- Вы приехали от него? И привезли мне известие? - Лицо Мелиор Мэри резко изменилось, на нем появилось выражение нетерпения и отчаяния, глаза нервно заблестели. - Не говорите ему, какой я стала. Понимаете, он любил меня когда-то. Но я была такой дурочкой! Я позволила ему уехать, а сама осталась в этом чертовом замке. И в результате теперь совсем одна. - Она ненадолго замолчала и стала похожа на старую ведьму, а когда заговорила снова, ее лицо стало хитрым, а глаза коварными. - Но я отомстила за все. Я убила замок Саттон - скоро он совсем развалится, и туда ему и дорога! Пойдемте, я покажу вам былую гордость сэра Ричарда Уэстона.
Она взяла Анну под локоть и повела вверх по лестнице, вдоль которой на стенах висели отсыревшие и потрескавшиеся семейные портреты вперемешку с картинами ярко выраженного религиозного содержания. Анна Сьюарт с ужасом смотрела на все это. Замок рушился буквально на глазах, повсюду стоял запах гнили и затхлости, а облако, пахнущее ладаном, как будто окутало весь дом.
Добравшись до самого верха лестницы, Анна увидела слабо освещенный склеп, который когда-то назывался Длинной Галереей.
- Смотрите, - сказала Мелиор Мэри, - все старые глупые поступки уже почти забыты. Теперь шут Джиле может кричать здесь сколько угодно, пусть себе взывает к Богу.
Анна понятия не имела, о ком идет речь, но, благодаря своему поэтическому воображению, живо представила себе такую картину: величественное архитектурное сооружение времен Тюдоров превратилось в унылое полуразрушенное место для молитв. Все это очень резко отличалось от ее представлений о вознесении хвалы Создателю.
- Как темно, - пробормотала она, глядя на окна, совершенно заросшие плющом. - Но, по-моему, это очень трагично, что столь знаменитый замок находится в таком состоянии.
Мелиор Мэри бросила на мисс Сьюарт гневный взгляд, ее лицо, частично скрытое широкими полями шляпы, мертвенно побледнело.
- Вы не понимаете, о чем говорите. Саттон проклят, а теперь вдобавок зарос грязью. Я взвалила на свои плечи миссию хозяйки, - она обвела мрачные стены взглядом победительницы, - но кроме меня есть и другие. Пусть лучше этот дом превратится в пыль и никогда больше не возвращается к жизни.
Анна Сьюарт с жалостью посмотрела на нее. Несомненно, эта старая женщина полностью утратила смысл жизни.
- А к кому же потом перейдет замок? И кто наследники?
Мелиор Мэри прижала указательный палец к губам:
- Не говорите так громко. Видите ли, наследник этого дома всегда находится в опасности и страдает. Его или ее ожидают только смерть, сумасшествие или отчаяние.
- Но кто же ваши наследники?
- Сначала ими были мой толстый кузен Уильям и три его маленьких сына. Но дом убил их всех, одного за другим. И тогда у меня появился выбор: сын виконта Гейджа - внучатый племянник моей тети, Джон Вебб или Гарнет Гейдж. - Она еле слышно засмеялась. - Но виконт не католик, Гарнета я просто не хочу впутывать в такое страшное дело, поэтому остается только Джон Вебб. Для меня он ничего не значит. Я почти с ним не знакома.
Длинная галерея была теперь превращена в небольшую мрачную часовню, и Мелиор Мэри преклонила колени перед бело-золотым алтарем.
- Теперь я спокойна, мисс Сьюарт. Вебб до основания разрушит то, что осталось от этого дома, - и тогда конец проклятому месту.
В часовне вдруг стало очень холодно, и прямо за спиной Анны Сьюарт послышались чьи-то безутешные рыдания. По логике вещей, она должна была ощутить на себе дыхание этого человека. Анна обернулась, но ничего не увидела в печальных сумерках. Затем послышался стук, как будто кто-то бил палкой по стенам часовни. Она вопросительно взглянула на мисс Уэстон, но старуха или действительно ничего не слышала, или притворялась, что не слышит, и не обращала на шум никакого внимания.
- Так какое у вас известие? - спросила она, еще раз склоняясь перед алтарем и поворачивая к лестнице.
Анна удивленно спросила:
- Известие?
- От принца. Вы ведь поэтому приехали, не так ли?
- Боюсь, что нет. Я просто хотела поговорить о нем.
- Понятно.
Хозяйка замка Саттон молча провела поэтессу вниз по ступенькам мимо раскрашенной деревянной скульптуры девы Марии.
- Я надежно защищена, - сказала она, кивая в ее сторону, а потом совершенно непоследовательно добавила: - Вы побудете у нас несколько дней? Здесь так скучно, а у вас очень красивое лицо. - Она повнимательнее пригляделась к Анне. - А вы уверены, что вы не дочь принца?
Мисс Сьюарт улыбнулась:
- Да, вполне уверена. Я выпью с вами чашечку чаю и сразу же уеду. Боюсь, что не смогу погостить у вас, хотя с вашей стороны очень мило пригласить меня.
У нее возникло почти непреодолимое желание покинуть дом немедленно, но элементарная вежливость не позволяла сделать этого. Шум в Длинной Галерее, теперешней часовне, совсем выбил ее из колеи. Анна знала, что, если она хочет, чтобы ее карета благополучно выбралась отсюда, необходимо выехать до наступления ночи.
- Жаль. - Мелиор Мэри дернула за шнурок звонка, который когда-то был сделан из жесткой парчи. - Я была бы очень рада, если бы вы составили мне компанию. Ну, а о чем мы будем говорить?
- О принце Чарльзе Эдварде Стюарте, - спокойно и сухо ответила мисс Сьюарт.
- Он тоже потомок проклятого семейного клана.
- О?!
- Да. Разве вы не слышали о проклятии, которое лежит на династии Стюартов? Вы верите в проклятия, мисс Сьюарт?
- Я христианка, но в то же время поэтесса, поэтому, наверное, да.
- Если бы вы носили фамилию Уэстон, то были бы абсолютно уверены в этом. Когда вы допьете свой чай, я покажу вам остальную часть дома.
Часом позже мисс Сьюарт следовала за Мелиор Мэри из одной полуразрушенной комнаты в другую, замирая от страха и любопытства. Они заходили в гниющие спальни, стены в которых покрылись скользкой влагой, а драпировки над кроватями и на окнах превратились в рваное тряпье, проходили мимо статуй и скульптур, так густо затканных паутиной, что было почти невозможно разглядеть их форму, смотрели в витражи окон, которые когда-то распахивались настежь, чтобы впустить в дом смех и оживленные разговоры придворных Генри VIII, гуляющих в садах внизу, а теперь навсегда заросли переплетенными усиками плюща и его густой листвой.
Анна была глубоко тронута увиденным, ее поэтическая душа страдала. Замок, пустынный и заброшенный, был принесен в жертву полусумасшедшей старухе, вообразившей, что он разрушил ее жизнь. Но даже это не могло восстановить поэтессу против несчастного существа, которое когда-то считалось первой красавицей чуть ли не всей страны. Ей с трудом верилось, что Мелиор Мэри Уэстон была возлюбленной самого принца якобитов, хотя в этом состарившемся лице, в пустых глазах еще сохранились следы былого великолепия. А взмах головы, при котором вздрагивал каждый серебристо-седой волосок, все еще таил в себе нечто, в незапамятные времена заставлявшее всех присутствующих смотреть в ее сторону. Опытный взгляд поэтессы мисс Сьюарт смог проникнуть в душу дикой птички, из последних сил хлопающей крыльями внутри ветхой оболочки.
В последний раз Анна видела Мелиор Мэри, когда та стояла в арке Главного Входа, который она приказала открыть, на что потребовалось шесть слуг, включая и кучера Анны, Торна, но даже им понадобилось около двух часов, чтобы слегка раздвинуть тяжелые створки. Сердце Анны дрогнуло, когда она смотрела на эту худую изможденную женщину, машущую ей вслед платком. Она немного откинула назад голову в огромной шляпе, на ее губах, невольно дрожащих от старых и давно забытых бед, играла легкая улыбка. Последняя представительница рода Уэстонов стояла, взглядом провожая своих гостей, пока карета не скрылась из виду за поворотом дороги.
В ту ночь Анна Сьюарт, сидя в своей комнате в Гилфорде, написала для будущих поколений стихотворение:
Под мрачной тенью крон дубов надменных,
Куда не проникает солнца луч,
Где не проедет путник дерзновенный,
Старинный замок высится меж туч.
Его ворота редко открывают,
И никогда не впустят в них любовь.
Живет там леди - старая, седая,
В чьих жилах замерзающая кровь.
В воспоминаньях о судьбе разбитой
Она влачит свои пустые дни
И сновиденья юности забытой
Приходят к ней - но лишь они одни.
Анна глубоко вздохнула, отложив в сторону перо, задула свечу и в своей вечерней молитве не забыла упомянуть о бессмертной душе Мелиор Мэри Уэстон.
- Ах, проклятие! С ума можно сойти. Вы же испортите мой наряд!
Джозеф взмахом длинной руки указал на двух своих правнуков, которые бегали у его ног, крича от радости, что почувствовали под ногами песок пляжа. Его внуки, братья-близнецы, шли по обе стороны от него, и он тяжело опирался на них, в то время как Пернел шла сзади, чтобы он не упал на спину.
- Тише, дети. Ваш прадедушка гуляет - так же, как и вы.
Ему было уже девяносто четыре года. В честь своей редкой прогулки по побережью с самыми молодыми и маленькими членами семьи он облачился в великолепнейший атласный костюм с вышивкой, голубой жилет и большой белый парик. На ногах у него были туфли на высоких каблуках, что еще более затрудняло ходьбу, а один из детей нес его прогулочную трость, обвязанную шелковыми лентами. Великий щеголь был одет в строго выдержанном стиле, полностью соответствующем случаю.
- Знаешь, дедушка, ты выглядишь просто великолепно, - сказали близнецы почти хором.
На его фоне их одежда выглядела весьма скучно - обыкновенные брюки и батистовые рубашки. Туфли они и вовсе сняли, что не предусматривалось никаким стилем. Но Джозеф обожал внуков, несмотря на полное отсутствие у них вкуса. Не так сильно, как Пернел, и уж, конечно, не так, как Гарнета, но все-таки он очень любил их. Они были темноволосы, а их глубокие голубые глаза напоминали Мэтью Бенистера; фигурой же мальчики очень походили на своего истинного деда. Они вместе вступили в испанскую армию, что стало теперь семейной традицией, и оба год назад стали капитанами, однако были еще не женаты, в то время как Пернел вышла замуж за Брига Линдена, который тоже был ссыльным якобитом. Иногда Джозеф думал, что двум девушкам трудно будет выйти за его внуков замуж. И что удивительного в его предположении, будто у близнецов одна душа на двоих?
Джекоб, который был старше брата на пять минут, поставил на землю мягкое кресло - слуга специально принес его на побережье, - и Джозеф со стоном утонул в нем.
- Старею, - пожаловался он. А близнецы хором ответили:
- Вы никогда не состаритесь.
- Величайшие щеголи мира всегда молоды, - добавил Джеймс.
Сидя на теплом солнышке, Джозеф понимал, что готов покинуть этот мир, оставить за плечами вереницу бурных и насыщенных событиями лет. Он родился, когда на английский трон взошел веселый человек Чарльз II, пережил правление семи королей, даже восьми, если считать правление Уильяма Оранжиста, был свидетелем того, как отошла от власти династия Стюартов, а их место заняли Ганноверы, видел, как изменился английский образ жизни и появились первые ростки галантного века, пережил время, когда американские колонии поднялись против Георга III и к войне против Англии присоединилась Испания. Майор Гарнет Гейдж именно сейчас принимал в ней участие, а его близнецы-сыновья скоро должны присоединиться к отцу.
Джозеф поднял лицо к теплым лучам солнца, как старая черепаха. Дважды в жизни его называли счастливчиком. Он воспитал ребенка чужого мужчины, и от этого мальчика пошла новая семейная линия. Он преодолел отчаяние и бедность и из всех испытаний вышел победителем. Среди наиболее выдающихся личностей восемнадцатого столетия Джозеф был в числе первых.
В его ушах звучал веселый смех маленьких Джозефа и Елизаветы - детей Пернел, он ощущал запах соленого морского ветра, а во рту было сладко от медовой конфеты, которую он сосал. Джозеф Гейдж был доволен абсолютно всем. Круг его жизни вот-вот замкнется, и он был готов уйти, чувствуя на себе тепло солнечных лучей.
Он открыл глаза. Спиной к нему по колено в воде стояла молодая женщина. Ее юбка была заткнута за пояс, она слегка наклонилась, рассматривая раковину, лежащую на дне. Светлые волосы женщины в солнечном свете казались почти розовыми, а когда она обернулась к нему, вокруг ее головы образовалось сияние, такое яркое, что Джозеф не мог разглядеть ее лица. Но она явно знала его, потому что дружески помахала ему рукой.
Вдруг поднялся небольшой ветерок, принеся с моря мельчайшие белоснежные клочки пены. Пернел почувствовала, что происходит что-то необычное, и подняла глаза, оторвавшись от сооружения песчаного замка для сына и дочки. Ее братья тоже привстали с теплого песка. Дети Гарнета посмотрели друг на друга - светло-зеленые глаза Пернел встретились с одинаковыми голубыми глазами обоих молодых людей.
- Да, - сказал Джекоб, - он умирает.
- Мне пойти к нему?
- Нет. Просто смотри.
- Это Сибелла?
Джеймс ответил:
- Да, это наша бабушка.
Пернел удивленно воскликнула:
- Смотрите, он встает со стула!
- Да он снова молодой! Он идет вперед!
Джозеф не заметил, каким сильным он стал - в этот момент он мог думать только о девушке, машущей ему рукой. Еще не видя ее лица, он знал, что она улыбается. Высокие каблуки мешали ему, он скинул туфли и вошел в волны, но море не показалось ему ни холодным, ни мокрым.
- Здравствуй, Джозеф! - вымолвила девушка.
- Кто ты?
- Разве ты не узнаешь меня?
- Я не вижу твоего лица.
- Сейчас увидишь. Обними меня за талию - я хочу пройтись с тобой по побережью.
Трое потомков семьи Фитсховардов, обладающие волшебным даром предвидения, увидели, как рука Джозефа обвила талию Сибеллы и они вдвоем зашагали к солнцу.
- Мы никогда его не забудем, - сказала Пернел.
- Никогда. И не только мы - имя Джозефа Гейджа войдет в историю. Его будут вспоминать как самого эксцентричного человека Англии.
- Кажется, дед последний, кто был как-то связан с тем огромным замком в Англии. В котором родился наш отец, - заметил Джекоб.
- Нет, - медленно проговорила Пернел. - Осталась еще одна женщина. Мы должны съездить к ней когда-нибудь.
- Он уже почти исчез.
Легкая дымка начала застилать солнце.
- Я люблю тебя, Джозеф, - сказала Сибелла. - Больше не нужно это доказывать, правда?
- Совсем не нужно.
- Тогда обними меня покрепче.
Джозеф никогда не был счастливее, чем в тот момент. За спиной была его семья, расположившаяся на теплом песке, а за ними в мягком кресле неподвижно сидел величественный старик. Ему не хотелось возвращаться.
- Прощайте, - сказал он и, крепко прижимая к себе Сибеллу, ушел из жизни и превратился в легенду.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
В конце концов паутина, которая с самого рождения опутывала своими нитями Мелиор Мэри, как и всех предыдущих наследников знаменитого замка Саттон, оплела ее со всех сторон. Все действующие лица нашего необыкновенного и печального спектакля ушли из этого мира: Сибелла - на заре своей жизни, брат Гиацинт - ощутив лишь мгновенное счастье, Митчел - переполняясь нерастраченной и невостребованной любовью. Только Джозеф и его Черномазый избежали страшных сетей - они порвали с замком Саттон навсегда, поклявшись никогда не показываться в этом зловещем месте, и зло, угрожавшее всем близким прямого наследника поместья, обошло их стороной.
Теперь жизнь Мелиор Мэри подходила к концу так же быстро, как стремятся упасть на дно последние песчинки песочных часов. Хозяйка замка Саттон очень ослабла, но это было ей уже безразлично. Каждый день ее существования был днем, прожитым в заточении, в неволе, и она, как и было предсказано, познала и безумие, и отчаяние. Но все-таки Мелиор Мэри часто молилась перед алтарем в призрачной гнилой часовне, которая была когда-то Длинной Галереей.
- Пресвятая дева Мария, смилуйся, вспомни о несчастной рабе твоей, которая так боится одинокой смерти. Пошли мне кого-нибудь, кто обнимет меня в мой последний час, вселит в меня смелость перед тем, как я отправлюсь к тебе. Умоляю, помоги мне! Я ведь совсем одна перед лицом моего врага - замка Саттон.
Но самым печальным и ужасным было то, что она забыла, почему так ненавидит этот дом, почему целью всей оставшейся жизни стало разрушение и уничтожение ее поместья. Мелиор Мэри уже на могла сказать, что побудило ее пренебрегать тем, что так любил сэр Ричард Уэстон, и по какой причине она так страстно желала, чтобы замок разрушился до ее смерти.
- Помоги мне, - молила она. - Прошу тебя, не оставляй меня еще дольше в моем одиночестве.
И тогда, как и в любой ситуации, наступило равновесие. Чаши весов застыли на одном уровне, и для этого потребовалось только небольшое усилие со стороны той, кто в этом нуждался. Затем чаши слегка поколебались, и одна из них начала перевешивать на сторону Мелиор Мэри. И одновременно появилась сила, способная бросить вызов даже проклятию, наложенному на род Уэстонов семь столетий назад. Добро было готово бороться с силами зла.
Потомки рода Фитсховардов, обладающие таинственным магическим даром, как и их предки около двухсот лет назад, услышали призыв. Дар, которым были наделены Сибелла и Мэтью Бенистер и которого оказался лишен их сын, снова расцвел в троих детях Гарнета Гейджа. Они и без помощи старинных зеркал знали, что надо делать.
- Мы должны поехать к нашей кузине Мелиор Мэри, - сказала Пернел отцу.
Он удивленно посмотрел на нее:
- Зачем? Почему тебе пришло это в голову? Вы никогда ее не видели и ничего о ней не знаете.
- Она умирает.
Оба близнеца тоже умоляюще смотрели на него одинаковыми глазами.
- Это правда, отец. Она одинока, ей страшно. Позволь нам поехать к ней.
Бриг Линден, муж Пернел, который в полном соответствии со своим именем был таким же стойким и твердым, как липа, поддержал их:
- Они должны поехать, если считают, что это необходимо, сэр. Они никогда не ошибаются.
Живя бок о бок со своей женой и проводя много времени с ее братьями, Бриг давно понял, что в них заключена какая-то невидимая, но чрезвычайно могущественная сила.
И Сара, жена Гарнета, до сих пор такая же самоуверенная, как и все Миссеты, сказала мужу:
- Будет тебе, Гарнет. Ты же знаешь о своей наследственности. Это передалось твоим детям. И если их предчувствие так сильно, ты должен отпустить их. Ведь кузина Мелиор Мэри была подругой моей матери, Тэмсин, когда они вместе похищали королеву Клементину. Мне даже рассказывали, что она протянула руку и поприветствовала меня, когда я еще толкалась в утробе матери.
Все смотрели на него, и он даже растерялся.
- Ну что ж, хорошо, хотя я все равно считаю эту затею весьма глупой. Бриг и мои внуки останутся здесь, а вы можете ехать. Вы найдете ее в огромном замке недалеко от Гилфорда. Замок называется Саттон, как и все поместье.
- Мы знаем, - ответила Пернел.