Хасим снова изменил позу. При этом он внезапно заметил движение у своей ноги. "Аллах!" Он стремительно вскочил, так что стул опрокинулся назад. Скорпион продолжал неподвижно сидеть. Его хвост был поднят для нападения. Дрожа всем телом, молодой египтянин медленно отступал назад, не отрывая глаз от отвратительно существа.
Наткнувшись на стену палатки, он очнулся от оцепенения и осмотрелся в поисках предмета, которым он мог бы прихлопнуть чудовище.
Он схватил сапог и стал осторожно подбираться к скорпиону, который застыл в прежней позе. Хасим чувствовал, как пот проступает у него на лбу и тело покрывается мурашками. Ночной воздух показался ему внезапно необыкновенно холодным.
Он опустил сапог на скорпиона и резко ударил прямо по цели.
Дрожа, с колотящимся сердцем, Хасим несколько секунд прижимал скорпиона сапогом. Потом он осторожно поднял его с пола.
Скорпион исчез.
Она несколько мгновений внимательно смотрела на спящего мужа. Убедившись, что он крепко спит, она бесшумно поднялась с постели, отодвинула москитную сетку и легкими шагами заскользила по палатке.
У ее туалетного столика стояло зеркало в человеческий рост, и когда Алексис Холстид остановилась перед ним, она очутилась в мерцающем свете луны. Он падал на нее серебристым шлейфом и делал ее загорелую кожу похожей на белоснежный известковый шпат. Она представляла собой картину лучащейся белизны и чистоты. Алексис восторженно смотрела на совершенство своего обнаженного тела. Она любовалась своими роскошными рыжими локонами, спадающими на бледные плечи и большие, упругие груди. Ее осиная талия переходила в великолепные округлые бедра. Ноги были длинными и стройными, такими же необыкновенно белыми, как и все тело.
Алексис положила ладонь на тугой живот, почувствовала, как напряглись все мускулы, и ощутила мощные пульсирующие токи. Кожа была горячей и холодной одновременно. Ей казалось, что она вся пылает.
Она встретилась глазами со своим отражением в зеркале и улыбнулась, как во сне. Она и была во сне - хотя ее глаза были открыты, Алексис Холстид находилась в состоянии глубокого сна.
В полночь Марк внезапно проснулся. Он напряг слух и прислушался к тишине, спрашивая себя, что могло его разбудить. Что-то же должно было вывести его из глубокого, крепкого сна, ведь он проснулся в одну секунду и чувствовал себя совершенно бодрым. Лежа на спине и глядя в темноту, он почувствовал, как бьется его сердце, но не в груди, а в животе - тяжелые, ритмичные удары пульса.
Он удивленно сел. Легкая испарина покрывала его тело, поэтому ночной воздух казался ему холодным. Болезненные удары распространялись по телу.
Потом он услышал это. Нежные, разрывающие душу причитания плачущей женщины.
Тихо поднялся он с кровати, ощущая при этом сильное душевное и физическое напряжение. Ему казалось, что его тело может в любой момент взорваться. Босиком пробрался он к выходу, закрытому сеткой от москитов. Прислушиваясь к мерному дыханию Рона, он медленно расстегнул молнию и вышел наружу.
Его, словно ледяной водой, обдало пронизывающим, холодным воздухом. Начиная замерзать, он потер руки и прислушался. Тихий жалобный плач был все еще слышен, теперь даже отчетливее.
На цыпочках он прокрался к другим палаткам, сначала прислушался у палатки Холстидов, потом Жасмины Шукри. Ничего. Везде было темно и тихо.
Марк рассеянно потер виски. Головная боль становилась все сильнее. Потом он повертел головой и насторожился, как будто почуял след. Как загипнотизированный пошел он туда, откуда слышался плач.
Он увидел ее чуть в стороне от лагеря, грациозно сидящую на камне, на котором недавно сидел грек. Она закрывала лицо руками, и ее изящная спина сотрясалась от всхлипываний. Марк восхищенно смотрел на нее. Что-то вроде ауры окружало женщину, слабое свечение, которое, казалось, исходило от ее гибкого тела. На ней было развевающееся белое платье, которое, как молоко, струилось по ее хрупкому телу.
В какое-то мгновение она показалась ему знакомой, потом это ощущение ушло. Она была незнакомкой, с которой, как он думал, ему следовало познакомиться.
Марк не мог оторвать от нее глаз. Он смотрел на стройные ноги, которые она по местному обычаю подобрала под себя, на женственную округлость ее рук и изгиб ее спины.
Потом Марк заметил, что почему-то видит как камень, на котором она сидит, так и известковые скалы за ней.
Женщина была прозрачной.
ГЛАВА 10
Марк машинально помешивал кофе. Он ждал, что аспирин в конце концов подействует.
Кроме него, в палатке были еще Жасмина Шукри и Хасим ель-Шейхли. Они сидели за другим столом и уже заканчивали завтрак.
Марк снова проснулся с головной болью и смутным ощущением, что ему снился сон. Но сон как будто сдуло ветром - он даже не мог вспомнить, о чем он был и единственное, что от него осталось, - страшная головная боль.
Самира попыталась навязать ему тарелку с омлетом, но он отказался. Когда она повернулась к нему спиной, он заметил кожаный мешочек, висящий у нее на поясе, и задумался, а не в этом ли кроется причина неприятного запаха, который, казалось, постоянно исходил от нее. Он знал, что шейха повсюду носит с собой разные порошки, и для него не было секретом, что она жует наркотические растения. Но в этом запахе было что-то человеческое, вот почему он решил, что он исходил от самой женщины. Марк собирался поговорить об этом с Абдулой и попросить его проследить за тем, чтобы она помылась.
Сетка на дверях приподнялась, и вошла Алексис Холстид.
- Где ваш муж? - поинтересовался Марк. - Мы сейчас отправляемся.
- Сенфорд не поедет с нами. Он не может.
- А что с ним случилось? Я слышал, он бегал на заре.
- У него снова пошла кровь из носа.
Жасмина оторвалась от своего чая:
- Может, мне его осмотреть?
Даже не взглянув на молодую женщину, Алексис Холстид ответила:
- В этом нет никакой необходимости. Ему скоро станет лучше.
Она села напротив Марка, положила руки на стол и выжидающе посмотрела на него. Самира подошла, шаркая ногами, и поставила перед Алексис стакан чая. При этом ее взгляд случайно упал на лицо миссис Холстид. На мгновение ее маленькие глазки расширились от ужаса. Казалось, беззвучный вскрик слетел с ее губ. Она отпрянула, задев соседний стол, и, спотыкаясь, быстро удалилась к плите.
- Какие планы на сегодня, доктор Дэвисон? - спросила Алексис, не заметившая реакции шейхи.
Марк достал из полевой сумки свернутый лист бумаги, развернул его на столе и прижал углы баночками с солью и перцем.
- Это топографическая карта местности, а вот эти линии, - он провел по ним пальцем, - разбивка, которую сделали мы с Абдулой. Рабочие исследуют сегодня территорию, это значит, что каждый внимательно осмотрит закрепленный за ним квадрат. Завтра мы подробнее изучим интересные места и будем так продолжать, пока не найдем какую-нибудь зацепку.
- За нами тоже будут закреплены квадраты, доктор Дэвисон?
- Я выбрал себе один, но остальные члены экспедиции не будут непосредственно участвовать в раскопках и подготовке к ним. Они понадобятся нам позже, в лагере, когда мы что-нибудь найдем.
Жасмина и Хасим встали из-за стола, чтобы тоже взглянуть на карту квадратов.
- А эти обведенные красным буквы, - продолжала Алексис, - что они значат? И почему вы соединили их красной линией?
- Это те места, где фараон Эхнатон поставил метки, обозначающие границы священного города. Некоторые из них были высечены в скалах, они видны и по сей день. Другие представляли собой каменные плиты, установленные на земле, и теперь они находятся в музеях. Когда Эхнатон вместе со своим двором покинул Фивы и избрал это место для нового города, он повелел своим каменотесам отметить его границы. Затем он объехал в колеснице каждое из этих мест, где торжественно поклялся своему богу в том, что его нога никогда больше не ступит за пределы этой области. Ни в этой жизни, ни в иной.
- Почему они помечены буквами?
- Это делали первые египтологи, когда они в начале века обнаружили эти стелы. Они отмечали их буквами по алфавиту в том порядке, как находили, при этом некоторые буквы алфавита были сознательно пропущены. Так вы видите, что нет стелы О или Т. Это делалось на тот случай, если в будущем будут найдены новые места, которым в зависимости от их положения можно будет присвоить соответствующую букву.
- Вы не разбили квадраты за пределами границ города?
- Если жрецы Амона так боялись мести духа Эхнатона, что похоронили его в особой гробнице, то я полагаю, что они, желая его задобрить, сделали это в пределах его священной области. Так… - Марк сложил карту и засунул ее в полевую сумку. - С этого момента нам нужно попытаться проследить ход мысли жрецов. Где бы мы на их месте воздвигли гробницу?
Из наполненной чадом палатки все вслед за Марком вышли на улицу, под яркие лучи утреннего солнца, где к ним присоединился Рон. На нем была футболка с надписью "Гринпис" и большой платок, который он повязал себе на голову от солнца. Марк подошел к двум открытым "лендроверам" и распределил группу по машинам. Вести должны были два вооруженных гафира. Остальные гафиры охраняли рабочую палатку, где хранились запасы чая и кока-колы. После разговора с Константином Доменикосом у Марка было как-то неспокойно на душе.
Путешествие вверх по Королевскому Вади было не из приятных. Гафиры отчаянно гнали, как будто бросая вызов рытвинам и ухабам. Алексис Холстид в своих темных очках сидела рядом с Марком и равнодушно молчала. Рыжие пряди волос, как языки пламени, выбивались из-под платка и хлестали ее по лицу. Рон на заднем сиденье изо всех сил старался уберечь штатив и камеру от тряски, что ему, однако, не удавалось, так как при каждом толчке его подбрасывало вверх. Позади них, во второй машине, Жасмина и Хасим, бледные от ужаса, сидели, вцепившись в щиток.
Вади, еще широкое и плоское вблизи равнины, постепенно превращалось в узкое, глубоко врезавшееся в плато ущелье, которое через шесть километров достигало входа в Царскую гробницу. Когда они добрались до нее, Марк поднял руку, показывая водителям, чтобы те остановились. Он взялся за арматуру над лобовым стеклом и приподнялся, чтобы окинуть взглядом местность. Когда пыль улеглась, он спрыгнул на землю. Щебень на дне Вади захрустел под его сапогами.
Солнце в этой голой лощине жгло еще сильнее. Теперь, когда встречный ветер не приносил больше облегчения, зной казался просто невыносимым. Выходя из машины, Хасим ель-Шейхли недоверчиво осмотрел песок, прежде чем опустил на него ноги. После происшествия прошлой ночью он очень плохо спал. Его мучили кошмары, в которых его преследовали гигантские скорпионы, а потом ему привиделась изящная женщина, которая подошла к нему, чтобы поцеловать, но в последний момент ее голова превратилась в щупальце скорпиона. Слишком измотанный, чтобы присутствовать при осмотре гробницы, Хасим решил остаться и подождать у "лендроверов".
Гафир, назначенный правительством охранять гробницу, сидел на корточках в пыли, развернув над своим тюрбаном пожелтевшие страницы газеты "Эль Ахрам", чтобы хоть немного защититься от солнца. Он поднял руку в знак приветствия, медленно встал и принялся возиться с ключами, висевшими у него на поясе.
Когда железные ворота распахнулись, Алексис спросила:
- Это помогает?
- Нет. Охранников легко подкупить.
Войдя в гробницу, они с первого взгляда поняли, что это значит: грязь на стенах и следы вандализма повсюду бросались в глаза. Эта картина производила ужасное, гнетущее впечатление. По наклонному коридору и крутой лестнице они попали в помещение, где некогда стоял саркофаг. Воздух внутри был влажным и затхло-душным. Через эту комнату Марк повел своих спутников, которые почти не разговаривали, в зал, стены которого были украшены сильно поврежденным рельефом, изображающим сцену поклонения царской семьи богу Солнца Атону.
- Когда эта гробница была открыта в тысяча девятьсот тридцать шестом году, - рассказывал Марк, направляя фонарик на схематично вырисовывающуюся перед ними настенную картину, - в ней был лишь саркофаг и несколько капонов. Это широкие кувшины, в которые помещают внутренности умершего. Капоны, найденные в этой гробнице, никогда не использовались, а саркофаг был пуст. Исходя из этого можно сделать вывод, что здесь определенно никто никогда не был похоронен.
Рон отделился от группы и начал устанавливать свой штатив.
- Почему не была использована? - прошептала Алексис. Она протянула руку к соседней настенной картине, но не прикоснулась к ней. Марк посмотрел на профиль ее запрокинутого лица, и снова его поразило ощущение чего-то знакомого, которое он испытывал каждый раз, когда смотрел на нее. Игра света и тени подчеркивала ее неповторимую красоту, выступающие скулы, чувственные губы и прямой классический нос. Лицо Алексис как будто бы изменилось в сумерках гробницы. Незаметное при дневном свете выражение появилось теперь на нем.
- Не знаю, - пробормотал Марк себе под нос.
- А гробница, открытая Рамсгейтом, выглядит, наверное, так же, как эта? - Голос Алексис немного изменился, он звучал ниже и более грубо.
- Не знаю…
Алексис повернулась чуть в сторону и из-под полуприкрытых век смотрела на причудливые фигуры на стене: Эхнатона и Нефертити, воздающих моления своему богу. Ее голос перешел в странный хриплый шепот:
- Такое впечатление, что эти настенные изображения были специально испорчены и стерты. Но зачем?
Марк попытался облизнуть губы языком, но заметил, что у него во рту стало необычно сухо.
- Жрецы Амона хотели лишить Эхнатона и Нефертити жизни после смерти.
- Что вы имеете в виду?
Запах гардении ударил ему в голову. За спиной раздался щелчок камеры Рона, прозвучавший в пустом каменном зале неестественно громко.
Сам того не замечая, Марк понизил голос:
- Древние египтяне полагали, что нарисованные или высеченные на стенах фигуры обладают жизненной силой. Звери могут передвигаться, а птицы способны слететь со стены.
- А люди?
Марк почувствовал, как у него сдавило в животе. Возможно, это было что-то вроде боязни замкнутого пространства. Внезапно ему захотелось как можно скорее выбраться из гробницы.
- К людям это тоже относилось. Нарисованные на стене, люди тоже как бы обладали магическими силами. Они в любую минуту могли сойти на землю…
Алексис отвернулась от него, спокойная и немного вялая, передвигаясь как будто во сне, она вошла в темный дверной проем. Перед ней раскрылась кажущаяся бесконечной пропасть.
- Что там внутри?
Марк как прикованный остался стоять у стены, силясь разглядеть молочно-белый силуэт Алексис. Неужели его глаза решили подшутить над ним? Ему казалось, что Алексис светится изнутри огнем.
- Склеп дочерей Эхнатона.
- Он когда-нибудь использовался?
В помещении снова раздался металлический щелчок - сработал затвор, поставленный на продолжительную экспозицию.
- Нет.
Алексис обернулась и посмотрела на него из кромешной тьмы дверного проема. Ее лицо оставалось в тени.
- Где были похоронены его дочери?
Марк хотел просунуть палец за воротник рубашки, но рука не слушалась его.
- Никто не знает…
- Никто не знает? Неужели все шестеро исчезли?
Марк заставил себя отвести взгляд от Алексис и принялся разглядывать фреску. Как завороженный смотрел он на лицо Нефертити, на ее профиль, ее профиль…
Голос Рона, казалось, донесся издалека.
- Их гробницы наверняка разграблены уже тысячу лет назад - щелк, - а их золотые украшения переплавлены на монеты - щелк, - и их мумии использованы для приготовления целебных порошков.
Профиль, профиль Нефертити, ее профиль невозможно было спутать…
Казалось, ворот рубашки сдавил ему шею. У него перехватило дыхание и было такое чувство, будто что-то скребется в животе, он едва стоял на ногах.
- Отличные снимки! - вдруг заявил Рон громогласно, шумно складывая штатив. - Волнующие мотивы, жалкие человеческие существа у ног гигантского живого бога!
Марк раскрыв рот смотрел на царицу гигантского роста, увековеченную здесь на известковой стене, ее профиль… профиль Алексис Холстид…
У Марка вырвался какой-то нечленораздельный звук, он попятился, потом резко повернулся и сказал твердым голосом:
- Мы попусту тратим время. Давайте-ка отсюда выбираться!
В общей палатке было неприятно жарко и чадно, но обедать было больше негде, разве что на улице, где все кишмя кишело насекомыми. Два переносных вентилятора, работающих от бензинового генератора, приводили воздух в постоянное движение, но свет был слишком тусклый, и чад от плиты заполнил все помещение.
Самира, закатав до локтей рукава, месила тесто из кукурузной муки. Она то и дело останавливалась, чтобы добавить в тесто немного воды или тмина. Под тесто были приготовлены деревянные тарелки, на них раскладывались лепешки, которые затем выпекались в каменной печи в дальней части палатки. В результате должны были получиться вкусные желто-коричневые хлебцы. Они назывались питта-хлеб, на среднеегипетском диалекте беттав, от древнего слова птав, которым во времена фараонов называли хлеб. Сам того не замечая, Марк все время, пока пил чай, не сводил глаз с Самиры. Один раз ее черный платок соскользнул, снова обнажив красную татуировку на лбу, но феллаха одним движением руки нахлобучила его обратно, не прерывая при этом своей работы.
Рон был единственным, кто ел, при этом он щедро приправил свое блюдо перцем. Рядом с его тарелкой стоял бокал с кьянти.
- Когда Абдула доложит вам о результатах дня? - поинтересовался Сенфорд Холстид, сидящий перед пакетом изюма с миндалем.
- Где-нибудь через час. - Марк заставил себя оторвать глаза от Самиры.
- Думаете, они что-нибудь нашли?
Марк старался оставаться дружелюбным. Холстид, сидящий напротив него в модной облегающей спортивной рубашке и белых брюках, выглядел на зависть молодым и сильным. Марк спрашивал себя, в чем секрет этого человека. Может быть, его молодит сексуальность Алексис?
- Если бы было найдено что-нибудь значительное, Абдула немедленно сообщил бы мне.
- Скажите, доктор Дэвисон, - вмешалась в разговор Алексис, - почему с монотеизмом Эхнатона так отчаянно боролись?
В будничной обстановке общей палатки и при лучшем освещении Алексис Холстид больше не казалась Марку зловещим призраком. Теперь она была просто необыкновенно красивой женщиной. Но Марк должен был признать, что и теперь сходства нельзя было не заметить. Оно бросалось в глаза. Если бы она зачесала назад волосы и сделала древнеегипетский макияж, ее можно было бы принять за точную копию царицы Нефертити.
- Потому что тем самым он разрушил существующий государственный и общественный порядок. Древние египтяне полагали, что мир нельзя менять. То, что было вчера, должно было остаться и сегодня, и завтра, и всегда.
- Почему они так противились изменениям?
Марк взглянул на Сенфорда и заметил, что из одной его ноздри медленно начинает вытекать капелька крови.