- Вы в точности как мальчики, когда они захотят чего-нибудь от меня добиться, - сказала она. - Знаете, они ныли и хандрили так убедительно, что в доме создалось похоронное настроение. Братья сказали, что, если я не поеду в Лондон, они будут себя так вести все лето и чувствовать себя виноватыми каждый раз при виде меня, думая, что мне пришлось остаться и присматривать за ними вместо отдыха и развлечения.
- Конечно, - вкрадчиво произнес Драмм. - Именно это я и посоветовал им сказать.
Он рассмеялся, увидев выражение ее лица. К нему присоединился Эрик, а потом и Джилли. Через минуту Александра тоже смеялась. Но все остальные в комнате молчали.
- Боже мой! - двумя неделями позже сказал Эрик, останавливаясь в дверях, ведущих в спальню Драмма. - Что это ты делаешь?
- Стараюсь не превратиться в миску с желе, - проворчал Драмм. - Закрой дверь, пожалуйста. В это время я держу слуг подальше. Никогда не угадаешь, кто может заглянуть сюда. А мне не хотелось бы, чтобы это дошло до моего отца.
Эрик закрыл дверь, скрестил на груди руки и осмотрелся. Его друг превратил элегантную спальню в склад ненужной мебели. Шесть диванчиков разных стилей и форм стояли в ряд спинками друг напротив друга, образуя проход, ведущий от огромной кровати с пологом до большого окна на противоположном конце комнаты. Граф Драммонд в одном белье и рубашке проходил по этой странной аллее, используя только силу рук, всем весом опираясь на спинки диванов и раскачиваясь между ними. Он продвигался медленно, держась так, чтобы его ноги не касались ни прекрасных обюссонских ковров, ни отполированного пола. Граймз топтался поблизости, готовый подхватить хозяина, если тот сорвется.
Эрик заметил, что обманчиво худое тело друга оказалось достаточно сильным. Вены пересекали крепкие мускулистые руки, и это говорило о том, что ими пользовались не только при надевании перчаток для верховой езды, а здоровая нога отличалась мощным сложением. Эрик поморщился, увидев, что на другой ноге Драмм тащит тяжелую деревянную клетку.
- Нарушаем советы доктора? - мягко поинтересовался майор.
- Не совсем, - выдохнул Драмм. - Доктор мне этого не запрещал.
- Потому что ты его не спрашивал.
- Правильно, - подтвердил Драмм, тяжело переводя дыхание, когда достиг окна. - Сегодня добрался быстрее, верно? - спросил он Граймза, прислоняясь к подоконнику, и наконец становясь на здоровую ногу.
Граймз посмотрел на часы в руке.
- На полминуты быстрее, милорд.
- Хорошо, - сказал Драмм. - Спасибо, Граймз. Сейчас мне надо кое-что обсудить с майором Фордом. Не волнуйся, он поможет мне добраться обратно.
Граймз поклонился и оставил господ наедине. Драмм улыбнулся другу.
- Если я буду только сидеть и ждать, то нога станет совершенно бесполезной к тому времени, когда доктор решит освободить ее от этих приспособлений. Я все время чувствую себя слабым, как котенок. Отдыхать целый день утомительно, так же как ездить целый день верхом, а если это повторяется день за днем, то становится просто невыносимо. Я никогда не понимал, что человек должен напрягать мышцы, или он их лишится. Весь мир считает, что богачам повезло, потому что им не приходится трудиться, как простому люду. Но богачи, ведущие праздный образ жизни, чаще страдают от подагры, апоплексии и расстройств печени.
- Ну ладно, - заметив удивленное выражение лица Эрика, сказал Драмм, - я не могу доказать это. Но знаю, что без движения схожу с ума. Я не могу спать по ночам, ничего не делать, только крутиться и стонать целый день. Я сознаю, что еще не здоров. И конечно, не хочу потерять ногу из-за собственной глупости, а если кости сдвинутся до того, как срослись, такое может случиться. Но никто не говорил, что мне нельзя пользоваться мозгами. Я их напряг и придумал, как можно тренироваться, не задевая ногу. Граймз слишком слаб, чтобы выдержать мой вес во время ходьбы. Конечно, я могу прыгать, но это не слишком эффективное упражнение. Я обнаружил, что физические занятия успокаивают нервы. Посмотри на потолок над кроватью.
Эрик посмотрел вверх и увидел две веревки, свисающие с выступающей потолочной балки.
- Когда я только начал тренироваться, то добивался, чтобы руки стали достаточно сильными, - с гордостью произнес Драмм. - Я поднимался и опускался, пока не понял, что способен на большее.
- Но ты хочешь скрыть это от графа. Что, если он увидит?
- Надеюсь, нет. Он редко заходит в мою спальню. Ну а если увидит? Мне не шесть лет, я его не боюсь. Я просто не хотел, чтобы он беспокоился обо мне. Ему это прекрасно удается. Но теперь я уверен, что буду в состоянии пользоваться костылями, когда мне разрешат. А если я смогу по-настоящему ходить, то сразу побегу!
- Я слышал, тебе хорошо удается передвигаться в инвалидной коляске, - заметил Эрик, подходя к окну и выглядывая в него, чтобы избежать пронизывающего взгляда друга.
- Выезжать к чаю? - горько произнес Драмм. - Посетить Тауэр, где меня покатают и покажут зверей? Или Риджентс-Парк, чтобы мою коляску поставили рядом с колясками старичков и мы могли бы посплетничать, греясь на солнышке? Или в Эстли, сидеть на стуле в проходе, смотря на выступления лошадей? Да, я передвигался, но меня тошнит от того, как я это делал.
- И с кем же ты прогуливался? - Драмм оценивающе посмотрел на друга.
- Ты хочешь, чтобы я отступил, Эрик? - наконец произнес он. - Тогда только скажи. С ней чудесно гулять. Но если у тебя есть намерение всерьез поухаживать, я отступлю. Хотя мне не кажется, что ты преследуешь такую цель.
- Правильно, - ответил Эрик. - Думаю, ей нравится моя компания, так же как мне - ее. Но она меня не замечает. В смысле как мужчину. Если ты находишься с ней в одной комнате, или в одном городе, или даже в одном мире. Просто я удивлен. Это не похоже на тебя. Я считал, что она - последняя из женщин, чьи надежды ты станешь поддерживать. Она из того типа женщин, которых ты всегда избегал, которых ты можешь желать, но не будешь относиться к ним легкомысленно. Если, конечно, ты не имеешь в виду более серьезные планы, а это удивило бы меня еще больше.
- Разве? - усмехнулся Драмм. - Что касается причин, по которым я составляю ей компанию, - забудь о страсти, я достаточно взрослый, чтобы контролировать себя. И можешь отбросить любовь: я ее не испытываю, никогда не испытывал, и сомневаюсь, что когда-нибудь смогу. Но настоящая привязанность? Да. Для меня это тоже удивительно. Я ее не обижу. Обещаю тебе, что скорее отрежу себе вторую ногу, чем сделаю такое. Считаю, я должен тебе обещать, верно? И не только потому, что ты настоящий джентльмен.
Лицо Эрика приняло сдержанное выражение.
- Я не единственный мужчина, которого видели на днях гуляющим с ней по городу, не правда ли? - мягко спросил Драмм. - Есть места, куда я не могу попасть даже в инвалидной коляске, например, покататься на лодке или поездить верхом в парке. Ты это можешь и, как я понимаю, делаешь. И я снова спрашиваю, потому что поступлю так, как ты желаешь. Ты хочешь, чтобы я отступил?
- Нет, - тяжело произнес Эрик. - Я снова отвечаю - в этом нет необходимости.
- Значит, - сказал Драмм, разглядывая свои руки, словно он впервые увидел мозоли на ладонях, - это ни к чему не приведет? Позволь, я скажу тебе кое-что, в чем есть необходимость. Я составил список имен.
Взгляд Эрика стал острым. Драмм покивал головой.
- Я еще не растерял старых связей. Четверо мужчин живут в сельской местности, двое из них - относительно недалеко от дома Гаскойнов. И гораздо больше проживают в Лондоне. Это английские бонапартисты, о которых известно, что они оплакивали смерть своего идола. За всеми людьми из этого списка велось наблюдение во время войны. Стоит ли продолжать наблюдение - вот в чем вопрос.
- Ты бы хотел, чтобы я нашел ответ?
- Если будешь настолько любезен. Я сам пока не могу. Скоро надеюсь уже стоять на собственных ногах. Но знаешь, это может оказаться пустой тратой времени. Вдруг мы вскоре получим письмо от мальчиков, в котором они напишут, что нашли стрелявшего беднягу и выбили из него признание?
- Сомневаюсь, - ответил Эрик. - Давай список. - Он недовольно поморщился, когда Драмм снова положил руку на спинку диванчика, приготовившись возвращаться через комнату к письменному столу. - Я больше не могу смотреть, как ты мучаешься… то есть тренируешься. Клади руку мне на плечо и перенеси на меня весь свой вес, когда будешь прыгать на одной ноге. Я высокий, как дерево, и такой же крепкий.
Драмм усмехнулся, а затем расплылся в улыбке, когда Эрик почти перенес его к столу. Драмм прикоснулся к боковой панели, и из стола выдвинулся маленький ящичек. Оттуда он вынул свернутую бумагу и отдал ее Эрику. Тот положил лист в карман.
- Хорошо. Я могу, приступить к работе прямо сейчас. Все равно мне больше нечем заняться.
Драмм замялся;
- Мне очень жаль. У женщин ум такой же изощренный и недоступный для понимания, как и у мужчин. Она всегда может передумать… - Он замолчал. - Эрик, - вдруг расхохотался Драмм, - мы столько говорили, а я не уверен, какую из дам мы обсуждали! Я, конечно, выходил вместе с Алли, но и с Аннабелл тоже. Поскольку я устроил так, чтобы Алли пригласили в гости, то несу за нее ответственность, а если бы нас видели только с ней вдвоем, это вызвало бы пересуды, которые ей вовсе не нужны. А что касается Аннабелл - я встречаюсь с ней по ряду причин. Так которая из двух? Или есть еще кто-то? Я развлекаю целую толпу сплетниц тем, что вижусь то с Алли, то с Аннабелл, чтобы люди не заостряли внимание на одной из них. И чтобы ни одна из женщин не увлекалась только мной одним. Так кто же это?
Теперь усмехнулся Эрик.
- Ты не знаешь? Ну и хорошо. Просто прекрасно. - Он посмотрел на ряд диванчиков, потом намеренно перевел взгляд на веревки, свисающие с потолка. - Ты хороший друг, Драмм. Но ты должен знать, что нельзя задевать мужскую гордость. Скоро увидимся, и надеюсь, у тебя будут ответы.
Драмм улыбнулся, когда Эрик отдал ему честь и вышел пружинящим шагом. Потом его улыбка исчезла.
Друг был прав. Он играет с женскими чувствами, а это опасно. Но он не собирается останавливаться, пока не поймет, почему его так очаровывает Алли. Здесь, в Лондоне, Драмм понял, что это не привязанность больного к своей сиделке и не желание заключенного угодить своему тюремщику. Она значила для него гораздо больше. Насколько больше, ему еще предстоит выяснить.
Он вдыхает запах жимолости, и сердце тотчас начинает биться быстрее. Когда Драмм смотрит на нее, то ощущает волнение и нежность одновременно. Боже, он хочет заняться с ней любовью! Непонятно почему. Александра мила, но в Лондоне дюжины красивых женщин. Он мог бы выбрать себе жену или купить любовь чужих жен. Он мог бы послать за искусной куртизанкой. И раньше ему часто это требовалось. Они были рады услужить ему, несмотря на громоздкое приспособление на ноге. Но теперь ему никто не нужен.
Он знал так же хорошо, как она, что для них нет будущего. Есть только настоящее. Драмм понимал, как это важно. Он встречался со смертью и понимал, что настоящее - то единственное, за что должен бороться человек, даже если оно ему не дается. Потому что всему приходит конец.
И все же нет смысла отказываться от встреч с Александрой. Для умного человека всегда найдется способ преодолеть запреты. Например, доктора говорили, что он не может ходить. А он научился ходить при помощи рук. Драмм понимал, что не может на ней жениться, а она предназначена для замужества. Но он цивилизованный человек с великолепным самообладанием. Почему бы не встречаться с ней? Александра все равно через пару недель уедет из города. Почему бы не сдержать слова и не устроить для нее самый лучший отдых? Он обязан ей гораздо большим.
Он мог бы даже подыскать ей богатого мужа. Это бы успокоило его совесть и пошло ей во благо. Как жаль, что ей не понравился Эрик, подумал Драмм, но без всякого сожаления. Если бы она выбрала Эрика, то ему пришлось бы видеть их вдвоем до конца своей жизни. Было бы неприятно наблюдать эту любящую пару, которая постоянно напоминала бы ему, что сам он не способен испытывать Любовь.
Все равно, существуют и другие мужчины. Он позаботится, чтобы она познакомилась с ними.
Драмм снова занялся упражнениями. Это чудесный способ вернуть телу здоровье. И перестать думать.
Глава 18
- Прочь! - кричала Джилли Райдер. - Сию же минуту оставь мой дом, или я позову слуг, чтобы они тебя вывели! Как ты можешь? Я пригласила тебя в гости отдыхать, а ты вот что делаешь! За моей спиной? Намеренно меня обманываешь? Мне стыдно за тебя, Александра Гаскойн. Я думала, ты всегда держишь слово.
Александра в последний раз обняла маленькую Аннализу и нехотя вернула ее сияющей няне.
- Я не смогла удержаться. Я помню, ты говорила, что я не должна чувствовать себя обязанной заниматься ребенком. Просто я спускалась вниз на завтрак и проходила мимо детской, девчушка меня совершенно очаровала, Джилли, честное слово.
- Забавно, как это, спускаясь к завтраку, ты оказалась наверху, - сказала Джилли, беря дочку из рук няни и целуя детскую шейку. - Но ты права. Разве она не очарование? Боже! Даже не знаю, как у меня хватает силы воли каждый день уходить от нее.
Нежная улыбка померкла на лице Александры, а его выражение стало суровым.
- Вот именно это я и говорила, если ты помнишь, - отрывисто произнесла она. - Ты слишком много времени проводишь со мной. Я чудесно отдыхаю, ты самая гостеприимная хозяйка, я осмотрела все достопримечательности, которые мне советовали, и ты всюду сопровождала меня. Мне давным-давно пора домой. Я могу собраться через час.
- Ах, оставь, - возразила Джилли. Она в последний раз чмокнула малютку и передала ее няне. - Пойдем, - обратилась она к Александре. - Я очень голодна, и нам надо кое о чем поговорить. Нехорошо ссориться в присутствии слуг, - добавила она, когда они вышли из детской и стали спускаться по винтовой лестнице. - Хотя бы потому, что они не знают, куда прятать глаза. Предполагается, что они не должны ничего замечать, а мы не должны замечать их присутствия. Я уже давно живу среди аристократии, но так и не научилась понимать этого. Люди - это же не мебель, даже если им платят, чтобы они ею притворялись. - Она остановилась на ступеньках. - Говоришь, тебе пора возвращаться домой? Тебе здесь плохо? - спросила Джилли, пристально смотря на Александру, словно бросая ей вызов.
Потом спустилась по лестнице дальше, не дав гостье возможности ответить. Александра не в первый раз видела, как хозяйка дома быстро превращалась из утонченной леди в бешеную кошку и обратно. Она удивлялась, что маленькой изящной даме с очевидной легкостью удается это проделать. Но за несколько пролетевших недель, что Александра гостила здесь, она узнала: какой бы хрупкой ни выглядела Джилли, не многие женщины могли бы сравниться с ней по силе характера. Или по честности и доброте.
- Нет, конечно, мне здесь хорошо, - возразила Александра.
- Так я и думала, иначе я бы заметила. Послушай, - сказала Джилли, - через месяц мы с Аннализой будем в деревне и станем проводить все время вместе. Твое пребывание здесь доставляет мне столько же удовольствия, сколько и тебе. Я знаю, что тебя нельзя назвать несчастной. Но дело в том, что… Ой, мне не удаются намеки, - пробормотала она, - никогда не получались, хотя мой благодетель, виконт Синклер, и Драмм, особенно Драмм, оба мастера намека. Я лучше скажу прямо, - мрачно заявила она. - Дело в том, что я думаю - не из-за Драмма ли ты хочешь ехать домой, - золотистые глаза Джилли потеплели, она посмотрела на Александру с огромным сочувствием.
- Когда видишь того, кого любишь и хочешь, но не можешь назвать своим, одновременно испытываешь два желания - и сбежать, и остаться. Я знаю. Если ты не видишь его, то мечтаешь о нем. Если видишь, то хочешь уйти подальше, чтобы не мучиться. Я это знаю. Когда я была девчонкой, то вообразила, что влюблена в Драмма, - призналась Джилли. - Да так и было, я буквально молилась на него, - продолжала она, увидев, как удивлена Александра. - Когда я это поняла, все сразу стало на свои места. Потому что осознала, что больше всего люблю его на расстоянии. Он был моим идеалом, первым другом с тех пор, как Синклеры приняли меня в свою семью, и моим наставником. Все, что я хотела сделать, - это угодить ему. Но чтобы он угождал мне? Ну нет, ни в коем случае. Когда я поняла это, то освободилась и смогла полюбить другого человека. - Она хихикнула, как девчонка. - Я обожаю своего мужа, Алли. Самое лучшее, что сделал для меня Драмм, - это то, что он сыграл роль идеала, чтобы я испытала к нему телячью любовь, а потом выросла и встретила другого мужчину, которого смогла полюбить, как и положено женщине, - как равного себе.
Щеки Александры зарделись. Не отдавая себе отчета, она надменно вздернула подбородок.
- Я хорошо понимаю, что такое равенство. Не беспокойся. Тебе не стоит читать мораль, у меня нет никаких намерений в отношении графа. Жаль, что ты считаешь меня способной на это.
- Какая досада! - сказала Джилли, топая ногой. - С тобой невозможно разговаривать! Столько гордости - точно как у него. Но ты ничего не поняла. Это его ужасный недостаток. Не делайся такой же. Пошли, а то получится глупо, мы можем более свободно поговорить внизу.
Зайдя в комнату, Джилли закрыла дверь, устроилась в кресле и стала смотреть на Александру, которая с встревоженным видом села напротив. Джилли не замечала ее беспокойства, потому что видела перед собой совсем другую женщину, отличающуюся от той, которую когда-то встретила в деревне.
Александра если и не преобразилась, то словно вышла из тени на свет благодаря переменам, которые принесли ей несколько недель в Лондоне. Новая одежда, хорошее французское мыло и хороший французский парикмахер придали ей блеска. А самыми лучшими румянами оказались комплименты, которые она получала от друзей Эрика и Деймона и от других мужчин, собиравшихся вокруг нее, как только она появлялась в обществе. В деревне Александра была красивой женщиной, невзирая на одежду и сложившуюся ситуацию. Сейчас она излучала сияние. Может, она не так прекрасна, как Аннабелл и другие дамы из высшего света, но привлекает внимание. И дело не только в фигуре, подумала Джилли. Лицо Александры притягивало к себе взоры, у нее такой профиль, какой часто видишь на камеях, - чистый и аристократический.
Но она не аристократка, к сожалению. Джилли вспомнила, о чем они с мужем говорили предыдущей ночью, и нахмурилась.