Генрих не мог не думать о Габриэле без беспокойства. Он хотел освободиться от Марго и жениться на ней, но не имел возможности этого сделать, пока шла эта изнурительная бесконечная война, которая повергла страну в руины. Король стоял со своим лагерем близ Парижа, много раз пытаясь взять город, и знал, что на его улицах мужчины, женщины и дети умирают от голода, а ремесла, которые раньше делали столицу процветающей, приходят в упадок. Люди были заняты войной, вместо того чтобы производить товары, которые потом могли бы продавать друг другу и благодаря этому наполнять свои желудки хорошей пищей.
Париж медленно умирал, и только потому, что не хотел принимать короля-гугенота.
Но разве религиозные догматы так важны? Разве это правильно, что мужчины, женщины и дети тысячами гибнут от голода только потому, что один человек объявляет, что не хочет слушать мессу?
Генрих вспоминал те дни, когда Карл IX, вызвав его с Конде к себе, кричал: "Месса или смерть!"
Тогда он выбрал мессу, чтобы спастись. Неужели не может выбрать ее снова ради спасения Парижа и его жителей?
"Послушаю мессу, – думал он, – и война закончится. Потом постараюсь принести моей стране благосостояние. Избавлюсь от Марго. Смогу жениться на Габриэле и подарю Франции наследника, который ей так нужен. А если погибну в одном из этих бессмысленных боев, в которых французы убивают французов, что ждет мою страну? Череда новых, еще более кровавых войн?
И все это во имя мессы!"
Его беспокоило то, что он был окружен ревностными гугенотами. Сам Генрих отличался терпимостью взглядов, но многие его друзья и соратники занимали в вопросах веры жесткую позицию. А сам он был перевертышем. В его ушах иногда звучал припев песенки, которую пели про его отца:
Наш болтунишка так часто меняет штанишки…
Его сын сделает то же самое. Но на этот раз не для того, чтобы спасти себя, а во имя мира и спасения Парижа.
Его часто одолевало беспокойство при мысли о Габриэле и Бельгарде. Он понимал, зачем ей понадобился муж, знал, почему она хотела выйти замуж за Бельгарда. Генриха интересовало, какие планы они строят и как часто он делит свою любовницу с соперником. Габриэле прислуживала Мари Эрнан – жена господина де Майенвиля, капитана королевской гвардии, но она всем известная более как Рыжая. Генрих предположил, что она может кое-что ему рассказать.
К несчастью, он не имел возможности проводить подле Габриэлы много времени. И так будет, пока в его королевстве идет война, да и потом у него окажется немало дел. Но ему нужна надежная любовница, а лучше – жена, которая родит законных наследников, женщина, на которую можно во всем положиться.
К тому же Генрих не забывал, что становится старше, хотя пока еще, как всегда, был полон сил. Однако ему уже почти сорок, и нельзя надеяться, что он останется таким еще много лет.
О, как бы избавиться от этой войны и от Марго! И зажить мирной жизнью с женой, с Габриэлой.
Войска короля стояли в предместьях Парижа, а Габриэла находилась поблизости. Город так часто пытались взять, что она к этому привыкла, и жила в его окрестностях – то в палатке на Монмартре, то где-нибудь в Клиньянкуре.
И как-то по соседству с Клиньянкуром одновременно оказались и Бельгард, и король. Габриэла намеревалась оставаться верной королю, но когда узнала, что Бельгард рядом, ее решимость сразу ослабла.
Бельгард прислал ей записку, которую доставила Рыжая. Он писал, что король вот-вот должен отбыть в Компьен, и, если это произойдет, они встретятся, только о его визите никто не должен знать, кроме них двоих и Рыжей.
Рыжая стояла рядом, когда ее госпожа читала записку.
– Вы играете с огнем, – предупредила она.
– Знаю, – согласилась Габриэла. – Но без небольшого риска не обойтись.
– А что, если королю захочется, чтобы вы сопровождали его в Компьен?
– Что-нибудь придумаю. Мы с Бельгардом так давно не виделись!
– Однажды, мадам, он потеряет свою голову, а вы – свое положение.
– Подождем до этого времени, Рыжая. Вот тогда ты сможешь говорить со мной в таком тоне.
Рыжая вздохнула. Габриэла редко бывала грубой со своими слугами, у нее был добрый нрав. Конечно, надо ей быть осмотрительнее. Хоть король и любит ее, есть предел всякому терпению.
Генрих пришел в покои Габриэлы, когда она лежала на кровати. Поцеловал ее и сказал, что через час они с ней уезжают в Компьен. Габриэла выглядела очаровательно в ночном белье. Ей никак не хотелось готовиться к отъезду.
– Генрих, я неважно себя чувствую.
Он взял в ладони ее лицо, внимательно в него посмотрел:
– Ты симпатична, как всегда. Не похоже, чтобы была больна. Я позову лекарей.
– Не надо, Генрих. Просто я устала. Дай мне отдохнуть несколько дней, а потом я к тебе приеду, если ты не вернешься.
Он нежно ее поцеловал.
– Что ж, хорошо. Полежи отдохни. – Потом положил руку на плечо Рыжей: – Позаботься о ней.
– Все сделаю, ваше величество.
Король прихватил ее за щеку и слегка ущипнул:
– Что бы ни случилось, я тебе уже говорил, сразу сообщай мне. Если не скажешь что-то – благодарности от меня не жди.
Рыжая сделала реверанс и промямлила:
– Поняла, сир.
Когда он вышел, Рыжая сказала своей госпоже:
– Он подозревает.
– Чепуха.
– Он так на меня посмотрел, когда это говорил!
– Если бы подозревал, то не уехал бы.
– Нет, точно, – настаивала на своем Рыжая. – Мадам, советую вам не принимать месье Бельгарда несколько часов после отъезда короля.
– Посмотрим, – спокойно отреагировала Габриэла.
Прошло три часа, и даже опасения Рыжей рассеялись. Она приготовила легкий ужин в спальне Габриэлы.
Когда прибыл Бельгард, Рыжая проводила его в спальню своей госпожи, которая бросилась к нему в объятия.
Именно его она любит, заверила его Габриэла. То, что король так ею увлекся, большое несчастье, но винить в этом Бельгард должен только самого себя. Нечего ему было хвастаться перед королем ее красотой, тогда Генрих никогда ее не увидел бы, и они давно поженились бы.
– Но сегодня нам повезло, – воскликнула Габриэла. – И никто не сможет нас попрекнуть за то, чем мы занимаемся.
– Король сможет, – возразил Бельгард. – Похоже, он полон подозрений. На самом деле я удивлен, почему сегодня он не попросил меня его сопровождать.
– Давай сейчас не будем думать об этом, – умоляющим голосом проговорила Габриэла.
Он подвел ее к кровати, и они начали предаваться любовным утехам, как вдруг раздался сильный стук в дверь.
– Король! – крикнула Рыжая. – Быстро открывайте.
Бельгард соскользнул с кровати и отпер дверь. Рыжая, вся дрожа, крикнула:
– Спускаться уже нельзя! Король внизу. Через несколько секунд он будет здесь.
Габриэла подняла покрывало на кровати и сделала знак Бельгарду, чтобы он спрятался там. Бельгард нырнул под кровать, и тут же в спальню вошел Генрих.
– О, моя любовь! – воскликнул он. – Ты выглядишь испуганной.
Габриэла накинула на голое тело халат и пробормотала:
– Я не ожидала, что ты вернешься так быстро.
– А ты, кажется, слегка шокирована оттого, что меня увидела. – Он махнул рукой Рыжей: – Оставь нас.
Рыжая сделала реверанс и с облегчением вышла, а Генрих заметил приготовленный ужин, к счастью для Габриэлы нетронутый.
– Ужин на двоих? – удивился он. – Может, ты все-таки ждала моего возвращения, моя очаровательная Габриэла?
– О, я не люблю есть одна и попросила Рыжую ко мне присоединиться.
– Неплохой ужин для служанки. Но я рад, что ты так добра к твоим слугам, моя радость. Это говорит о том, что у тебя доброе сердце. Я всегда знал, что ты щедра в своей любви.
– Надеюсь, ваше величество довольны долей, которую вы получаете.
– Я не буду доволен, пока вся твоя любовь не будет принадлежать мне и только мне.
– В таком случае ваше величество должно быть вполне довольным.
Он взял ее за руку, подвел к кровати, повалил и лег рядом с ней.
"Манеры как у конюха, – подумала она. – Как жаль, что он провел свое детство среди крестьян Беарна, а не при французском дворе".
Казалось, он прочитал ее мысли.
– Ты полагаешь, что с дамами не следует обращаться таким образом?
Генрих рассмеялся, отпустил ее, сел на край кровати и стал словно в шутку подпрыгивать. Потом снял сапоги, бросил их под кровать.
– Знаешь, моя милая, я уже отъехал довольно далеко и вдруг подумал, как тебе здесь одиноко. Ты слишком красива, чтобы быть одной, моя дорогая Габриэла. Поэтому и вернулся, чтобы убедиться, что ты не страдаешь от одиночества. Вот увидел тебя, а ты как будто ждешь любовника, даже легкий ужин приготовлен. Что может быть лучше? Но я напрасно трачу время на разговоры. Когда я не занимаюсь делами королевства, то становлюсь простым человеком. И предпочитаю действовать, а не сорить словами. – Сказав это, лег на кровать и стал предаваться с нею любовным утехам. А через некоторое время проговорил: – Теперь, кажется, ты оправилась от своего "неважного самочувствия". Видишь, что тебе на самом деле было нужно? Такая любовь, как у нас, делает людей голодными. Но нас ждет твой маленький ужин. Как раз для двоих голодных любовников, которые нуждаются в восстановлении сил.
Он подал Габриэле халат и, сев за стол, осмотрел приготовленные блюда – куропатки, хлеб, вино…
– Надо похвалить Рыжую, – заметил король. – Хорошо приготовлено. Отличная служанка.
– Я ею довольна.
– Трудолюбивая и скромная. Что еще нужно от служанки? – Он лукаво посмотрел на Габриэлу и, немного поев, усадил ее к себе на колено. – Мое возвращение вознаграждено, моя любовь.
– Рада, что ты приехал, – отозвалась она, хотя была в ужасе, когда он вошел, и еще некоторое время боялась, что он вытащит Бельгарда из-под кровати. А если бы это сделал, ее любовник в одночасье потерял бы все свои титулы и состояние, возможно, и жизнь.
Генрих нарочитым движением взял кусок жареной куропатки и бросил его под кровать.
Рука Габриэлы поднялась к горлу.
– Зачем ты это сделал? – хриплым голосом спросила она.
Генрих пожал плечами:
– Всем ведь надо жить, моя дорогая. Любой мужчина охотнее поделится едой, чем любовницей. – Он зевнул и поднялся. Потом тяжело сел на кровать, надел сапоги. – А теперь мне и правда пора уезжать. Рад, что вернулся и повидал тебя. – Король поклонился и вышел.
Габриэла вернулась на кровать. Прибежала Рыжая, а Бельгард решился вылезти из-под кровати, только когда король отъехал на почтительное расстояние по направлению к Компьену.
Все трое испуганными глазами смотрели друг на друга и спрашивали, что будет дальше.
Напуганная Габриэла написала об этом происшествии своей тетушке. Мадам де Сурди пришла в негодование.
– Ты маленькая дурочка! – кричала она. – Хочешь сломать свою счастливую судьбу ради старого любовника? Должно быть, ты сошла с ума!
– Но я должна выйти замуж за Бельгарда. Мне надо иногда его видеть.
– Почему?
– Потому что я его люблю.
– Чепуха. Пока не станешь королевой Франции, обойдешься без любовников. Ты что, не видишь, что идет тебе в руки? Король может развестись со своей женой, и если он это сделает, то в первую очередь захочет взять другую. Ему это будет необходимо. Нужен наследник. Разве ты не хочешь стать матерью наследника трона?
– Конечно, хочу.
– Но готова пожертвовать этой возможностью ради того, чтобы поваляться в койке со старым любовником?
– Понимаете, я люблю Бельгарда.
Мадам де Сурди щелкнула пальцами:
– Король знал, что он под кроватью. На этом все не кончится. С тобой-то ничего не будет, хотя я и в этом не уверена, а вот насчет него король что-то задумал. Лучше бы уж сразу вытащил Бельгарда и убил его на месте.
– О нет!
Мадам де Сурди дала племяннице пощечину и сама немного испугалась. Все-таки Габриэла могла в один прекрасный день стать королевой Франции. Вся ее семья старалась ей в этом помочь.
– Я должна заменить тебе мать, – торопливо объяснила она. – Но, моя дорогая, нам надо быть осторожными. Если на этот раз все обошлось, то больше ничего такого быть не должно. Ты ведь не станешь больше делать глупости, не так ли?
Габриэла рассказала тетке о письмах, которые Лонгвиль отказался вернуть. Мадам де Сурди задумалась.
– При случае он хочет их как-то использовать. Мне такое положение дела не нравится. Это может быть опасным. Помни, сотни женщин только и ждут, как бы занять твое место, и одна из них может в этом преуспеть, если ты будешь делать глупости. Я поговорю с Лонгвилем. Нам остается только надеяться на его благородство, а для тебя это должно послужить хорошим уроком. Но все зависит от того, что дальше сделает король.
Скоро стало ясно, что намерен предпринять король.
Габриэла получила письмо, которое сильно отличалось от его прежних к ней посланий. Он писал холодно и лишь по делу, что не хочет делить ее с любовником, но и не желает ни на чем настаивать. Она сама должна сделать выбор. Он же глубоко ее любит, будет заботиться о ней и дальше, но при условии, что она больше не станет его обманывать.
Прочитав это письмо, мадам де Сурди упала на колени.
– Какое счастье! – воскликнула она. – А тебе это должно послужить хорошим уроком. Никогда больше не позволяй Бельгарду даже целовать твою руку.
Габриэла с облегчением всхлипнула. Все последние дни она чувствовала страшное напряжение, поэтому была рада получить известие от короля. И тут же написала в ответ, нежнее обычного, что будет верна ему до конца своих дней.
Генрих удовлетворился ее письмом, однако Бельгарда удалил от двора. И тот не имел права вернуться иначе как с женой.
Было ясно – терпение короля кончилось.
Габриэле всегда нравилось, когда решение за нее принимал кто-то другой. Теперь она больше не спрашивала себя, была ли бы она более счастлива с Бельгардом. Его навсегда удалили из ее спальни, и она посвятила себя тому, чтобы угождать королю.
Генрих IV стоял с армией около Парижа. Однажды он вызвал к себе своих самых верных советников, среди которых были Агриппа д'Обинье и герцог де Сюлли, и сказал им, что эта война бессмысленна, что, пока он остается гугенотом, мира в его стране не будет.
– Я вижу, как жители моей столицы едва держатся на ногах от недостатка пищи. Они голодают в Париже только потому, что не хотят принять короля-гугенота. Против Генриха IV они ничего не имеют. Им не нравится Генрих-гугенот. Друзья мои, этот великий город перестал быть великим. Его ремесла в упадке. Мужчины Парижа больше не могут заработать средства, чтобы прокормить свои семьи, они заняты лишь войной, чтобы не допустить гугенота на трон. Но я люблю этот город, люблю эту страну. Это мой город, моя страна. Я хочу, чтобы снова заработали кожевенники, хочу, чтобы купцы заключали сделки, хочу, чтобы у каждого человека в моем королевстве по воскресеньям варилась в чугунке курица. Вы поймете меня, если я скажу, что Париж стоит мессы?
Они поняли.
Иначе Париж бы не сдался, а скорее погиб. Но король Франции действительно любил Париж, чтобы дать ему умереть.
Если город не принял короля-гугенота, значит, примет короля-католика.
Глава 16
ТРАГЕДИЯ ГАБРИЭЛЫ
Горячие лучи июльского солнца освещали пышную процессию, во главе которой ехал король Франции, держа путь к церкви Сен-Дени.
У входа в церковь стоял архиепископ Буржский с несколькими епископами и другими священниками. Они ждали Генриха.
Как только король подъехал, архиепископ громко спросил:
– Кто ты такой?
– Король, – ответил Генрих.
– Зачем ты здесь и чего хочешь?
– Я хочу быть принятым в лоно римской католической апостольской церкви.
– Ты действительно этого хочешь?
– Искренне хочу.
– Тогда встань на колени и скажи вслух о своей вере.
Генрих повиновался.
Когда процессия двигалась от церкви, он с удовольствием смотрел на толпившихся на улицах парижан, собравшихся его приветствовать.
– Виват король! Виват Генрих IV!
Да, на самом деле Париж стоит мессы.
Короля охватила легкая грусть. Всегда неприятно услышать, что кто-то хочет твоей смерти. Как много людей во Франции, думал он, шепчутся по углам, что-то замышляют, подыскивают наемного убийцу. Его предшественник погиб от удара ножом сумасшедшего монаха. Когда настанет его очередь?
Жизнь короля Франции в эти времена была полна опасностей. Преследовали они и Генриха IV.
– Расскажите мне об этом человеке, – велел он приближенным, когда допросили покушавшегося на его жизнь убийцу.
– Бедный лодочник, сир. С Луары. Человек небольшого ума. Ясно, что он был орудием каких-то амбициозных людей. Его поймали с ножом, а когда спросили, зачем он ему, этот человек во всем признался.
– Чтобы вонзить его в мое сердце?
– Увы, именно так, сир. Но мы рады, что его поймали до того, как он смог добраться до вас.
– Это первый из многих. Королем Наварры быть безопаснее, чем королем Франции. Говорите, он признал свою вину?
– Да, сир.
– Под пытками?
– Самыми жестокими, какие только можно представить, сир.
Генрих задумчиво кивнул.
– И, сир, его приговорили к смерти… медленной. Но он уже перенес так много страданий и был таким простаком, что его удавили.
– Рад этому. Хорошо, что вы так сделали, потому что я бы его помиловал.
– Помиловали, сир? Человека, который хотел вас убить?
– Да, потому что он был простолюдином и, вне всякого сомнения, пребывал в уверенности, что свершает святое деяние, избавляя мир от меня.
Наступила тишина, и Генрих улыбнулся своим друзьям.
– Долой печаль, – сказал он. – Пока я еще жив. И кажется, это уже само по себе немалая победа короля Франции.
Генриху пришлось короноваться в Шартре, потому что Реймс оставался в руках его противников из Лиги. Но даже после того, как он стал католическим королем, положение его было непростым. Хотя Генрих открыто заявил в церкви Сен-Дени о своем переходе в католическую веру, сторонники Лиги оставались хозяевами во многих районах Парижа. В то же время позиции Лиги после смерти Генриха III ослабели, потому что люди устали от лишений и слышали, что король хочет мира, исполнен решимости снова сделать свой город процветающим.
Генрих понимал, что судьба становится к нему более благосклонной. Может, и были люди, замышлявшие его убить, но тысячи французов хотели видеть его мирно восседающим на троне.
Вскоре Париж окончательно перешел под его власть, а затем – Руан, Нормандия и Пикардия, Шампань, Пуату и Овернь.