Женевьева в ужасе уставилась на Джека. Теперь ей стало понятно, что он сделал с ключами надзирателя Симса. Джек наконец-то тоже подошел к окну. Бросив взгляд на Хейдона, он повернулся к Женевьеве и, пожав плечами, пробормотал:
– Я же не думал, что он придет сюда.
– Ты его знаешь?! – воскликнул Саймон, с восторгом глядя на Джека.
– Он принц?! – Аннабелл снова оживилась.
Джек криво усмехнулся:
– Принц – это вряд ли.
– Он уходит! – закричала Грейс, опять привлекая к Хейдону всеобщее внимание.
– О Боже, он едва держится на ногах, – пробормотала Женевьева.
– А что с ним такое? – спросил Джейми.
– Надзиратель в тюрьме его ужасно избил за то, что он попытался мне помочь, – проговорил Джек, с вызовом глядя на Женевьеву.
– Надо его остановить! – заявил Саймон. – Идемте!
– Подождите! – крикнула Женевьева. Дети остановились у двери и, обернувшись, посмотрели на нее вопросительно. – Я не уверена, что надо это делать, – сказала Женевьева. – Хотя… – Она вдруг умолкла и вздохнула.
– Но мы ведь хотим ему помочь? – спросила Шарлотта.
– Конечно, хотим. Женевьева всегда помогает людям, – сказал Джейми.
– А если он помог Джеку, то мы просто обязаны ему помочь, – рассудила Грейс.
– Надо сейчас же его остановить! – закричала Аннабелл, театрально заламывая руки. – Надо его остановить, пока он не скрылся навеки!
Женевьева снова вздохнула и взглянула на Джека. Тот молча смотрел на нее несколько секунд, затем резко развернулся и быстро зашагал к лестнице.
Все дети тотчас же бросились следом за Джеком – их белые ночные рубашки развевались у них за спинами, точно крылья.
– Назад! – рявкнул Оливер, выскочив из кухни с топором в иссохших морщинистых руках. – По улице рыскает какой-то негодяй! Я изрублю его на куски и отдам Юнис, чтобы сделала фарш!
– Эй, Оливер, соображай, что говоришь! Пугаешь детишек такими разговорами, – отчитала его Дорин; ее изрезанное морщинами лицо выражало явное неодобрение. – Как я буду их кормить, если ты постоянно болтаешь всякие глупости?
– Я не собираюсь делать фарш из этого несчастного бродяги, – заявила толстуха Юнис. – Ведь он весь из жил и хрящей.
– Оливер, не убивайте его! – взмолилась Шарлотта. – Он же раненый!
– И он друг Джека, – добавила Грейс.
– Мы хотим пригласить его к нам, – объяснила Аннабелл.
– Может, тогда выпьем чаю? – с надеждой спросил Саймон. – А то есть ужасно хочется…
– В такой час? – Юнис с возмущением взглянула на Женевьеву. – Мы сейчас не можем приглашать гостей. Мы ведь все в ночных рубашках.
– А ему все равно, – возразила Шарлотта.
– Он же из тюрьмы! – радостно закричал Джейми, как будто это было лучшей рекомендацией.
В следующее мгновение Джек рывком распахнул дверь, и дети следом за ним высыпали на улицу. Хейдон же тем временем медленно удалялся от дома.
– Эй, остановись! – закричал Саймон.
– Вернитесь! – крикнула Шарлотта.
– Мы не позволим Оливеру пустить вас на фарш! – пообещала Аннабелл.
Решив, что слова Аннабелл не очень-то гостеприимное приглашение, Джек бросился вдогонку за Хейдоном. Он догнал его, когда тот уже поворачивал за угол.
– Все в порядке, вы можете войти, – сказал мальчик.
Хейдон смотрел на него в замешательстве. Все расплывалось у него перед глазами, а каждый шаг требовал неимоверных усилий. Но все же он не хотел подвергать опасности мисс Макфейл и детишек в белом, стоявших у двери. Такое он делать не собирался…
– Нет. – Хейдон покачал головой.
– Вы должны зайти, – настаивал Джек. – Вы слишком ослабели, чтобы ходить, а ведь скоро весь Инверари будет вас разыскивать.
– Я не хотел, чтобы она… знала. – Хейдон с трудом ворочал языком. – Не хотел, чтобы она в этом участвовала.
– Но она сказала, что не возражает, – солгал Джек. Он обхватил Хейдона рукой за плечи, чтобы тот не упал. – Она хочет, чтобы вы вошли.
Хейдон повернулся к дому и посмотрел на Женевьеву. На ней был только пеньюар, а вокруг нее толпились дети в белых рубашках, махавшие ему руками. Но он не мог рассмотреть лицо мисс Макфейл – туман перед глазами сгущался с каждой секундой.
– Но только на эту ночь, – пробормотал наконец Хейдон. – Не дольше.
Опираясь на плечо Джека, он побрел обратно к дому. Мальчик помог ему подняться по ступенькам, и они вошли. В холле Хейдон окинул взглядом окруживших его детей и рухнул на пол.
– Что случилось с твоим другом, парень? – проворчал Оливер, глядя на Хейдона. – Он очень неважно выглядит.
– Его избили, когда он пытался мне помочь, – ответил Джек. – И он болен.
– Говоришь, болен? – усмехнулась Дорин. – Да он почти покойник.
Джейми поднял на Женевьеву озабоченные глазенки:
– Он что, умрет?
– Нет, конечно, – ответила Женевьева, стараясь говорить как можно увереннее, хотя уверенности не было ни малейшей. Ведь человек, лежавший на полу, был осужден за убийство. И если убийцу поймают – скорее всего так и будет, – то его повесят.
Женевьева тут же отбросила эту мысль. Сейчас следовало думать только о том, что он ранен и нуждается в помощи. Повернувшись к Оливеру, она сказала:
– Пожалуйста, помогите Джеку отнести его в мою комнату и положите на кровать. А вы, Юнис, подогрейте бульон. И ему нужен крепкий чай. Дорин, пожалуйста, подготовьте кувшин горячей и кувшин холодной воды, а также мыло и баночку мази. Саймон и Джейми, принесите в мою комнату дрова и подкиньте в камин. Аннабелл, Грейс и Шарлотта, найдите старую, но чистую простыню и разорвите ее на узкие полоски для перевязки.
Все тотчас же отправились выполнять ее поручения, и Женевьева, сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, поспешила в свою спальню.
– Надо бы снять с него эту одежду, – сказал Оливер, когда они уложили Хейдона на кровать. – Хотите, я ее сожгу? – Он многозначительно посмотрел на Женевьеву.
Она молча кивнула. Оливер прекрасно знал, как одевали узников местной тюрьмы – куртка, штаны, рубашка и подтяжки.
– Эй, парень, помоги посадить его, чтобы снять все это. – Оливер взглянул на Джека.
Их подопечный был очень крупным мужчиной, и понадобились усилия всех троих, чтобы его поднимать и поворачивать, снимая отвратительную тюремную одежду. Наконец они раздели его до пояса, и Женевьева в ужасе уставилась на багровые синяки, покрывавшие мускулистое тело.
– Это сделал тот мерзкий надзиратель?
Джек тяжело вздохнул:
– Он попал в тюрьму уже раненный и что-то говорил о том, что на него напали. Вот почему Симс ударил его по ребрам. – Голос мальчика наполнился ненавистью. – Надзиратель знал, что так ему станет еще хуже.
– Тюремные надзиратели – самые гадкие люди, – проговорил Оливер. – Поверьте, все они одинаковые. Мисс, вы бы отвернулись, пока мы с Джеком будем снимать с него штаны.
– Пойду посмотрю, что там у Дорин, – смутившись, пробормотала Женевьева.
Через несколько минут она вернулась со стопкой чистых полотенец. В это время Оливер яростно орудовал кочергой в камине, откуда валил густой серый дым, и говорил Саймону и Джейми:
– Нельзя укладывать поленья как кирпичи. Надо оставлять место, чтобы дрова дышали, понятно?
– Девочки, вы не могли бы найти для этого другое место? – Юнис уставилась на Аннабелл, Грейс и Шарлотту – те расстелили на полу простыню и расселись на ней, как будто находились на пикнике.
– Если мы хотим ее рвать, то надо с нее слезть, – проговорила рассудительная Шарлотта.
– Какая разница? – пробурчала Грейс, тщетно пытавшаяся надорвать край простыни. – Все равно ничего не получается.
– Смотрите, я арабская принцесса! – Аннабелл встала и прикрыла лицо краем простыни. – Где ты, о где ты, мой прекрасный шейх?
– Просто позор, что мы не можем затолкать его в ванну, – сказала Дорин, подбоченившись. – Горячая ванна – лучший способ отмыть человека.
– Или утопить, – с усмешкой заметил Оливер. Передав кочергу Саймону, он добавил: – Особенно когда он в таком состоянии.
– Я помогу его вымыть, – заявил Джейми, державший в руке мокрую тряпицу, с которой стекала вода. – Я знаю, как это делается.
– В твоей помощи нет необходимости. – Женевьева отобрала у Джейми тряпку. – О друге Джека позабочусь я с Оливером и Дорин. Остальные могут идти спать.
Саймон положил кочергу у камина и, посмотрев на Женевьеву, проговорил:
– Но мы хотим помогать.
– Мы не будем шуметь, – заверила Грейс.
– И не станем вам мешать, – добавила Шарлотта.
– Пожалуйста!.. – взмолилась Аннабелл.
Женевьева вздохнула:
– Дорогая, я очень вам признательна за желание помочь, но в комнате слишком много людей. Поверьте, больше всего вы нам поможете, если пойдете спать. Завтра у вас будет много дел.
– А каких? – оживился Джейми.
– Завтра скажу. Юнис, пожалуйста, отведите детей в их комнаты и уложите в постель.
– Пойдемте, пойдемте, цыплятки. – Юнис развела в стороны пухлые руки. – Пойдемте быстрее. А самый проворный завтра получит на тарелке что-то вкусненькое.
Воодушевленные такой перспективой, дети побросали свои занятия и выбежали из комнаты.
– Джек, ты тоже можешь идти спать, – сказала Женевьева. – Мы и без тебя справимся.
– Вы собираетесь выдать его полиции? – неожиданно спросил Джек. – Но он ведь сказал вам, что никого не убивал.
Дорин в изумлении уставилась на лежавшего на кровати мужчину:
– Выходит, это убийца, сбежавший из тюрьмы?
Женевьева смочила в теплой воде тряпку и принялась протирать лоб и щеки Хейдона.
– Если бы не он, – сказала она, – Джека бы сегодня жестоко избили. Правда, Джек?
– И у него не было никаких причин мне помогать, – проговорил мальчик. – Но он все же вступился за меня. Больной и раненный, он вступился… И сказал надзирателю, что убьет его, если тот только притронется ко мне. А потом надзиратель бил этого человека доской по ребрам.
Женевьева еще раз протерла лоб и щеки Хейдона. Его щеки покрывала десятидневная щетина, под глазами темнели синяки, но все равно было видно, что это необычайно красивый мужчина. "Человек, осужденный за убийство", – неохотно напомнила она себе.
Но он пытался защитить беспомощного мальчика, хотя сам едва держался на ногах.
– Ты знаешь, кто он такой? – спросил Оливер, нахмурив седые брови. – Кого он убил?
Джек покачал головой.
– Я об этом ничего не знаю. Он мало говорил. Но думаю, он из богатых. Надзиратель называл его "ваша светлость".
– Это ничего не значит, – с усмешкой сказала Дорин. Она взяла тряпку и стала помогать Женевьеве. – Надзиратели всегда высмеивают заключенных. Они так развлекаются.
Джек с любопытством на нее посмотрел:
– Откуда вы знаете?
– Сама была в тюрьме, – с невозмутимым видом ответила Дорин.
– Мы все там были, – добавил Оливер. – Кроме мисс Макфейл, конечно. – Он хохотнул.
– Но мисс Макфейл все знает про тюрьмы, не сомневайся. – Дорин с обожанием посмотрела на Женевьеву, затем принялась протирать плечи Хейдона.
– Сейчас власти уже ищут его, – в задумчивости проговорила Женевьева, осторожно протирая покрытую синяками грудь Хейдона. – А поскольку мы с Джеком были последние, кто видел его в камере, то они наверняка захотят расспросить нас, после того как не сумеют найти ночью.
– Я с ними не буду разговаривать, – заявил Джек.
– Боюсь, что придется. – Женевьева вздохнула. – Нам обоим придется.
Она снова принялась разглядывать лицо Хейдона. "Я не убийца", – сказал он, пристально глядя ей в глаза и с отчаянием сжимая ее руки. В тот момент она ему почти верила, хотя ничего не знала о его деле – вообще ничего о нем не знала. Впрочем, кое-что знала: в последние часы своей жизни он заботился не о себе, а о судьбе юного воришки. Он знал, что его жестоко изобьют, но все же вмешался и вступился за мальчика.
– А вот что мы им скажем – это наше дело, – сказала Женевьева, выразительно взглянув на Джека.
Хейдон чувствовал, что горит, охваченный пламенем. Он раскачивался из стороны в сторону, пытаясь уклониться от огня или хотя бы ослабить жжение. И как ни странно, при этом он дрожал от холода, зубы же его стучали с такой силой, что казалось, вот-вот треснут. К тому же мучительная боль накатывала всякий раз, когда он шевелился – боль пронзала все тело. Двигаться он не мог, лежать спокойно тоже не мог, и это сводило с ума. Он пытался кричать, рычать, пытался молить Бога о смерти – ведь даже самый жестокий бог не должен обрекать человека на такие мучения.
А потом он вдруг догадался: "Наверное, я умер и все это ад, на который меня осудили".
Он хотел закричать, но из горла вырвался лишь хрип.
– Тише, – послышался ласковый женский голос. – Все будет хорошо.
Прохладная влажная ткань скользнула по его лицу и пригасила языки пламени. Ткань ненадолго приподнялась, а затем вернулась, чтобы умерить жар, жидкая прохлада серебряными ручейками стекала по лбу и щекам, забиралась в волосы, увлажнились пересохшие губы… Время от времени ткань исчезала, но потом, где-то поплескавшись в воде, снова возвращалась, снова поглаживала и ласкала, уменьшая боль. В конце концов его огонь стал затухать, и вместе с жаром исчезал и холод, так что можно было наконец-то расслабиться, успокоиться…
Кажется, он все-таки не умер.
И наверное, он немного вздремнул.
А потом он вновь почувствовал, как по телу скользит прохладная ткань – она двигалась по груди, по плечам, по животу и осторожно поглаживала ребра. Эти прикосновения были уверенными и в то же время удивительно нежными, словно тряпица чувствовала, где у него самые серьезные повреждения, словно знала, где и с какой силой можно надавливать. Снова и снова ткань поглаживала его и ласкала, давая ощущение чистоты и прохлады, хотя трудно было понять, почему он удостоился такого отношения. И еще ему казалось, что он слышит какой-то шепот, напоминавший чудесную музыку – эта музыка витала над ним и успокаивала, ласкала слух и убаюкивала…
Наконец он крепко уснул. Когда же проснулся, то почти сразу понял, что лежит на мягком матрасе и на чистых простынях. И где-то рядом тикали часы, причем тиканье это казалось тихой песней, вселявшей надежду.
Хейдон с облегчением вздохнул; он наслаждался чистотой и покоем. Было неясно, где он и как сюда попал, но одно не вызывало сомнений: он больше не гниет в вонючей камере и смерть не стоит у него за спиной.
Сделав над собой усилие, Хейдон открыл глаза.
В комнате было темно, значит, ночь еще не кончилась. Пламя, пылавшее в камине, бросало в темноту оранжевые отблески, блики играли на ковре, на одеяле, а также… Чуть повернув голову, Хейдон увидел кресло, а в нем спавшую женщину в белой ночной рубашке. В следующее мгновение он понял, что перед ним мисс Макфейл. Она спала поджав под себя ноги и подложив под голову тонкую изящную руку. Ее рыжевато-золотистые волосы рассыпались по белоснежной ночной рубашке, и рубашка эта… Да, она была влажной и помятой. На столике же рядом с креслом стоял тазик с водой, а рядом лежали какие-то тряпки. "Выходит, это мисс Макфейл ухаживала за мной", – догадался Хейдон. И судя по всему, она ужасно устала, так как спала очень крепко, даже не чувствовала, что от окна тянет холодом.
Хейдон разглядывал свою спасительницу с благоговейным восторгом: грудь ее то поднималась, то опадала, а нежная ручка, которую она подложила под голову, иногда едва заметно шевелилась. "Но почему же она ухаживала за мной?" – спрашивал себя Хейдон снова и снова.
Он не помнил, чтобы какая-нибудь женщина оставалась возле него, чтобы так за ним ухаживать. А эта… Она совсем его не знала, но тем не менее спасла, совершенно беспомощного.
А ведь он действительно стал совершенно беспомощным, и в этом не было ничего удивительного. Сначала жестокое избиение, когда он столкнулся с убийцами недели две назад, потом болезнь, свалившая его в тюрьме, и под конец побои, которые нанес ему всего несколько часов назад надзиратель Симс. Разве можно было после всего этого сохранить силы и здоровье?
Но как же он выбрался из тюрьмы, как оказался в этом доме? Он помнил лишь Джека, внезапно подбежавшего к нему, и помнил прелестную мисс Макфейл, стоявшую у дома среди окружавших ее детей – кажется, те махали ему и звали к себе.
В этот момент она вдруг зашевелилась и открыла глаза. Несколько мгновений она с изумлением смотрела на него, смотрела так, будто пыталась сообразить, как этот избитый полуголый мужчина оказался в ее постели. Потом резко выпрямилась и, тут же наклонившись, подняла с пола шерстяную шаль, чтобы прикрыться ею.
– Добрый вечер, – с трудом прохрипел Хейдон; в горле было ужасно сухо.
Расправив шаль, Женевьева тщательно прикрыла плечи и грудь, затем взглянула на Хейдона. Когда же он проснулся? И как долго так на нее смотрит? О чем она думала, когда заснула рядом с голым мужчиной? Заснула босая и растрепанная, в то время как ей полагалось заботиться о нем.
Поднявшись на ноги, Женевьева взяла со столика кувшин и налила стакан воды. Шагнув к кровати, сказала:
– Попытайтесь сделать хотя бы глоток. – Одной рукой придерживая шаль на груди, она поднесла стакан к губам Хейдона.
Он сделал глоток, потом еще один и еще… В конце концов он осушил весь стакан. Хейдон неплохо разбирался в винах, но не помнил, чтобы какое-нибудь из них, даже самое изысканное, доставляло ему большее удовольствие, чем эта вода.
– Спасибо, – пробормотал он.
Женевьева поставила стакан на стол и поправила на плечах шаль.
– Как вы себя чувствуете?
– Уже лучше.
Она посмотрела на поднос, который Юнис принесла несколько часов назад.
– Хотите бульона? Он холодный, но я могу сходить на кухню и подогреть.
– Я не голоден.
Женевьева молча кивнула – она не знала, о чем в такой ситуации можно говорить.
Всю ночь она ухаживала за этим человеком, хотя Оливер и Дорин возражали, говорили, что она и так сделала все, что могла. Они уверяли, что все теперь в руках Божьих. Но уже много лет Женевьева не отдает на милость Бога то, что хоть в какой-то степени зависит от нее. Кем бы ни был этот человек, что бы он ни сделал, она не могла уйти, оставив его мучиться ночью в одиночестве.
И она осталась с ним.
Она часами обтирала влажными тряпками его избитое тело и постоянно прижимала ладонь к его горячему лбу и колючим щекам, пытаясь понять, удалось ли сбить жар. Она уже на ощупь узнавала очертания его груди, плеч и живота и знала, как он шевелится, как раскидывает руки и ноги, страдая от изнуряющего жара. Она знала, сколько воды отжать с тряпки ему в рот, знала, как следует его обтирать, чтобы это успокаивало, а не причиняло боль. Она знала каждый его синяк, каждую царапину и каждый шрам, и временами ей даже казалось, что они с ним знакомы много лет и ей не нужно его стесняться, не нужно опасаться.
Но после того как он проснулся, все изменилось, и теперь он снова стал совершенно незнакомым человеком, возможно, убийцей.
– Вы ему помогли?
Она посмотрела на него с удивлением.
– Я про мальчика, – пояснил Хейдон, с трудом выговаривая слова. – Это вы помогли ему освободить меня?