У заднего крыльца его ждала огромная каурая кобыла, рядом стояла еще одна, пониже, гнедая с белой звездочкой во лбу.
– Тебя подсадить? – спросил метис.
– Нет, спасибо. – Келли вставила ногу в стремя, обеими руками ухватилась за седельную луку и легко вспрыгнула в седло.
Удовлетворенно хмыкнув, Калеб одним махом взлетел на свою кобылу. Упрямица, снова подумал он, но как раз такой она ему и нравилась.
– Где гурт? – спросила Келли.
– Его погнали едва рассвело. Будем догонять. Пока нас здесь не будет, Джордж Гири поможет Джо присматривать за порядком на ранчо.
– А сколько времени мы будем отсутствовать?
– Сколько потребуется, не больше и не меньше. – Он приподнял бровь. – Еще не поздно остаться.
Келли затрясла головой. Наряд она уже заказала, больше тут делать нечего. Ни у нее, ни у Калеба почти не было друзей в городе, поэтому свадебная церемония будет очень скромной. Она да Калеб, может, еще Фанни. Кто еще нужен? Так что особых приготовлений не потребуется.
Келли посмотрела на Калеба и радостно улыбнулась. Сейчас вместе с ним она отправится в самый настоящий караванный поход! Она хорошо помнила рассказы Дункана о перегоне гуртов до железнодорожной станции, о бесконечной тряске в седле, о покрытых пылью погонщиках и непокорных, упрямых бычках, не желавших лезть в вагоны. Дункан говорил тогда с недовольством, но Келли во всем этом виделась романтика.
Они скакали уже довольно долго. Иногда Калеб осаживал кобылу, спрыгивал на землю, он то приглядывался к следам на траве, то расчищал от завалов неширокие речки. Келли не уставала им любоваться. Движения быстрые, четкие, уверенные и какие-то… чувственные. С какой необыкновенной мощью вытягивал он из потока тяжеленные топляки! Мышцы буграми вздувались на спине, ногах и руках, и от этого зрелища сердце девушки замирало в груди.
Солнце еще только всходило, когда возле хлопкового дерева он натянул поводья.
– Как я понимаю, ты не успела позавтракать?
Келли покачала головой. У нее так бурчало в животе, что она уже стала опасаться, как бы он не услышал.
Калеб спрыгнул на землю и хотел было помочь Келли спешиться, но она отклонила протянутую руку, стремясь показать свою самостоятельность. Усевшись под деревом, они наскоро перекусили холодной говядиной с бобами и бисквитами с пахтой, которые загодя приготовила Келли. Запивали водой из фляжек.
Минут через пятнадцать они уже снова были на лошадях. Келли с гордостью оглядывалась на пасущиеся тут и там стада коров. То были стада с "Рокинг-С" и скоро, очень скоро они станут ее собственными. Она заметила, что многие коровы были стельными, и ей припомнились слова Джо Бригмэна о том, что ожидается большой приплод. Ну как тут не порадоваться!
Она искоса посмотрела в сторону Калеба. Говорит, что не любит ее, но ведь наверняка она ему не безразлична, раз сделал ей предложение. Да и Келли нравился этот сильный метис, нравился даже, пожалуй, гораздо больше, чем ей того хотелось. Она не раз слышала, что многие начинают супружескую жизнь, почти ничего не чувствуя друг к другу, а потом привыкают и не мыслят свою жизнь иначе. Она постарается быть хорошей женой, и, может быть, когда-нибудь он полюбит ее по-настоящему. Келли очень этого хотелось, потому что ей уже казалось, что сама она начинает в него влюбляться. Да что кривить душой – уже влюбилась, безнадежно влюбилась в этого загадочного человека.
Вот и теперь – почувствовала на себе его взгляд, и сразу кровь забурлила от одной только улыбки на смуглом лице. Все будет хорошо, сказала она себе, все будет очень хорошо. Она не сомневалась, что предстоящее замужество окажется удачным.
Прежде чем впереди появилось стадо бычков, она уже увидела на вытоптанной тропе пыль от множества копыт.
Подъехав ближе к каравану, Калеб натянул на нос и рот цветной платок и приказал Келли сделать то же самое. Когда они поравнялись с запряженным четверкой фургоном, он махнул рукой кучеру, пустил лошадь в галоп и скоро обогнал гурт.
Келли не отставала от него ни на шаг, хотя исподволь ее и страшила близость бегущего рядом скота. Вблизи животные казались намного крупнее, чем издали, их было очень много, и это ее несколько пугало.
После полудня у нее уже появилось сомнение, правильно ли она поступила, решив сопровождать Калеба. Может, действительно разумней было бы остаться на ранчо? Одно дело – прелестная прогулка верхом, но совсем другое – пять часов без роздыху скакать, глотая придорожную пыль, посреди разгоряченного стада, да еще в сопровождении невозмутимо жующих табак пятерых ковбоев, которых она никогда прежде не видела.
Когда они наконец остановились на ночевку, опустились сумерки. Келли валилась с ног от усталости, и только гордость удерживала ее от жалоб и признания, что она совершила ошибку. С трудом удерживаясь от того, чтобы не закрыть глаза и не заснуть немедленно, она бросила в рот какую-то еду, даже не осознав, что это такое, и тут же завернулась в одеяло. Теперь ей не было дела ни до кого, даже до Калеба Страйкера. Пусть думают о ней все, что хотят. И едва сомкнув ресницы, она уже спала глубоким сном.
Прошло еще несколько дней. Томительный перегон продолжался. Покачиваясь в седле, Келли предавалась размышлениям. Что же заставило ее присоединиться к жениху? Все, что раньше представлялось ей романтическим приключением, на деле оказалось довольно неприятной рутиной. Дни шли за днями, но ничего, ровным счетом ничего не менялось, все одно и то же: подъем до восхода солнца, быстрый, но обильный завтрак, потом сбивка в стадо пасущихся бычков, ну и снова – в путь. И так день за днем, без каких-либо изменений.
В полдень делалась небольшая остановка, чтобы дать скоту попастись. Ковбои скакали по четверо или по пятеро неподалеку, дабы не позволить бычкам разбрестись, и менялись каждые три-четыре часа, потому что лошадям надо было дать отдых. После наступления темноты садились на самых спокойных, самых послушных коняшек, давно привыкших охранять перегоняемые гурты. После недолгой полуденной передышки все снова усаживались в седла, и так до сумерек. Когда случались удачные дни, они проделывали двадцать миль, в менее удачные – чуть меньше десяти.
Уйма хлопот едва ли не за бесценок, думала Келли, ведь ковбои получали всего двадцать пять долларов в месяц. Большинство из них вообще ничего за душой не имели, кроме седла и смены белья. Да еще, конечно, кроме своих любимых стетсонов. Келли уже привыкла к мысли, что любой уважающий себя ковбой снимает шляпу только тогда, когда ложится спать, а просыпаясь поутру, первым делом нахлобучивает ее на голову.
Кое-кто из этих пропыленных парней спал и видел себя владельцем собственного участка земли, другим же это было безразлично, они предпочитали кочевать с одного ранчо на другое и наниматься для сезонного клеймения скота или другой поденной работы.
Мало-помалу она научилась понимать их специфические словечки. Например, непонятным вначале словом "бакеру" обозначался ковбой, прибывший из Невады; если кто-то из парней говорил, что хочет "стряхнуть пыль", то ей было ясно – он хочет выпить виски, а отнюдь не освежиться родниковой водой. Под словами "сонный лось" имелось в виду мясо, содранное с чужих коров. "Страной сладких пирожных" именовалось теплое местечко, где ковбой мог поживиться дармовой кормежкой.
К ужасу Келли, один из погонщиков объяснил ей, что лучший способ согнать в стадо разбежавшихся бычков – "побаловать их кровавой шкурой". Когда до нее дошел смысл его слов, она пожалела, что спросила об этом.
– Ну, значит, загоняешь одного куда хочешь, потом сдираешь с него шкуру и вешаешь ее на ближайшее дерево, – поучал погонщик. – Запашок от шкуры такой, что на него все стадо сбегается с разных сторон. – Он ухмыльнулся во весь рот, обнажая ряд желтых от жевательного табака зубов. – Ну вот, потом, значит, остается сбить скот в кучу и гнать дальше.
Еще ее научили, что если какая-нибудь корова вдруг отелится прямо в пути и теленок родится мертвым, то ей непременно надо дать обнюхать мертворожденное дитя, чтобы животное удостоверилось в своей потере, а иначе несчастная корова будет все время убегать из стада, чтобы найти детеныша, и тем застопорит движение.
Поняв, что Келли не очень верит в услышанное, Калеб поспешил подтвердить, что оба рассказа являются чистой правдой.
Большинство ковбоев относились к Келли с уважением. Самый молодой из них, светловолосый мальчуган по имени Уитли, даже навязался каждое утро седлать для нее лошадь, а повар ей первой подавал еду и ревностно следил за тем, чтобы ее кружка с кофе никогда не пустовала. Надо сказать, Келли нравились подобные знаки внимания, несмотря на то, что по выражению лица Калеба она понимала: он это все не одобряет, хотя пока сдерживается от замечаний.
Уитли, как никто другой, все время старался держаться к ней поближе. Это был высокий, стройный юноша, на вид лет девятнадцати, с копной непослушных волос соломенного цвета и с такими светло-голубыми глазами, каких прежде Келли не доводилось видеть. Как и у всех окружающих ее мужчин, на его бедре висела кобура с револьвером, а к седлу было приторочено ружье.
Несколько раз Келли перехватывала задумчивый взгляд Калеба, устремленный на Уитли, но он не спрашивал о том, как она проводит время с этим мальчиком. В глубине души ей хотелось надеяться, что он ее ревнует, но это было маловероятно. Чтобы испытывать чувство ревности, надо любить. Конечно, Келли знала, что Калеб хочет ее близости, но дальше этого, как она искренне полагала, его желания не простирались.
Что греха таить, ухаживания юного Уитли были ей приятны. Парень с интересом расспрашивал ее о прошлом, о жизни на ранчо, о Калебе. Ничего не значащие, дружеские вопросы и столь же легкие ответы. В такой беседе так приятно коротать время.
Уитли с гордостью поведал ей, что приехал из Техаса, что он старший из семерых детей. Отец умер – тут его голос стал жестче, голубые глаза посуровели, – но мама еще жива и изо всех сил старается сводить концы с концами на захудалой ферме где-то на задворках Эль-Пасо.
Келли сняла шляпу и вытерла пот со лба. Они уже были в дороге около двух недель, и она начала чувствовать утомление. Но были и приятные стороны в этом путешествии. Теперь она совершенно свободно держалась в седле, а вид обширных прерий, отлогих склонов холмов и хлопковых деревьев по берегам ручьев неизменно приводил ее в неописуемый восторг.
Как-то Калеб рассказал ей о том, что огонь костра, в который индейцы подкидывают ветки хлопкового дерева во время церемонии совершеннолетия девушки, отпугивает Аног-ите, дух Женщины с Двумя Лицами. Эта Аног-ите, как поняла Келли, была божеством, олицетворяющим дурное начало.
Здесь, на просторах прерии, Келли на все смотрела иначе, чем в городе. Ее окружали небольшие стада оленей, изредка пробегали лоси; над головой, широко расправив крылья, величаво парили ястребы в поисках добычи – зайцев, скунсов, белок и даже снующих под копытами лошадей ящериц.
Однажды Келли увидела в отдалении огромного бурого медведя. В другой раз заметила одинокого волка, притаившегося под балкой. Потом у небольшого озера обратила внимание на какие-то следы, и Калеб пояснил, что их оставила степная пума. По ночам частенько слышалось тявканье койотов.
Калеб постоянно находился где-нибудь неподалеку. То молча скакал рядом, то сидел с ней бок о бок у костра и негромким голосом рассказывал о том, как прекрасны были эти места до того, как сюда пришли белые.
Вот и сейчас он говорил об огромных стадах диких бизонов, вольно пасущихся в прерии, и голос его звучал глухо и печально. Бизонов в те времена было такое множество, что они словно одним сплошным бурым ковром покрывали землю. Тогда индейцы были гордым, свободолюбивым народом, свободным, как ветер, гулявший по необозримым просторам их земель.
Когда Калеб заводил речь о племени, из которого вышла его мать, взгляд его становился затуманенным, отсутствующим. Келли узнала, что когда-то лакоты считались наиболее воинственным племенем. Не дай Бог вступить с ними в бой! Они царили на огромной территории от Скалистых гор до реки Миссури. Впоследствии многие женщины из племени лакотов вышли замуж за французских торговцев, снабжавших бесстрашных воинов ружьями и патронами.
За свои земли, за независимость лакоты сражались яростно, безжалостно, но куда им было тягаться со всевозрастающим полчищем белых, прибывающих на Запад в крытых фургонах в поисках богатства и новых пастбищ для скота. Армия, вначале стремившаяся охранять договорную территорию от захватчиков, довольно скоро отказалась от этой задачи – она оказалась невыполнимой. С тем же успехом можно было пытаться повернуть вспять стремительный поток простым решетом. Тогда-то и начались кровопролитные сражения. Долина Костров, Каньон Кедров, Песчаный Ручей, Вашита, Залив Большого Рога… Сколько еще подобных мест, где сотнями полегли индейцы – исконные хозяева этих земель!
Жадно вслушиваясь в рассказы Калеба, Келли явственно представляла гордых воителей, взлетающих на лошадей, чтобы отправиться на охоту или на сражение. Перед мысленным взором вставали низкорослые индейские кони, конусообразные вигвамы по берегам тихих речушек. Как наяву она видела женщин, занятых повседневной работой, и играющих рядом с ними детишек. И вдруг перед ней возникала картина пылающих становищ, изуродованных тел вокруг; становился понятен весь ужас и вся трагедия войны за независимость. Кровь, убийства, смерть…
А теперь этот когда-то гордый, вольный народ загнали в резервации, где он пребывал в полной нищете.
Калеб умолк, и девушка взглянула на задумавшегося метиса. Как ни старалась она представить его в штанах с бахромой, сшитых из лоскутов оленьей кожи, со шнурком на длинных черных волосах и с раскрашенным боевыми красками лицом, ничего не получалось, тут воображение ей отказывало.
Келли с детства внушали, что все индейцы – безбожники, дикари, абсолютно не похожие на белых людей; она привыкла верить, что они абсолютно не умели жить сами по себе и поэтому их нужно держать в специальных резервациях, где за ними должны присматривать специально обученные служащие. И никогда она не задумывалась, правда это или нет, она просто все брала на веру.
До резервации оставалось всего три дня пути, когда одно за другим два происшествия омрачили безоблачное путешествие.
Когда в пятницу утром Калеб сопровождал запряженный четверкой фургон, огромной пестрой корове с изогнутыми рогами вдруг вздумалось покинуть стадо и погулять на воле. Калеб направил повозку в ее сторону, но тут лошади рванули в галоп. Келли с улыбкой проследила, как бесстрашный метис на ходу вспрыгнул на свою кобылу и приблизился к провинившемуся животному, но уже через минуту улыбка исчезла с ее лица: он пролетел по воздуху и приземлился недалеко от коровы, несколько раз перевернувшись через голову.
Келли издала пронзительный крик и резко повернула коня.
Подъехав ближе, она с облегчением перевела дыхание: Калеб сел и потряс головой.
– Господи, ты в порядке? – испуганно спросила девушка. Она быстро спешилась и присела перед ним на колени. – Что случилось?
– А черт, должно быть, подпруга сорвалась. Еще хорошо отделался.
В это время подскакали Уитли и коренастый погонщик по имени Грэнджер.
Ухватившись за луку седла, Грэнджер наклонился вниз.
– Босс, вы в норме?
– Да. – Калеб поднялся на ноги. Слегка покачиваясь, он нахлобучил слетевшую шляпу и стряхнул налипшую на рубашку и джинсы грязь. Потом направился к упавшему седлу, валявшемуся в отдалении, и стал осматривать подпругу.
Келли пошла вслед за ним.
– Ее подрезали, – ни к кому конкретно не обращаясь, пробормотал Калеб.
– Подрезали? – Келли нахмурилась. – Не понимаю.
– Чего здесь непонятного? Это было сделано специально.
– Но кем? Кто это сделал?! – Келли возмущенно воскликнула. – Ты же мог убиться!
– Конечно, мог. – Его холодный взгляд прошелся по Уитли и Грэнджеру, потом устремился вдаль, легкая пыльная дымка отмечала место, где проходило стадо. – В этом-то, как я полагаю, и была вся затея.
С этими словами он передал седло Уитли.
– Брось-ка его в задний фургон, парень. После ужина попрошу повара починить подпругу.
Уитли кивнул и направил лошадь к каравану.
Какое-то время Калеб наблюдал за удаляющимся ковбоем, потом вернулся к своей кобыле и легко вспрыгнул на нее.
Ночь, последовавшую за этим событием, Келли никогда не забудет. Как обычно, она расстелила свой спальник рядом с женихом. Близкое соседство с сильным метисом вселяло в нее чувство спокойствия и уверенности. Она уже сидела и расчесывала волосы, как вдруг Калеб рывком откинул полог своего спальника, на который, по счастью, еще не успел улечься.
Услышав в ночи тихий свистящий звук, исходивший изнутри спальника, откуда-то с внутренних простыней, Келли издала истошный вопль. Ей никогда в жизни не приходилось сталкиваться с гремучей змеей, но она знала, что эта тварь крайне опасна, а сейчас гадина укрылась в спальнике Калеба и была готова к нападению.
Никогда она не сможет забыть ни эту приподнятую головку с раздвоенным языком-жалом, ни удивительную реакцию Калеба. Знакомо вам выражение "с быстротой молнии"? Келли тоже однажды видела, как с мгновенной быстротой загорелось дерево, пораженное ударом молнии, и тут же огромный столб пламени взметнулся в темное небо, окрашивая все вокруг мерцающим светом.
Реакция Калеба была столь же молниеносной. Один-единственный выстрел отсек голову гремучей змеи от туловища.
Крик Келли и звук выстрела привлекли внимание мужчин, и они в мгновение ока сгрудились вокруг них, жарко обсуждая размеры змеи и меткость босса.
– Все в порядке, Келли, – спокойно проговорил метис. – Гремучки частенько заползают в укромные места, чтобы погреться.
Он сверкнул в ее сторону быстрой улыбкой, выбил из патронника стреляную гильзу и вставил на ее место новый патрон, потом четким движением вложил кольт в кобуру.
– Вот почему на перегонах мы всегда все проверяем. По утрам, например, надо осмотреть сапоги – туда могут заползти ядовитые пауки. – Тяжелый взгляд Калеба остановился на лице Уитли. – А по ночам змеи иногда забираются в спальники между простынями.
Келли кивнула, все еще ощущая бешеный стук сердца. Прежде чем забраться в свой спальник, она трижды его перетряхнула.
Когда же наконец расслабилась и закрыла глаза, перед ней сразу возник образ Калеба, его сузившиеся стальные глаза, когда едва уловимым движением он выхватил из кобуры кольт и взвел курок. Ничего подобного раньше она не видела.
Даже сейчас ей казалось невероятным, что человек мог так быстро достать револьвер, прицелиться и выстрелить, да еще не промахнуться. Ни секунды раздумий, ни секунды растерянности. Ей-богу, в другое время можно было бы просто залюбоваться плавностью и четкостью его движений. Неудивительно, что он сумел выжить, восемь лет прослужив наемником, сквозь сон подумала она.
Келли особо не задумывалась о жизни индейцев в резервации, но то, что она увидела по прибытии, повергло ее в ужас. Разбросанные тут и там бедные вигвамы, крытые либо старыми, выцветшими буйволиными шкурами, либо прохудившимся брезентом. Мужчины бесстрастно смотрели на Келли лишенными жизни глазами, женщины провожали подозрительными взглядами, а дети глядели с каким-то чувством страха и недоверия.