Найджел перехватил нож левой рукой. Его кровоточащая правая рука безжизненно повисла. Лэнс вновь перешел в наступление, яростно нанося удары дававшей ему некоторое преимущество ножкой стола. Они дрались, взмокнув от пота и тяжело дыша, топча разбросанные бумаги, ломая мебель и переворачивая чемоданы. С рычанием противники упали на пол и катались среди обломков и мусора. Грязь и пыль покрывали их лица, руки, белые рубашки и черные сапоги. В конечном итоге Лэнс оказался наверху. Тяжело дыша, он сидел на бедрах Найджела, и его ангельское лицо исказили ярость и боль. Он прижал раненую руку Найджела ножкой стола и наступил ногой на запястье его другой руки.
Найджел смотрел на него со странным безразличием.
– Это единственное, что я не могу отдать тебе, Лэнс. Залитое слезами лицо Лэнса внезапно скривилось. Фрэнсис пришел на память один рисунок, который она видела в Индии. Там были изображены любовники в момент наивысшего наслаждения, которое было таким острым, что больше походило на боль.
– Я ненавижу тебя! – выдохнул Лэнс и занес нож. Его рука описала дугу над шапкой белокурых волос, и он со всей силой направил клинок в сердце Найджела.
Глава 14
Послышался скрежет стали о сталь. Найджел выгнулся, освободил раненую руку и перехватил ею нож. Его окровавленная рука метнулась подобно молнии. Стальной клинок отразил удар. Нож противника отлетел в сторону, а Найджел двинул носком сапога по локтю Лэнса. Приглушенно вскрикнув, Лэнс рванулся в сторону, пытаясь дотянуться до ножа. Найджел мгновенно бросился на него. Они катались по полу, пуская в ход все, что только возможно: колени, локти, ноги. Лэнс тоже был упорным бойцом, прошедшим хорошую школу.
Наконец Лэнсу удалось добраться до ножа. Он присел, изготовившись к прыжку. Найджел сделал обманное движение. Стараясь достать его, Лэнс споткнулся о разбитый столик и на мгновение потерял равновесие. Найджел поймал его запястье, припечатал его ладонь к стене и нанес безжалостный удар в пах. Со сдавленным криком, Лэнс выронил нож и, всхлипывая, скорчился на полу.
Найджел шумно дышал, удары сердца гулко отдавались у него в ушах.
– Ты же знаешь, что я не предавал ее, Лэнс. Это безумие.
– Тогда кто? – Лэнс смотрел на него сквозь пелену слез и пыли. – Кто, черт побери, сделал это?
– Не знаю. Господи, я не знаю! Но мне точно известно одно: все эти бумаги – фальшивка. Это была ловушка.
Лэнс пристально вглядывался в его лицо. Он все еще хватал ртом воздух.
– Ловушка?
– Просто еще один дьявольский поворот винта, вот и все. Разве ты не видишь во всем этом систему? Какими бы грязными ни были мои руки, я не предавал Катрин, и ты это знаешь. Ты ставишь себя в дурацкое положение, черт побери.
Лэнс, морщась, поднялся на ноги.
– С самого начала мне от тебя нужно было только уважение и ничего больше. Ты мне можешь дать хотя бы это?
Найджел попятился. Он был весь в крови и пыли. Как, черт возьми, все это должно было подействовать на Фрэнсис?
– Ради всего святого, ты можешь хотя бы на время заняться своими чувствами! Иди домой, Лэнс.
Лэнс подобрал свой камзол и шляпу и, пошатываясь, вышел из комнаты.
Фрэнсис отвернулась. Она выглядела такой хрупкой и ранимой. Изящная линия ее плеч и талии казалась необыкновенно нежной – символ красоты и благородства, всего того, что нуждается в защите. Найджел не находил в себе сил принести извинения или прикоснуться к девушке.
Наконец он заговорил. Честно и прямо.
– Мне жаль, что вы были вынуждены присутствовать при этой сцене.
– Оставьте меня одну, – ответила Фрэнсис.
Кровь стекала по его предплечью, оставляя причудливые узоры на кисти руки.
– С самой первой нашей встречи, Фрэнсис, мне нечего вам предложить, кроме извинений. Мне очень жаль, Фрэнсис. Я прошу прощения за все… за все это проклятое дело, в которое я вас втянул. Вы могли бы не… О, черт бы его побрал!
Она повернулась и с отчаянием взглянула ему в лицо.
– Вы довели Лэнса до грани безумия! Зачем? Зачем вы это делаете?
У него больше не было сил скрывать свою горечь.
– А вы не думаете, что Лэнс сам должен определять свою судьбу?
Ее дыхание тоже участилось. Шелковые одежды на ее груди трепетали в такт взволнованному дыханию.
– Боже мой! Вы все одинаковы. У вас за пазухой всегда камень, а за плечами – смерть. Я больше этого не вынесу!
Голос ее был искажен мукой. Найджел осознавал всю глубину ее отвращения и собственного стыда. Тем не менее он отчаянно хотел, чтобы она поняла.
– Я должен был научиться драться, Фрэнсис.
– Но я считала, что на дуэли существуют определенные правила… какие-то вещи, неприемлемые для джентльмена.
На мгновение он подумал, что мог бы найти какие-нибудь оправдания, но затем почувствовал, что устал от двусмысленности.
– Нет никаких правил. Этому меня научили казаки. Тут нечем гордиться, но война не похожа на салонные игры.
Девушка ничего не ответила. Найджел посмотрел ей в лицо и увидел на ее щеках слезы. Избегая его взгляда, она отвернулась. Ему страстно хотелось подойти к ней, обнять, успокоить. Нелепость этой мысли поразила его и заставила сказать правду.
– Я не могу избавить мир от крови. Не могу исправить все несправедливости или спасти народы от уничтожения. Я искал лучшее применение своим способностям, но иногда все пути ведут к катастрофе. Я пытался творить добро, даже когда результат оказывался противоположным. У меня не было желания тренироваться для участия в кровавой бойне, но, Боже милосердный, вы должны были видеть, что я контролирую себя. Мне не хотелось драться с ним. И если бы я желал его смерти, то Лэнс был бы уже мертв.
Ее лицо было все в капельках слез, голубые глаза ярко блестели.
– Я знаю. Именно это и пугает меня.
Почему все это так больно? Она нравилась ему. Он уважал ее. Всеми фибрами своей души он хотел ее. Неужели эти три вещи могут сложиться во что-то такое, что он не может разрушить, чем не может управлять? Найджел опустился на сундук. Он почти не замечал, что рука его все еще болит, хотя кровотечение остановилось. Рана была поверхностной. Он делал вид, что серьезно ранен только для того, чтобы обмануть Лэнса.
– Мое самообладание? Боже милосердный! Я не понимаю.
– В вас преобладает разум, не правда ли? Вы умерли для чувств. Вас интересуют лишь ваши проклятые дела. Вы сказали, что война не похожа на салонные игры. А любовь? Любовь – это салонная игра?
Он понимал, что Фрэнсис говорит о Лэнсе, что она укоряет его за жестокое обращение с человеком, который любит его. И вдруг неожиданная мысль пронзила его, подобно удару ножа. Это было настолько очевидно, что он с трудом подавил в себе желание рассмеяться. Он вспомнил вкус ее губ на своих жарких и требовательных губах и то, как, несмотря на присутствие Фуше, потерял над собой контроль. "А любовь?"
– Подобно всем салопным играм, – сказал Найджел непринужденно, как будто это была обычная шутливая и несерьезная пикировка, – любовь состоит из трех частей.
– Вы смеетесь надо мной. – В ее топе сквозило презрение. – Из трех частей?
Найджел усмехнулся. А может, это была гримаса боли.
– Точно. Симпатия. Уважение. И вожделение.
Лэнс, спотыкаясь, спустился по лестнице и вышел на улицу. Он прислонился к железной решетке дверей и устремил взгляд на белые фасады домов на противоположной стороне улицы. Боже, помоги ему! Неужели он сошел с ума? Он только что пытался убить человека, который значил для него даже больше, чем Англия, единственного человека, который мог победить его в рукопашной схватке, единственного человека, которого он любил.
Единственная женщина, которую он любил, была мертва. Он никогда не ревновал Риво к Катрин. Какая женщина могла устоять перед ним? Даже для Бетти Найджел Арундэм был настоящим светом в окошке, хотя она за свою жизнь знавала многих мужчин. Как мог Риво так безжалостно отвергать его любовь?
Как быть с мисс Марш, его невинной невестой с каштановыми волосами? Она воплощала в себе Англию со всей ее чистотой и цельностью. Он страстно и безоглядно любил Англию – свою родину: зеленые лужайки, аккуратные домики, поля спелой пшеницы, усыпанные крупными маргаритками поляны, вьющихся в небе жаворонков. Когда Наполеон будет наконец побежден, он сможет взять в жены мисс Марш, отдав ей свою невинность взамен ее самой. Хотя, откровенно говоря, именно любовь к Риво помогала ему сохранить чистоту.
Лэнс побрел по тихим улицам. Когда он повернул на бульвар Сен-Мишель, его внимание привлек звук приближающегося экипажа. Он продолжал идти, намеренно покачиваясь из стороны в сторону, как пьяный. Карета остановилась рядом с ним. Лэнс осторожно, скрывая свою тревогу, поднял глаза. Окно со щелчком опустилось, и в нем показалась унизанная кольцами белая женская рука, выглядевшая очень бледной в серой предрассветной мгле. Нежные пальцы коснулись его щеки.
– У вас разбито лицо! Что с вами произошло?
Лэнс ошеломленно вглядывался в прелестное лицо, улыбавшееся ему из глубины кареты. Белый нежный овал матово светился в обрамлении черных волос.
– Ах, мой дорогой! Неужели вы так удивлены, что видите меня?
– О Боже! – Он едва мог дышать. Удары собственного сердца громом отдавались у него в ушах. – Я не понимаю! Откуда вы здесь взялись?
– В Париже? – рассмеялась она. – Обычным способом: приехала в карете. А вы что подумали? Что у меня есть крылья?
От потрясения он не мог связать и двух слов.
– Нет-нет! А Риво знает?
– Нет, мой дорогой, откуда? Меня знают здесь только под именем Прекрасной Дамы. Идите сюда. Дайте мне свою руку, и я вам все объясню.
Лэнс, как загипнотизированный, протянул ей руку. Она открыла дверцу кареты, вложила свою ладонь в его и помогла забраться внутрь.
– Да, – тихо произнесла она, – несмотря на то что он разбил мне сердце, я все еще люблю его. Как и вы, милый Ланселот. Не нужно грустить. Я всегда знала, что вы любите его. Но он не может ответить на ваше чувство. Его сердце мертво. Он скорбит по русской княгине Катрин, не правда ли? Думаю, только мы двое можем спасти его.
Зацокали копыта, и карета тронулась с места.
Неделя прошла в странном молчании. Найджел большей частью отсутствовал. Фрэнсис боялась, что он доведет себя до изнеможения, хотя по отношению к ней во время их кратких встреч он всегда проявлял неизменное чувство мягкого юмора и галантность. Она не могла сопротивляться или отвергать предложенный тон и поэтому скрывала свой страх и отвечала ему с той же непринужденной легкостью. Ему не нужна любовница. Он не хочет ее. Ей оставалось лишь надеяться, что она сможет поддерживать этот тон нарочитой вежливости, пока он не отвезет ее назад в Англию и не найдет ей герцога.
Лэнса она тоже видела мельком. Он появлялся ненадолго, а потом исчезал в лабиринте улиц и таинственном мире интриг. Он выглядел покорным и раскаивающимся. После драки Лэнс вел себя, как внимательный товарищ, и как будто молча извинялся перед Найджелом, надеясь снова завоевать его уважение. Найджел был вежлив, даже мягок с этим человеком, пытавшимся совсем недавно убить его. Фрэнсис не могла понять этого.
Париж застыл в напряженном ожидании. После парада на Марсовом поле большинство клиентов, приходивших за шелками и пряностями, нервно оглядывались, будто бы в ожидании надвигающейся катастрофы. Другие были неестественно оживлены и веселы, как будто отчаянно цеплялись за последний шанс заслужить себе прощение. В доме на улице Арбр царила нервная атмосфера, и Фрэнсис изо всех сил пыталась сохранить душевное равновесие. Под внешним спокойствием скрывался страх – за Найджела, безрассудно расходующего свои силы и находящегося на грани нервного истощения. Теперь Фрэнсис не покидал страх. Она пыталась медитировать, но мысли не слушались ее, разрушая оболочку безмятежности. Во время дыхательных упражнений она слышала его негромкий иронический голос. "Я известный специалист по изощренным пыткам". У нее ничего не осталось, и ей некуда было спрятаться.
Как-то утром он вернулся домой на рассвете, осунувшийся и бледный. Фрэнсис не могла заснуть. Она смотрела в окно на поднимающийся над городом предрассветный туман. Когда-то здесь стояла Катрин, распустив для него свои медные волосы. А потом она покинула его.
Отвернувшись от окна, Фрэнсис уткнулась в мокрый плащ. Обнявшие ее руки были холодными, но ей казалось, что от них исходит тепло. Найджел встретился с ней взглядом и, несмотря на неимоверную усталость, улыбнулся.
– Я старался избегать этого, – сказал он, – внезапного жара и замирания сердца. После того, что случилось в доме Доннингтона, это ведь непростительно, правда? Мне очень жаль.
Он опустил руки и отвернулся. В дверях стоял Лэнс. Его влажные волосы потемнели и приобрели янтарный оттенок. Фрэнсис опять отметила в нем какую-то раздвоенность, как будто радостное удовлетворение в его душе боролось с сильной тревогой.
Найджел, не оглядываясь, заговорил с Лэнсом:
– Наконец-то началось! Наполеон закрыл границы и не выпускает транспорт из Парижа. Он выступит в ближайшую неделю. Если бы точно знать, где он планирует перейти Рубикон, нашу миссию можно было бы считать законченной.
– А предательство, из-за которого погибла Катрин? – через силу выдавила из себя Фрэнсис.
– Нам известно лишь, что Катрин умерла. И я не уверен, что нам когда-нибудь удастся выяснить почему, – ответил Найджел и стал просматривать бумаги. Это были всего лишь домашние счета, оставленные месье Мартином. И лишь голос выдавал глубину его отчаяния.
Лэнс тепло взглянул на Найджела.
– Может, бумаги Доннингтона лгут и нет никакой связи между выдачей Катрин и предателем, работавшим против нас еще в России? – В голосе Лэнса появились какие-то новые, трагические и болезненные нотки.
– Нет, за нами следили, и каждое паше движение становилось известно врагу. Какое еще может быть объяснение фальшивым бумагам с моей печатью? Почему все ниточки, связанные с исчезновением Катрин, вели в никуда? Нас намеренно блокировали, как будто мы были игрушками в руках капризного ребенка. В этой игре есть неизвестный игрок, обладающий, несомненно, незаурядным чувством юмора.
– Вы думаете, что это майор Уиндхем? – непроизвольно вырвалось у Фрэнсис. – Что он жив? Что он действует против вас?
На мгновение их взгляды встретились. В его глазах горел огонь страсти. Но какой страсти? Она не была уверена, но жаркая волна пробежала по ее телу.
– Не знаю. Но кто бы ни был тот человек, он ошибется раньше нас. В противном случае я пойду на все.
Не глядя на Фрэнсис, Найджел вышел из комнаты.
Она подошла к окну. Найджел пересек двор и вскочил на своего донского жеребца. Она смотрела на него, и что-то шевельнулось в ее душе. Шкура животного блестела, хвост развевался, как серебристый флаг. Кто их таинственный парижский враг? Френвиль? Лекре? Она не хотела, чтобы им оказался Доминик Уиндхем, чтобы Найджел испытал предательство старого друга. Если это не Уиндхем, то остается один Фуше. Неужели это он, затаившись, выжидает, готовый к внезапному прыжку? В таком случае у них нет никаких шансов – три беспомощных чужака против всей мощи французской тайной полиции и секретов площади Вольтера.
* * *
Следующая неделя была столь же тягостна. Найджел возвращался только для того, чтобы на час-другой забыться в тяжелом, похожем на обморок сне, а затем лакей будил его, и он снова исчезал. Лэнс тоже большую часть времени отсутствовал, но как-то утром он пришел к ней сразу же после ухода Найджела. Фрэнсис видела, как в коридоре они шепотом обменялись несколькими фразами. Лэнс вошел в комнату, где она работала, и сорвал с себя перчатки.
– Вы хотите стать свидетелем его смерти? – без всякого предисловия начал он.
Фрэнсис онемела от изумления.
– Не понимаю, о чем вы говорите.
– Вы ведь с ним не любовники, правда? Ради всего святого, почему?
Она собрала все свое мужество, чтобы оставаться спокойной. Ей хотелось закричать и броситься на него с кулаками. Золотистые пряди спадали на его бледный лоб. Он смотрел на нее невинными глазами ангела.
Фрэнсис сделала глубокий вдох.
– Нет, я не любовница Найджела. Между нами ничего не было ни в Фарнхерсте, ни в его доме в Лондоне, ни здесь.
Ничего? Она все еще помнила вкус его поцелуев на своих губах, прикосновение его ладоней к ее коже.
– Я нахожусь тут только потому, – продолжала она, – что могу помочь в сортировке шелка и знаю названия пряностей. Потому что могу вести эти книги и поддерживать видимость того, что мы здесь занимаемся исключительно торговлей. Вот и все.
– Но вы куртизанка. Ради всего святого, ложитесь к нему в постель! Он изнуряет и убивает себя! – Лэнс закрыл глаза. Он искренне страдал. – Подумать только, что наши жизни зависят от его решений. Он лишен всякого утешения, и один этот дом способен свести его с ума.
– Но я не могу… – Фрэнсис взглянула на Лэнса, едва сдерживая слезы. – Он скорбит по Катрин. Я не могу заменить ее.
Лэнс уронил голову на руки и прижал пальцы к глазам.
– Проклятие! Я говорю не о любви! Вы видели эти бульварные листки. Ему просто нужна женщина. Дайте же ему наконец облегчение. Возможно, тогда он сможет спать. Возможно, он перестанет вести нас всех к гибели. Неужели вы его так ненавидите?
– Нет у меня к нему ненависти, – с трудом произнесла она.
Лэнс пристально смотрел на нее, его голубые глаза были обведены красными кругами. Она знала, что он собирается сказать ей, и понимала, что не вынесет этого.
– Тогда я умоляю вас, мисс Вудард! Умоляю вас! Дайте ему то, что он хочет, или мы все умрем!
Выбравшись из города, Найджел пустил своего донского жеребца легким галопом. Зеленые ветви деревьев смыкались у него над головой, по обе стороны от дороги простирались изумрудные поля. Проезжая через деревню, он был вынужден придержать лошадь, чтобы не задавить рассыпавшихся по дороге гусей и цыплят. Найджел почти ничего не замечал. У него не было определенной цели – он просто хотел уехать из Парижа. Ему необходимо было подумать.
За последние несколько дней число курьеров, снующих между дворцом Тюильри и военным министерством, увеличилось в несколько раз. В любой день Наполеон мог покинуть Париж. Найджел уже послал Веллингтону предварительное сообщение, что наступление французов неминуемо. Если он узнает, где они намерены перейти бельгийскую границу, то планам Наполеона можно будет помешать. Но все это должно произойти слишком быстро, а он так и не приблизился к разгадке смерти Доннингтона и Катрин и не выяснил, кто предавал интересы Британии еще со времен их миссии в России. Он стоял перед лицом поражения.
Если неизвестный враг знает, что он шпион, то почему ничего не предпринимает, пока они с Лэнсом не узнали слишком много? Потому что ему безразличны судьбы Европы и исход войны и он хотел уничтожить именно Найджела? Зачем? Боже милосердный! Найджел не мог себе представить, чтобы кто-то из живущих на земле людей так ненавидел его.
Донской жеребец тряхнул головой, когда хозяин позволил ему сойти с дороги на лесную тропинку. Найджел почти не удивился, когда час спустя оказался на небольшой поляне у ручья, где он рассказывал Фрэнсис о Рауле Паргу. Он соскочил с коня и отпустил его пастись, а сам опустился на землю и прислонился спиной к стволу дерева.