– Я просто хотел провести несколько минут в вашем обществе, – с готовностью объяснил он. – Грант – мой старый друг, а вы скоро будете его женой. Так разве не разумно для нас стать друзьями?
– Не понимаю зачем.
Лоренцо посмотрел на нее, затрудняясь с ответом. А Арабелла продолжила:
– Едва ли мы с вами станем большими друзьями, сэр. Да и вряд ли будем часто видеться. Разве вы не в Италии живете? А если так, зачем мне тратить свое время на то, чтобы узнать вас получше и подружиться с вами, когда совершенно очевидно, что вы не останетесь в Роузмуре? Если бы мне пришла в голову фантазия попытаться подружиться с вами, это нанесло бы непоправимый вред моим занятиям, вы так не считаете? Посему спрашиваю вас еще раз, сэр, какая польза мне пытаться быть любезной с вами?
– Пользы никакой, – согласился Лоренцо, внезапно осененный мыслью, что ничто из того, что он может сказать, не возымеет на нее никакого действия. Она не хочет узнавать его, поэтому он так и останется неизвестным ей.
– Тогда, если не возражаете, сэр, я бы хотела вернуться к своей книге.
– Графине следует быть более приветливой, мисс Фентон. Вы же скоро будете графиней.
– Да, мне придется жить в Роузмуре, сэр. Однако вдовствующая графиня будет продолжать оставаться главной для людей, живущих здесь. Я же смогу принести им гораздо больше пользы, изучая методы лечения недугов, чем заговаривая их до смерти.
Лоренцо через силу улыбнулся, надеясь, что его улыбку можно хотя бы отдаленно принять за искреннюю.
К счастью, он был избавлен от попытки что-то ответить на грубость будущей графини появлением нынешней.
– Ах вот где вы оба, – сказала графиня Стрейтерн. Она вплыла в оранжерею, словно торговое судно, солидная и решительная в своем черном платье, расшитом черными бусинами. В отличие от волос Арабеллы ее волосы были идеально уложены в виде короны из кос на макушке. Агатовый медальон, внутри которого, без сомнения, находилось по локону каждого из умерших сыновей, был ее единственным украшением.
Воздух становился густым, пропитанным влагой, словно недавно прошел дождь. Здесь было слишком душно, чтобы оставаться долго. Лоренцо встал и, слегка поклонившись графине, предложил ей свое место.
Она отклонила его предложение и повернулась к мисс Фентон:
– Где твоя компаньонка?
Арабелла вместо ответа лишь пожала плечами, чем вызвала явное раздражение графини.
– Я не видела ее ни за завтраком, ни за обедом. Когда я спросила у Агнес, где она, та промямлила что-то невразумительное. Таким образом, я могу лишь предположить, что мисс Камерон отправилась заниматься чем-то, чем заниматься не должна.
Арабелла отнюдь не выглядела недовольной тем, что мисс Камерон куда-то исчезла. Возможно, она была даже рада ее отсутствию. Но ведь и Грант тоже не показывался со вчерашнего вечера. Неужели Арабелла Фентон настолько холодна и бесчувственна, что даже не способна испытывать ревность?
Лоренцо горячо надеялся, что его друг решился на безрассудство и они с мисс Камерон сейчас пытаются доставить друг другу немного радости перед его свадьбой.
– Итак? – Графиня Стрейтерн была недовольна молчанием Арабеллы. Ее черная кожаная туфля нетерпеливо постукивала по кафельному полу оранжереи.
Арабелла, однако, продолжала хранить молчание, и тогда графиня повернулась к Лоренцо. Не успела она даже сформулировать вопрос, как он вскинул руки, капитулируя.
– Полагаю, что утром они отправились на болото, ваше сиятельство. В остальном я могу лишь предположить, что Грант сейчас у себя в лаборатории, а о местонахождении мисс Камерон я не имею представления.
– А что, Джиллиана должна была что-то для вас сделать, ваше сиятельство? – поинтересовалась Арабелла. Спрашивая, она даже закрыла свою книгу и с легкой улыбкой подняла глаза на графиню. Любезное, приветливое выражение, однако, не затронуло глаз, и у Лоренцо появилось ощущение, что Арабелла Фентон не питает симпатии к графине Стрейтерн и что это чувство взаимно.
– Нет, – ответила графиня, – я просто хотела задать ей несколько вопросов.
– Возможно, я могла бы ответить на ваши вопросы.
– Сомневаюсь, – отрезала графиня.
– Джиллиана не возвращалась в свою комнату, ваше сиятельство, – сказала Арабелла. Она улыбнулась графине беглой, почти незаметной улыбкой. – Но я никогда не тревожусь по поводу выходок Джиллианы. У нее есть, например, привычка бродить по ночам. Ее, видите ли, мучит бессонница.
Несколько долгих мгновений две женщины внимательно смотрели друг на друга. Что происходит между ними? Что им известно такого, во что Лоренцо не посвящен? Он был несказанно рад, что не живет в этом доме, полном тайн и загадок. Он не признался Гранту, но ему не нравилось его поместье, он предпочитал солнечную Италию этому мрачному и безрадостному месту. Пусть Роузмур – поместье, достойное графа, но здесь недостаточно любви и тепла и слишком много вопросов.
– Возможно, ей не дает спать нечистая совесть, – продолжала Арабелла.
– Мне кажется, тебе следовало бы выказать некоторую лояльность по отношению к своей подруге, – заметила графиня. – В конце концов, она твоя компаньонка. И если она тебе так уж не нравится, почему ты ее не уволишь?
– Это решение моего отца, ваше сиятельство. Он считает, что Джиллиана должна быть моей компаньонкой. Мы с ней во многом не подходим друг другу. Она не понимает моего увлечения медициной, а мне не нравится ее постоянное вмешательство в мою жизнь. Когда я стану графиней Стрейтерн, то сразу же уволю ее. Это будет моим первым официальным распоряжением.
Графиня не ответила, переключив свое внимание на Лоренцо.
– Вы уверены, что не знаете, где мисс Камерон? – Она посмотрела на него пристальным взглядом.
На мгновение Лоренцо пришла в голову мысль поделиться с ней своими предположениями, что мисс Камерон и Грант нашли утешение друг в друге. Но при том, что графиня явно ценила преданность, она, очевидно, не понимала того, что понимал Лоренцо. Грант – его друг. Пусть он сам поведает графине о своих планах в отношении Джиллианы. Если же у него нет таких планов, то пускай сам объясняет отсутствие Джиллианы.
– Сожалею, но я действительно этого не знаю, ваше сиятельство.
В ответ на его слова она лишь коротко кивнула, словно Лоренцо ответил именно так, как она того и ожидала.
– Когда увидите моего сына, не передадите ли ему, что я прошу его зайти ко мне, и по возможности побыстрее?
Лоренцо сдержал улыбку, подумав, что из них двоих Грант, пожалуй, упрямее.
Но ответ его ни в малейшей степени не указывал на его подлинные мысли в отношении Гранта.
– Разумеется, ваше сиятельство, – сказал он, слегка поклонившись.
– Это не лучшее место для беседы, – сказала графиня, окидывая взглядом растения и хмурясь, будто не одобряла их буйную пышность. – Я иду в свою гостиную и жду там вас обоих.
– Но, с вашего позволения, ваше сиятельство, мне нужно написать письма домой. – Письма, полные слов благодарности. Без сомнения, Элиза будет читать их с некоторым удивлением. Но он еще никогда не ценил ее больше, чем в этот момент.
– Чепуха, – отрезала графиня. – Я желаю поговорить с вами об Италии. – Она повернулась, не сомневаясь в безоговорочном подчинении, и покинула оранжерею.
Лоренцо сдержал вздох, повернулся и протянул руку мисс Фентон, но та не приняла ее. Она демонстративно прошла мимо, едва не столкнув его с дороги. Лоренцо взглянул на скамью и увидел, что Арабелла забыла книгу. Он наклонился и взял ее. Уголок одной страницы был загнут, и он расправил его.
Но не успел он догнать Арабеллу и вернуть ей книгу, как она сама вернулась и выхватила ее из рук Лоренцо.
– Спасибо, – сказала она тоном, не оставляющим сомнений, что он опять рассердил ее.
И, не добавив больше ни слова, она последовала за графиней, словно маленькая шхуна за большим кораблем. По крайней мере, у мисс Фентон хватает ума без возражений подчиняться графине Стрейтен. Видимо, молодая женщина все же не лишена здравого смысла.
Лоренцо вошел в Зеленую гостиную и увидел, что название у комнаты подходящее. Интерьер состоял из предметов разных оттенков зеленого, удивительно гармонировавших друг с другом. Комната была, несомненно, женской, что сразу бросалось в глаза.
Лоренцо кивнул доктору Фентону, который сидел на краешке канапе, стоящего напротив камина. Доктор, судя по его виду, чувствовал себя здесь не в своей тарелке, как, впрочем, и Лоренцо. Но по крайней мере доктору было легче, потому что он не находился так близко к графине. Она села буквально в трех футах от Лоренцо в мягкое вертящееся кресло, положив обе руки на подлокотники, будто это был трон. Мисс Фентон предпочла сесть рядом с отцом.
Графиня строго взглянула на Лоренцо, который ждал, когда мисс Фентон займет место рядом с доктором. Не одобряла ли она его манеры, одежду или само его существование, сейчас трудно было сказать.
Он послал сочувственный взгляд доктору, но Фентон отвел глаза, чем-то похожий на пойманное в ловушку животное, отвергающее какую бы то ни было доброту перед смертью.
Собственно, почему он, Лоренцо, снова здесь? А, ради Гранта. Его жена полностью одобрила и поддержала его решение.
"– Ты должен помочь ему, Лоренцо. Если бы не он, у тебя вообще бы не было будущего.
– Именно это я и намерен сделать, моя дорогая, – ответил он. – Но мне не нравится, что придется оставить тебя так надолго. – Он посмотрел на ее живот. Пока еще ничего заметно не было, но ведь она беременна их восьмым ребенком.
– С нами все будет хорошо, милый. И с тобой тоже. Расставание в такое время будет нам обоим только на пользу".
Лоренцо тогда лишь улыбнулся, вспомнив, какой раздражительной Элиза становится в первые месяцы беременности.
Сейчас ему было очень интересно, что подумала бы Элиза о таком собрании. Все четверо сидели вместе; они с доктором Фентоном кивали друг другу, словно коллеги, в то время как на самом деле Фентон и представления не имел, что Лоренцо тоже врач. Арабелла сидела рядом с отцом, яростно сжимая в руках книжку, охраняя свои знания с большим рвением, чем будущего мужа. Графиня была совершенно невозмутима и царственна, как королева, она оглядывала их всех с некоторой брезгливостью, словно они были грызунами, неожиданно обнаруженными в кладовой. А он? Он отчаянно хотел очутиться дома, во Флоренции, подальше отсюда.
Он нуждался в какофонии детских голосов, безмятежности своей красавицы жены и компании старых друзей. Если бы не Грант, он бы вообще не женился на Элизе из-за происков алчных стервятников – ее родственников. Они растранжирили ее приданое, а его состояние было для них недостаточно солидным. Вмещался Грант и сделал им свадебный подарок – сумму настолько большую, что на несколько мгновений Лоренцо просто лишился дара речи. Но он не отказался от щедрого подарка Гранта. Иначе ему пришлось бы потерять Элизу, а он не мог позволить этому случиться. Поэтому он задвинул подальше гордость, которая могла в тот момент поднять голову, и принял дар с той же щедростью, с которой он был предложен. С того момента он твердо решил, что сделает все, что в его силах, чтобы отплатить добром за добро.
Вот почему он мерзнет и томится от одиночества, и скучает по Элизе, и сидит здесь, в этой гостиной, которую не мешало бы протопить. Или графиня скупится на дрова и уголь так же, как и на свои улыбки?
Огонь в камине мог бы помочь ему почувствовать себя уютнее, но вот в том, что он когда-либо почувствует симпатию к будущей жене Гранта, Лоренцо отнюдь не был уверен, Какая ужасная партия.
Графиня взглянула на Арабеллу и, даже не улыбнувшись, просто щелкнула пальцами.
– Ты разольешь чай, Арабелла, – приказала она.
Несколько долгих мгновений две женщины сверлили друг друга взглядами. Думала ли Арабелла об открытом неповиновении? Видимо, нет, ибо по прошествии этих мгновений она положила книгу на канапе рядом с собой и наклонилась вперед. Движения ее были проворными, когда она подавала первую чашку чаю графине, делая, однако, это почти с вызовом.
Лоренцо взял у нее свою чашку и улыбнулся, пробормотав слова благодарности. Арабелла не ответила.
Он обхватил руками чашку, гадая, сколько времени понадобится его пальцам, чтобы хоть немного согреться. Неужели больше никто в этой Богом забытой стране не мерзнет? Или они все ящерицы? Неудивительно, что Грант провел пять лет в Италии.
– Вы к нам надолго, граф Патерно? – Графиня улыбнулась ему несколько натянуто, как бы через силу, и Лоренцо понимал почему. Арабелла сверлила ее злобным взглядом, словно бросала будущей свекрови вызов.
Он улыбнулся в ответ.
– Нет, ненадолго. Моя семья ждет моего скорого возвращения.
Дверь резко распахнулась, и лакей, одетый в безупречную ливрею, остановился в дверях, глядя на графиню. Лицо его было белым, а по хриплому, учащенному дыханию было ясно, что он бежал бегом.
– Ваше сиятельство, прошу прощения.
Графиня хотела что-то сказать, но лакей повернулся к Лоренцо:
– Вы нужны графу, сэр. Это срочно.
Лоренцо встал, чуть не разлив остатки чая, когда ставил чашку на стол. И доктор, и Арабелла тоже поднялись.
– Что случилось? – спросила Арабелла.
– Не могли бы вы поспешить, сэр? – спросил лакей, подходя к Лоренцо. – Его сиятельство просил прийти именно вас.
– Он болен? – встревожился Лоренцо.
– Не он, а мисс Камерон, – ответил лакей. – Похоже, она умирает.
Глава 20
Грант прошел несколько шагов, обхватив Джиллиану руками, поддерживая ее безвольное тело. Возможно, если он заставит ее ходить, то она очнется. Следующую четверть часа он, по существу, таскал ее по комнате, проклиная маленькие размеры спальни. Если б они находились в Роузмуре, то в его распоряжении было бы по двадцать футов во все стороны, а здесь – лишь несколько шагов между кроватью и стеной.
– Джиллиана, ты не можешь меня вот так оставить. Ты не можешь вначале околдовать меня, а потом взять и просто исчезнуть из моей жизни. Как я буду жить? Какими станут мои дни, если я не буду видеть тебя по утрам? Что я буду делать вечерами, не видя тебя за обедом, как смогу обходиться без твоих искрящихся глаз, поддразнивающих меня?
Что он будет делать без нее?
Гранту казалось сейчас невозможным возвращаться к роли графа. Как, однако, странно, что с Джиллианой он чувствовал себя так, будто он снова в Италии, не обремененный ни титулом, ни положением, а просто наслаждающийся жизнью.
Это сотворила она, это ее заслуга. Она принесла ему свободу, но до сего момента он не осознавал этого.
Грант услышал голос доктора Фентона раньше, чем увидел его самого. Он что-то выкрикивал, двигаясь по коридору, и его голос, отдающий приказы, эхом разносился по просторам здания.
Доктор Фентон замедлил шаги у ротонды, и только тогда Грант увидел, что он привел с собой Арабеллу.
– Она больна? Что с ней случилось? – Арабелла поднырнула под вытянутую руку доктора Фентона, который хотел было ее задержать, и подбежала к Гранту. Она отвела волосы с лица Джиллианы, без сомнения, чтобы лучше разглядеть ее бледность.
– Вы должны положить ее, – скомандовала Арабелла. Когда Грант даже не пошевелился, чтобы выполнить ее распоряжение, она нахмурилась. – Следует укрыть ее одеялом и дать выпить теплого вина.
Он не сдвинулся с места.
– Надо сделать так, как говорит Арабелла, – мягко вмешался доктор Фентон. – Мы позаботимся о Джиллиане, ваше сиятельство.
Грант отступил на шаг.
– Чтобы яд быстрее распространился по организму? А разве не лучше помочь ей избавиться от содержимого желудка?
– С чего вы взяли, что ее отравили? – спросила Арабелла. Она потянула Джиллиану за плечо. Грант сделал еще шаг назад, отворачиваясь от своей невесты.
– В вашем предложении есть смысл. Но это в том случае, если б она была в сознании, – сказал доктор. – А сейчас она может захлебнуться и погибнуть. – Доктор Фентон на несколько шагов приблизился к Гранту. – Вы можете отдать ее на наше попечение, ваше сиятельство. Джиллиану нужно согреть и влить в нее несколько ложек теплого вина. Пожалуйста, обратите внимание, ваше сиятельство, губы у нее уже посинели.
Все, что Грант знал о медицине, могло уместиться в наперсток, но здравого смысла ему было не занимать.
– Я не согласен с вашими методами, – сказал он, сознавая, что, наверное, выглядит дураком в их глазах.
Ответственность, которую он чувствовал за состояние Джиллианы, буквально душила Гранта, но этим двум людям он не мог ничего сказать. Ни один из них не выглядел настолько встревоженным, насколько это ощущал он сам. А Арабелла выглядела даже лихорадочно возбужденной в своем стремлении заполучить пациента.
– Где Лоренцо? – спросил Грант доктора, но ответила ему Арабелла:
– Ваш друг ушел в свою комнату, когда услышал, что Джиллиана больна. Вы должны позволить нам с отцом лечить ее. – Она подошла ближе, и Грант положил конец дискуссии, выйдя из комнаты с Джиллианой на руках.
– Не ходите за мной, – предупредил он, увидев, что именно это они и собираются сделать.
Очень вовремя появился Майкл, и Грант мотнул головой в сторону Арабеллы и доктора Фентона.
– Проследи, чтобы их проводили назад в Роузмур, – приказал Грант.
Он пересек залитое солнцем пространство и зашагал по длинному, широкому коридору, тянущемуся по всей длине дворца. Грант редко сюда захаживал, предпочитая игнорировать наличие как левого, так и правого крыла здания. Слишком хорошо он помнил, что обнаружил в этих комнатах.
Грант помедлил у двери, ведущей в левое крыло. Ключ по-прежнему торчал в замке, как он и ожидал. Его управляющий периодически инспектировал земли и все постройки с тех пор, как ему вменили в обязанность контролировать состояние поместья. Он должен был следить за тем, чтобы крыша была починена, а дверные петли смазаны и чтобы комнаты по мере необходимости перекрашивались. Мактавиш был настоящим чудом, но когда Грант повернул ключ в замке и одной рукой распахнул дверь, то подумал, что лучше бы его управляющий не был таким добросовестным.
Двери в комнаты были открыты, впуская солнечный свет в холл. В конце коридора располагался большой гипсовый барельеф греческого бога Бахуса, занимавший стену от пола до потолка. Перед ним находился маленький бассейн, выложенный кафелем.
Грант подошел к бассейну и вошел в воду, зная, что взрослому мужчине здесь примерно по пояс. Очевидно, его отцу доставляли удовольствие игры такого рода, которые были у римских императоров.
Джиллиана уже замерзла и, когда он осторожно опустил ее в воду, начала дрожать. Он опустил ее ниже, погружая до тех пор, пока не скрылось лицо, а потом быстро поднял. Она закашлялась, хватая ртом воздух, и на этот раз глаза ее открылись, затем закатились и снова закрылись.
Грант сбился со счета, сколько раз он вновь и вновь погружал ее в воду. Он не думал о себе, хотя у него мелькнула мимолетная мысль, что его камердинер – человек, который не обращает внимания ни на титул Гранта, ни на его грозно насупленные брови, – наверняка потребует объяснить причину столь странного состояния его одежды. Господи, пусть только она живет.