- В общем, да, но порядок я обеспечиваю здесь. Посмотрите - вот старый "позорный стул". Его не забывают и в наши дни… У кого-то жена погуливает, кого-то заподозрили в связях с нечистой силой…
- Что, все эти предрассудки еще живы?
Он пожал плечами.
- Народные обычаи сохраняются веками, а в таком заповедном месте, как Остров, больше, чем где-либо. Пойдемте же, познакомимся кое с кем из обитателей Острова; я хочу, чтобы все узнали мою дорогую гостью.
Мы подъехали к "городку", состоящему всего из двух-трех улиц. Кругом простирались поля. К нам стал приближаться человек с тачкой.
- Добрый вам день, мистер Яго.
- Добрый! - откликнулся Яго. - Вот она, моя подопечная, мисс Эллен Келлевэй.
- Добрый и вам день, мисс.
- Что, Джим, хороша наша гостья, а?
- О да, господин, даже очень хороша.
Он двинулся дальше своей дорогой.
- Все эти люди - наши арендаторы, - объяснил Яго. - Каждый клочок здешней земли принадлежит нам, Келлевэям, принадлежит последние шесть столетий.
Главное место на миниатюрной площади, образованной домиками, занимал магазин. Витрины его ломились от разнообразных товаров. Похоже, одновременно здесь обосновались и торговец льняным полотном, и галантерейщик, и свечник, и булочник, и зеленщик. Про себя я сразу решила, что при первой возможности подробно изучу этот "универсальный магазин".
В одном из двориков на площади нас привлек шум - разговоры, смех, веселье.
- Кажется, я знаю, что там происходит, - сказал Яго, - в этом доме появился новорожденный. А сегодня крестины. Хозяева не поймут и не одобрят, если, оказавшись поблизости, я не зайду пожелать младенцу добрых слов. Давайте оставим лошадей и заглянем туда на минутку. Эй, малый! - закричал он кому-то. - Прими-ка лошадей!
И чудесным образом будто из ничего возник "малый".
- Займись моим конем и лошадью дамы, - велел ему Яго.
Мы зашли в дом счастливых родителей.
- Да, никак, господин наш здесь, - с поклоном встретила нас хозяйка.
Коттедж был маленький, да еще несколько гостей в нем собрались, так что нам с Яго едва-едва хватило места. Особенно Яго. С его появлением комнаты и мебель стали казаться кукольно-крошечными.
- Какая честь для нас! - сказал один из мужчин, судя по всему, отец младенца - хозяин дома.
- Где дитя? - спросил Яго.
- В колыбельке наша крошка. Окажите еще большую честь, мистер Яго, благословите ребеночка, да отведайте нашего праздничного пирога.
- Конечно, - согласился Яго.
- А может, и стаканчик тернового джина, любезный господин, чтобы промочить горло?
- С удовольствием, - отвечал Яго.
Пирог нарезали, мы взяли по кусочку, потом выпили по рюмочке тернового джина, который приятно обжигал горло.
- Счастья и радости вашему ребенку, - пожелал Яго.
- И пусть живется ему славно при таком добром господине, - подхватила мать.
- Да будет так.
Мы вышли из коттеджа на улицу, где терпеливо дожидался "малый" с нашими лошадьми. Снова оказавшись в седле, мы поехали между домов и двориков.
- Здесь почти все коттеджи похожи один на другой, - заговорил Яго, - это так называемые дома "Трех жизней". Ставят их за одну ночь, и три последующих поколения имеют на него все права. Например, сам строитель-основатель, его дети, его внуки. После этого коттедж переходит в собственность землевладельца. На Большой земле принято ставить коттеджи другого типа под названием "Лунный свет". Строятся они тоже за одну ночь, но в собственности основателя остаются навечно. Условие единственное - строительство начать с наступлением темноты закончить до рассвета.
- Разве возможно возвести дом за такое короткое время?
- Если готовы все участники, если на месте материалы и инструменты, то поставить четыре стены и навести крышу ничего не стоит. А этого достаточно, чтобы дом считать домом. Как вам кекс на крестинах, понравился?
- Уж очень желтый какой-то.
- Это от шафрана - здесь он считается деликатесом. Не вздумайте заявить кому-нибудь, что он вам не по вкусу.
Сколько всего я узнала об Острове в то утро! Узнала, то хозяйство Острова в основном ведут рыбаки, хотя довольно много фермеров. Мы объехали несколько маленьких бухточек, где у причалов поскрипывали суденышки, где среди корзин и плетенок для омаров сидели на песчаном берегу рыбаки и чинили свои сети. Все они почтительно приветствовали своего господина и благодетеля, и мне было приятно их доброе отношение к Яго. Я узнала, что раз в месяц устраивается на Острове ярмарка, на которую приезжают торговцы с "материка". Правда, если погода позволяет. Тогда островитяне и закупают впредь все необходимое - примерно на месяц. А уж чего только не увидеть на ярмарке! И все ждут ее всегда с нетерпением. Зашел у нас разговор и о суевериях.
- Когда люди в повседневной жизни часто подвергаются опасностям, как, например, здесь, у моря, они становятся суеверными. Рыбаки, выйдя на лов, никогда не упомянут ни зайца, ни кролика, никого из зверья. Это сулит неудачу. А если по дороге к пристани рыбак встретит священника, то непременно повернет обратно. Рыбаки не любят возвращаться с уловом до рассвета - они думают, на добычу их позарятся гномы, которые, хоть и маленькие, но, говорят, могущественные и отнюдь не всегда добрые.
- Как, интересно, вообще возникают поверья, приметы?
- Может быть, кто-то на пути к причалу встретил однажды пастора, и лодка его не вернулась. Потом был, возможно, другой такой случай. Все, вполне достаточно для нового поверья. А стоит примете родиться, она будет жить вечно. В старые времена эти острова служили прибежищем тем, кто хотел избежать преследований закона. А здесь для нас, Келлевэев, не было никаких авторитетов, кроме собственного мнения. Немало изгнанников, парий нашло у нас приют; для некоторых Остров стал убежищем политическим, а сами они стали подчиняться закону Келлевэев. Тая что история нашего Острова очень интересная, нам, Келлевэям, есть чем гордиться…
- А что, преемственность поколений свято соблюдается несколько сотен лет?
- Да! Если единственной наследницей оказывалась женщина, она была обязана выйти замуж и передать своему супругу имя Келлевэй.
- Прекрасное утро, - сказала я. Сколько я всего узнала, но только еще больше разохотилась Яго взял меня за руку
- Я так хочу, чтобы вы остались здесь навсегда, Эллен, - проговорил он, - не могу даже сказать, как сильно хочу этого. Когда я увидел вас в Лондоне, то дьявольским искушением было схватить вас в охапку и привезти сюда для знакомства с родовыми владениями, перед тем как вы выскочите замуж Надо сказать, обуздать себя было нелегко
- До сих пор не понимаю, почему вы тогда так странно вели себя? Почему сразу не сказали, кто вы?
- Момент был неподходящий. Вы были так поглощены предстоящим замужеством, а вот потом, когда все лопнуло, я понял, что у меня есть шанс. Я хотел, чтобы вы сами пожелали приехать сюда. Объяснить все сразу трудно. Ограничимся тем, что я счастлив видеть вас здесь.
Я была тронута его волнением. Присутствие этого человека возбуждало меня. На том концерте он сразу же заинтересовал меня, в пустом лондонском особняке - испугал, а вот сегодня утром отношение мое к нему изменилось. Теперь он казался самым интересным мужчиной, какого мне приходилось встречать.
С большим трудом ему удалось справиться с охватившим его волнением.
- Увы, - уже спокойно произнес он, - нам пора возвращаться в замок. Мне еще очень многое хочется вам показать, но, может быть, на первый раз достаточно. Пусть теперь Гвеннол покажет вам замок, только не обращайте особого внимания на страшные истории с привидениями.
- А что, значит, есть все-таки привидения?..
- Было бы странным, если бы за шесть столетий мы не обзавелись бы несколькими призраками. Большинство из них обитает, конечно, в подземельях. За многовековую историю было два-три случая, когда нас пытались силой лишить по праву принадлежащих нам владений, ведь соблазн повелевать этими островами был велик для многих. Я могу их понять. Но для меня - это мой мир. Мое маленькое королевство. Может, вы тоже начали чувствовать нечто подобное, а, Эллен?
- Одно могу сказать - вам есть чем гордиться. При том почтении, которым вы здесь окружены…
- О, здешний народ немного перебарщивает с этим. Хотя должен признать, что только с тех пор, как я взял все в свои руки, началось процветание Острова. Урожаи радуют. Конечно, все в руках Всевышнего, как говорится. Но главным образом в руках Яго Келлевэя. Мы стали внедрять современные методы на фермах, я много делаю для развития нашей торговля. На таком Острове, как наш, всегда можно найти возможности улучшать жизнь. И с вашим отцом в этом смысле у нас никогда не было разногласий.
- Что вы говорите?
Мне ужасно хотелось, чтобы он продолжил эту тему - все, что касалось отца, было для меня крайне важным и интересным.
- Отец ваш, Эллен, долго и тяжело болел перед кончиной. Так что бразды правления передал мне очень давно.
- И тогда дела сразу пошли в гору?
- Спросите об этом у наших жителей. Ну вот! Вы опять погрустнели. Не будем говорить о прошлом, Эллен. Вы здесь. Отсюда и начнем отсчет.
Он улыбался, но мне показалось, что в глазах его мелькнуло беспокойство. Однако мое настроение было безмятежно-прекрасным. Мы вернулись в замок.
День был в разгаре. Ленч состоял из холодных мясных закусок и салата. За столом собрались только Дженифрай, Яго и я. Гвеннол уехала на материк.
- Она часто в такую тихую погоду ездит туда, кто-нибудь из лодочников отвозит ее, - объяснила Дженифрай.
Она расспросила меня, как прошло утро, где на-Острове мы уже побывали. Она была ласкова и любезна. Что это я вообразила о ней ночью, увидев в зеркале ее лицо?
Яго с управляющим предстояло заняться хозяйственными делами, а Дженифрай, как она сказала, днем обычно отдыхает, так что я решила в одиночестве побродить вокруг замка и осмотреть окрестности в его пределах. Самостоятельные изыскания я обожала.
Прогулка моя началась после половины третьего дня. Чудесное сентябрьское солнце жемчужными переливами заставляло играть море. Я пошла вдоль мощной стены с зубчатыми краями и оказалась перед готического стиля аркой. Дальше вниз вели несколько каменных ступенек, заметно стертых тысячью ног. Что за люди ходили по этим камням, как они жили, о чем думали? Пройдя под аркой, я увидела перед собой хозяйственный двор, уже знакомые постройки, когда услышала голубиное воркование, сразу сообразила, что оказалась в том же уголке внутреннего двора, что и вчера вечером.
И в то же мгновение я увидела его. Он был очень маленький, с копной светлых, почти белых волос; такие же светлые глаза, редкие ресницы, едва заметные брови придавали его лицу удивленное выражение. Он заметил мой изучающий взгляд. Сначала я дала ему лет четырнадцать - пятнадцать, но, присмотревшись к его лицу, подумала, что он гораздо моложе.
В руках у него была миска с зерном, на плечи то и дело садились птицы. Личико его исказилось ужасом, он быстро пошел к приземистой постройке, в окне которой вчера я заметила тень; наверное, здесь он и обитал.
- Не уходи, не уходи, пожалуйста! - негромко позвала я его. - Я пришла только посмотреть голубей. - Но он продолжал идти к низкой двери своего жилища.
- Если ты сейчас уйдешь, птицы останутся без корма, - напомнила ему я. - Разреши посмотреть мне, как ты их кормишь. Мне так нравится, как они вьются около тебя.
Он замер, будто раздумывая, делать ли следующий шаг.
- А ты, наверное, Слэк, - догадалась я. - Я с твоей мамой познакомилась в гостинице.
И тут он с улыбкой обернулся и кивнул.
- А я Эллен Келлевэй. Я приехала погостить здесь немного.
- Ты голубей любишь? - спросил он.
- Я мало знаю о них, но слышала, что бурые голуби, например, могут переносить письма; мне это кажется просто удивительным.
- Мои письма носят, - гордо сказал он.
- Ну не чудо ли? Как они знают, куда лететь?
Улыбка опять осветила его лицо.
- Так они же ручные, - сказал мальчик, взял целую горсть зерна из миски и рассыпал по каменистым плитам двора. Птицы сразу налетели, принялись клевать, некоторые уселись прямо на край миски. Раздавалось их дружное и довольное воркование.
- Они, наверное, тебя знают.
- Конечно, знают.
- Давно ты с ними занимаешься?
- Да с того дня, как я здесь.
Он стал загибать пальцы, подсчитывая. Получилось пять лет.
- А я видела тебя вон там вчера вечером, - указывая на окошко, сказала я.
- А я видел тебя, - лукаво улыбнулся он.
- Я тебя звала, но ты притворился, будто не слышишь.
Он кивнул, по-прежнему с хитрым видом.
- Ну, а сейчас можно зайти?
- Ты хочешь зайти?
- Конечно Голуби ужасно интересуют меня.
Он открыл дверь; три ступеньки вниз - и мы оказались в крохотной комнатке, где стояли мешки с зерном, лотки для воды, кормушки.
- Это моя голубятня, - сказал он. - Но я же должен покормить их!
Мы снова вышли во двор. Он вытянул вперед руку, тут же пара голубей села на нее.
- Что, мои красавчики? - приговаривал он. - Что, прилетели поздороваться со Слэком?
Я взяла пригоршню зерна и бросила под ноги. Мальчик внимательно наблюдал за птицами, потом сказал:
- Любишь голубей, значит Она тоже любила их.
- Она?
Он быстро закивал.
- Она. Она любила их. Она приходила, помогала мне, кормила их. Нет ее теперь.
- Кто она была, Слэк?
- Она, - повторил он. Взгляд его вдруг потух - Ушла она. Теперь ее нет.
Какие-то воспоминания расстроили его. О моем присутствии он уже не вспоминал, молча кормил голубей. Я поняла, что дальнейшие расспросы огорчат его еще больше, да и замкнется он снова. Поэтому я тихонько ушла.
На следующий день Гвеннол показывала мне замок.
- Давай начнем с подземелий, - предложила она. - Там действительно жутко.
По винтовой лестнице с канатом вместо перил мы спускались вниз. Гвеннол все время призывала меня соблюдать осторожность.
- Эти ступеньки очень коварны. Привыкнуть к ним невозможно. Несколько лет назад одна из горничных упала здесь, а хватились ее только через сутки. Бедняжка чуть рассудка не лишилась, уж не чаяла, что ее найдут, и не столько страдала от боли, сколько привидений боялась. Она уверена, что лапа призрака столкнула ее с лестницы, и переубедить ее невозможно.
Мы вышли на квадратное пространство, что-то вроде подземной площади; пол здесь был выложен ровными плитами. Кругом были двери - я насчитала их восемнадцать. Одну я толкнула. Мне открылась камера - щель, в которой человеку в полный рост встать было невозможно. Тяжелое стальное кольцо было приковано толстой цепью к стене. Я содрогнулась, осознав, что это кольцо-ошейник. Стены сочились влагой, затхлый смрад плесени стоял в воздухе, Поскорее захлопнула я дверь. Открыла соседнюю - такая же страшная камера-пещера. Заглядывали мы и в другие двери. Все помещения в подземелье были одинаково мрачными. В некоторых камерах под потолком было оконце - зарешеченное, без стекла. На одной из стен бросился в глаза выцарапанный рисунок - виселица, на другой - жуткий скалящийся лик. Сколько горя и отчаяния повидало это темное и мрачное место!
- Это ужасно, - произнесла я.
Гвеннол кивнула.
- Представляешь, каково здесь узникам. Кричи не кричи, никто не услышит, а если и услышит - что толку?
- Здесь все пропитано страданиями, ужасом безумия, страхом и отчаянием.
- Кошмар, - согласилась Гвеннол. - Ну, наверное, хватит. Но все же ты должна была это увидеть. Это тоже наш замок.
Мы выбрались из подземного "царства" на белый свет, и Гвеннол повела меня по бесчисленным комнатам, залам, галереям замка. Мы осмотрели башни - северную, южную, западную и восточную; мы поднимались и спускались по лестнице; мы шли коридорами, переходами; мы побывали на кухне, в пекарне, на маслобойне, на винодельне, на скотобойне; мы знакомились со слугами, работниками и работницами, которые одинаково почтительно приветствовали нас и с одинаковым любопытством и настороженностью приглядывались ко мне.
Впечатлений было слишком много. Но вот одна из комнат заинтересовала меня особенно, ибо, открыв дверь в нее, Гвеннол сказала:
- Я слышала, эту комнату очень любила твоя мать. Фрэнсис ее звали, так ведь? До сих пор старые служанки так и говорят - комната Фрэнсис.
От порога вниз надо было спуститься на одну ступеньку. Гвеннол села на широкую скамью в алькове.
- Говорят, она всегда рисовала, - продолжала моя проводница, - ну, эта комната для художника явно не подходит. Здесь так мало света. А уж после отъезда Фрэнсис никто, по-моему, ею не пользовался.
Жадно осматривала я каждый уголок комнаты, пытаясь представить здесь свою мать. Помещение было явно не из лучших: окно маленькое, обстановка скромная, всего лишь стол, несколько стульев, деревянная скамья, шкаф.
- Интересно, вдруг что-нибудь из ее вещей сохранилось? - сказала я.
- Надо посмотреть в шкафу.
Я открыла створки - и вскрикнула от восторга: мольберт, листы бумаги!
- Да это, наверное, ее! - воскликнула я и, подняв скрученные от времени листы, на дне шкафа увидела альбом для эскизов. На обложке размашисто значилось - Фрэнсис Келлевэй. Вот это находка! От счастливого возбуждения у меня дрожали руки, я неуверенно начала перелистывать страницы. Гвеннол поднялась со скамьи, подошла, заглянула мне через плечо. В альбоме было полно набросков - замок в разных ракурсах.
- Да она настоящая художница! - заметила Гвеннол.
- Я возьму это с собой и подробно изучу на досуге, - заявила я.
- Почему же нет?
- Это потрясающе. Ты, может быть, удивляешься моим восторгам, но я так мало знаю о своей маме, а отца вообще не помню. Ты, должно быть, знала его?
- Никто его толком не знал. А я даже видела редко. Кажется, ни детей, ни молодежь он не жаловал. Болел очень долго, тяжело, из комнат своих почти не показывался. Перемещался последнее время в инвалидном кресле. Ухаживал за ним Фенвик, то ли камердинер, то ли секретарь. Дядя Яго помногу беседовал с твоим отцом, все дела Острова они обсуждали. Но совершенно не ощущалось, что он - член семьи Келлевэй.
- Как странно. Если бы не он, я бы не оказалась здесь. А я его вообще никогда не знала.
- Тебя должно утешать то, что никто не знал его по-настоящему. Дядя Яго однажды назвал его одиноким волком. Полагаю, больше всего о нем мог рассказать этот Фенвик.
- А где он, Фенвик?
- После смерти твоего отца он уехал отсюда. Я думаю, живет сейчас где-нибудь на материке.
- А ты не знаешь, где?
Гвеннол отрицательно покачала головой. Похоже, разговоры о моем отце наскучили ей, и она сменила тему:
- Может, еще что-нибудь из старых вещей отыщется? Знаешь, ведь эта скамья что-то вроде сундука.
Мы подняли тяжелое деревянное сиденье, но внутри не оказалось ничего, кроме дорожного пледа.