Этот роман - история любви двух молодых людей, волею судьбы оказавшихся по разные стороны баррикад в годы войны за независимость США. Чтобы обрести счастье и завоевать сердца друг друга, им приходится пройти через тяжелейшие испытания, изведать горе утраты и радость обретения светлого, трепетного чувства, познать страдания, ненависть, предательство.
Содержание:
Пролог 1
Глава 1 1
Глава 2 7
Глава 3 11
Глава 4 15
Глава 5 17
Глава 6 20
Глава 7 23
Глава 8 26
Глава 9 29
Глава 10 31
Глава 11 34
Глава 12 36
Глава 13 39
Глава 14 41
Глава 15 44
Глава 16 47
Глава 17 49
Глава 18 52
Глава 19 55
Глава 20 57
Глава 21 59
Глава 22 60
Глава 23 62
Глава 24 64
Эпилог 66
Примечания 66
Сьюзен Виггз
Огненный рай
Пролог
Форт-Джордж, Род-Айленд, 9 декабря 1774 года
Рядовой Эштон Маркхэм родился, что называется, в сорочке: пуля, выпущенная снайпером, вонзилась в него под углом, пройдя только мягкие ткани, к счастью, не задев жизненно важные органы, и врезалась в дощатую стену оружейного склада. Он попытался ухватиться за выступающие доски, но медленно сполз в сугроб с нелепой мыслью, что горячий свинец - это, пожалуй, первое ощущение теплоты за многие недели. После одиночного выстрела наступила тишина, и раненый почувствовал себя до странности умиротворенным, прислушиваясь к своему затрудненному дыханию, наблюдая поднимающийся пар от яркой крови, окрасившей свежевыпавший снег.
Эштон отвел взгляд от раны и стал всматриваться в мягкие очертания заснеженного Род-Айленда, где мальчишкой ловил черепах, устраивая черепашьи гонки: победительниц награждал ленточками, побежденных приговаривал к съедению. Зыбкий свет луны серебрил очертания форта, бросая глубокие тени на сугробы.
Вокруг царила безмятежная красота, и ему захотелось проскакать по острову на своем любимом Корсаре, но этого удовольствия его лишили еще тогда, когда четыре года назад призвали в английскую армию, а сейчас вообще трудно пошевелиться, хотя тело казалось легким и невесомым.
Лунный пейзаж, окружавший его, сверкал, затем поплыл, теряя свои формы, пока не сменился далекими образами, заполнившими все его существо: отец, домик в поместье под названием Систоун, огромные конюшни и породистые лошади, за которыми они ухаживали, летние скачки и осенняя охота. Боже, неужели жизнь могла быть такой беззаботной?! Эштон поморщился от пульсирующей боли в боку. Какой простой и прекрасной казалась она ему теперь: день за днем обучал лошадей, участвовал в скачках, приносящих победы. Закрыв глаза, он увидел себя на быстром скакуне и осязаемо ощутил морской ветер, бивший в лицо. Пожалуй, со времени получения повестки на службу в армию короля Георга прошлая жизнь ему не вспоминалась. Грустная улыбка появилась на его губах: не вышел из него хороший солдат - не нравилась бесконечная муштра, бессмысленные маневры по болотистой местности, но самое главное, не возникало никакой вражды к повстанческому движению в английских колониях.
Маркхэм попытался вызвать в себе гнев к стрелявшему патриоту, невидимому снайперу, скрывавшемуся в лесах, но вместо ненависти его охватило чувство легкости и невесомости, подобно снежинке, летящей и сверкающей в лунном свете, танцующей перед его глазами. Сквозь шум в голове он расслышал крики, топот ног, приглушенный снегом; с трудом приоткрыв свинцовые веки, увидел качающиеся факелы, приближающиеся к нему. Спустя секунду несколько лиц склонилось над ним.
- Маркхэм? Маркхэм! - раздавался голос сержанта Мэнсфилда, чей лондонский выговор стал еще сильнее из-за выпитого спиртного. - Подними повыше факел, солдат. Боже! Его подстрелили!
Эштон почувствовал, что поднят на носилки, слышал возгласы сочувствия и гневные проклятия в адрес снайпера. Уже в лазарете ему сказали, что отряд солдат послали на прочесывание леса.
Над ним висел фонарь. Хирург, поднятый с постели, снял с Эштона сюртук и, увидев рану, присвистнул.
- Плохи дела, - пробормотал он, - хотя и не смертельны.
Приподняв его голову, поднес к губам бутылку с ромом.
- Черт возьми, рядовой Маркхэм! Вас придется уволить из армии. Уволить.
Эштон почувствовал, как его губы растягиваются в улыбке, а по телу расплывается тепло: этот снайпер, стрелявший из лесу, - патриот. Да благословит его Бог. Мятежник принес ему свободу.
Глава 1
Ньюпорт, Род-Айленд, май, 1775
- Не высовывайтесь из экипажа, мисс, - предупредила свою хозяйку Кэрри Маркхэм. - Не дай Бог, потеряете шляпку. Я потратила несколько часов, прикрепляя к ней ленточки.
Не обращая никакого внимания на предупреждение горничной, Бетани Уинслоу не отрывалась от окна экипажа, видя родные места, которые она покинула четыре года назад. Обрывистые и скалистые берега острова Эквиднек, как и поместье Систоун, совершенно не изменились с тех пор, как в четырнадцать лет она уехала учиться в Нью-Йорк в академию Примроуз. Распустившиеся лиственницы вдоль широкой дороги, яркие клумбы весенних цветов в саду, цветущий кустарник, наполнявший воздух пряным ароматом, - все это буйное цветение придавало удивительный колорит огромному дому под черепичной крышей.
- Вот мы и приехали, Кэрри, - бросила через плечо Бетани. Ленточки от ее шляпки и золотистые волосы развевались на ветру. - Снова дома.
- Хм, - буркнула Кэрри, поправив ярко-каштановые кудряшки и откинувшись на сиденье. - Предпочитаю Нью-Йорк: там мужчины более утонченные, а кроме того, не надо выслушивать нотации Эштона и отца.
Бетани воздержалась от замечания. Возможно, Кэрри нуждается в более внимательном присмотре: в Нью-Йорке хорошенькая женщина не раз оказывалась в затруднительном положении, встречаясь с мужчинами; но сейчас Бетани совсем не хотелось спорить с горничной - ее переполняло чувство восторга от встречи с домом, и никто не мог омрачить эту радость. Она еле дождалась, пока экипаж въедет на вымощенную дорожку; не обращая внимания на предостережения Кэрри, выпрыгнула из экипажа и, едва касаясь земли, придерживая пышные юбки, взбежала по широкому каменному крыльцу к двери, ведущей в фойе.
На нее пахнуло родным и знакомым запахом вербены, исходившим от полированного дерева, ароматом свежеиспеченного хлеба из домашней пекарни и, по-прежнему, помадой, которую мать применяла, сооружая абсурдно высокие прически…
Миссис Гастингс, экономка, поливавшая цветок у дверей в библиотеку, обернулась на звук открываемой двери.
- Мисс Бетани! - поправила она чепец и направилась к девушке, собираясь заключить ее в свои объятия. - Наконец-то ты дома! Ну, только посмотрите! Кто бы мог подумать, что из неуклюжего жеребенка вырастет такая красавица? Повернись, детка, дай рассмотреть тебя.
Улыбаясь, Бетани грациозно покружилась.
- Как я рада снова вас видеть, миссис Гастингс. Где все?
Улыбка погасла на лице экономки. Вытирая руки фартуком, она покраснела.
- В библиотеке, мисс. Но…
Не обращая внимания на обычное ворчание миссис Гастингс, Бетани бросилась к двери в библиотеку, где, похоже, разыгрывалась бурная сцена. Бетани помедлила, держась за полированную медную ручку. Громкий голос отца дрожал от гнева.
- …Подобное поведение не найдет сочувствия в моем доме! - возмущался Синклер Уинслоу. - Боже мой, Гарри, ты же англичанин! Слышишь меня? Я не позволю тебе вести эти предательские речи против нашего короля. Как ты мог связаться с этим сбродом из Лексингтон-Грина ? За это тебя мало пригвоздить к позорному столбу.
После приглушенных слов Гарри послышался звонкий удар пощечины. У Бетани замерло сердце, она крепко зажмурила глаза.
- На этот раз ты слишком далеко зашел, мой мальчик. Только посмотри на свою мать - она едва может поднять глаза от стыда: мало того, что ты связался с этой католичкой, так еще посмел привезти ее в родной дом и представить нашим гостям как равную. А теперь это… твое недовольство нашим королем, размахивание гнусными памфлетами Отиса …
Бетани распахнула дверь и вошла в библиотеку, прижимая руки к груди и стараясь успокоить тяжело бьющееся сердце. На секунду ее взгляд задержался на портрете короля Георга III, висевшего над камином. Все сразу смолкли.
Ее мать Лилиан сидела в высоком кресле, сжимая в руке изящный платочек и осторожно прижимая его к напудренным щекам. Старший сын Вильям одной рукой успокаивающе похлопывал ее по плечу, а в другой держал бокал с ромом. Гарри и Синклер стояли друг против друга перед большим камином: отец - весь красный и злой, а сын - усмехающийся и непокорный. Щека Гарри ярко горела от полученной пощечины. Неожиданная тревога омрачила радость долгожданного приезда домой. Вильям, слегка подурневший и совсем не такой, каким его запомнила Бетани, казалось, первым пришел в себя. Он обошел кресло матери и, протянув руки, направился к Бетани. Она без улыбки приблизилась к брату, почувствовав от него запах рома. Затем девушка по очереди поцеловала родителей. Они сдержанно приветствовали дочь, еще не придя в себя после ссоры. Наконец она обернулась к брату-близнецу. С самого рождения их души были мистически связаны: они знали друг друга, как человек знает свое отражение в зеркале, - если Гарри испытывал боль, Бетани ощущала ее, как свою. Она заглянула в его глаза орехового цвета с золотистыми бликами, как и ее собственные, и прочитала в них тревогу, наполнившую ее сердце сочувствием.
- Что стряслось, Гарри? - тихо спросила она, беря его за руки.
- Прости, что омрачил твою радость возвращения домой, Бетани. Меня исключили из Род-Айлендского колледжа.
- Кроме всего прочего, - проворчал сердито Синклер, а Гарри тем временем с нескрываемой враждебностью взглянул на портрет над камином.
- Да, - со сдержанным вызовом ответил он. - Кроме всего прочего. - Гарри взял сестру за руку и повел к выходу. - Пойдем в сад, там мы сможем поговорить.
- Минуточку, щенок! Мы еще не закончили разговор.
- Нет, закончили, сэр. - Глаза Гарри сузились. - Из него следует только один вывод: вы не уважаете женщину, которая любит меня, поэтому ничего другого не остается, как пресечь всякую вашу попытку помыкать мною. Я уеду, как только поговорю с Бетани.
Ошеломленная услышанным, Бетани нетвердой походкой последовала за братом. Он молча шел по узкой тропинке к летнему домику, мимо пчелиных ульев и голубятен матери. Бетани не отставала от него. Небольшой нарядный домик стоял на высоком восточном берегу острова Эквиднек, откуда виднелись крыши Ньюпорта. Она села на скамейку, глядя сквозь мутное окно на бурные воды залива Наррагансетт, и, посмотрев на брата, заметила его откровенный интерес к ее желтому люстриновому платью, отделанному изящным рюшем и кружевом.
- Ты изменилась. - Знакомая мальчишеская улыбка осветила его лицо. - Я помню тебя худенькой девчонкой-сорванцом с голыми ногами и спутанными волосами.
- Я? Сорванец?
- Не говори, что не помнишь, как мы убегали с уроков в наши потаенные места, где прятались от гувернанток и учителей. Тебе нравилось больше скакать на лошади по зеленым лугам Эквиднека, чем слушать в гостиной фортепьянную игру или разучивать па с учителем танцев.
Она почувствовала, что брату хочется поговорить о прошлом, вспомнить добрые счастливые времена. И хотя ее сердце разрывалось от боли, девушка рассмеялась, вспоминая высокомерного и напыщенного Сильвестра Файна, учителя танцев.
- Мисс Абигайль приручила меня, - призналась Бетани, - хотя в некотором смысле она сделала меня еще более отважной.
Гарри удивленно приподнял брови:
- Значит, слухи о мисс Абигайль Примроуз верны. Обедневшая знатная дама, недавно приехавшая из Англии, не так уж строга.
- Она сквозь пальцы смотрела, как мы читали Локка и Тренчарда, разрешала пропускать уроки вышивания и хороших манер - я никогда не придавала им большого значения. Но ты не думай о ней плохо, Гарри: мисс Абигайль очень дорожит своей репутацией - ее престиж может пострадать, если станет известно, что она позволяет своим ученицам читать Гордона и Като.
- Славные мятежные души. Я рад, что ты училась в ее школе. Ты слишком умна, чтобы терять время на всякие мелочи и великосветские манеры.
Бетани сжала руку брата. Его рука так походила на ее - та же узкая кисть, длинные пальцы, овальные, красивой формы ногти.
- Лучше расскажи, из-за чего произошла ссора.
Его улыбка исчезла, как солнце за облаками. Он провел рукой по волосам.
- Все началось в прошлом году, когда я привез домой Фелицию, чтобы познакомить ее с родителями.
- Ты писал мне о Фелиции. Судя по твоим письмам, она замечательная девушка.
Выражение лица брата смягчилось, он стал похож на прежнего мальчишку, к выражению нежности прибавилось озорство.
- Не просто хорошая. Умная и добрая, а для меня - все. Сначала мать и отец отнеслись к ней хорошо, считая меня слишком молодым, чтобы принимать самостоятельные решения, но скоро им стало понятно, что у меня в отношении Фелиции серьезные намерения. Я собираюсь жениться на ней.
"Жениться". Какое непривычное и удивительное слово. Бетани хорошо понимала, что ей тоже предстоит выйти замуж, но она относилась к этому как к чему-то отдаленному и абстрактному. От слов Гарри ее пробрала холодная дрожь.
Он хмуро смотрел на волны, вздымавшиеся и разбивавшиеся о скалы далеко внизу.
- Мне хотелось дать Фелиции то, чего ей недоставало всю жизнь, но, кажется, сам лишаюсь всего: отец пригрозил, что мне не видать ни единого шиллинга, если мы обвенчаемся.
Бетани почувствовала на губах привкус соленого морского воздуха. Как она скучала по дому, и так много здесь изменилось.
- Не могу себе представить, чтобы отец обошелся с тобой так жестоко. Что он имеет против Фелиции?
- Она католичка, дочь мельника из Провиденса и на несколько лет старше меня.
Бетани непривычно и приятно было осознавать, что брат влюблен, но отношение родителей омрачало.
- А почему тебя исключили?
- Я сжег корабль.
- Что ты сделал?
- В гавани стоял британский корабль "Антониа", его специально пришвартовали в гавани для устрашения американских торговцев. Однажды вечером мы с товарищами слишком много выпили в гостинице "Олд Сабин" и решили, что ему в порту делать нечего. Ночью подгребли к кораблю и подожгли его. Вся команда спаслась, но судно сгорело до самой ватерлинии.
- Боже мой, Гарри. Как ты мог?..
Он жестом остановил ее, продолжая рассказ:
- Помнишь моего слугу Сайкса? Он нашел мои ботинки и одежду, мокрые от морской воды, и представил это как доказательство декану. Меня могли привлечь к суду за предательство, но руководство колледжа не желало скандала. Нет нужды говорить, что Сайкс больше не служит мне.
- О, Гарри…
- Не надо слов, Бетани: понимаю, что поступил глупо. Но уже сыт по горло британскими угрозами. Боже мой, мы же американцы!
- Ты говоришь о наших соотечественниках как о врагах.
- Они могут стать врагами, если Англия будет продолжать предательскую политику в своих собственных колониях. - Гарри всегда отличался пылким и вспыльчивым характером.
- Неужели мой брат мятежник? - мягко произнесла она, беря его за руку.
- Тебя это шокирует?
- Не совсем. Но огорчает. Я, очевидно, соглашусь со словами отца. Ты же англичанин. Независимо от того, говоришь ли это ты сам, или Сэм Адамс, или Джеймс Отис, или другие недовольные из Бостона, ты прежде всего англичанин.
- Англия не сделала для меня ничего хорошего. Как и ты, я уже взрослый. У меня своя голова на плечах. Отец не хочет этого понять. Он не одобряет моего решения жениться на Фелиции, поэтому мне следует уехать.
- Гарри…
- Другого выхода нет, Бетани.
- Но что ты будешь делать?
- Женюсь на Фелиции. Будем жить в Бристоле. Судовладелец по фамилии Ходжкисс предложил мне работу - вести его бухгалтерские книги. Не смотри так на меня, Бетани. Все образуется. А когда мы устроимся, ты приедешь к нам в гости.
Они встали, продолжая держаться за руки. У Бетани перехватило горло.
- Обязательно приеду, - проговорила она, смахнув слезу.
Они обнялись. Гарри поправил золотистую прядь ее волос, выбившуюся из прически, и поцеловал в щеку. Нежная и печальная улыбка играла на его губах. В детстве сестра всегда отличалась от него большей смелостью, и обычно брат всегда искал у нее успокоения, попадая в затруднительное положение, так сможет ли сейчас обходиться без ее помощи? Возможно, да, потому что в глубине его глаз угадывалось мужество и твердость убеждений. Бетани смотрела вслед брату, удалявшемуся по тропинке, обсаженной персидской сиренью, и по ее лицу текли слезы. Она расслышала его указания слуге собирать вещи.
На пароходе, плывшем из Нью-Йорка, Бетани вряд ли представляла свой приезд домой таким драматичным. Счастливой встречи не получилось: мать - в слезах, Гарри и отец - в гневных обличениях, а старший брат Вильям - в подпитии. Почувствовав себя одинокой и потерянной, она припомнила то, к чему всегда прибегала, когда с ней случалась какая-то беда. Приподняв юбки, девушка побежала по тропинке через сад в направлении конюшен, находившихся в полумиле от летнего домика.