Наконец Эндрю вернулся – бесшумно, точно возник из воздуха. Он принес рыбу и начал ее чистить. Рейчел следила за его действиями, истекая слюной. Отделив рыбу от костей, он порезал ее тонкими ломтиками и подцепил один кусок кончиком ножа.
– На, держи, – сказал он, протягивая ей нож.
Сморщив нос от противного запаха, девушка посмотрела сначала на проткнутый ножом кусок сырой рыбы, потом на Эндрю.
– И что я должна с этим делать? – недоуменно спросила она.
– Есть, что же еще? – отозвался Эндрю.
– Сырую? – в ужасе воскликнула девушка.
– Конечно, сырую, – сердито буркнул Эндрю. – Мы не можем разжечь костер и сварить ее. Пока это опасно.
– Чтобы я съела хоть кусочек этой вонючей рыбы? Да ни за что на свете! – заявила она.
– Дело ваше, мистрис, – прорычал он, – только не забывайте, что впереди у нас еще два дня пути. Советую подкрепиться, пока есть возможность. Я не собираюсь тащить вас на себе, на это не рассчитывайте! – С этими словами он отправил кусок рыбы себе в рот.
Рейчел кипела от негодования. Подумать только, какое неслыханное нахальство! Злодей Саккет и то вел себя любезнее, чем этот варвар. И все-таки он прав: чтобы набраться сил, ей надо поесть. Выбирать не приходится.
Брезгливо скривившись, Рейчел осторожно взяла кусочек рыбы, положила себе в рот и проглотила. Тонкие черты ее лица исказила гримаса отвращения. Превозмогая себя, она съела еще несколько ломтиков, но вскоре почувствовала, что больше не может проглотить ни кусочка, отошла и легла на землю, завернувшись в одеяло. Веселый смех Эндрю Киркленда был последним ударом по самолюбию девушки. Вытерпев и это, она закрыла глаза и погрузилась в сон.
На другой день Рейчел снова брела по лесу вслед за не знающей устали широкоплечей фигурой. Она была так голодна, что ей хотелось срывать с деревьев листья и жевать их.
Они остановились на ночлег, когда было еще светло, и Эндрю занялся какими-то приготовлениями.
– Что вы делаете? – спросила Рейчел, озадаченно наблюдавшая за его действиями.
– Силок, – ответил он в своей обычной краткой манере.
– И кого вы хотите в него поймать? – поинтересовалась девушка, нахмурившись.
– Возможно, кролика.
– Если вы думаете, что я буду есть сырого кролика, то глубоко заблуждаетесь! – с чувством объявила она.
Эндрю иронически приподнял темные брови.
– Я не собираюсь есть его сырым, – сказал он и начал собирать в кучу валявшиеся на земле ветки.
– А сейчас что вы делаете? – спросила Рейчел, одолеваемая любопытством.
– По-моему, это и так ясно! – отозвался Эндрю. – Развожу костер.
– Костер? – вскричала она. – Но вчера вечером вы сказали, что разводить костер опасно.
Эндрю Киркленд оторвался от своего занятия и смерил ее снисходительно-задумчивым взглядом.
– Теперь не опасно.
– Вчера вечером было опасно, а теперь не опасно? – рассердилась Рейчел. – Разве за нами нет погони?
– Мистрис Берк, – заявил Эндрю, исчерпав остатки своего терпения, – если бы за нами была погоня, мы бы уже давно попали в плен и ваши золотистые волосы болтались на палке за спиной какого-нибудь индейца. Мы оторвались от них у водопадов. Думаю, они клюнули на мою уловку. Я оставил каноэ на левом берегу, над водопадами. Скорее всего они нашли его и двинулись по ложному следу. – Он самодовольно ухмыльнулся.
Рейчел не верила своим ушам.
– Так значит, – сказала она, возмущенно сверкнув глазами, – последние три дня вы знали, что за нами никто не гонится, и не сказали мне об этом? Получается, мы спокойно могли разжечь костер и мне не пришлось бы мерзнуть две ночи подряд и есть эту мерзкую сырую рыбу?
Ее негодование росло с каждым произнесенным словом.
– Вы презренный человек! – выкрикнула она. – Несносный грубиян! Носитесь, как дикарь, с размалеванной физиономией, в одной набедренной повязке и этих нелепых индейских туфлях!
– Мокасинах, – поправил он с усмешкой.
– Для вас все это – просто игра, да? Вам хочется перехитрить их ради собственной забавы! Вы таким образом развлекаетесь.
Эндрю схватил ее за плечи, больно впившись пальцами в нежную кожу. Усмешка сошла с его лица. Он смотрел на нее сверху вниз сверкающими от гнева глазами.
– Нет, мистрис, это для меня не игра. Среди изуродованных трупов, которые вы видели в Ханаане, были дорогие мне люди.
Несколько мгновений они неотрывно смотрели друг другу в глаза, потом Эндрю грубо оттолкнул ее от себя, вернулся к костру и начал сердито кидать в него хворост. Вскоре костер разгорелся ярким пламенем.
– Когда я сказал, что они клюнули на мою уловку, это было всего лишь предположение. Вот почему я оставил одеяло и вяленое мясо у подножия водопадов. Я знал: если мы сумеем выбраться живыми из индейского лагеря, нам придется долго добираться пешком. До сегодняшнего дня я не был уверен в успехе.
Рейчел не догадывалась, что Эндрю Киркленд мало кому так подробно объяснял свои действия.
– И все-таки я не понимаю причину вашего гнева, мистер Киркленд, – продолжала она спорить. – Вы злитесь на меня с нашей первой встречи. Что я вам сделала? Я же не просила вас меня спасать. Почему вы меня так обижаете?
– Почему? – вскричал он, и Рейчел увидела в его темно-синих глазах новую вспышку ярости. – Потому что из-за вас мне пришлось оставить сестру и племянника посреди опасной индейской территории, в руках троих английских солдат. Элизабет умоляла меня спасти вас. Я думал, что Рейчел Берк – маленькая девочка, а оказалось, это очередная бестолковая и пустоголовая блондинка.
– Ваша самонадеянность просто неслыханна, мистер Киркленд! Вы уверены в том, что сами можете в одиночку вызволить их из беды, но не надеетесь на силы троих обученных солдат-профессионалов?
Губы Эндрю Киркленда скривились в презрительной усмешке.
– Мистрис Берк, если бы вы имели хоть малейшее представление об индейцах и о жизни на границе, вы бы поняли, что любой индеец может запросто обвести вокруг пальца обученного солдата английской армии, совершенно не годного для войны такого рода. Единственная армия, которая когда-либо одерживала победу над индейцами, это колониальная армия, потому что она сражается теми же методами, что и они. Вот почему я уверен, что смог бы вызволить своих родных, если бы остался с ними. Я знаю, как мыслят индейцы, как они реагируют на определенные ситуации, как воюют. Знаю потому, что я сам индеец. Но вместо этого я бросил сестру и племянника, чтобы…
– Да, – перебила его Рейчел, – чтобы спасти "бестолковую и пустоголовую блондинку". Меня возмущают ваши обвинения, мистер Киркленд. Конечно, я не знакома с нравами аборигенов, населяющих эти леса, не понимаю разницы между лодкой и каноэ, туфлями и мокасинами, но это еще не значит, что я пустоголовая. Может быть, я не умею грести на каноэ и перерезать кому-то горло, но я вовсе не бестолковая. В своей среде я считаюсь вполне умелой и способной.
– Но здесь не ваша среда, мистрис Берк. Здесь среда индейцев абернаки. И, честно говоря, я сильно сомневаюсь, что им есть дело до того, как искусно вы вышиваете и накрываете на стол. Если вы хотите сохранить скальп на голове и выжить, вам придется научиться думать и действовать, как они.
Рейчел встала и взглянула на него сверху вниз с царственной надменностью.
– Мистер Киркленд, у меня нет ни малейшего желания становиться хладнокровным, безжалостным дикарем, а потому можете не сомневаться: если мне посчастливится выбраться отсюда, сохранив скальп на голове, как вы изящно выразились, то я больше никогда не вернусь сюда – ни за что на свете!
Горделиво приосанившись, девушка запахнулась в свое одеяло, точно это была королевская мантия, и отошла в сторону. Через несколько мгновений она уже крепко спала.
Глава 5
Элизабет Пьемонт в одиночестве стояла на маленьком семейном кладбище, и в прозрачных синих озерах ее глаз блестели невыплаканные слезы. Ветерок трепал ее длинные волосы, спадавшие по плечам каскадом черного шелка. Она печально смотрела на надгробные плиты, не догадываясь о том, какую живописную картину скорби являет собой в этот момент.
Новый грубо сколоченный крест на могиле Ханны Мазер резко отличался от тронутого временем резного гранитного надгробия прадедушки Элизабет Филиппа Эллиота, благородного джентльмена, который семьдесят пять лет назад построил Ханаан. Она перевела грустный взгляд на каменную плиту, поставленную на пустой могиле ее дедушки и бабушки, Чарлза и Ленор Эллиотов – они пропали в море, когда ее отцу было всего три года.
Не в силах сдерживать слезы, она оглянулась на крест, вырезанный Уиллом Мазером для могилы родителей Эндрю, молодого доктора-идеалиста из Шотландии и его возлюбленной индианки. Мама часто рассказывала ей трагическую историю своего брата и красавицы индианки Сары, отец и дед которой были вождями племени.
"Ханаан разрушен, – печально думала Элизабет, – а вместе с ним рассыпались прахом несбыточные мечты старика о земле обетованной. Правда, каменные стены еще стоят, а зубчатые башенки еще высятся над долиной, но заложенные в них надежды и устремления ушли в небытие вслед за тем, кто их воздвиг".
Элизабет улыбнулась сквозь слезы, радуясь, что ее отцу хватило мудрости уйти из этой пышной цитадели и избежать трагической участи, казалось, уготованной величественному замку. Теперь она молила Бога, чтобы Эндрю не пал жертвой этого скорбного наследия. Печально вздохнув, женщина повернула к дому.
Она заметила прислонившуюся к дереву фигуру с ружьем в руке и испуганно отпрянула. Однако тревога ее прошла, как только она узнала Брэндона Сазерленда.
– Вы меня разочаровали, леди Пьемонт, – сказал он строго, но мягко, ибо все это время наблюдал за ее скорбью.
Элизабет улыбнулась. Она была очень признательна этому английскому офицеру за то, что он ее спас, и с первого момента испытывала к нему глубокую симпатию.
– Чем же я заслужила ваше недовольство, капитан Сазерленд?
Брэндон Сазерленд выпрямился и подошел к ней.
– Я велел вам ни в коем случае не выходить за крепостные стены.
Элизабет виновато покраснела.
– Прошу прощения, капитан Сазерленд. Я забыла ваш приказ.
– Индейцы, напавшие на ваше поместье, могут быть поблизости, а я не хочу, чтобы с вами что-то случилось, леди. – Его карие глаза задержались на манящих полных губах.
– К чему такая официальность, капитан? Называйте меня просто Элизабет, – предложила она.
– Только если вы перестанете называть меня капитаном. У меня тоже есть имя, Элизабет.
Несколько долгих мгновений они, улыбаясь, смотрели друг другу в глаза. У Элизабет возникло подозрение, что ее чувства к нему не ограничиваются одной благодарностью. Она отвернулась и медленно пошла к дому.
– Расскажите мне о себе, капитан Сазерленд. Вы давно служите в колониях? – взволнованно спросила она шагавшего рядом офицера.
Элизабет с удивлением обнаружила, что его присутствие будоражит ее. Вот уже много лет ни один мужчина не вызывал в ней физического волнения.
– Боюсь, мне особо нечего рассказывать, – начал он. – Я родился в горной Шотландии и был пятым, последним, ребенком в семье. После университета Святого Эндрю я пошел служить в армию и вот уже пятнадцать лет состою профессиональным военным. В колонии я приехал около полугода назад.
– Вам здесь нравится, капитан?
Он пожал плечами:
– Очень красивая страна. Это побережье чем-то напоминает мне мою родину.
– А где конкретно ваша родина?
Взгляд его подернулся ностальгической грустью.
– На севере Шотландии, там, где Ферт-оф-Дорнох выходит в Северное море. Ах, леди! – вздохнул он и продолжил охрипшим от волнения голосом: – Если бы вы знали, как красив этот дикий берег, изрезанный укромными бухтами! А в Лох-Бидх попадаются такие большие лососи, что их можно вытянуть только вдвоем.
Элизабет понимающе кивнула:
– У вас, шотландцев, сильна любовь к родине. Такое же выражение я часто видела в глазах моей мамы, когда она говорила об Ашкирке.
Брэндон Сазерленд несколько мгновений грустно смотрел вдаль.
– Шотландия – как мать-орлица, которая учит летать своих оперившихся птенцов. Она выпускает их в дальние выси, где они опаляют себе крылья, потому что знает: они непременно вернутся в родимое гнездо.
Элизабет остановилась и взглянула на капитана с искренним сочувствием.
– Знаете, капитан Сазерленд, мне кажется, вы сильно тоскуете по родине, – ласково проговорила она.
Большие карие глаза были печальными, как у раненого оленя.
– Она забирает душу со дня твоего появления на свет, Элизабет.
Он прогнал прочь грустные мысли и мило усмехнулся. Теперь в его карих глазах зажглись лукавые огоньки.
– Видите, я без труда называю вас по имени, но по-прежнему остаюсь для вас капитаном.
Элизабет засмеялась, и на щеках у нее появились пленительные ямочки.
– Простите, Брэндон.
Он тепло улыбнулся, и в уголках его глаз весело заиграли задорные лучики.
– Ну вот, разве так трудно было сказать это раньше? А скоро мы попробуем перейти на Брэна, это еще короче. – Он подкупающе хохотнул.
Тонкие брови Элизабет приподнялись над сияющими синими глазами.
– Вы очаровательный плут, Брэндон Сазерленд! Ваша жена, наверное, скучает без вас.
– Я не женат, Элизабет.
– Ну, значит, помолвлен.
– Нет, леди, и не помолвлен.
Они подошли к воротам, и Элизабет, остановившись, вскинула на Брэндона удивленные глаза.
– Что ж, как видно, вы еще и неуловимый плут. Но наверняка есть женщина, которой удалось завоевать вашу любовь.
Взгляд Брэндона Сазерленда, устремленный на нее сверху вниз, был совершенно серьезен. Веселая улыбка сошла с его лица, и внимательные карие глаза как будто просвечивали ее насквозь.
– Пока нет, Элизабет.
Он отступил в сторону и вежливым жестом пригласил ее первой пройти в ворота.
Эндрю и Рейчел добрались до Ханаана в полдень. Рейнджеры встретили их радостными криками и поздравлениями, а Элизабет расплакалась от счастья.
В доме убрали все следы варварского нашествия, и Рейчел с удивлением обнаружила, что обстановка не так уж сильно и пострадала: были разбиты и испорчены предметы искусства, повреждена кое-какая мебель и сгорели занавеси. Рейнджеры сожгли весь мусор и погребли мертвых.
Элизабет упаковала в ящики дорогие и любимые вещи, которые, по ее мнению, хотели бы сохранить ее родители. Она собиралась взять их с собой в Виргинию. Ей удалось продать кое-что из мебели жителям ближайшего городка Маршфилда, достать фургон и упряжку лошадей для поездки в Бостон.
Рейчел приняла ванну, вымыла голову и как следует поела – впервые за неделю. Она начала понемногу приходить в себя после пережитого испытания.
Эндрю Киркленда нигде не было видно, но это и к лучшему, говорила себе девушка. За весь день он не сказал ей ни слова. Проснувшись сегодня утром, она позавтракала лесными ягодами и кусочками кролика, которые он оставил ей с вечера, после чего они продолжили свой переход в Ханаан.
Рейнджерам не терпелось уехать, поэтому решено было отправиться всем вместе завтра утром, а ворота Ханаана запереть навсегда.
Еще раз досадливо вздохнув, Рейчел поднялась с постели и надела платье. Вот уже несколько часов она безуспешно пыталась уснуть. "Как странно! – удивленно думала она. – В последние несколько ночей я не знала такой проблемы, хоть была в опасности и могла надеяться на защиту только одного человека – Эндрю Киркленда. – Она криво усмехнулась. – Эндрю Киркленд… Подумаешь, какая сила!"
Не зная, чем себя занять, она открыла дверь спальни и выглянула в коридор. Узкий длинный проход освещали свечи в подсвечниках, прикрепленных к стенам. В доме не было слышно ни шороха, хотя Рейчел знала, что внизу, в большом зале, спят рейнджеры. Не задумываясь о позднем часе, она поднялась по крутой лестнице на верхнюю зубчатую башню в надежде, что свежий воздух разгонит ее бессонницу.
В какой-то момент она почувствовала, что не одна. От страха у нее по рукам побежали мурашки. Резко повернувшись, Рейчел увидела выступившую из тени высокую фигуру и испуганно вскинула руку к груди.
– Не слишком ли поздно вы вышли погулять, мистрис Берк?
Услышав голос Эндрю Киркленда, девушка расслабилась и, вглядевшись в темноту, охнула от удивления. В стоявшем перед ней человеке трудно было узнать того полуголого дикаря, которого она лицезрела в последние дни. Набедренную повязку сменили рубашка и штаны из оленьей кожи, волосы были завязаны в аккуратный хвостик на затылке. Рейчел поразила его неотразимая привлекательность. "Удивительно! – подумала она. – Стоило лишь сменить одежду, и человек полностью преобразился!" Отвернувшись, она прислонилась плечом к стене башни.
– Мне не спалось, и я решила подышать свежим воздухом, – сказала она.
Эндрю направился к ней. Уловив едкий запах табачного дыма, Рейчел взглянула ему в лицо и увидела, что он курит трубку. Повисло неловкое молчание. Девушка обнаружила, что ее волнует не только запах трубочного табака. От Эндрю исходили приятные ароматы туалетной воды и мыла для бритья. Она поежилась словно от холода и с удивлением поняла, что впервые с момента их встречи испытывает к нему интерес как к мужчине. Эти новые чувства совершенно обескуражили Рейчел.
Эндрю Киркленд загасил свою трубку, несколько раз постучав ею о каменную стену, и убрал в нагрудный карман рубашки. Рейчел смотрела на него с нескрываемым любопытством. Интересно, что он здесь делает среди ночи?
– Вам тоже не спится, мистер Киркленд? – спросила она. – Я думала, что после нашего похода вам захочется отдохнуть.
Он пожал плечами:
– Я то же самое думал про вас, мистрис Берк.
Она отвернулась и опять уставилась в темнеющее пространство. Похоже, он собирался и дальше отделываться немногословными фразами. Этот человек ничуть не изменился. Под цивилизованной одеждой таился все тот же мрачный дикарь. Это открытие разозлило Рейчел.
– У вас тяжелый характер, мистер Киркленд. Знаю, вы спасли мне жизнь и теперь я в неоплатном долгу перед вами, но я не нахожу возможным выразить вам свою благодарность. Вы самый несносный мужчина из всех, кого я когда-либо знала.
Он повернул к ней бесстрастное лицо.
– А вы знали многих мужчин, мистрис Берк?
Рейчел вспыхнула, заметив внезапный блеск его темно-синих глаз. "Он еще издевается! С этим хамом невозможно разговаривать", – решила она и двинулась к лестнице, собираясь уйти в свою комнату.
Но Эндрю схватил ее за руку и резко повернул к себе, нависнув над ней пугающей темной громадой. Девушка в страхе округлила глаза и попятилась, но он не отпустил ее и прижал крепким торсом к стене.
– Так вы знали многих мужчин, мистрис Берк? – тихо повторил он.
От его хриплого шепота по спине Рейчел пробежал холодок, а сердце отчаянно застучало под ребрами. Она попыталась вывернуться, но его высокое стройное тело держало ее, точно капкан.
– Отпустите меня, пожалуйста, – проговорила она, чуть не плача.
– Ты не ответила на мой вопрос, – прозвучал его гортанный голос, – хотя, пожалуй, я и сам найду ответ на свой вопрос.