Старый дервиш встал и низко поклонился, сложив руки на груди, когда из кареты вышел знатный турок в красной феске на голове. На груди у него висело множество орденов. Он прошел мимо дервиша и вошел в широкие ворота в стене во внутренность развалин.
Почти около самого входа расположились в кружок около тридцати дервишей. В середине находился шейх, настоятель этого монастыря, бивший в такт ногою, тогда как сидевшие вокруг громко вскрикивали, наклоняясь то вперед, то назад, то направо, то налево, затем снова вскакивали. Они не видели и не слышали ничего, происходившего вокруг них, до такой степени были погружены в свое занятие.
Знатный турок прошел мимо них и вошел в другое помещение, отделявшееся от первого полуразрушенной стеной, потолком же тут, как и в первом, служило звездное небо.
В этом отделении дервиши бичевали друг друга по спине, рукам и ногам так сильно, что кровь лилась с них ручьями. Тем не менее они были в таком экстазе, что не чувствовали ни малейшей боли.
Освещенные неверным лунным светом, эти полунагие, беснующиеся и покрытые кровью люди представляли такое страшное зрелище, что всякий посторонний человек, неожиданно попавший в этот турецкий монастырь, подумал бы, что он попал в ад.
Что касается приехавшего знатного турка, то он, казалось, был уже знаком с этими процедурами, потому что, не обращая на них никакого внимания, прошел через большой двор к старой башне, еще довольно хорошо сохранившейся. Перед входом в эту башню сидел молодой дервиш.
– Мансур-эфенди здесь? – обратился приезжий к дервишу.
– Направь свои шаги в комнату совета, мудрый и великий Мустафа-паша, ты найдешь там Баба-Мансура, которого ты ищешь, в обществе Гамида-кади.
– Была здесь сегодня вечером принцесса Рошана?
– С того времени, как я здесь сижу, принцесса еще не появлялась, – отвечал молодой дервиш.
Мустафа-паша вошел во внутренность башни. Широкие сени, в которые он вступил, были слабо освещены висящей лампой. Из этой передней железная дверь вела в комнаты.
Мустафа-паша, визирь, вошел в эту дверь.
Она открылась перед ним, как бы по какому-то таинственному знаку, и визирь вошел в большую круглую комнату, около стен которой стояли низкие широкие диваны. Пол был покрыт коврами. Комнату освещали две висящие с потолка лампы.
Напротив дверей сидели на диване два турка, одетые в чалмы, широкие шаровары, подпоясанные богатым поясом, короткие куртки и туфли с остроконечными носками. Это был типично турецкий костюм. Что касается вошедшего, то он был одет в европейское платье: черный, доверху застегнутый сюртук и черные панталоны.
Одна только красная феска указывала на его турецкое происхождение.
Один из сидевших был уже стар, что доказывала его длинная седая борода. Это был Гамид-кади, верховный судья в Константинополе.
Товарищ Гамида был моложе его. У него была черная, довольно короткая борода, худое, с резкими чертами лицо и подвижные черные глаза. Это был Мансур-эфенди, называемый дервишами также Баба-Мансур, глава магометанского населения, в Турции, первое духовное лицо, носящее титул Шейх-уль-Ислама, самое близкое лицо к султану.
Мустафа-паша подошел к сидящим, поклонился и сел рядом с ними.
По знаку Мансура дервиш, стоявший у входной двери, вышел из комнаты совета.
– Да благословит Аллах, – заговорил Мустафа-паша, – я очень рад, что встречаю вас обоих вместе. Я привез вам одно очень важное известие.
– Мы очень рады видеть верного последователя великого пророка, – отвечал Баба-Мансур Шейх-уль-Ислам. – В чем же состоит твое известие?
– Я привез очень важное известие, – начал визирь. – Помните ли вы одного мудрого толкователя Корана, по имени Альманзор, и его сына Абдаллаха? Один странный случай указал мне их существование. Я ехал домой из дворца султана, где был совет министров, как вдруг из норы в стене выползла маленькая змея и поползла как раз поперек моей дороги. Стоявший недалеко часовой хотел убить ее саблей, но я удержал его. Тогда змея поспешно бросилась на гревшуюся на солнце ящерицу и в одно мгновение утащила ее к себе в нору. Этот случай заставил меня задуматься. Я придаю большое значение снам и различным приметам, и чтобы объяснить себе этот случай, я отправился в Галату к одной известной толковательнице снов и гадалке, цыганке Кадидже, чтобы расспросить ее о случившемся со мною.
– И что же сказала цыганка? – спросил Шейх-уль-Ислам с легким выражением насмешки на лице, которую он напрасно старался скрыть.
– Не смейся над знаменитой гадалкой, мой образованный брат Мансур, – продолжал Мустафа-паша, – выслушай сначала, что она мне сказала, не зная меня, так как я скрыл, кто я. "В Скутари живет один старый толкователь Корана, происходящий из великого дома Абассидов, – сказала она. – Бойся и его потомков! Через них будет поколеблен трон! Змея бросится на блестящую ящерицу – убей змею, прежде чем она достигнет цели".
– Так говорила цыганка?!
– Слушай дальше! Я позаботился сейчас же справиться, существует ли в Скутари такой толкователь Корана, и оказалось, что там действительно есть такой, что он называется Альманзором и происходит из дома калифов Абассидов!
Шейх-уль-Ислам и его товарищ Гамид-кади молчали.
– Но важнее всего мне показалось то обстоятельство, что у этого старого Альманзора скрывался некогда принц Саладин, и старик, может быть, и теперь знает, где скрывается этот принц, – прибавил шепотом визирь. – Это обстоятельство придало в моих глазах словам Кадиджи еще большую важность.
– Ты помнишь, что сказала тебе старуха-цыганка? – обратился к Мустафе Гамид-кади. – Она сказала: "Убей змею, прежде чем она достигнет цели!"
– Да, она это сказала!
– Змея уже уничтожена, брат мой, – вмешался Мансур-эфенди.
– Альманзор умер? – спросил Мустафа.
Мансур и Гамид молча кивнули головой в знак согласия.
– У него был сын Абдаллах!
– Его ты также не найдешь, – сказал Гамид-кади.
– Позвольте мне удивляться вашей мудрости и знанию, братья мои! – вскричал визирь, едва скрывая свое изумление. – Вы уже знаете то, что я хотел вам сообщить как важную новость.
– Несмотря на это, мы благодарим тебя от имени нашего общего святого дела за твое известие, – отвечал Шейх-уль-Ислам. – Всякая опасность теперь устранена, и тайна принца Саладина узнана. Альманзор, без сомнения, знал настоящее местопребывание принца, но он не изменил ему до своей смерти.
– Эту тайну хотят сохранить, – сказал Гамид, – и я думаю, что твой сотоварищ Рашид-паша не совсем чужд этому делу.
– Я приехал с тем, чтобы пожаловаться на него, – отвечал Мустафа. – Я потерял к нему всякое доверие. Он не только наш враг, но и враг нашего общего дела! Рашид-паша хочет ограничить права правоверных, он хочет стать нам поперек дороги.
– В таком случае он умрет, как враг нашего великого пророка! – сказал Шейх-уль-Ислам тоном человека, могущество которого безгранично.
– Он погибнет, – прибавил Гамид-кади, слегка наклоняя голову.
В эту минуту в комнату вошел стороживший у дверей дервиш. Он сложил руки на груди, наклонил голову и произнес:
– Ее светлость принцесса Рошана подъезжает!
При этом известии Мустафа-паша поднялся со своего места.
– Мое дело окончено, – сказал он остающимся, – да защитит вас Аллах!
– Да благословит тебя Аллах! – отвечали в один голос оба остающиеся.
Затем Мустафа-паша оставил комнату совета.
Несколько мгновений спустя молодой дервиш снова отворил дверь, и на пороге появилась принцесса Рошана, закрытая белым покрывалом. Дервиш закрыл за ней дверь и удалился, принеся предварительно бархатную подушку для принцессы.
Принцесса села. Баба-Мансур и Гамид-кади низко поклонились ей.
– Нашему общему делу угрожает новая опасность, – начала принцесса Рошана. – Я поспешила сюда для того, чтобы передать вам важное известие, Шейх-уль-Ислам! Я должна сказать тебе, что твой опаснейший враг снова появился в Стамбуле.
Мансур-эфенди почти сохранил равнодушие и спокойное выражение лица, только блеск черных глаз выдавал его беспокойство.
– Про кого ты говоришь, светлейшая принцесса? – спросил он. – Кто снова появился в Стамбуле?
– Я видела вчера вечером в Скутари Золотую Маску! – отвечала принцесса.
– Я подозревал это, когда ты сказала об опаснейшем нашем враге, принцесса. Наши враги точно гидра: едва мы успеваем отсечь одну голову, как на месте ее вырастает сотня новых, – продолжал Мансур-эфенди мрачным тоном. – Но мы узнаем тайну этой Золотой Маски, которая вредит нашим планам. Мы должны и сорвем, наконец, покрывало, за которым прячется наш враг.
Шейх-уль-Ислам потянул зеленый шелковый шнурок, висевший недалеко от него.
В ту же минуту в комнату вошел дервиш.
– Принесите бумагу и перо! – приказал Шейх-уль-Ислам.
Через мгновение дервиш принес в комнату маленький круглый стол, на котором лежали бумага, перья и чернильница, и, поставив перед Гамидом, снова ушел.
– Пиши, брат мой, – сказал Шейх-уль-Ислам своему соседу: – "Всем хаджи, муллам, кади и кавасам повелевается схватить так называемую Золотую Маску, где бы она ни появилась. Тот, кто не исполнит этого приказания или станет противодействовать его исполнению, будет отвечать за это своим имуществом и жизнью".
Гамид-кади подал приказание для подписи великому муфтию, как многие звали Шейх-уль-Ислама. Затем поставил внизу свое собственное имя.
– Я надеюсь вместе с вами, – сказала принцесса, – что Золотая Маска будет теперь взята и тайна, окружающая ее, уничтожена. Но вот что мне еще надо! Я хочу получить какое-нибудь место для одного молодого человека из народа, так как я знаю, что вам нужны решительные и самоотверженные люди, а это именно такой человек.
– Твое желание, светлейшая принцесса, будет исполнено! Пришли сюда этого человека, он получит место, – отвечал Шейх-уль-Ислам. – Гамид-кади и я благодарим тебя за новое доказательство твоего доверия и расположения к нам! Смею ли тебя спросить, имела ли ты разговор с султаншей Валиде?
– Да, но он был совершенно безуспешен, надо надеяться, что следующий раз будет удачнее. Султанша Валиде разрушила все мои старания допытаться от нее, знает ли она, где находится принц Саладин, но я надеюсь узнать другим путем и гораздо скорее, жив ли принц, и если жив, то где он.
В эту минуту в комнату вбежал с выражением ужаса на лице дервиш-привратник.
Мансур с удивлением и досадой взглянул на помешавшего, но дервиш поспешно подошел к нему и прошептал на ухо несколько слов, которые произвели на Шейх-уль-Ислама сильное впечатление.
– Золотая Маска в развалинах?! – вскричал он поднимаясь. – Кто видел его?
– Сулейман, караульный. Он видел его как раз около этой башни.
– Это плод его фантазии! – вскричала принцесса, также поднимаясь.
– Махмуд-шейх также узнал его! – подтвердил бледный от страха дервиш.
– Здесь, в развалинах! Он осмелился проникнуть даже сюда – пусть его найдут сейчас же и приведут, чтобы закончить, наконец, эту комедию! – вскричал Шейх-уль-Ислам. – Сторожите все выходы! Он не уйдет от нас, если только для Махмуд-шейха Сулеймана не было это игрою воображения! Я сам буду искать его и возьму именем закона! Это известие крайне радует меня, и ты, принцесса, будешь свидетельницей так долго желаемого события. Золотой Маске не удастся безнаказанно осквернить своим присутствием это святое место.
– Желаю тебе успеха, – прошептала принцесса, оставаясь в комнате вдвоем с Гамидом-кади, – желаю тебе победы, мудрый Шейх-уль-Ислам! Я подожду здесь результата твоего предприятия.
IV
Сади и принцесса
Когда Сади проснулся на другой день после ночи, в которую он в первый раз встретился с красавицей Рецией, образ ее все еще был у него перед глазами. Он снова вспомнил все происшедшее накануне, и ему показалось, что порок и добродетель воплотились в лицах грека Лаццаро и красавицы Реции.
Бедняжка Реция была круглая сирота, одинокая в целом мире, не имела ни единой души, которая была бы к ней привязана.
– Но, – говорил себе Сади, – она должна была почувствовать, что я полюбил ее, что я готов ее защищать и всем пожертвовать для нее!
Как гордо и в то же время мягко просила она его, чтобы он оставил ее одну. "Иди, – говорила она, – ты спас меня из рук ужасного Лаццаро, докончи же теперь свое благородное дело и не следуй за мной!"
Сади не мог поступить иначе, как исполнить ее просьбу, и теперь не знал, где снова найти ее! А между тем он должен был найти ее во что бы то ни стало, и для того он будет искать ее день и ночь.
Вдруг Сади поспешно вскочил с постели.
Он вспомнил про ковер принцессы. Его надо было отнести во дворец и сделать это непременно в это же утро!
Сади поспешно оделся, вышел из маленького деревянного домика своего отца, в котором жил, и пошел в гавань.
Солнце только что начало подниматься из-за ясных вод Золотого Рога. По морю уже начали там и сям скользить легкие лодки, поддерживавшие сообщение между городом и лежащими по берегам деревнями. На самом берегу поднимались стены сераля, дворца султана, который своими киосками, павильонами и садами занимал более полумили по берегу. Вдали виднелись купола мечетей и шпили стройных минаретов, украшенных полумесяцами.
На берегу уже царило сильное оживление. Торговцы фруктами, цветами и овощами спешили с товаром на базар. Перевозчики мыли и чистили свои лодки. Саки с ведрами на плечах несли воду в город, и даже изредка появлялись носилки, в которых сидели знатные турчанки. Беспрестанно встречались армянские, еврейские и французские купцы, чтобы начать свои занятия.
Сади нашел свою лодку на прежнем месте и, вскочив в нее, взял весла и стал грести к каналу, который вел ко дворцу принцессы Рошаны.
Этот довольно широкий канал был так стар, что камни, которыми была отделана набережная, совсем заросли мохом. Вода в канале никогда не нагревалась солнцем, так как росшие по обе стороны канала деревья совершенно закрывали его.
Дворец, к которому вел этот канал и в котором жила теперь принцесса Рошана, служил прежде местом жительства для братьев султана, за которыми в этом дворце легко было наблюдать. В Турции на престол вступает не сын после отца, а старший принц из всех находящихся в живых потомков Османа, так что он может быть братом или племянником умершего султана. Поэтому султаны обыкновенно смотрели подозрительно на своих наследников, боясь их попыток вступить раньше положенного на престол.
Но с некоторого времени принцам был отведен другой дворец, с которым мы также познакомимся в свое время, а принцесса Рошана заняла дворец в Скутари.
Подъехав к пристани, у которой стояли лодки принцессы, Сади привязал свой каик и начал подниматься по ступеням лестницы, которая вела ко дворцу.
Навстречу ему попался лакей и сердито запретил идти дальше.
Сади хотел объяснить причину своего прихода, но подошедший к ним другой старый лакей не хотел ничего слышать и угрожал схватить его и, связав, передать караульному, если только он осмелится сделать еще хоть шаг.
Сади только улыбнулся в ответ на эти угрозы, так как одним движением руки мог бы расправиться со всеми старыми лакеями, но именно их старость не позволила ему употребить силу.
В это время одно неожиданное обстоятельство помогло Сади выйти из этого положения.
Вероятно, принцесса из окна увидела происходившую сцену, потому что вдруг появился солдат-араб, один из тех, которые обыкновенно день и ночь караулят в передней дворца, и приказал лакеям от имени принцессы сейчас же оставить в покое Сади.
Лакеи с удивлением расступились.
– Следуй за мной, каикджи! – обратился солдат к Сади и повел его через громадную переднюю дворца по мраморной лестнице.
Грека-лакея нигде не было видно, впрочем, Сади в эту минуту совершенно не думал о нем. Великолепие дворца целиком заняло все его внимание и пробудило мысль о том, как хорошо быть богатым и иметь возможность исполнять все свои желания.
Мраморная лестница была устлана дорогими персидскими коврами, а комната, в которую черный солдат провел Сади, была вся обита зеленой шелковой материей. В золотой клетке сидел пестрый попугай.
Едва только дверь затворилась за арабом, как с противоположной стороны распахнулась портьера.
Окружавшая Сади роскошь хоть и восхищала его, но нисколько не смущала и не сделала неловким.
Вошедшая в комнату прислужница пригласила Сади следовать за собой. Она привела его в большую комнату, где на мягких шелковых подушках сидела принцесса Рошана, окруженная своими прислужницами, ожидавшими ее приказаний.
Принцесса, так же как и ее прислужница, была под покрывалом.
– Ты хорошо сделал, что пришел, Сади, – сказала принцесса, когда он опустился перед ней на колени. – Я твоя должница!
– Я не для того пришел, чтобы напомнить тебе об этом, принцесса, а только затем, чтобы положить к твоим ногам ковер, который ты вчера вечером оставила в моем каике, – отвечал Сади и положил на пол ковер.
Одна из прислужниц сейчас же унесла его прочь.
– Сколько тебе следует за вчерашнее путешествие? – спросила принцесса.
– Пять пиастров, такова такса!
– Пусть будет так! Эсма, – обратилась принцесса к одной из женщин, – выдай перевозчику требуемые им деньги! Это за перевоз, Сади, хорошо, но не за спасение моей жизни. За это я оставляю за собой право вознаградить тебя по своему усмотрению! Я дорого ценю свою жизнь и поэтому так же высоко ценю и спасение ее! Скажи мне, чего ты желаешь, и как бы ни было велико желание, я исполню его! Говори, Сади!
– Ты очень добра, принцесса, но я ничего не желаю, что ты могла бы исполнить!
– Как, у тебя нет никакого желания? – с изумлением спросила принцесса. – Ты так счастлив и доволен, что на душе у тебя нет никакого неисполненного желания? Это большая редкость! Или, может быть, твои желания настолько велики, что ты считаешь их превышающими мою власть? Неужели тебе нравится быть всю жизнь перевозчиком? Неужели ты никогда не видал баши-бузуков, черкесов? Неужели твое сердце никогда не билось сильнее при звуках военной музыки? Неужели при виде проезжающего мимо тебя аги тебе никогда не приходила в голову мысль надеть такую же блестящую форму? Неужели ты никогда не мечтал о славных военных подвигах, о том, как ты мог бы прославить свое имя и сделаться героем?..
– Да, да, принцесса! – вскричал Сади с воодушевлением, и его красивые глаза ярко засверкали. – Ты возбуждаешь во мне мечты о славе!
– Ты не должен оставаться лодочником, Сади, – снова продолжала принцесса, увидя, что ее слова произвели сильное впечатление на красивого юношу. – Тебе суждено занять высокое положение в свете! В тебе кипит кровь героя! Замени весло дамасским клинком! Сбрось с себя красную куртку каикджи и надень военный мундир. Ты бесстрашно подвергал из-за меня опасности свою жизнь, посвяти же ее служению твоему отечеству – и я предсказываю тебе блестящую будущность!