- Сомневаюсь, чтобы вы вспомнили.
- Ты хочешь сказать, что мы знакомы? Но тогда бы я вспомнил.
- Нет, мы не знакомы.
- Ну раз уж мы в такой сердечной обстановке, почему бы тебе не звать меня Рейном?
Она отпила глоток шерри.
- Почему бы и нет? Насколько я помню, я давала тебе и худшие имена.
При этих словах он рассмеялся, вспомнив их драку в экипаже.
- И правда. - Он взболтал бренди в своем бокале. - Хочешь есть? У кухарки было мало времени, но, полагаю, стол будет получше того, к чему ты привыкла.
Она на мгновение погрустнела.
- Я уверена, что это так.
Рейн проводил ее к диванчику перед мраморным камином, и они оба сели.
- Ты очаровательно выглядишь сегодня вечером. Это платье подходит тебе даже лучше, чем я воображал.
Ее изящные пальцы погладили ткань. Рейн заметил, что ее ногти коротко подстрижены и под ними нет грязи.
- Благодарю. Платье очень красиво.
- Раньше, когда я заговорил о трапезе, которую нам предстоит разделить, о чем ты задумалась?
- Я не понимаю, о чем ты, - она прикрыла глаза густыми ресницами.
- Думаю, ты все поняла, - он никогда не видел таких ярких голубых глаз.
- Я подумала о моих друзьях и о тех людях, с которыми я жила на улице, - она взяла в руки дорогую вазу клуазонне, стоявшую на чиппендейловском столике рядом с софой. - Я подумала об этом доме и о дорогих вещах, хранящихся в нем. О том, что этот кусок стекла смог бы прокормить многих из них в течение нескольких лет.
Он взболтнул темную жидкость в своем бокале, потом отпил вина.
- Странно беспокоиться о чьих-то условиях жизни, если за несколько часов перед этим пытаешься отнять у человека жизнь.
Она подняла на него холодные голубые глаза.
- Тебе должно быть ясно, что я считаю тебя не принадлежащим к остальному человечеству.
Его лицо напряглось. Он насмешливо отдал честь бокалом и отпил бренди. Бокал громко звякнул, когда он поставил его на столик перед собой.
- Из того, что ты говоришь, я понял, что роль, которую ты играешь, маска лишь отчасти.
- Что ты имеешь в виду?
- Я хочу сказать, что ты безусловно леди, получившая определенное воспитание, хоть ты и хочешь заставить меня поверить, что живешь вместе с теми двумя бродягами, которые сопровождали тебя сегодня.
- Это моя семья. Благодаря тебе, другой у меня не осталось.
шил.
Рейн стукнул по подлокотнику.
- Черт возьми, что же, по-твоему, я сделал?
- Какая вам разница, ваше сиятельство? Или ваши преступления столь многочисленны, что вы не можете их все упомнить?
- Насколько я знаю, я не совершал никаких преступлений. Разве что вы имеете в виду преступления, совершенные во время войны.
Джоселин удивилась.
- Вы были на войне?
- Да, я был армейским полковником.
- Человек выполняет свой долг, защищая родину.
Тогда расскажи мне, что, по-твоему, я совершил.
Джо опустила бокал на столик и встала.
- Раз мне не удалось тебя убить и теперь я твоя пленница, я бы хотела последовать твоему совету и что-нибудь съесть.
Рейн тоже встал. Когда она пошла к двери, он схватил ее за руку.
- Ты, очевидно, разумная женщина, Джоселин. Так почему бы тебе не сказать мне, в чем дело?
- Я так и сделаю… когда придет время. Рейн выпятил челюсть, готовый сорваться.
- Если ты не хочешь, чтобы с тобой что-нибудь случилось, лучше скажи сейчас.
Ее глаза вспыхнули голубым пламенем, руки сжались в кулаки.
- Катись к черту, ваше сиятельство. Рейн еще крепче сжал ее руку.
- Там слуги. Я советую тебе следить за своим злым языком. Я хозяин в этом доме. Расплата за дурное поведение будет быстрой и тяжелой, и как бы я ни поступил, меня никто не осудит. Ты поняла?
Спина Джоселин стала еще прямее, но внутри у нее все дрожало, и, впервые с тех пор как они приехали в этот дом, ей стало страшно. В дрожащем свете свечей мускулистый виконт выглядел темным и опасным. Каждый мускул его тела давал ощущение жесткой силы и могучего здоровья.
Голосом, похожим на смесь меда с песком, он проговорил: "Идем обедать, Джоселин?" - и протянул сильную руку.
Она заставила себя улыбнуться.
- Почту за честь, милорд.
Стараясь не обращать внимания на испуганную дрожь, она оперлась рукой на рукав его тончайшего фрака и позволила проводить себя в столовую.
Когда они вошли, виконт пододвинул ей стул с высокой спинкой рядом с главой стола. В роскошной комнате был высокий потолок, украшенные золотом стены и теплые восточные ковры на полу. Свечи в серебряном подсвечнике освещали серебряную вазу с розами посреди стола. Джо привыкла довольствоваться скудной пищей, но аппетитные запахи, доносившиеся с кухни, заставили ее живот заурчать.
Виконт нахмурился. Когда он сел рядом с ней, свечи осветили его красивое загорелое лицо, скользнули красноватым отблеском по его густым, темно-каштановым волосам. У него были большие и сильные руки, но двигались они с небрежной грацией, которой она не ожидала от такого мощного человека. Джоселин поняла, что, глядя на него, вспоминает, как он несколько раз держал ее с неодолимой силой, но не причинил боли, почти нежно.
У него были широкие плечи, он выглядел очень мускулистым. Еще раньше она заметила, что у него более тонкая, чем казалось на первый взгляд, талия. У него были темные брови красивой формы и карие глаза с золотистым краем.
Ее взгляд остановился на его губах, все еще сердито напряженных, но полных и чувственно изогнутых.
Y Джоселин подумала о других, не таких полных губах, принадлежавших Мартину Сэри, сыну викария. Ей было всего пятнадцать, когда Мартин ее поцеловал, и это был единственный поцелуй в ее жизни. Она была уверена, что влюблена в стройного мальчика, умевшего говорить нежные слова, и что в один прекрасный день он предложит ей стать его женой.
Может быть, так бы оно и случилось. Но вместо этого через год умер ее отец, их очаровательный коттедж на Мичем-лейн сгорел дотла, а ей пришлось собираться и отправляться к кузине. И она никогда больше не видела Мартина. Еще одно обстоятельство, за которое придется заплатить виконту.
В животе у Джоселин снова заурчало, и виконт дико выругался.
- Почему ты не сказала мне, что умираешь с голоду? Когда ты ела последний раз?
- Вчера утром.
Ей нужно было осторожнее пить шерри. Выпитый на голодный желудок алкоголь ударил в голову.
- Вчера утром? - повторил он недоверчиво. - Черт побери! Амброз! - крикнул он слуге. - Мы будем обедать немедленно.
Они поужинали холодной олениной, жареной дичью, пирогом с барашком, тушеной морковью с артишоками и кусочком глостерширского сыра. В то мгновение, когда фарфоровая тарелка с серебряной каемкой была поставлена перед ней, Джоселин оторвала ножку от маленького жареного перепела и впилась в нее зубами, со смаком обрывая мясо с косточки и облизывая сок с пальцев. За несколько секунд она съела всю восхитительную пищу до последней крошки и выпила все вино до последней капли.
Ей пришла в голову несколько запоздалая мысль о том, что это было тестом на то, как далеко простираются ее хорошие манеры, и ей стало не по себе.
Она оглянулась на виконта, увидела, что он едва притронулся к еде и смотрит на нее со смесью жалости и презрения.
Джоселин выпрямилась.
- Я… прошу прощения, полагаю, что я была голоднее, чем думала.
- Все в порядке, - мягко успокоил он. - Я был бы не менее голоден на твоем месте.
В его голосе больше не было слышно раздражения, он звучал бархатно. Когда он смотрел на нее так, как сейчас, это странно действовало на нее.
- Хочешь еще?
Ей бы следовало отказаться, сохранив остатки гордости. Она провела языком по губам.
- Если это не доставит особых хлопот.
Он лишь слегка кивнул, и ее пустая тарелка была немедленно убрана, и на ее месте появилась полная. Слуга вновь наполнил ее бокал и поставил на середину стола блюдо засахаренных фруктов. Она съела и вторую порцию, на сей раз больше соблюдая приличия, и закончила одновременно с виконтом.
- Тебе лучше?
Теперь, когда голод прошел, она почувствовала себя глупо. Смешно было показывать ему часть ее мира, которую ему не стоило видеть.
- Я достаточно хорошо себя чувствую, чтобы уйти, но подозреваю, что у тебя иные намерения.
- Вряд ли.
Так как она не ответила, он отодвинул стул и встал, возвышаясь над ней. Впервые в жизни она порадовалась, что на несколько сантиметров выше большинства женщин.
- Уже поздно, - сказал он, отодвигая ее стул. - Пойдем. Я провожу тебя наверх.
Джо колебалась.
- А что будет завтра?
Она надеялась, что это не имеет значения. Если дела пойдут так, как она планировала, то Стоунли умрет, а она будет далеко и в безопасности.
- Мы начнем там, где остановились. Я по-прежнему буду скрывать тебя от властей, пока не выясню, что ты против меня имеешь. Однако, сладкая моя, должен предупредить - я не отличаюсь терпением. Если в ближайшее время ты не расскажешь мне, в чем дело, мне придется сдать тебя констеблю. Если ты плохо представляешь себе лондонскую тюрьму…
Из горла Джоселин вырвался стон, виконт остановился.
- Я вижу, что этот образ пугает тебя, и не зря. Так что подумай, не сказать ли мне правду?
Она отодвигала свой стул до тех пор, пока он не соскользнул с ковра и не заскрипел по мраморному полу.
- Я уже сказала тебе, что собираюсь это сделать.
- Когда нажмешь на курок.
Джоселин промолчала. Стоунли обошел вокруг стола, взял ее за руку и весьма ласково проводил вверх по лестнице. У себя в комнате Джо увидела Элайзу, готовую помочь ей раздеться. На постели лежала вышитая ночная рубашка. В таком одеянии плохо спасаться бегством, но у нее не было выбора.
- Благодарю, Элайза, - сказала Джоселин, когда девушка закончила собирать платье. - Почему бы тебе не оставить одежду здесь? Ее можно повесить в углу. - Она указала на шкаф розового дерева в надежде, что девушка оставит платье в комнате, но горничная покачала головой.
- Простите, мисс, но его сиятельство приказал, чтобы я принесла вещи к нему.
Черт бы его побрал! Он явно не дурак.
- Ну, тогда ты вряд ли захочешь его разочаровать.
- Да, мисс.
Элайза ушла, а Джоселин стала мерять комнату шагами, коротая время и молясь, чтобы виконт крепко уснул. Было уже очень поздно, дольше ждать она не могла. Подойдя к бюро, она открыла средний ящик и достала длинный серебряный нож для открывания писем, замеченный ею раньше. Он был тонким и острым, с массивной и удобной ручкой. Он мог послужить прекрасным оружием.
Она посмотрела, как нож лег в ее ладонь, и ей стало дурно. Одно дело застрелить человека, другое - зарезать. Она подумала о крови, о том, как нож будет скользить по мышцам и костям к человеческому сердцу.
Боже правый, я не могу этого сделать! Она глотнула, рука ее задрожала.
- Не могу, не могу.
Ты должна это сделать! - произнес ее внутренний голос. - Ты должна это сделать ради отца, ради себя! Она подумала о сэре Генри, о том мгновении, когда он снова устремился в рокочущее пламя. Она подумала о том, до чего его довела жестокость Стоунли, о его ужасных криках, когда горящая крыша погребла его под собой.
Она вспомнила их аккуратный маленький коттедж с соломенной крышей на Мичем-лейн, изгородь из белого штакетника, цветущие лютики перед домом.
А потом она увидела тот же дом, превращенный в пепел, жалкие остатки сказочной жизни. Она вспомнила похороны отца, всепоглощающую печаль, вспомнила путешествие к кузине. Вспомнила, какой ужасный год провела у нее, непристойные замечания и похотливые взгляды кузена, потные руки, которыми он пытался ее обнять.
Она вспомнила ночи, проведенные на дороге после побега, голод и холод. Вспомнила, как спала в сточных канавах, попрошайничала, воровала, об ударах, которые ей приходилось терпеть, когда ее ловили. Она подумала о Броуни, дорогом, сварливом Броуни, спасшем ее от голодной смерти и научившем выживать на лондонском дне.
- Стоунли, - сказала она вслух и крепче сжала холодную серебряную рукоять. Свет маленькой масляной лампы, зажженной на бюро, отражался от длинного тонкого лезвия.
- Ты можешь это сделать, - решительно сказала она себе. - Ты поклялась на папиной могиле, что отомстишь, и ты это сделаешь.
Взвесив нож на руке, она спрятала его в складки ночной рубашки и подошла к двери.
Глава 3
Некоторое время Рейн лежал без сна, размышляя над странными событиями этого вечера, над загадкой молодой женщины в комнате наверху. Он все еще слышал какое-то движение над своей головой, но вскоре звуки затихли, и он уснул.
Но некоторое время спустя его разбудил какой-то шум. Он не понимал, что это, но знал, что что-то слышал. Он провел достаточно много лет на полях сражений, слишком много видел неосторожных людей, погибших из-за недостатка предусмотрительности, чтобы теперь не проявить бдительность.
Он не стал открывать глаза, просто лежал, притворяясь спящим. Откуда-то со стороны двери снова послышался шум. Повернулась ручка. Шаги. Тихий шорох. Рейн напрягся. Девушка прокралась в его комнату.
Он позволил ей приблизиться, узнав легкие шаги, осторожные, но решительные, тихий шелест ткани. Рейн дождался, когда она подойдет к кровати, когда окажется совсем рядом. Сквозь прикрытые ресницы он мог видеть, как она разглядывает его лицо, смотрит на вьющиеся коричневые волосы у него на груди. Она нервно облизнула губы, потом выпрямилась, и ее рука взметнулась высоко над головой. Оружие блеснуло серебром в ее руке в последних отблесках огня в камине.
Рейн напрягся, ожидая фатального удара. Он увидел, как задрожала тонкая рука, как дернулся клинок. Он раскрыл глаза и заглянул в ее глаза, увидел в них неуверенность и борьбу эмоций. Тут она поняла, что он увидел ее, протестующе вскрикнула, и клинок устремился к его груди.
- Черт побери! - Рейн вытянул руку и заблокировал удар. Он поймал в воздухе ее запястье, вывернул руку, так что девушка вскрикнула, но оружия не выпустила. Он нажал сильнее, стремясь обезоружить ее, хоть и опасался сломать тонкую кость. Наконец нож упал на ковер.
Секунду спустя, еще более сердитый, чем прежде, Рейн поднялся, схватил девушку и бросил на постель, придавив всем своим весом к матрасу. Она сопротивлялась, но оба понимали, что это бесполезно. Всего секунда понадобилась ему, чтобы схватить ее за руки и прижать их к кровати.
- Ты - кровожадная мегера. Мне не следовало тебе доверять.
Несмотря на растущий гнев, он не мог не ощутить нежные изгибы ее тела, прикосновение ее грудей к его мускулистому торсу. Их бедра соприкоснулись, он чувствовал ее плоский живот, и жар в его крови принял иное направление.
- Пусти меня, грязный развратник!
Она попыталась освободиться, выгнула спину и напрягла ноги. Когда она ощутила прикосновение жестких волос на его икрах, ее глаза расширились, она впервые осознала, что на нем ничего нет.
- Ты… ты голый козел!
Губы Рейна скривились в холодной полуулыбке. Он хмыкнул, но звук прозвучал очень резко.
- Ты явилась сюда, чтобы меня убить, но все, что тебя сейчас интересует, это то, что я не одет? А чего ты ожидала, крошка? Что я из тех сосунков, что спят в ночных рубашках? Жаль, что пришлось тебя разочаровать.
Ее маленькое тело напряглось.
- Я чертовски разочарована. Разочарована тем, что мой клинок не попал в цель… и ты, собака, все еще дышишь.
- Роли снова переменились, - его глаза скользили по ее телу, наблюдая, как поднимается и опускается от напряженного дыхания ее грудь. - Интересно… а ты вообще способна это сделать?
Она посмотрела на него убийственным взглядом.
- Ты видел нож.
Он чувствовал тепло ее тела, а когда она двигалась, тонкая преграда между ними мягко скользила по его коже. Рейн почувствовал новый прилив жара в чреслах, его член стал еще жестче.
- Где ты его взяла?
- Это чертов нож для писем. Я взяла его в твоем чертовом столе.
- Как я был неосторожен. Но даже знай я, что он там, я не поверил бы, что ты можешь им воспользоваться.
- Это показывает только, какой ты кретин.
- Да, - ответил он, сжимая ее крепче, - похоже, что так.
Его губы скривились в хищной усмешке. Эта улыбка ужасала его подчиненных.
- Но теперь я уже не так глуп.
Схватив ее за запястья так, что он мог удерживать их одной рукой у нее над головой, он опустил вторую вниз и стал задирать ночную рубашку.
- Что… что ты делаешь?
- Мщу понемножку, - он перенес свою тяжесть так, что смог задрать рубашку до груди, раздвинул коленом ее ноги и опустился между ее бедер. - Маленькая сладкая месть.
Она издала гортанный звук, когда его рука скользнула по ее телу, пробуя его силу, чувствуя тонкие гибкие мускулы, которые так отличали ее от других мягких и полных женщин.
- Нет. О, Боже, не надо.
Он горел, его член напрягся, пульсируя от желания войти в нее. Неужели она и там такая же гибкая и сильная? Станет ли она извиваться под ним от страсти или будет сопротивляться на каждом жарком, сводящем с ума дюйме пути?
Она подскочила, когда его рука коснулась ее груди, но сосок стал напрягаться под его пальцами.
- Ты не можешь так поступить! - Она попробовала приподняться и стряхнуть его, но он только сильнее навалился на нее. - Боже, ты отнял у меня все, пожалуйста, прошу тебя, не лишай меня еще и этого.
Рука Рейна замерла на ее маленькой груди. Она была тяжелой, округлой, слегка заостренной. Его член жестко касался ее бедер.
- Ну, я конечно же не первый. Ты жила на улице, а там дюжины мужчин, которые…
Но на ее красивых голубых глазах блестели слезы, лицо выражало ужас, и дрожь ее гибкого тела говорила о том, что он не прав.
- Черт возьми! - Рейн скатился с нее, рывком опустил на место ее ночную рубашку, натянув ее до пят. - Ради Бога, тебе придется объясниться или, клянусь, я из тебя дух вышибу.
Она тихо застонала, когда он потащил ее через комнату к шкафу, достал из него темно-красный бархатный халат. Ему пришлось выпустить ее, чтобы одеться, но девушка и не пыталась убежать.
Вместо этого она задрала подбородок и прямо посмотрела ему в глаза.
- Если хочешь, можешь меня бить. Но ты не можешь заставить меня сказать хотя бы слово, пока я не буду готова.
- А сегодня вечером ты была готова? Ты собиралась мне сказать после фатального удара?
Джоселин нервно облизала губы.
- Я… я не знаю.
Честно говоря, она совсем забыла об этом. Она поклялась, что сообщит виконту в последний момент, за какой из своих грехов он заплатил жизнью, но стоя над ним, она могла думать лишь о том, как невероятно хорош он во сне, как силен и невозможно красив. Она знала, что он крепко сложен, но она и не догадывалась, какая у него крепкая мускулатура, как ладно ложились каждая мышца и каждое сухожилие, каким крепким и мощным был он весь.
Она подняла тонкий острый клинок, но, ей приходилось себе в этом признаться, не открой он глаза, она бы вероятнее всего развернулась и вышла бы из комнаты.