– Что за черт? – Лоустофт, еще не вышедший за дверь, повернулся посмотреть, что случилось.
– Он споткнулся, – сказал Адам, не уточнив, что о его ногу. – Кажется, сильно пострадал. Голова кровоточит, и я думаю, у него сломана нога.
– Боже! – Лоустофт вернулся в комнату и встал рядом с Адамом. – Он не умер?
– Нет, слава Богу, но нуждается в помощи. Вы можете спуститься вниз?
– Да, конечно, – сказал Лоустофт, внезапно протрезвев и побледнев от потрясения. – Что я должен сделать?
– Найти дворецкого. Если мне не изменяет память, то его зовут Хибберт. Скажите ему, чтобы он немедленно послал за доктором.
– А вы попытаетесь передвинуть Шервуда?
– Нет, не думаю, что следует двигать его ногу. Мы можем причинить ему еще больший вред. Я предпочитаю дождаться доктора. А теперь, пожалуйста, найдите Хибберта.
Молодой человек поспешил выйти, еще не совсем твердо держась на ногах, но теперь он выглядел более трезвым и подвижным, чем несколько минут назад.
– Что случилось?
Сонный голос лорда Хэверинга заставил Адама вздрогнуть. Он совсем забыл о нем. Видел ли тот что-нибудь? Видел ли, что Шервуд споткнулся о ногу Адама?
– Кажется, я слышал стук. Что-то упало?
– Это Шервуд споткнулся и упал. Боюсь, он сильно пострадал.
– Боже!
Молодой человек, пошатываясь, поднялся со своего кресла и подошел на нетвердых ногах к камину.
– Черт возьми! Его нога выглядит неестественно согнутой. Будь все проклято, если он не сломал ее. – Хэверинг наклонился, изучая подвернутую конечность.
– Не трогайте ногу, – сказал Адам. – Думаю, надо дождаться доктора. Вы не передадите мне этот галстук? – Он указал на галстук, покоившийся на спинке ближайшего кресла.
Хэверинг выполнил просьбу, двигаясь медленно и дважды роняя галстук на пол, прежде чем передать его в руки Адама. Адам осторожно обследовал голову Шервуда. В том месте, где тот ударился об острый край камина, над правым ухом кожа была рассечена. Рана была неглубокой, но сильно кровоточила. Светлые волосы Шервуда пропитались кровью с этой стороны.
Адам приложил свернутую материю, чтобы остановить кровотечение. Затем снял свой галстук и сделал из него временную повязку на голове Шервуда. Возможно, это средство не было достаточно эффективным, но он должен был что-то делать, чувствуя себя виноватым.
Адам рассчитывал отвлечь парня от Марианны, но не собирался калечить его. Он не имел в виду причинить ему вред. Однако было видно, как лодыжка Шервуда зацепилась за его ногу. Умышленно ли он оставил свои ноги вытянутыми? Хотел ли, чтобы тот споткнулся и упал? Адам так не думал. Однако он мог бы убрать вытянутые ноги, но не сделал этого.
Черт возьми! Он зашел слишком далеко на этот раз. Ничего подобного больше не повторится. Он не станет вмешиваться в жизнь Марианны. Пусть найдет хоть дюжину любовников. И, если хочет, пусть заведет даже мужской гарем.
Из-за нее едва не произошло убийство, и Адам наконец понял, как нелепо вел себя, беспокоясь о Марианне.
Дверь открылась, и вошел Лоустофт с дворецким во фраке, накинутым поверх ночной рубашки.
– Боже! – воскликнул Хибберт, увидев своего хозяина.
– Мы не трогали его ногу, – сказал Адам. – Я полагал, что лучше дождаться доктора.
– Да, да, так будет лучше, – согласился Хибберт.
– Вы послали за ним?
– Да, я послал одного из конюхов, который проворней остальных. Доктор Снид живет в трех милях отсюда, в Ричмонде. Он должен скоро прибыть. Бедный лорд Джулиан! Надеюсь, он не испытывает сильной боли.
– К счастью, он очень пьян, отчего боль притупляется, – сказал Лоустофт.
Хибберт поднял голову и впервые оглядел комнату. На мгновение глаза его сузились, но затем лицо приняло обычное для дворецких холодное, сдержанное выражение.
– Томас, – позвал он.
Молодой взъерошенный лакей, стоявший с широко раскрытыми глазами в дверном проеме, вошел в комнату.
– Да, сэр.
– Я хочу, чтобы ты и Чарльз навели порядок в этой комнате.
– Прямо сейчас?
– Да, до прибытия доктора. И помогите мистеру Лейтон-Блэру добраться до его комнаты. Возможно, доктору Сниду потребуется диван.
Во всей этой суматохе Адам забыл об отце Клариссы, который продолжал спать на диване. Хибберт извинился и вышел под тем предлогом, что ему надо одеться надлежащим образом до встречи с доктором. Адам помог лакеям поднять Лейтон-Блэра. Очнувшись, тот удивился и встревожился, однако не пошел к себе в комнату и стоял, готовый предложить свою помощь.
Спустя сорок пять минут появился доктор Снид. Он выправил сломанную ногу Шервуда, который, очнувшись, взвыл от боли, и зашил рану на его голове. Шервуд принял значительную дозу настойки опия и снова отключился. Его подняли и понесли наверх в спальню, что было затруднительно сделать двум лакеям даже с помощью Лейтон-Блэра, Хэверинга, Лоустофта и Адама, которые сменяли друг друга.
Когда они достигли коридора, где находились спальни, из дверей высунулось несколько голов, чтобы узнать, отчего возник такой шум. Темная голова Рочдейла появилась из комнаты, которая явно ему не принадлежала. Возможно, это спальня леди Дрейк? Адам не был уверен.
Рочдейл закрыл глаза и изумленно покачал головой.
– Мой Бог, что ты наделал? – прошептал он.
– Расскажу потом, – ответил Адам приглушенным голосом. – Это произошло случайно, уверяю тебя.
Из другого дверного проема высунулась испуганная физиономия Грейс Марлоу. Женщина прикрывала грудь шерстяной шалью. Ее густая светлая коса, перекинутая через плечо, свисала до талии.
– Боже, что произошло?
– Несчастный случай, – ответил Адам. – Он сломал ногу.
– О! – Ее взгляд переместился на безвольную фигуру Шервуда, которого вносили в комнату в другом конце коридора. Она увидела Рочдейла, возмущенно поджала губы и закрыла дверь. Вероятно, Грейс знала, что это не его спальня, и знала также, какая леди там находится. В еще одном дверном проеме показалась голова лорда Тротбека в ночном колпаке, а в следующем виднелось испуганное лицо мисс Стиллмен. Миссис Лейтон-Блэр в объемном ночном головном уборе смотрела на своего мужа пронзительным взглядом из другой двери в то время, как тот помогал вносить Шервуда в комнату. Когда Адам двинулся туда, чтобы помочь уложить Шервуда на кровать, позади него слышался шепот, доносившийся с разных сторон.
Он заметил, что дверь Марианны оставалась закрытой.
Глава 12
Доктор наложил шину на ногу Шервуда и уверил, что рана на голове не должна причинять ему беспокойство во время сна. Остальные джентльмены удалились один за другим, полагая, что больше ничем не могут помочь. Адам остался с пострадавшим вместе с Хиббертом и Джарвисом, личным слугой Шервуда, который явился, чтобы помочь своему хозяину. Адам тоже ничего больше не мог сделать, но он чувствовал себя чертовски виноватым и хотел убедиться, что молодой человек вне опасности.
– У него простой перелом, – сказал доктор. – Его легко выправить, и кости быстро срастутся. А рассечение на голове неглубокое. Опасений относительно инфекции нет. Однако к утру у него будет шишка величиной с гусиное яйцо. Благодарю за помощь, сэр. Хорошо, что вы вовремя остановили кровотечение.
Он повернулся к слуге.
– Вашему хозяину необходим продолжительный отдых. Дайте ему эту дозу настойки опия, когда он проснется. Сломанная нога будет ужасно болеть несколько дней. Не позволяйте ему вставать с постели. Ногу надо держать в покое, чтобы кость правильно срослась. Повязка на голове должна быть сухой. Я сменю ее, когда снова навешу пострадавшего.
Получив еще несколько указаний, Хибберт повел доктора вниз. Джарвис поблагодарил Адама за помощь и переключил свое внимание на Шервуда, заботливо укрывая его. Адам потихоньку покинул комнату.
Теперь в коридоре было тихо. Никто не высовывался из комнат, и в щели из-под дверей не пробивался свет. В доме царил покой. Было около трех часов. Ночь, казалось, не имела конца.
На столе в холле горела свеча и лежал небольшой запас свечек для гостей, если кому-то понадобится свет ночью. Адам зажег одну из них и направился в свою комнату.
Он остановился у двери Марианны. Должно быть, на перестала ждать Шервуда несколько часов назад и теперь спит. Она ждала любовника в этот вечер, а он, черт побери, лишил ее удовольствия. И не только на эту ночь. Сломанная нога Шервуда вывела его из строя на некоторое время. И все из-за эгоизма Адама.
А что, если она все еще ждет Шервуда? Если все еще надеется, что он придет к ней? Под ее дверью не видно света, но не исключено, что Марианна бодрствует, охваченная тревогой и желанием. Если она действительно не спит, надо сообщить ей, что случилось, чтобы она могла спокойно уснуть.
Адам тихо поскребся в ее дверь, но изнутри не донеслось ни звука. Он повернул ручку – дверь оказалась незапертой. Ну конечно! Ведь Марианна ждала Шервуда. Адам осторожно открыл дверь.
В комнате было темно, и его свечка давала мало света. Огонь в камине погас, и в воздухе ощущалась прохлада. – Марианна… – тихо позвал он. Ответа не последовало. Должно быть, она спит.
В центре комнаты неясно вырисовывалась огромная кровать. Адам приподнял свечу и увидел, что занавески балдахина закрыты. Вероятно, Марианне стало холодно, когда погас огонь. Адам подошел ближе. Он хотел увидеть ее. Только увидеть. Он отодвинул одну из занавесок и поднял повыше свечу.
Марианна крепко спала, отвернувшись от него-. Ее темные волосы рассыпались по белой наволочке подушки и по одеялу. За все годы, что Адам знал Марианну, он никогда не видел ее с распущенными волосами. Это привилегия мужа или любовника. Он не представлял, что они такие длинные. Одну руку она подложила под щеку, и из-под одеяла виднелась часть светлой блестящей ночной сорочки. Несомненно, шелковой. Она надела ее для Шервуда, для своего любовника.
Адам долго смотрел на Марианну, упиваясь этим зрелищем. Он никогда не желал ее так, как в этот момент, когда она лежала такая спокойная, такая красивая. Это его вина, что Шервуда нет здесь, чтобы увидеть, как прекрасно она выглядит. Но Адам может возместить эту потерю. Она хотела иметь любовника. Ради Бога, она получит его!
Адам опустил штору и подошел к длинной скамье в изножье кровати. Он поставил свечу на тумбочку, не совсем отдавая себе отчет в том, что делает. Лучше не думать об этом. Если он будет здраво рассуждать, то у него ничего не выйдет. А он хотел этого и потому отключил мозги, руководствуясь только потребностями своего тела. Адам снял сюртук, жилет и ботинки. Когда же он потянул через голову рубашку, возникший поток воздуха задул свечу.
Проклятие! Стало совершенно темно. Плотные шторы на окнах были закрыты, не пропуская ни малейшего света. Адам даже не мог видеть свою руку перед лицом. Но это не важно, ему не требуется свет. Он уже насладился видом Марианны. Теперь надо почувствовать ее.
Адам окончательно разделся и стоял обнаженным в темной комнате. Он на ощупь обошел кровать, отыскал вход между занавесками и осторожно забрался под одеяло.
Марианна слегка пошевелилась, но не проснулась. Адам прижался грудью к ее спине и нежно обнял.
Некоторое время он просто держал ее в своих объятиях. Наконец-то! Он боялся признаться себе, что давно мечтал вот так обнимать Марианну. Лучше не рассуждать о правильности или неправильности своего поступка.
Сейчас он позволил любви и желанию полностью овладеть им.
Боже, как восхитительно она пахнет! Этот аромат всегда ассоциировался у него с Марианной – цветочный, немного пряный. Она часто пользовалась этими духами, и их едва уловимый запах исходил от мебели, штор и ковров в ее гостиной. Он мог бы с закрытыми глазами определить, когда она входит в комнату, благодаря этому характерному аромату. Однажды он спросил ее, чем пахнут ее духи. Что она сказала тогда? Кажется, назвала какой-то странный сорт цветов. Туберозы. Вот именно. От нее всегда исходил аромат тубероз, но никогда еще он не вдыхал его полной грудью. Этот запах действовал опьяняюще. Адам откинул ее волосы в сторону и прильнул губами к шее. На вкус Марианна была тоже очень приятной.
Она медленно просыпалась, почувствовав его губы на своей шее. Ощущение было очень приятным. Таким теплым и нежным. Внезапно она осознала, что происходит, и окончательно пришла в себя.
– О!
Он все-таки пришел к ней.
– Это я, Марианна. – Его тихий низкий голос был слегка приглушен, оттого что он уткнулся носом в ее шею.
– Да? – Марианна повернула к нему голову, но ничего не могла разглядеть в темноте. Она протянула руку назад и коснулась его головы, в то время как он слегка покусывал ее шею. Его волосы были густыми и мягкими, и она провела по ним пальцами, тогда как он творил чудеса своими губами.
– Ты разочарована? – прошептал он, щекоча дыханием ее ухо. – Рассержена?
Марианна испытывала и то, и другое, поскольку он обманул ее надежды, явившись через несколько часов, хотя она знала, что он не виноват. Она прокляла Адама за то, что тот занял Джулиана карточной игрой, и, в конце концов, устав ждать, забралась в постель. Впрочем, теперь это не имеет значения. Он здесь, и, о Боже, как приятны его ласки.
– Нет, – ответила она. – Я не разочарована.
– Слава Богу, – прошептал Адам, прижимаясь губами к ее шее. – Слава Богу.
Марианна тихо застонала, когда его губы подобрались к ее уху, и выгнула шею, предоставляя ему больший доступ. Неожиданно она осознала, что совсем не нервничает. Пусть все идет своим чередом – ей очень приятно.
Адам был прав: надо просто расслабиться и наслаждаться. Пробудившись после крепкого сна, она не успела подумать о чем-либо, чтобы тревожиться и нервничать, и сейчас испытывала сладостное томление и… сексуальное возбуждение. Марианна никогда не чувствовала себя более раскованной и была почти рада, что он задержался и она уснула.
Его губы нежно касались ее скулы и щеки, и она повернула голову, чтобы он мог поцеловать ее в губы. Он быстро повернул ее лицом к себе, и тогда она почувствовала, что он совершенно голый. Дэвид никогда полностью не обнажался в постели с ней; на нем всегда была ночная рубашка.
Она протянула руку и коснулась обнаженного мужского тела.
– Марианна, любовь моя. – Он с тихим рычанием накрыл ее губы своими губами.
Этот поцелуй не походил на его прежние поцелуи. Он нежно прижимался к ее губам, пробуя их на вкус и возбуждая. Потом провел по ним языком, и она приоткрыла их, позволяя ему проникнуть внутрь. Новая волна наслаждения охватила Марианну, когда он втянул ее язык глубоко в свой рот, лаская его там своим языком.
Он гладил ее волосы, пропуская их сквозь пальцы. Она обняла его и притянула к себе, ощущая гладкое мускулистое тело. Внезапно его поцелуй стал более пылким и настоятельным, отчего по телу Марианны пробежала волна возбуждения, и ей захотелось большего.
Его рука легла на ее талию, потом заскользила выше, приподнимая шелковую сорочку, пока не обхватила грудь. Он начал водить большим пальцем по соску, и все ее тело затрепетало от этого прикосновения. Его влажные поцелуи переместились на подбородок, горло и на корсаж ночной сорочки, спускаясь все ниже и ниже. Наконец он накрыл ртом сосок.
Марианна вскрикнула и выгнулась ему навстречу. Они еще даже не соединились, а она уже испытывала необычайное возбуждение, какого никогда не было при общении с мужем. Дэвид никогда не целовал ее так. – Я хочу всю тебя, – прошептал он. – Всю.
Он протянул руку и начал поднимать край ее сорочки до бедер, до талии, до груди. Она подняла свои руки, и он окончательно стянул ее. Теперь Марианна была совершенно голой. Она никогда не обнажалась перед мужчиной. Это подействовало на нее необычайно возбуждающе.
Он изучал ее тело в темноте, касаясь своими мягкими пальцами там и тут, словно пытался этими прикосновениями определить, как она выглядит без одежды. Это побудило ее сделать то же самое. Она провела ладонью по его груди, заинтригованная жесткими волосами, покрывавшими ее. Потом нащупала гладкие места по бокам и вдоль ребер, где кожа была шелковистой и мягкой, как у ребенка.
Ей хотелось, чтобы не было так темно, чтобы можно было увидеть его мускулистое тело. Однако закрытые занавески балдахина создавали непроглядную темноту.
Марианна прижалась губами к его груди, вдыхая запах мускуса с легкой примесью лавровишневой туалетной воды. Волосы на его груди щекотали ей нос. Она коснулась языком его сосков, щупая руками крепкие мышцы вокруг них. Потом ее руки заскользили вниз вдоль полоски волос, ведущей к пупку, где волосы опять стали гуще. Ее рука спустилась ниже, и он застонал.
Адам обнял Марианну и притянул к себе.
– Любовь моя, – прошептал он и снова поцеловал ее.
Такое сочетание, когда их губы сливались, а ее обнаженные груди прижимались к его груди, вызывало у Марианны необычайно волнующее ощущение. Она потерлась об него, как кошка, впиваясь пальцами в его спину и плечи.
Даже если бы на этом все кончилось, ей было бы достаточно. Она уже испытала такое удовольствие, какого не знала прежде. Ее тело как никогда оживилось. И без продолжения ласк она была бы удовлетворена и этим. Но ей хотелось большего. Ей хотелось испытать все до конца.
Адам повернул ее на спину и навис над ней. Значит, близилось окончание. Невероятно волнующие предварительные ласки, видимо, закончились, и должно начаться главное действие. Но она ошиблась.
Он снова поцеловал ее долгим крепким поцелуем, поглаживая при этом то одну, то другую грудь. Марианна выгибалась под его рукой, и он чувствовал ее желание. Он оторвался от ее губ и провел языком по верхней выпуклости ее груди, потом ниже. И, наконец, втянув в рот сосок, стал водить языком вокруг него. Марианна вскрикнула, и это было самое приятное, что он когда-либо слышал. Эта женщина, никогда прежде не знавшая сексуального наслаждения, сейчас извивалась, испытывая его. Адам сделал это ради нее и упивался своим триумфом.
Он продолжал ласкать языком ее сосок, потом перешел к нижней части выпуклости. Такое же внимание он уделил и другой груди, после чего перенес поцелуи на живот.
Он сделал паузу, размышляя, следует ли двигаться дальше. Возможно, она будет шокирована. Правда, Марианна говорила, что хочет испытать истинное удовлетворение от физической близости. Хотя бы однажды. Этот момент настал, и он предоставит ей возможность познать блаженство в полной мере.
Но не сразу, а постепенно.
Адам подвинулся выше, не переставая целовать ее. Он терзал ее губы жгучими жадными поцелуями, а рукой гладил ее изящное бедро. Потом провел по внутренней стороне бедра и обхватил ладонью мягкое возвышение. Он почувствовал, как она напряглась, но продолжал целовать ее, не убирая руку. Потом его пальцы медленно раздвинули нижние губы и начали поглаживать мягкие складки. Она судорожно втянула воздух, а он продолжал ласкать ее. Она уже была влажной от желания, когда Адам погрузил палец внутрь.
Марианна застонала, оторвав свои губы от него.
– О мой Бог! – воскликнула она. – О да!