- Безумец! Ублюдок! - Женевьева отчаянно забилась, но он только сильнее сжал ее ногами. - Я должна была выйти замуж за его лучшего друга - юношу, который погиб и похоронен в часовне! С Гаем мы всегда были только друзьями! Я ни о ком не мечтаю, просто хочу побыть одна - и подумать о том, как хорошо живется в монастыре!
Од вдруг расхохотался:
- Дорогая, там тебе не место. Женевьева, ты просто глупа: Гай пожирает тебя глазами…
- Он помог мне в беде! Он видел, как тяжело я переживала потерю близких! И даже если бы Гай любил меня - что в этом плохого? А вот ты относишься ко мне, как к вещи, как к игрушке! И зачем только ты объявил во всеуслышание, что я жду…
- Что ты беременна.
- Это было жестоко!
- Но зато я сказал правду.
- Правда - то, что тебе нет дела до меня! Что твоя жестокость…
- Нет, Женевьева, жестокость тут ни при чем. Появление сэра Гая грозит тебе бедой. Пусть сразу поймет, что ты принадлежишь мне. Возможно, зная, что ты беременна, он откажется от намерения спасти тебя. Дорогая, если он прикоснется к тебе, ему не жить.
Она растерянно покачала головой:
- Ошибаешься! Я вовсе не мечтаю о нем, а он - обо мне. Гай всего лишь осознал весь ужас моего положения…
- И это весьма забавно, дорогая. В таком положении ты оказалась по своей воле, когда галантный сэр Гай еще находился здесь. Помню, как в ту далекую ночь мы все сидели за столом. Сэр Гай видел, как мы ушли с тобой в спальню.
- Тристан, ты ничего не понимаешь…
- Напротив, Женевьева! Я считаю, что в ту ночь ты поступила безнравственно, задумав убийство. Скажи, неужели такой план предложил любезный и отзывчивый сэр Гай?
- Нет! - выдохнула Женевьева. - Тристан, я хочу одного: чтобы сегодня мы перестали спорить…
- А я прошу тебя лечь в постель, где, впрочем, ты и находишься.
Тристан прижался к ней, и в трепещущем свете свечей Женевьева увидела, что он смотрит на нее с вожделением, а его зубы поблескивают в полутьме. На попытки Женевьевы высвободиться Тристан отвечал тем, что все сильнее прижимал ее к себе, пробуждая в ней страсть.
- Да, миледи, сегодня это более необходимо, чем когда-либо еще. Завтра Гай найдет возможность поговорить с тобой. И спросит, предавались ли мы любви. А ты будешь сгорать от стыда и все отрицать - этого я не допущу. Когда он задаст вопрос, ты вспыхнешь - так, как сейчас. Я читаю каждую твою мысль.
- Как бы не так! - воскликнула Женевьева, молясь о том, чтобы больше Тристан не прочел ни слова, ибо желание все больше охватывало ее. Несмотря на весь гнев, досаду и ярость, ее неудержимо влекло к Тристану, потому что его прикосновения вызывали в ней внутренний трепет. Он улыбнулся, словно догадавшись о том, что она чувствует.
- Женевьева, доверься мне. О тебе мне многое известно, и я стараюсь понять тебя. Ты - словно чудесная книга в роскошном переплете. Меня завораживает каждая фраза. Я хочу заглянуть в твое сердце и душу, спрятанные глубоко под сафьяновым переплетом, который ни за что не решусь испортить.
Тристан просунул ладони под разорванный лиф, лаская грудь нежно и пылко, продвигаясь ниже и снова разрывая ткань.
- Так о чем ты мечтаешь, дорогая? - Женевьева вскрикнула, когда он отстранился, разглядывая ее с благоговением, словно произведение искусства. - Шелк и бархат… и позолота - нет, чистое золото, самой изысканной работы. Это так завораживает, что любой мужчина будет стремиться дочитать эту книгу, пусть даже вопреки своей воле. Вырваться из плена этих чар ему не удастся. Поэтому я предупреждаю, дорогая: ты не будешь мечтать ни о ком, пока в твоей жизни есть я. Я без ума от этого переплета, изысканных слов, сюжета, который сплетаю сам… - Тристан снова скользнул по легкой округлости живота и упругой груди.
Удивленно взглянув на него, она прошептала:
- Ты и вправду сошел с ума!
- Думаешь? А кто в этом виноват? Да, это правда. Я обезумел от нестерпимого желания проникнуть в суть этой книги, выучить наизусть каждую страницу!
- Тристан…
Она попыталась встать, но он обвил ее руками и закрыл ей рот жадным поцелуем. Женевьева поникла под ним, тоже охваченная желанием познать его, прочесть, как книгу, разобраться, как в запутанном сновидении. Тристан перевернул ее на живот и покрыл спину поцелуями - от затылка до поясницы.
Женевьева смеялась, пока смех не сменился страстными стонами, и она, обвив руками его шею, содрогнулась от восторга. Теперь оба они стали героями одной прекрасной повести. Потом наступило радостное облегчение, и вскоре они затихли, держа друг друга в объятиях; Женевьева не понимала, как Тристану удается заставить ее не только извиваться и пылать от страсти, но и смеяться.
* * *
Утром ее разбудил яркий солнечный свет. В зале уже слышались голоса гостей. Сев на постели, Женевьева увидела, что Тристан смотрит на нее в упор, любуясь блеском солнца на распущенных волосах, которые прикрыли грудь. Смутившись, она попыталась встать, но он жестом остановил ее.
- Не надо, Тристан! - воскликнула Женевьева, но он уже прильнул к ней. Она опасалась, что гости услышат их, Тристан решительно тряхнул головой.
- Я должен оставить здесь свое клеймо. Из-за этого человека.
- Я уже ношу твое "клеймо"!
- Миледи, женщина, только что узнавшая всю прелесть любовных утех, должна светиться от счастья. Пусть он увидит это.
Возразить Женевьева не успела. Когда она наконец встала, умылась, оделась и спустилась в зал, у нее в ушах эхом отдавались его слова. Она поминутно краснела. Если бы не Тристан, она сумела бы держаться с достоинством…
- О да! Сияющая роза… - прошептал Тристан. Она украдкой толкнула его в бок. - Алая роза, - иронически продолжал он. - Чудесная, но неприступная, с острыми шипами.
Глава 19
Если бы не Гай, Женевьева была бы рада приезду гостей. Близилось Рождество, снегопад продолжался, в замке царило веселье. Каждый вечер Грисвальд готовил настоящий пир, в зале показывали свое искусство музыканты и акробаты.
Лорд Гиффорд и его спутники намеревались провести Рождество в Иденби. Женевьева не знала, о чем Гиффорд беседовал с Тристаном, но поняла, что его призывают ко двору. В присутствии гостей она не решалась спросить об этом Тристана. Они оставались наедине только по ночам и сразу забывали о дневных заботах.
Тристан и Джон дружески беседовали с Томасом Тайдуэллом, вспоминали о бурной юности, о ее ошибках и удачах. Позабыв о былых бедах, они смеялись и поддразнивали друг друга. В сочельник в зале замка собрались крестьяне, торговцы и ремесленники с женами и дочерьми. По традиции Тристан и все домочадцы омыли ноги бедным и страждущим и раздали им монеты, а когда ритуал завершился, священники Томас и Ланг благословили всех собравшихся. После этого начались танцы. Босоногая Тэсс радостно кружилась по залу в объятиях Тристана, а затем ее подхватил Тибальд. Гай попытался пригласить Женевьеву, но лорд Гиффорд вовремя избавил ее от слишком пылкого поклонника.
Женевьева и Эдвина танцевали и с крестьянами, и с пастухами, а Тристан и гонцы короля приглашали на танец молочниц. По обычаю в этот день никто не вспоминал о сословных различиях. Подали пунш в огромной чаше; всю ночь гости ели, пили и веселились.
Для Женевьевы эта ночь стала особенной: несмотря на усталость, ее охватило радостное возбуждение. Наконец священники удалились в одну из комнат замка, чтобы обсудить богословские вопросы, а гости начали постепенно расходиться по домам. Усталая Эдвина ушла спать вместе с Анной. Гай куда-то исчез. В большом зале перед очагом сидели Джон, Томас Тайдуэлл и Тристан. Женевьева хотела покинуть их, но Тристан усадил ее к себе на колени.
В такие минуты Женевьеву переполнял восторг, она жалела, что не познакомилась с Тристаном в прежней жизни, много лет назад - до того, как свершились страшные преступления.
- …Видел бы ты его лицо! - восклицал Томас Тайдуэлл. - Тристан решил во что бы то ни стало доказать отцу, на что способен. Он вздумал укротить огромного черного жеребца, а тот сбросил его прямо в канаву!
- Тогда мне было всего девять лет, - напомнил Тристан. - Я был младшим в семье. Мне казалось, что я должен совершить такой подвиг.
- Твой брат хохотал до упаду, - улыбнулся Джон.
- Да, как и сам эрл. А потом отец задал тебе хорошую трепку!
- И поделом! - засмеялась Женевьева. - Жаль, что я не видела этого!
- Но ты все же укротил этого коня, - продолжал Джон.
- Да, а справиться с Паем было уже гораздо легче. Кстати, Женевьеве известно, на что способен Пай, - заметил Тристан.
Она опустила глаза, удивляясь тому, что этот рассказ так развеселил ее. Удовлетворенно вздохнув, Женевьева поудобнее устроилась на коленях Тристана и начала задремывать. Когда Тристан поднялся, у нее едва хватило сил попрощаться с гостями. Добравшись до постели, она устало опустилась на нее и сразу закрыла глаза.
- Женевьева, в туфлях спать неудобно.
- Я не могу пошевелиться… - простонала она. Тристан разул ее, гладя усталые ступни, пальцы и пятки.
Женевьева задумчиво улыбалась, не открывая глаз, и вздыхала. Она почти не почувствовала, как он снял с нее платье, заключил в объятия и пожелал приятных сновидений.
Женевьева проснулась утром, когда в спальне появилась Тэсс. Тристан был уже одет, в комнате пахло шоколадом. Женевьева услышала, как Тристан шутит с Тэсс, желая ей хорошего Рождества. Она хотела откинуть одеяло, но, вспомнив, что раздета, снова укрылась до подбородка. Тэсс вышла, закрыв за собой дверь. Женевьева ласково и смущенно пожелала Тристану счастья. Он улыбнулся в ответ, но не сразу подошел к кровати, а сначала наполнил чашку шоколадом.
Женевьева подвинулась, освобождая для него место, взяла чашку и отпила ароматной жидкости.
От близости Тристана ей стало тепло и уютно.
- Мне надо поскорее встать. Скоро начнется праздничная служба…
- Еще не скоро. - Тристан взял ее за подбородок. Сегодня его глаза казались особенно светлыми и глубокими, волосы были взъерошены, на губах играла улыбка. Никогда еще он не казался таким мягким и привлекательным. - У нас еще есть время. Я не позволю королю перещеголять меня.
Женевьева удивленно смотрела, как он направился к креслу, где лежал его плащ, и вскоре вернулся с маленьким свертком в голубом бархате, который и подал ей. Тристан снова присел на постель, развернул сверток и вынул оттуда золотое украшение для волос, усеянное сверкающими камнями.
- Эти камни, - сказал он, - напоминают мне твои глаза - они так же часто меняют цвет. Твои глаза становятся то сиреневыми, как аметисты, то синими, как сапфиры, а в минуты страсти и гнева сверкают, как бриллианты.
У Женевьевы гулко забилось сердце. Она не могла вымолвить ни слова, не могла разобраться в своих чувствах. Радовалась ли она тому, что Тристан преподнес ей такой чудесный подарок? А может, стыдилась - того, что он счел необходимым отблагодарить ее? О если бы только Тристан не пытался завоевать Иденби! Они могли бы стать возлюбленными и друзьями!
Не прикоснувшись к украшению, девушка отвела глаза.
- Какая прелесть… - Она натянула одеяло. - Тристан, твой подарок прекрасен. Но мне… нечего подарить тебе в ответ.
Он, видимо, угадал ее мысли.
- Я купил его в Лондоне, Женевьева. На деньги, полученные из северных поместий. И сделал это не для того, чтобы подкупить тебя или отблагодарить. Это рождественский подарок женщине, которая заслуживает большего. Вот и все.
Она с трудом сдержала слезы. Тристан взял украшение и надел ей на голову, и Женевьева засмеялась, вспомнив, что не причесана.
- Мне нравится, когда твои волосы в беспорядке. - Тристан отстранился, любуясь ею. Выражение нежности не сходило с его лица, и Женевьева вдруг растрогалась.
- Но мне нечего тебе подарить, - повторила она.
Он вдруг встал и направился к камину, отчужденный и молчаливый.
- Тристан, я не хотела обидеть тебя…
Он обернулся.
- И все-таки ты можешь сделать мне подарок. - Тристан поднял руку, пресекая возражения Женевьевы, указал на ее живот, укрытый одеялом. - Ты согласна подарить мне его на Рождество? Сделать драгоценный подарок, который позволит мне спокойно спать по ночам? Если да, то поклянись, что будешь осторожна и убережешь ребенка - даже если в душе ты по-прежнему считаешь меня заклятым врагом. Поклянись заботиться о своем здоровье и здоровье малыша.
Женевьева залилась краской. Тристан заговорил о ребенке впервые после возвращения, после бурной и странной ссоры. Она не понимала чувств Тристана, но догадывалась, что ее беременность мучительно напоминает ему о былом счастье. Должно быть, тогда, молодой и веселый, он искренне радовался беременности жены. От волнения у Женевьевы закружилась голова. Возможно, они все еще враги, и тут уж ничего не поделаешь. Мир суров, но жизнь быстро меняется. Может, у нее еще есть надежда? Хотя бы на то, что на трон взойдет один из Йорков?
Этого она не знала. Наступало Рождество; отец и Аксель лежали в могиле. Женевьеве следовало бы презирать Тристана всей душой, но она обязана уберечь ребенка - хотя бы из благодарности. Судя по всему, он не питал ненависти к ней.
- Женевьева!
Она наконец взглянула на него и вновь удивилась тому, что Тристан смотрит на нее так ласково. Она боялась заговорить. "В моем сердце нет места для ненависти! - хотелось сказать ей. - Я не могу ненавидеть тебя. Но должна хранить свою честь и помнить, что ты враг, который пришел, взял то, что пожелал, и погубил моего отца…"
В замешательстве покачав головой, она срывающимся голосом прошептала:
- Милорд, я буду осторожна. И позабочусь о ребенке. - Это признание испугало Женевьеву. Ей не хотелось признаваться в том, что она способна полюбить зародившуюся в ней жизнь и своего врага. Она вскочила, прикрываясь одеялом и смущенно смеясь. - Но это, милорд, не рождественский подарок! - Она грациозно присела. - Вы преподнесли мне драгоценности…
- А ты даришь их мне каждую ночь, - возразил с поклоном Тристан. - Я сплю укрытый этими золотыми прядями. И очень ценю их.
- Пожалуй, их стоит отрезать…
- Не вздумайте, миледи!
- В таком случае попробую снова укрыть вас ими. И немедленно. - Женевьева сбросила одеяло и застыла перед ним - нагая, гордая и прекрасная, не чувствуя стыда. Ошеломленный Тристан молчал.
Она медленно направилась к нему, соблазнительно, как кошка, слегка покачивая бедрами и бесшумно касаясь пола узкими ступнями. Ее волосы, увенчанные сияющим убором, струились вдоль тела и чуть колыхались, сверкал золотистыми искрами, нежно касались груди и бедер, окутывая девушку великолепным плащом.
Тристан замер. Никогда еще Женевьева сама не прикасалась к нему, поэтому сейчас мгновенно воспламенила его. Он изумленно смотрел на нее.
На губах Женевьевы играла легкая и беспечная улыбка под стать ее чувственным движениям. Она казалась искушенной, как Ева, опытной соблазнительницей. Остановившись перед Тристаном, она провела ладонями по бедрам, вызывающе вздернула подбородок и сверкнула глазами.
Привстав на цыпочки, она прильнула к нему, обвила руками его шею - так, что теперь их тела соприкасались. Женевьева ощущала его затвердевшую плоть, но с лукавой усмешкой, едва позволив ему ощутить ее тепло, отстранилась.
- Пожалуй, мне надо одеться! - Она прикрыла грудь волосами, оставив на виду глубокую ложбинку между сливочными холмами. Потом закружилась. Волосы развевались, как золотой водопад, манили и притягивали, скрывали и вновь обнажали ее женственную фигуру, безумно волнуя его. - Пожалуй… - начала Женевьева, но опомнившийся Тристан уже метнулся к ней и заключил ее в объятия.
- Что "пожалуй", миледи?
- О нет, милорд! - с притворным ужасом воскликнула она. - Вы одеты!
- Это легко исправить.
- Мне бы не хотелось доставлять вам лишние хлопоты…
- Вам я ни в чем не могу отказать. Как и самому себе!
С этими словами он бросился на постель. Глаза Женевьевы засверкали от возбуждения, она простерла к нему руки, ее густые волосы покрыли плечи и шею Тристана. Он зарылся в них лицом и начал осыпать торопливыми и пылкими поцелуями ее тело. И вскоре Женевьева забыла обо всем, шепотом призывая его к себе.
- Думаешь, это так просто, плутовка? Ты довела мужчину до помешательства, а теперь не позволяешь ему вкусить медленного и томительного наслаждения! Ну уж нет!
- Тристан… сжалься!
- Увы, миледи, сейчас мне не до милосердия!
Поцелуями и страстными ласками он вновь довел ее до блаженного экстаза, заставил трепетать от нетерпения и умолять… и начал все сначала. В комнате было светло, но Тристан не выказывал ни толики смущения, опуская голову между ее бедер, вызывая в ней дрожь поцелуями и прикосновениями. Наконец Женевьева простонала, что дольше терпеть не в силах.
И сказала правду - она ослабела от наслаждений, но испытывала неутолимое желание. Когда Женевьева попросила его раздеться, он предложил ей помочь ему. К своему удивлению, она обнаружила, что способна без тени смущения касаться языком его груди, опускаться ниже… возбуждать в нем страсть, приближая желанный миг. Рывком притянув ее к себе, Тристан приподнялся и они соединились - так, как никогда прежде.
Услышав резкий стук в дверь и голос Джона, Женевьева вздрогнула. Тристан рассмеялся, натянул на них одеяло и велел Джону войти. Женевьева залилась краской. Джон, стоя на пороге, пожелал им счастливого Рождества, улыбнулся и напомнил, что уже поздно, а гости собрались в зале.
Тристан усмехнулся, привлек Женевьеву к себе и пообещал скоро спуститься. Ни Тристан, ни Женевьева не заметили, что рядом с Джоном в коридоре стоит еще один человек и видит их. Поэтому они не видели и того, что дикая ярость исказила его лицо.
Дверь закрылась. Женевьева вскочила и бросилась к сундуку с одеждой. Тристан тоже встал и начал одеваться. Но, застегивая крохотные пуговки сзади на ее платье, он вдруг повернул ее к себе.
- Я хотел бы получить от вас еще один подарок, миледи.
Удивленная его тоном, она молча ждала продолжения.
- Сегодня мне придется уехать, Женевьева. Я возвращаюсь ко двору вместе с лордом Гиффордом и остальными.
- Что?!
- Да, мне придется вернуться ко двору. Генрих призывает меня. Не хочу опять запирать тебя в башне, поэтому пообещай, что больше не попытаешься сбежать.
Женевьева поразилась, почему ее пронзила такая боль при мысли о скором расставании. Утро, начавшееся так чудесно, закончилось бедой… Боже милостивый, неужели вместе со свободой и честью она утратила гордость и достоинство?
- Тристан, это несправедливо…
- Женевьева, не заставляй меня поставить стражников возле твоей двери.
Ее глаза выражали страдание.
- А если я дам тебе слово, ты поверишь мне? Я до сих пор не понимаю, как ты решился спать рядом со мной. Ты же поклялся, что никогда не сделаешь этого!
- Возможно, я ошибся.
- Пожалуй!
Вдруг Тристан протянул ей меч.
- Возьми! - Ошеломленная и встревоженная, она отступила. Его глаза стали почти черными, на шее вздулись жилы. Тристан схватил ее за руку и притянул к себе - так, что меч оказался зажатым между их телами. - Возьмите его, миледи, и немедленно!
- Тристан, перестань! - Женевьева едва сдерживала слезы.
- Дай мне слово! - потребовал он. - Возьми меч и дай слово.
- Хорошо, только отпусти меня, Тристан…