Карр. Голова Карра дернулась.
- Киф?
- Он самый.
- А почему ты не в школе? Неужели тебя вышибли?
- А ты был бы рад, если бы меня вышибли? Киф проследил за взглядом Карра. В дверях дома стоял внушительный мужчина около шестидесяти лет - новый дворецкий Карра. Киф с болью вспомнил, что Пенфилд уже не служит здесь.
- Добрый вечер, сэр.
- Скажите мисс Эмми, что через пять минут в холл подадут напитки.
- Слушаюсь, сэр. - Дворецкий посторонился и дал им пройти. - Зажечь огонь, мистер Хэрроу?
- Да, конечно! - Карр снял пальто и взглянул на чемодан Кифа. - Похоже, мой братец собирается провести здесь ночь. Помести его в голубую комнату третьего этажа, в конце коридора. - Желтые его глаза зловеще сверкнули.
Киф про себя улыбнулся, поняв, что Карр ждет его возражений. В голубую комнату третьего этажа мама никогда не помещала гостей. Гигантская ель росла слишком близко к дому и отбрасывала ветки так, что из окна комнаты казалось, что это привидение растопырило свои пальцы. Мама все клялась, что срубит дерево, но это так и не было сделано. Киф заметил, что брат его слегка прихрамывает.
- Спасибо, Уилкокс.
Дворецкий повесил пальто и шляпы, потом наклонился, чтоб развести огонь в камине.
- Бренди, Уилкокс, - приказал Карр. Он пригладил усы своими обкусанными пальцами.
- Да, сэр. А вы, сэр?
- Я бы хотел холодного эля, если у вас есть.
- Да, сэр, - Мужчина вышел. Карр встал спиной к камину и наклонился, чтоб помассировать ногу.
- Так ты приехал к Джинкс и она тебя не впустила.
- Я видел Джинкс. Мы приятно провели вместе время.
Карр с подозрением взглянул на него и повернулся к камину.
- А почему ты никогда не говорил мне, что Джинкс здесь живет? - требовательно спросил Киф.
- А какое тебе до этого дело?
- Она моя сестра, в конце концов! Она живет здесь как отшельник! Как ты можешь допускать это?
- Не смей в моем доме повышать на меня голос! - закричал Карр, брызгая слюной. - Вспомни, что я пока твой опекун! Ты еще несовершеннолетний.
Наверху хлопнула дверь. На губах Карра появилась сардоническая усмешка.
- Ну, мой петушок, - раздался женский голос. - Ты привез мне нового партнера?
Киф посмотрел наверх, и рот его открылся. С балкона свешивалась женщина, и большая часть груди ее грозила выпасть из платья. Даже с расстояния от груди казались огромными. Такой пышной женщины Киф в жизни не видел. Талия ее была затянута, бедра - широкими, юбка с оборками открывала одну ногу. Медно-золотые ее волосы украшало перо, а лицо было густо разрисовано. Должно быть, она была красивой, потому что черты лица ее были приятными, но из-за лавандовых теней, густой черной туши на ресницах и ярко-красной краски на губах лицо ее выглядело почти карикатурно.
Глаза Карра сверкнули:
- Спустись, Эмми, познакомься с моим братом.
- С твоим братом! - завизжала женщина. - Ну, у тебя и семейка! - Сопровождаемая шорохом юбок, она прошла по балкону и скрылась на лестнице.
Киф повернулся к брату.
- Что, черт возьми, все это значит?
- Мисс Эмми? - улыбнулся Карр. - Ну, она самая дорогая шлюха Фриско. Прямо из парижского особняка мадам Марсель.
- Как ты посмел осквернить память нашей матери, привезя в дом такую женщину! - Киф осекся, потому что медная блондинка вошла в холл.
Она двинулась прямиком к нему, груди ее того и гляди покинули бы свои тесные гнезда. Он поднял глаза и увидел, что она смеется над ним, язык ее соблазнительно ходит по алым губам.
- Воох, - выдохнула она со стоном. - Ну разве он не прелесть? - Она провела ногтем по скуле Кифа. Потом, продолжая смеяться, порхнула к Карру и задрапировала собою его тщедушное тело. Карр стал рассеянно ласкать ее, глядя на Кифа.
- Мой братец считает, что я порочу память матери, Эмми.
- О Боже, - сказала она. Улыбка ее была похотливой, а в голосе слышался смех. - Твоей матери тоже?
Киф сжал кулаки.
- Когда ты кончишь свои забавы, Карр, и будешь готов к разговору со мной, то сможешь найти меня в библиотеке. - Он повернулся на каблуках и почти выбежал из комнаты.
Киф долго просидел в библиотеке, борясь с желанием вернуться и вытащить своего брата за шкирку.
Наконец послышался стук в дверь. На пороге стоял дворецкий с подносом.
- Я подумал, что, может быть, вы голодны, сэр. Я принес вам ужин.
- Это очень мило с вашей стороны, Уилкокс. А мой брат поел?
В этот момент раздался визгливый смех и звук разбитого стекла.
- Нет, сэр. Мистер Хэрроу сейчас занят наверху. - Дворецкий и глазом не моргнул. Снова послышался грохот и женский хохот. Уилкокс поставил серебряный поднос на библиотечный стол. - Что-нибудь еще вам понадобится, сэр?
Где-то с шумом открылась дверь, и балконная стена пошатнулась. Потом Киф услышал, как кто-то побежал, раздался еще один взрыв смеха, и голос Карра, хриплый и пьяный, сказал:
- Вернись сейчас же, сука! - За этими словами последовали звуки борьбы и хлопанье двери.
Киф подумал о Джинкс, чья спальня находилась в конце балкона. Он повернулся спиной к дворецкому, не в силах смотреть на него.
- Это часто бывает?
- Да, сэр.
Киф откашлялся.
- Они не… не пытаются… войти в крыло мисс Хэрроу?
- Нет, сэр. Мистер Хэрроу не проявляет никакого интереса к своей сестре. - Он наклонился, чтобы поправить салфетку. - Мисс Эмми, однако… - Он слегка сдвинул вилку. - Мисс Эмми задает много вопросов.
- Уилкокс.
- Да, сэр?
- Если я дам вам мой адрес, вы не дадите мне знать, если станет хуже? Если я понадоблюсь мисс Хэрроу?
Дворецкий выпрямился, глаза его устремились куда-то повыше плеча Кифа.
- Мне жаль, сэр, но меня не будет здесь. Мистер Хэрроу уже предупредил меня.
- Понятно. - Внезапно Киф почувствовал себя таким юным и беспомощным. Когда ему было тринадцать, он не мог устоять против брата. Теперь ему почти двадцать один год, а ничего не изменилось.