– Они.
– Они не такие уж и плохие, – подхватил Гарет.
– Думаю, они всему придают значение. Наверное, мне следует извиниться.
– Не нужно.
Гиацинта вздохнула. Она уже привыкла к тому, что ее семья часто предпринимает попытки выдать ее замуж, но она понимала, что мужчина должен был при этом чувствовать себя несколько неловко.
– Вам станет легче, если вы узнаете, что вы не первый джентльмен, которому пытались меня навязать.
– Как мило вы это сказали!
– Но, если задуматься, это нам даже на руку, если они думают, что мы можем с вами пожениться.
– Как это?
Ее мозг лихорадочно заработал. Она все еще не была уверена, что хочет заполучить его. А если он ее отвергнет, это будет жестоко и невыносимо.
– Значит, так, – говорила она, – нам придется провести много времени в обществе друг друга, по крайней мере до тех пор, пока мы не закончим дело с дневником. Если моя семья думает, что в конце путешествия маячит церковь, меньше вероятности, что они будут чинить нам препятствия. – Ей показалось, что Гарет обдумывает сказанное ею, но он молчал, поэтому говорить пришлось ей. – Правда в том, – как можно небрежнее сказала она, – что они спят и видят, как бы сбыть меня с рук.
– По-моему, вы несправедливы по отношению к своей семье, – мягко сказал Гарет.
Гиацинта открыла рот от удивления. Такого ответа она не ожидала.
– Ну...
Он повернулся к ней, и ее поразило выражение его лица.
– Вам повезло, что они у вас есть.
Ей вдруг стало неловко. Гарет смотрел на нее так пристально – казалось, что мир вокруг них исчез и они остались одни в Гайд-парке, разговаривая о ее семье...
– Да, конечно, – наконец согласилась Гиацинта.
– Они любят вас и желают вам только добра, – резко сказал он.
– Вы хотите сказать, что "добро" – это вы?
– Я не это имел в виду, и вы это понимаете.
– Извините. – Его ответ привел ее в замешательство, и Гиацинта отступила.
Но Гарет, оказывается, еще не все сказал.
– Вы должны Бога благодарить за то, что у вас такая большая и любящая семья.
–Я...
– Вы имеете представление о том, сколько родственников в этом мире у меня? Имеете? – требовательно спрашивал он. – Это моя бабушка, и я готов отдать за нее свою жизнь.
Гиацинта еще никогда не видела, чтобы он так страстно выражал свои чувства. Обычно Гарет был спокойным и невозмутимым. Даже в тот вечер, когда его расстроила неожиданная встреча с отцом, он показался ей довольно легкомысленным...
Гиацинта не могла оторвать взгляда от его лица, хотя он отвернулся, и она видела только его профиль. Он смотрел куда-то вдаль, очевидно, не различая предметов.
– Вы знаете, что это такое – быть одному? – Он все еще не смотрел на нее. – Не час, не вечер, а знать совершенно точно, что через несколько лет у вас не останется никого, кому вы дороги.
Гиацинта хотела было ответить, но поняла, что это был не вопрос, а утверждение.
– Мистер Сент-Клер? – наконец прошептала она. – Гарет?
Уголки его рта приподнялись в насмешливой ухмылке, и у нее было странное чувство, что он смирился со своей судьбой, потому что, если он попытается что-то изменить, его сердце будет разбито.
– Я бы все отдал, чтобы у меня был еще один человек, за которого я мог бы отдать свою жизнь.
В этот момент до Гиацинты дошло, что бывают вещи, которые случаются неожиданно, в одно мгновение. Вещи, о которых знаешь, но которые не можешь объяснить. Именно в такой момент Гиацинта поняла, что выйдет замуж за этого человека.
Гарет Сент-Клер знал, что важно, а что – нет. Он был забавным, иногда сдержанным, мог быть надменно насмешливым, но он знал, что самое ценное в жизни. До этого момента Гиацинта не понимала, как это важно для нее.
Ей хотелось что-нибудь сказать, что-то сделать. Она поняла, что ей нужно в этой жизни, и она была готова идти вперед к своей цели.
Гарет молчал и выглядел подавленным. Ей захотелось дотронуться до него, погладить его по щеке и по русым волосам. Но она не посмела.
Он неожиданно повернулся и встретился с ней взглядом, да таким напряженным, что у нее перехватило дыхание. У нее было странное чувство, что она только сейчас увидела, что он за человек.
– Вернемся? – будничным тоном спросил он. Что бы ни произошло между ними, это прошло!
– Конечно. Когда вы хотите вернуться в Клер... Она недоговорила, увидев, что Гарет странно напрягся, глядя мимо ее плеча.
Она обернулась, чтобы посмотреть, что отвлекло его внимание. По дорожке, направляясь прямо к ним, шел его отец.
Гиацинта быстро огляделась. Они были в дальнем конце парка, и народу было мало. Несколько джентльменов прогуливались неподалеку, но не так близко, чтобы услышать разговор отца с сыном, если они сумеют остаться в рамках приличий.
Гиацинта еще никогда не видела их вместе.
С одной стороны, ей хотелось оттащить Гарета в сторону и избежать неприятной сцены, с другой – она умирала от любопытства. Если она окажется свидетельницей их перепалки, она, возможно, наконец узнает причину их отчуждения.
Но решение должен был принять Гарет.
– Хотите уйти? – тихо спросила она.
– Нет, это общественный парк.
Гиацинта смотрела то на Гарета, то на его отца и представила себе, как ее голова мотается из стороны в сторону, словно теннисный мяч.
– Вы уверены?
Но он ее не слышал. Наверное, он ничего не услышал бы, если бы стреляли из пушек над самым его ухом – так напряженно вглядывался он в приближавшегося к ним человека.
– Отец, – Гарет деланной улыбкой. – Как приятно тебя видеть!
Лорд Сент-Клер едва успел скрыть отвращение.
– Гарет, – ровным, ничего не выражающим голосом сказал он, – странно... не ожидал увидеть тебя здесь с мисс Бриджертон.
Гиацинта вздрогнула. В том, как он произнес ее имя, явно чувствовался подтекст. Она не ожидала, что будет втянута в войну между отцом и сыном, но это каким-то образом уже произошло.
– Вы знакомы с моим отцом? – спросил Гарет у Гиацинты, не спуская при этом взгляда с лица барона.
– Нас представляли.
– Верно. – Лорд Сент-Клер поцеловал ее руку в перчатке. – Вы, как всегда, очаровательны, мисс Бриджертон.
Гиацинта сразу поняла, что они определенно говорят о чем-то другом, потому что знала, что она вовсе не всегда очаровательна.
– Вам нравится общество моего сына?
Уже во второй раз ей задавали вопрос, не глядя на нее.
– Разумеется, он очень интересный собеседник. – И не удержалась, чтобы не добавить: – Вы, должно быть, очень им гордитесь.
Это замечание наконец привлекло внимание барона, и он посмотрел на нее с нескрываемым сарказмом.
– Гордиться, – пробормотал он. – Какое интересное слово!
– Довольно недвусмысленное, как мне кажется, – холодно сказала Гиацинта.
– В мире нет ничего недвусмысленного, если дело касается моего отца, – заметил Гарет.
Глаза барона потемнели.
– Полагаю, мой сын хочет сказать, что я умею различать нюансы. Иногда, моя дорогая мисс Бриджертон, может показаться, что есть лишь черное и белое.
О чем, черт возьми, он говорит?
– В данном случае я в порядке исключения полностью согласен с отцом. Очень часто действительно можно видеть мир с предельной ясностью.
– Как, например, сейчас? – пробормотал барон.
Нет, хотелось выпалить Гиацинте. Это был самый абстрактный и непонятный разговор в ее жизни. Но она промолчала! Частично потому, что ее это не касалось, но еще и потому, что она решила, что ничего не станет делать, чтобы предотвратить надвигающуюся катастрофу.
– Я думаю, мое мнение сейчас совершенно ясно, – тихо сказал Гарет. Он улыбался, но его взгляд оставался серьезным.
И барон неожиданно перенес свое внимание на Гиацинту.
– А как насчет мисс Бриджертон? Вы тоже видите вещи только черными и белыми, или ваш мир окрашен в серые тона?
– Когда как. – Она подняла подбородок и посмотрела ему прямо в глаза. Лорд Сент-Клер был таким же высоким, как и Гарет, и выглядел здоровым и бодрым. У него были голубые глаза, высокие, широко расставленные скулы, и выглядел он моложаво.
Но Гиацинта сразу его невзлюбила. Что-то в нем было злое, неискреннее и жестокое. И ей не понравилось, как он старался унизить Гарета.
– Дипломатичный ответ, мисс Бриджертон.
– Забавно, я не часто такой бываю.
– Вот как? У вас, насколько мне известно, репутация откровенного человека.
– И заслуженно.
– Прежде чем составить собственное мнение, убедитесь в том, что владеете всей информацией, мисс Бриджертон, особенно если будете принимать важное решение.
Гиацинта хотела ответить какой-нибудь колкостью, но Гарет так сжал ее локоть, что ей стало даже больно.
– Нам пора идти, – сказал он. – Вас, наверное, уже ждет ваша семья.
– Передайте всем мой поклон. Ваша семья принадлежит к высшему обществу. Я уверен, они желают вам самого лучшего.
Гиацинта ничего не ответила. Она не могла понять, в чем заключался подтекст всего этого разговора, но ей не были известны факты, а это раздражало ее больше всего.
Гарет довольно грубо потянул девушку за собой. Она споткнулась о какую-то кочку, стараясь попасть в такт его шагам.
– Что это было? – задохнувшись, спросила она. Он шел так быстро, что она едва за ним поспевала.
– Ничего, – отрезал он.
– Нет было.
Она оглянулась, чтобы убедиться, что лорд Сент-Клер не идет за ними. Он стоял на месте, а вот она потеряла равновесие, снова споткнулась и налетела на Гарета, который, видимо, не собирался проявить по отношению к ней особую нежность и сочувствие. Впрочем, он все же остановился, но лишь на мгновение, чтобы дать ей небольшую передышку.
– Ничего не было, – отрывисто повторил он. Гиацинта знала, что ей не следует ничего говорить, но она не всегда была достаточно осторожна, чтобы прислушаться к внутреннему голосу, предупреждавшему ее, что надо промолчать. И поэтому она спросила, хотя он практически тащил ее в сторону дома:
– Что мы будем делать?
Гарет так неожиданно остановился, что она налетела на него.
– Делать? Мы?
– Да, мы, – сказала она, но не так твердо, как ей хотелось бы.
– Мы ничего не будем делать. Мы вернемся к вам домой, где мы оставим вас на пороге дома, а потом мы пойдем в мою маленькую, тесную квартирку и выпьем.
– Почему вы так его ненавидите? – прямо спросила она, но как можно мягче.
Гарет не ответил, и стало ясно, что он и не собирается отвечать. Это ее не касалось.
– Проводить вас до дома или вы пойдете со своей горничной?
Гиацинта оглянулась. Френсис была позади, около высокого тополя. Похоже, ей было совсем не скучно.
Гиацинта вздохнула. На сей раз от нее потребуется очень много мятных леденцов.
Глава 12
Через двадцать минут, которые прошли в полном молчании.
Удивительно, думал Гарет не без доли отвращения к самому себе, как одна встреча с бароном может испортить такой замечательный день. И дело было не столько в бароне. Он не выносил этого человека, это верно, но не это его беспокоило и не давало спать ночью. Он готов был надавать себе оплеух за свою глупость.
Он ненавидел отца за то, что тот сделал с ним. За то, что один разговор мог сделать из него чужого человека. Или если не чужого, то удивительно хорошую копию Гарета Уильяма Сент-Клера... в возрасте пятнадцати лет. Но теперь-то он взрослый человек, ему двадцать восемь. Он должен уметь сдерживать себя, как взрослый, разговаривая с бароном. Он не должен себя так чувствовать. Он вообще не должен был ничего чувствовать. Ничего.
Но это повторялось каждый раз. Гарет злился, становился сварливым и говорил бог знает что лишь для того, чтобы спровоцировать отца. Это было грубо, недостойно зрелого человека, но он не знал, как это изменить.
На этот раз все произошло на глазах у Гиацинты.
Гарет молча проводил девушку домой. Он видел, что ей хочется поговорить. Но она стойко молчала.
Молча пройдя длинный путь от Гайд-парка, они подошли к ее дому. Горничная Френсис все еще шла позади на расстоянии двадцати футов.
– Мне жаль, что вы стали свидетельницей этой сцены в парке, – быстро проговорил Гарет, понимая, что надо извиниться.
– Думаю, что никто ничего не заметил и вряд ли что-то услышал. И вы не были виноваты.
Он почувствовал, что улыбается.
– Вы зайдете?
Он покачал головой:
– Лучше не надо.
– Мне бы хотелось, чтобы вы зашли.
Она была так необычно серьезна, что Гарет не смог отказать. Они вместе поднялись по ступеням. Так как все Бриджертоны уже разошлись, в гостиной никого не было. Гиацинта подождала, пока он сел, а потом плотно закрыла дверь.
Гарет вопросительно поднял брови. В некоторых кругах закрытой двери было вполне достаточно, чтобы отправиться к алтарю.
– Я привыкла думать, что единственное, что могло сделать мою жизнь счастливее, было наличие отца.
Он не ответил.
– Каждый раз, когда я сердилась на мать, – Гиацинта все еще стояла у двери, – или на одного из своих братьев или сестер, я думала – если бы у меня был отец, все было бы замечательно и он наверняка встал бы на мою сторону. Он, конечно бы, не встал, поскольку почти всегда виновата была я, но меня эта мысль утешала.
Гарет все еще ничего не говорил. Он представил себе, что он один из семьи Бриджертонов. Они шутят, смеются. Что он может ей ответить, если ей хочется, чтобы ничего не менялось?
– Я всегда завидовала людям, у которых были отцы. А теперь больше не завидую.
Он резко обернулся, но она выдержала его взгляд.
– Лучше вовсе не иметь отца, чем иметь такого, как ваш, Гарет. Мне очень жаль.
Это его тронуло. Перед ним была девушка, которая имела все – по крайней мере все, о чем он мечтал всю свою жизнь, – и все же она его понимает.
– У меня по крайней мере остались воспоминания, – задумчиво улыбнулась она. – И рассказы тех, кто его знал. Я знаю, кто был мой отец и что он был добрый человек. Если бы он был жив, он любил бы меня. Безоговорочно и без каких-либо условий.
Гарет никогда прежде не видел такого выражения на ее лице. Это было самоуничижение. Это было так не похоже на Гиацинту, что почти завораживало.
– Хотя я знаю, что меня довольно трудно любить.
Гарет вдруг понял, что некоторые вещи и вправду случаются внезапно. Любить Гиацинту Бриджертон будет легко.
Он не знал, откуда, из какого странного уголка его сознания пришла эта мысль, потому что он был абсолютно уверен, что жить с ней будет почти невозможно. Но любить ее будет совсем не трудно!
– Я слишком много говорю, – сказала она.
Он так погрузился в свои мысли, что не расслышал ее.
– И я очень упряма и своенравна. Я могу быть страшной занудой, если что-нибудь не по-моему, хотя хочется думать, что почти всегда я рассуждаю разумно...
Гарет расхохотался. Боже милостивый, она перечисляет все причины, по которым ее трудно любить! Может, она и права, но какое это имеет значение? Во всяком случае сейчас.
– Что? Что такого я сказала?
– Помолчите. – Он встал и подошел к ней.
– Почему?
– Просто помолчите.
– Но...
Он приложил палец к ее губам.
– Сделайте одолжение и не говорите больше ни слова. К его удивлению, она подчинилась.
Какое-то мгновение он просто на нее смотрел. Это было такой редкостью, что она молчала, что на ее лице ничего не двигалось, что она не говорила, не высказывала свое мнение. Гарет смотрел на нее, вспоминая, как взлетали ее брови, а глаза широко открывались, когда ей поневоле приходилось молчать. Он наслаждался ее горячим дыханием на своем пальце.
А потом не выдержал и поцеловал ее.
Он обнял ладонями ее лицо и накрыл своим ртом ее губы. В прошлый раз он был голоден и смотрел на нее, как на запретный плод, как на единственную девушку, которой ему, по мнению отца, никогда не видать. Теперь он все сделает правильно. Этот поцелуй будет их первым поцелуем. Таким, который запомнится.
Ее губы были мягкими, нежными. Он ждал, что она вздохнет, что ее тело обмякнет. Он не возьмет, пока она не даст понять, что она готова отдать.
Гарет совсем легко провел губами по ее рту, только чтобы почувствовать кожу ее губ, жар ее тела. Он пощекотал ее языком, и она разомкнула губы.
Она вернула ему поцелуй. Это была дьявольская смесь невинности и опыта. Невинный – потому что она явно не осознавала, что делает. Опытный – потому что, несмотря на это, она свела его с ума.
Гарет углубил поцелуй, одновременно скользнув руками по всей длине ее спины. Потом прижал Гиацинту к себе, уперев в нее свою затвердевшую плоть. Это было безумием. Они стояли в гостиной ее матери, в трех дюймах от двери, которую в любой момент кто-нибудь мог открыть. Например, ее брат, который без сожаления разорвет его на части. И все же Гарет не мог остановиться. Он хотел ее. Всю. Да поможет ему Бог – сейчас.
– Тебе нравится? – прошептал он ей на ухо. Он почувствовал, как она кивнула, и взял в зубы мочку ее уха. – А это тебе нравится? – Он обхватил рукой ее грудь.
Она снова кивнула:
–Да.
Гарет не смог удержаться от улыбки и просунул руку вовнутрь ее пальто, так что между его рукой и ее телом оставалась лишь тонкая ткань ее платья.
– А это тебе понравится еще больше, – сказал он, проведя ладонью по ее груди, так что у нее затвердели соски.
Гиацинта еле слышно застонала, и он позволил себе еще больше – схватил пальцами сосок и начал его сжимать и разжимать до тех пор, пока девушка опять не застонала, а ее пальцы не впились ему в плечи. В постели она будет хороша, подумал он. Она не будет знать, что делает, но это не будет иметь значения. Она скоро научится, а он будет с наслаждением учить ее. И она будет принадлежать ему.
Ему!
А потом, когда его язык снова проник внутрь ее рта, он подумал: "А почему бы и нет?"
Почему не жениться на ней? Почему не...
Он отпрянул. Некоторые вещи надо решать на свежую голову, а одному Богу известно, что сейчас, когда он целует Гиацинту, он не может рассуждать здраво.
– Я что-то сделала не так?
Он покачал головой, не в силах выдавить ни слова.
– Тогда поч...
Тогда почему не жениться на ней? Все этого хотят. Его бабушка намекает ему на это уже больше года, а ее семья в этом смысле не деликатнее кувалды. Более того, Гиацинта ему в общем-то нравится, чего он не может сказать про большинство женщин, с которыми он познакомился за свою холостую жизнь. Конечно, она почти все время сводит его с ума, но она все равно ему нравится.
К тому же становилось все яснее, что ему не удастся долго не распускать руки. Еще один такой день, как сегодняшний, и ее репутация будет загублена.
Гарет уже представлял, как это будет. Не просто их двоих, а всех – ее семью, свою бабушку. Своего отца.