На женской половине дворца царила полная тишина; женская прислуга привыкла входить к своим госпожам лишь по звонку. После возвращения губернатора и беспокойства последних дней никого не удивляло, что звонка приходилось ждать дольше обыкновенного; да и Гастингс, занятый спешной работой, велел передать, что он не придет завтракать.
Наконец раздался звонок из спальни Марианны. Горничная вошла, подняла шторы и доложила, что губернатор извиняется и не придет к завтраку.
- Я плохо спала, - провела рукой по лбу Марианна, в то время как горничная открывала дверь в смежную со спальней ванную комнату, - и видела ужасные сны…
- Всему виной вчерашний беспокойный день, - ответила горничная, - и рассказы о битвах и опасностях в Бенаресе, о которых слуги его превосходительства рассказывали такие ужасы. К счастью, сны всегда означают обратное, милостивую леди ожидает большое счастье - черная туча во сне означает яркое солнце в действительности.
- Моя дочь еще не встала? - спросила она.
- Барышня еще не звонила, - отвечала горничная.
- Пусть ее разбудят, - попросила Марианна. - Я буду ее ждать в маленькой столовой; сэр Уоррен, верно, скоро придет.
Не успела леди Гастингс выйти из ванны и надеть свой утренний капот, как старая горничная, нянчившая Маргариту, торопливо вошла к ней. Лицо старухи покрывала бледность. Расстроенная, с дрожащими руками, она не могла вымолвить ни слова.
Марианна испугалась.
- Что случилось с Маргаритой? - спросила леди. - Она больна?
Старуха посмотрела на горничных, как бы давая понять, что они здесь лишние. Марианна схватилась рукой за сердце и приказала всем выйти, кроме старшей горничной, давно уже находившейся у нее в услужении.
- Ради Бога! - крикнула она. - Что случилось с Маргаритой?
- Барышни нет! - тихо проговорила старуха. - Она исчезла бесследно… Я обшарила каждый уголок в будуаре, в гостиной, и нигде ни малейшего следа.
Марианна стояла неподвижно, как статуя.
- Я не впустила никого из прислуги, - продолжала старуха. - Я сказала, что барышня нездорова и хочет еще отдохнуть, и вот я пришла, чтобы сообщить вам ужасную весть.
- Не может быть, - еле слышно бормотала Марианна дрожащими губами. - Я сама посмотрю… Ты хорошо сделала… ты мне преданна. Я на тебя могу положиться.
Она набросила широкий капот и в сопровождении горничной поспешила в комнату Маргариты. Постель нетронута, на ночном столике стояли маленькие часики со стрелой амура вместо часовой стрелки, все - на месте, даже шкатулка, где лежали любимые украшения Маргариты и ее карманные деньги. Марианна с нервной торопливостью обыскала всю комнату, подымала каждую занавеску, смотрела под кроватью, искала в будуаре, но все напрасно, - глубокая тишина нарядно убранных комнат подавляла.
В изнеможении опустилась Марианна в кресло и оставалась так некоторое время, как бы в беспамятстве.
- Она, наверное, ушла на прогулку в парк! - догадалась наконец Марианна.
Горничная грустно покачала головой.
- Пойдемте! - позвала ее Марианна. - Пойдемте обыщем парк!
Она бросилась через открытую дверь на веранду.
- Впрочем, нет, нет, - остановилась она. - Тогда все сразу узнают то, что должно остаться тайной… Скажите всем служителям, что барышня нездорова и чтобы никто не смел к ней входить. Ты одна останешься здесь, а ты, - приказала она своей личной горничной, - иди тотчас к сэру Уоррену и скажи ему, что мне необходимо поговорить с ним сию же минуту…
Она вернулась в свою комнату и не могла успокоиться, не зная, что думать. Большими шагами она ходила взад и вперед, сжимая руками лоб.
Вскоре вошел Гастингс. Еле дыша, прерывающимся голосом сообщила она ему ужасную, ей самой казавшуюся невероятной весть.
Гастингс покачнулся и схватился за спинку кресла, чтобы не упасть.
- Ты уверена, что ее нигде нет? - спросил он наконец. - Парк обыскан?
- Разве я смела так сделать? - спросила Марианна. - Разве я не должна во что бы то ни стало сохранять тайну?
Гастингс обнял ее.
- Ты отлично поступила, Марианна. Единственное, что нам остается, - это гордость. Все можно перенести, если мы сумеем избавиться от радости врагов и притворного участия друзей. Подожди минуточку, я сейчас вернусь.
Через внутренний коридор он возвратился в свой рабочий кабинет и позвонил. По звонку, начинавшему его деловой день, обыкновенно входил к нему капитан Синдгэм, но сегодня появился первый секретарь его канцелярии.
- Разве капитана еще нет? - спросил Гастингс.
- Мы не знаем, но он до сих пор не явился, обыкновенно он приходил гораздо раньше.
- Я прошу его немедленно прийти.
Гастингс привык к более скорому исполнению своих приказаний, и теперь до возвращения секретаря каждая минута казалась ему целой вечностью. Наконец секретарь вновь вошел с испуганным и расстроенным лицом.
- Капитана нигде не нашли, ваше превосходительство. Комната его пуста, и никто не видел ни его, ни его слуги.
Гастингс нагнулся над письменным столом, как бы еще раз просматривая лежавшие перед ним запечатанные депеши. Затем он поднял голову и сказал совершенно спокойным голосом:
- Ах да, ведь я совершенно забыл, что капитан простился уже. Он хотел отправиться на корабль. Пошлите мне дежурного офицера!
Вошел молодой офицер, удивленный неожиданным приказанием губернатора.
- Вы должны немедленно отправиться в Лондон, лейтенант Бантам, - сообщил Гастингс, - и прямо отсюда сесть на стоящий в гавани и готовый к отплытию корабль.
- Я, как всегда, в полном распоряжении вашего превосходительства, - ответил крайне удивленный офицер, - но осмелюсь заметить, что здесь, на дежурстве, у меня нет ничего, даже самого необходимого для такого путешествия.
- Я пошлю к вам на квартиру, и через час вы получите все, что вам понадобится. Вот, - добавил он, - этого вам хватит на ваше путешествие.
Он протянул лейтенанту несколько банковских билетов и слитков золота.
- В Лондоне мой агент майор Скотт предоставит в ваше распоряжение все необходимое.
- Я готов, - вытянулся по-военному лейтенант.
- Вот депеши, - продолжал Гастингс. - Вы передадите директорам компании; а здесь, пока вы не сядете на корабль, вы никому не будете говорить о вашем путешествии, никому, понимаете?
- Приказание вашего превосходительства будет исполнено, - ответил лейтенант, беря деньги из рук Гастингса.
- Да, - остановил его Гастингс, - у меня есть еще одно поручение, которое вы должны сохранить в тайниках вашей души. Очень возможно, что на корабле окажется капитан Синдгэм.
- Капитан Синдгэм?
- Если вы его там найдете, - продолжал Гастингс, - а я даю вам полномочие обыскать корабль, - то вы арестуете его моим именем и привезете сюда - живым или мертвым. При его сопротивлении обратитесь за помощью к командиру судна… Вы доставите сюда капитана, - добавил он дрожащим голосом, - живым или мертвым, а также и всякого, кто будет находиться при нем.
Крайнее изумление отразилось на лице лейтенанта Бантама, но он лишь молча поклонился.
- А если капитана на пароходе не окажется? - спросил он.
- Если его там не окажется, то мое приказание на его счет вы должны забыть навсегда и спокойно отправляться в Лондон, а там ждать, пока вас не пошлют обратно с ответом. Само собой, что, когда вас будут там расспрашивать, вы обо всем доложите.
- Ваше превосходительство может положиться на мою верность и преданность.
- Так отправляйтесь. - Гастингс пожал руку молодому офицеру. - Случайно, поскольку вы сегодня оказались дежурным, мое поручение досталось вам. Раньше я вас мало знал, но я убежден, что вы оправдаете мое доверие, как его оправдывают все офицеры, служащие здесь со мной.
- Жизнь моя принадлежит великому Уоррену Гастингсу, завоевателю Азии! - воскликнул лейтенант Бантам, повернулся по-военному и вышел.
Гастингс вновь призвал секретаря, распорядился, чтобы заменили дежурного офицера, и прошел через внутренний коридор к Марианне.
Громко рыдая, бросилась она в его объятия.
- Плачь, моя дорогая, плачь, - погладил он ее руку. - Тебе будет легче, а сил тебе нужно много, чтобы перенести тяжелый удар… Случилось то, чего я опасался: капитан Синдгэм исчез.
- О Боже мой! - горестно воскликнула она. - Как же они могли уйти из дворца?
- Ему, - покачал головой Гастингс, - умеющему выследить тигра в пустыне, легко было увлечь доверчивую невинность, но горе ему, если он попадется мне в руки. Для безумца, осмелившегося протянуть свою запятнанную кровью руку к чистому цветку, я изобрету небывалое наказание, о котором и в будущем будут рассказывать с содроганием.
- Но отчего, - тихо плача, причитала Марианна, роняя слезы, - отчего ты проявил к нему такую суровость? Разве она не могла стать его ангелом-спасителем?
- Никогда! - воскликнул Гастингс. - Никогда! Это все романтический бред, я ведь сказал тебе, кто он и что он сделал, и разве ты могла бы отдать ему свое нежное дитя? Разве я мало для него сделал в награду за его услуги? Разве я не возвысил его даже больше других англичан, рискующих здесь своей жизнью для великого дела?
- А я все-таки жалела его, - проговорила Марианна. - Он так много выстрадал, видел так много зла и несправедливости, и если б ты видел его за последнее время, когда ему блеснула надежда на новое счастье, каким он стал беззаботным, совсем как ребенок, ты, может быть, переменил бы свое мнение о нем.
- А разве это новое, совершенное им преступление не доказывает, что он не стоил всего, что я для него сделал? Да, это преступление - похитить невинное дитя из семьи, из блестящей, светлой жизни и приковать его к собственному проклятому существованию. И зачем только я ему доверял, ведь я знал, что он ни перед чем не остановится, но, клянусь, он дорого за это заплатит… Я велю перевернуть всю Индию от края до края, пока он не будет найден.
Гастингс говорил с озлоблением, жилы на его лбу надулись. Никогда еще Марианна не видела его таким, но она, твердо взглянув в его сверкающие гневом глаза, сказала:
- Ты так не поступишь, мой Уоррен. Если он и заслужил твое мщение, ты должен отдать мне мою дочь, ты не можешь смешать ее с грязью перед лицом всего света из-за него! Ее нельзя упрекнуть в том, что она последовала влечению сердца. Ведь и я так поступила однажды, ведь и меня свет осудил и изгнал бы, если б ты не был всесильным, перед которым все преклоняются. Никто не должен знать, что произошло; если об этом ужасном происшествии узнают, то Маргарита пропала. Втихомолку мы должны искать беглецов, и даже тогда, когда найдем их, никто не должен знать о случившемся. Я все тебе дала, что может дать женщина, мою честь, мое доброе имя, уважение света, и я требую, чтобы ты защитил честь моей дочери.
Взгляд Гастингса все более и более смягчался. Он заключил Марианну в свои объятия.
- Ты верная, сильная и мужественная женщина, и ты права. Пусть он один будет наказан, Маргариту нужно спасти, может быть даже, - все возможно, все в Божьих руках - для ее собственного счастья и для новой жизни. Особенно все нужно скрыть от лорда.
- От лорда? - ужаснулась Маргарита. - Ты еще можешь думать о нем?
- Отчего же нет? Если Маргарита убедится, что любовь ее была ошибкой, детским ослеплением, то она поймет, что положение в свете чего-нибудь да стоит и без романтического увлечения. Во всяком случае, лорд Торнтон ничего не должен знать теперь. Он стал моим союзником в надежде на руку Маргариты, я убежден, что его доклад Генри Дундасу окажется самым действенным оружием против моих врагов в Англии, и пусть это оружие делает свое дело. Нам предстоит еще выдержать сильную грозу, собирающуюся там против меня. Когда Клэверинг и Францис находились здесь, мне приходилось иметь дело лишь с компанией, а сейчас мне придется бороться с парламентом и королем…
Марианна стояла, опустив глаза; в душе она не соглашалась с его доводами, но не возражала, довольная уже тем, чего ей удалось добиться. Будущее она предоставляла времени, теперь же нужно сохранить все в тайне.
Вызвали дворцового врача, старого преданного друга дома, характер которого служил достаточной порукой для сохранения тайны, и сообщили ему о случившемся. Глубоко тронутый, он дал слово не разглашать доверенную ему новость и всем объявил, что Маргарита страдает сильным нервным расстройством, требующим на продолжительное время полного покоя и тщательного ухода.
Никого, кроме старой горничной, не допускали в пустую комнату беглянки. Со стороны сада поставили часовых, чтобы никто не мог приблизиться, и во избежание всякого шума приняли все меры для обеспечения тайны на долгое время. Не успел доктор удалиться, как со стороны гавани раздался пушечный выстрел. Салют корабля возвестил об отъезде Бантама.
- Он не нашел Синдгэма! - вздохнул Гастингс и послал за Импеем. Ему, старому другу, он сообщил о грустном событии и поручил произвести самое строгое и тщательное расследование по всей Индии, во дворах всех раджей, в Гайдерабаде и у Типпо Саиба. Главный судья имел право предпринимать подобные расследования, не привлекая всеобщего внимания, он мог преследовать преступников не только в областях, принадлежащих компании, но и в союзных княжествах.
Импей сообщил своим агентам, что бежал очень опасный преступник, за поимку которого обещаны большие деньги, что он необыкновенно похож на уехавшего в Лондон капитана Синдгэма, старающегося выдать себя за него и что если им подобный субъект попадется, то они должны его схватить вместе с сопровождающими его людьми и под строжайшей тайной и надежной охраной доставить в Калькутту.
Марианна удалилась в комнату Маргариты, чтобы, как она объявила служанкам, ухаживать за больной дочерью. Гастингс же вернулся в свой кабинет. Ноющую сердечную рану приходилось скрывать под обычной сдержанностью и спокойствием.
Через час посланные сэра Элии Импея скакали по всем направлениям, чтобы найти беглеца.
Скоро в кабинет Гастингса вошел лорд Торнтон. Взволнованный, он пришел справиться о здоровье Маргариты, узнав о внезапной болезни всеми любимой дочери губернатора, весть о которой с быстротой молнии распространилась по всему городу. На тревожный вопрос лорда Гастингс отвечал серьезно, но совершенно спокойно, что Маргарита заболела нервным расстройством, что, вероятно, следует приписать климату, часто оказывающему вредное влияние на европейцев. Несмотря на заявление доктора, что болезнь будет долго длиться, он нисколько не беспокоится о благополучном ее исходе. Единственными условиями выздоровления являются безусловный покой и полное одиночество.
- Поэтому мы некоторое время должны довольствоваться нашим мужским обществом, - добавил он, пожимая лорду руку, - потому что жена моя всецело посвятила себя уходу за Маргаритой и вряд ли найдет время исполнять обязанности хозяйки. Ваши письма вовремя поспели на корабль? - спросил он, меняя тему разговора.
- Да, да! Я уверен, что мой доклад лорду Дундасу снимет с вас все обвинения ваших, а теперь и моих противников; лорд Дундас доверяет моей наблюдательности и знает, что под влиянием Филиппа Франциса я приехал сюда с предвзятым мнением.
- Вместе мы сумеем преодолеть все интриги и будем свободно и более успешно работать для будущего, - улыбнулся Гастингс.
- И тогда исполнятся мои надежды, которые я лелею в своем сердце, - заметил Торнтон.
- Я буду рад за вас, - ответил Гастингс.
- А капитан Синдгэм?
- Капитан уехал в Англию на корабле. Он везет мои доклады в Лондон, - сообщил Гастингс.
Лорд вздохнул с облегчением и вышел.
Потянулись полные забот тяжелые дни.
Ежедневно составлялись бюллетени о здоровье Маргариты, соответствующие обычному течению местной нервной лихорадки и обещающие несомненное выздоровление. Иностранные резиденты, европейское и индийское общество Калькутты ежедневно справлялись о здоровье губернаторской дочери, и для Марианны такое внимание выливалось в настоящую пытку. Ей время от времени приходилось принимать лично некоторых знатнейших дам, которые ее горестное лицо и слезы приписывали огорчению по поводу болезни дочери.
Лорд принимал особенно близко к сердцу "болезнь" Маргариты, любовь к которой становилась для него все сильнее.
Гастингс ужасно страдал от необходимости перед всеми притворяться с утра до вечера, что явно не согласовывалась с его гордым, открытым характером.
Тем временем лорд Чарльз снова начал интересоваться всеми отраслями управления в Индии; он получил от Гастингса разрешение посещать разные бюро и канцелярии и работать в них. Своим тонким пониманием всех запутанных обстоятельств, обширными знаниями, проницательностью и удивительной работоспособностью он оказывал Гастингсу существенные услуги. Удивление лорда перед гениальной организацией Индийского царства, которое Гастингс хотел сделать основой будущего величия Великобритании, возрастало с каждым днем, и он откровенно хвалил ум и прозорливость губернатора.
Гастингс чувствовал себя теперь перед ним каким-то подлым предателем, гордость побуждала его во всем признаться, и только просьбы и убеждения Марианны, желавшей во что бы то ни стало спасти честь дочери, удерживали его.
Проходили дни и недели. Напрасно агенты Импея побывали во всех провинциях, обыскали большие города и маленькие местечки, резиденции индийских князей и уединенные деревушки. Иной раз захватывали подозрительных личностей, некоторых отправляли даже в Калькутту, но всегда оказывалось, что агентов обманывало мимолетное сходство. Понемногу стала исчезать надежда, что поиски, стоившие огромных трудов и денег, столь трудные вследствие огромного пространства Индии и непроходимых дебрей, дадут какой-нибудь результат. Учрежденный контроль над отходившими из гаваней кораблями тоже не дал никаких результатов. Правда, беглецам, может быть, удалось достигнуть какой-нибудь французской или голландской колонии, а оттуда под чужим именем отправиться в Европу. Такое предположение имело под собой основание.
Как-то вечером случилось, что Гастингс, почти насильно уводивший Марианну в парк после заката солнца, когда чувствовалась прохлада, гулял с женой в тени манговых деревьев. Оба молчали, у обоих надежда в сердце угасла. Марианна, моложавостью которой Гастингс так гордился, сильно постарела; она считала свое дитя погибшим, хотя в душе ее еще теплился последний луч надежды.
За Гастингсом медленно и важно выступала его огромная собака, Неро. Привязавшаяся к Маргарите собака со дня ее исчезновения грустно и угрюмо смотрела на мир. Ее нельзя было обмануть мнимой болезнью Маргариты; входя следом за Гастингсом в комнату Маргариты, Неро обнюхивал пустую кровать и тихим воем выражал свою тоску по отсутствовавшей. И теперь Неро шел с опущенной головой, изредка подходя к Гастингсу и головой толкая его руку, как бы прося, чтобы его погладили, приласкали.
Машинально идя вдоль аллеи, они подошли к большому бассейну. От цветов лотоса и манговых деревьев, как всегда, струился аромат, яркие звезды отражались в водном пространстве. Марианна смотрела на пруд.
- Это было ее любимое место, - заплакала она. - Как она любила цветы лотоса и отражение звезд в воде. Слишком больно все это вспоминать!