За те четыре месяца, что я провела во Франции после возвращения из Турина, многое изменилось в наших отношениях. Казалось, разлука была для Франсуа жестоким уроком. Он никогда уже не осмеливался забегать ко мне между делом, и каждая наша встреча становилась почти праздником. Он приходил ко мне тогда, когда имел достаточно свободного времени.
И времени этого теперь было больше… Мы гуляли в осеннем Булонском лесу, ездили в Лоншан, по воскресеньям и праздникам у Королевского моста садились на маленькое прогулочное судно и вместе с пестрой толпой других влюбленных плыли до Сен-Клу… Франсуа все так же говорил со мной о политике, но уже не оскорблял моих чувств, и я смирилась с его взглядами. Да и чего они стоили, эти взгляды, по сравнению с нежностью, с которой он со мной обращался.
Да, Франсуа стал почти нежен… Я не знала, почему он изменился, что заставило его сделать это. Ведь я никогда ни о чем его не просила, я любила его таким, каков он был. А сейчас любила вдвое больше. И мне хотелось доказать это всем, кто мне не верил.
Кроме того, в эти месяцы я инстинктивно, осторожно искала ту манеру поведения, которая сделала бы меня счастливой и от физической близости с Франсуа. Он был старомоден в своих взглядах на это и, как я поняла, полагал, что порядочные дамы обычно не стремятся к наслаждению и по своей природе достаточно холодны. В этих взглядах сказывалось то, что Франсуа никогда подолгу не жил в Версале. Иначе бы он знал, как знали это и все версальские кавалеры, что дело обстоит совсем по-другому. Я выяснила, что он думает, будто все, что ему следует знать, это то, как поудобнее занять положение над женщиной, опираясь на свои локти.
Он был скверным любовником, я была вынуждена признать это и уяснить, что мне, наверно, придется взять заботу о собственном удовольствии на себя. Объяснить я ему все равно не сумею… Я просто стану, так сказать, агрессивной, возьму инициативу на себя и буду надеяться, что это его не очень шокирует.
Меня даже охватило некое любовное вдохновение. Я поднялась с кресла и, на миг застыв в нерешительности, побежала в спальню. Франсуа придет в десять вечера, когда уснут дети. И именно этот вечер я выберу для того, чтобы стать полностью счастливой. Я постараюсь, я даже преодолею свою застенчивость… К тому же сегодня день святого Валентина. Он покровительствует влюбленным. А кто любит больше, чем я сейчас?
Я лихорадочно переворошила свое нижнее белье – рубашки, чулки, подвязки и панталоны… Я уже заметила, что Франсуа очень нравится такой наряд: одна прозрачная блузка и чулки. И еще когда волосы у меня подвязаны белоснежным муаровым шарфом. Я лично считала, что это выглядит вульгарно, но, если он хочет, чтобы я носила подобные туалеты, я стану их надевать. Этого никто, кроме нас, не видит, и, если то, что я выгляжу словно девка из Пале-Рояль, возбуждает его, я буду более чем глупа, если не сделаю этого и не воспользуюсь его желанием втянуть меня в водоворот страсти.
Я обвела взглядом спальню и осталась недовольна. Давно пора сменить обстановку! Странно, как я раньше этого не поняла. Нужно все сделать иначе, чтобы наша встреча имела новизну, свежесть. Я сейчас же подниму на ноги весь дом, пошлю служанок в магазины… Я придам спальне вид "снежной королевы" – море девственно-белых кружев, балдахин и огромная кровать с простынями, украшенными вышивкой, белыми атласными покрывалами и горой палевых подушек. Да еще и мой вольно-целомудренный наряд… Для Франсуа это должен быть вызов – победить меня, женственную, неповторимую.
Я затоплю его волнами нежности и страсти, я приложу весь свой вкус и умение, чтобы выглядеть как никогда красивой и желанной. Он не сможет не отплатить мне за это любовью. Это будет самая прекрасная ночь на свете.
Внутри у меня все пело от счастья… Я переживала приподнятое настроение всеми своими чувствами, я заранее наслаждалась каждой минутой нашей близости. Конечно, те встречи и объятия в Лоншане тоже были ничего, но между ними и нашей предстоящей встречей будет огромная разница. Разница такая же, как есть в грязном углу, стоя за прилавком трактира, или обедать за праздничным столом, с канделябрами, хрусталем и серебром, вкушая изысканные яства.
Но сначала мне предстояло принять ванну, завить волосы и подобрать подходящие духи. Уже за пять часов до свидания я беспрерывно думала о Франсуа. Он был в Собрании, я представляла каждый его шаг, чувствуя горячую всепоглощающую нежность.
Мы будем счастливы… И Маргарита еще поймет, как глубоко ошибалась.
2
В половине десятого все уже было готово, и я прогнала служанок. Жанно и Аврора спали в детской, ворчащая Маргарита удалилась в свою комнату. На всем втором этаже отеля де-ла-Тремуйль не было ни одного человека, кроме меня.
За окном шумел холодный февральский дождь, а здесь, в комнате, камин был жарко растоплен. Стол, освещенный розовыми свечами в серебряных канделябрах, был сервирован как можно изящнее. Я полагала, Франсуа не откажется от ужина. Он устал в Собрании, ему нужно дать время отдохнуть. К тому же его единственный камердинер Филипп вряд ли умеет готовить такие тонкие и изысканные ужины. Франсуа был небогат и жил в гостинице, тратя по восемнадцать ливров в день из своего депутатского жалованья.
Я еще раз заглянула в спальню, полюбовалась, как красиво она озарена голубоватым светом ночника. Да еще в сочетании с таким свежим белоснежным бельем… В эту минуту раздался звонок, и я легче ветра слетела вниз по лестнице, спеша открыть дверь.
Это был он. Когда я распахнула дверь, капли дождя брызнули мне в лицо. Я скользнула в объятия Франсуа, на ощупь, не в силах скрыть своей радости, нашла его губы. Он был такой холодный, вымокший и замерзший, что дрожь пробежала по моему телу.
– Вы замерзли!.. Пойдемте, я вас живо согрею.
Я попыталась высвободиться из объятий, но он удержал меня, снова прильнул к моим губам.
– Вы такой холодный! Ну, оставьте меня, сегодня я буду вами руководить.
– Что это значит? – спросил он улыбаясь.
– То, что сегодня ваш праздник. Сегодня я хочу побаловать вас, Франсуа. Сегодня вы узнаете, что вас любит самая лучшая женщина на свете!
– Я давно знаю это, дорогая…
Сжимая его руку, я быстро повела его наверх. Там поспешно сбросила с него мокрый плащ, положила его сушиться у камина.
– Вы сегодня прелестны, Сюз, – удивленно сказал он, разглядывая меня. – Вы в сто раз похорошели. Что случилось?
– Ничего, – прошептала я, целуя его. – Просто я люблю вас. Я хочу нравиться вам.
– Но как вы угадали, что я буду смертельно голоден? Я усадила его за стол. Он потянулся было к бутылке, чтобы налить себе вина, но я шутя ударила его по руке:
– Нет, оставьте это! Сегодня вы будете персидским шахом, а я вашей одалиской. Вы ничего не должны делать сами. Я буду вам прислуживать.
Я сама налила ему бокал бургундского, положила в тарелку большой кусок фаршированного фазана с трюфелями и гусиного паштета, на котором чудом сохранился ледяной шарик жира.
– Может, вы хотите чашку горячего бульона?
Я была счастлива от мысли, что делаю ему приятное. Мне не терпелось сделать больше, так, чтобы он понял, как я люблю его. Мне не нужен никто, кроме него. Ни к одному мужчине я не испытывала таких чувств. Я хотела принадлежать ему и была уверена, что он не может не отплатить мне тем же. Правда, я надеялась, что он вспомнит, какой сегодня день, и по старинной традиции подарит мне шоколадное сердце в красной обертке, как и полагается в день святого Валентина. Впрочем, стоит ли думать об этом? Франсуа был так занят. У него есть работа, он не бездельничает, как бездельничали другие аристократы, еще тогда, до революции.
– Сюзанна, но что же все-таки случилось?
– Я уже сказала вам… Вы – мой султан, Франсуа.
– И все-таки… Почему вы выглядите так приподнято? Не отвечая, я смотрела на него и улыбалась. Мне было известно, что сейчас, при свете свечей, я выгляжу особенно привлекательно. Как сверкают мои волосы в этом золотистом свете, какими жгучими кажутся черные глаза, какой нежный румянец разливается по прозрачной, как тончайший фарфор, коже… Франсуа наклонился через стол и обнял меня. Его рука мягко коснулась моей груди, его губы страстно прильнули к шее…
– Франсуа, погодите, это еще не все… Он медленно отстранился.
– Спасибо вам, Сюзанна. Вы прелестны. Я очень ценю это, знайте…
О, я знала. Я знала и то, что он не умеет рассыпаться в комплиментах, что за его внешне сухими словами кроется что-то значительно большее.
– Пойдемте, – прошептала я. – Вам нужно согреться…
В спальне, не давая ему пошевелить и пальцем, я быстро развязала его галстук, расстегнула верхние пуговицы рубашки.
– Раздевайтесь, – шепнула я требовательно. – Я буду вас купать.
– Что? – переспросил он изумленно. – Да, я буду вас купать. Как ребенка. Я люблю вас. И я приготовила для вас ванну…
Мой любовник был удивлен, но я была полна решимости настоять на своем. Я хочу устроить его праздник по полной программе! Разве я не имею на это права? То, что я чувствую, вполне естественно. А отдаться естественному чувству – самое благородное, что может совершить женщина.
Я сделала ванну пенистой и горячей – правда, не слишком горячей, не хотела же я его расслабить! Пока он пропитывался водой и приходил в себя от изумления, я быстро стащила с ног чулки: ходить босиком по прохладному кафельному полу было куда приятнее, – и осталась в одной только прозрачной блузке, доходящей до середины бедер. Я склонилась над Франсуа, быстро прижалась губами к его губам. Мы принялись целоваться со всевозрастающей страстью; я вся дрожала от возбуждения, его мокрая рука скользнула под мою блузку, обняла меня за талию, и теплые брызги упали мне на спину. Опомнившись, я лукаво вырвалась из его объятий.
– Идите ко мне, – проговорил он умоляюще. – Мы можем принять ванну вдвоем.
– Ну уж нет, – улыбаясь, проговорила я. – Так мы поступим в другой раз, а сейчас это не моя, а ваша ванна, и вы пока решительно ничего не должны делать, кроме как лежать и наслаждаться. Ну, будьте же послушным мальчиком!
Нежно-нежно мягкой губкой я намылила все его тело, вкладывая в свои прикосновения и любовь, и страсть, обволакивая его своей лаской, своим горячим желанием сделать его счастливым. Мои пальцы спускались все ниже, пока не наткнулись на отчаянно напряженную мужскую плоть. Я слегка смутилась. Франсуа был так возбужден… Заметив мое замешательство, он быстро схватил меня, пытаясь усадить рядом, и тянул так сильно, что я едва удерживалась на ногах.
– Нет-нет, – шептала я, стараясь его успокоить, – еще не все. Я должна вытереть вас, и тогда вы будете таким чистым, как только можно пожелать.
Большое теплое полотенце было рядом, и я обтерла им Франсуа, как ребенка. Теперь он был и очень чистый, и очень возбужденный. Когда я закончила и закутала его в халат, тело под моими руками было уже близко к кипению.
– Сюзанна, вы меня доводите до безумия.
– Никогда не слышала ничего более лестного, мой милый.
Франсуа явно начинал проявлять недовольство. Его руки скользили то по моим бедрам, то по груди, пытаясь задержать меня, но я нежно увертывалась и таким образом довела его до постели.
– Помните, сейчас я хозяйка. Ну, извольте слушаться! Я подложила ему под голову подушку, чтобы он мог хорошо видеть меня, не утомляя шеи, и присела рядом.
– Вот теперь я в вашем распоряжении… Ваша пытка закончилась, мой дорогой.
Я видела, что еще никогда не имела такой власти над ним, как сейчас. Все действия нынче принадлежали мне… Я сама выберу ту позу и тот темп, который мне подходит. И я уж точно нынче ночью получу наслаждение…
Все, что происходило дальше, было как в волшебном сне – страстном, безумно-горячем, сладостном. Я чувствовала себя вакханкой, языческой жрицей, приносящей жертвы своему сладострастному богу. Ласки и поцелуи сливались в одну восхитительную симфонию чувства и наслаждения и омывали наши тела горячими волнами, как вода омывает все камни ручья один за другим. Сегодня я взяла все заботы о нашем удовольствии на себя и по мере возможности отбросила всякую стеснительность. Зная, что затягивание и предыгра продлевают наслаждение, я была медленна и нетороплива, то доводя его до крайней степени, то немного остужая. Время от времени он пытался взбунтоваться, но тогда я совсем останавливалась, призывая его к порядку. Эти остановки и начинания возбудили его еще сильнее, а мне дали уверенность, что я тоже буду счастлива.
…Во второй раз я откинулась на спину, дрожащая и обессиленная. Это случилось! Боже мой, наконец-то за целый год с Франсуа я испытала удовольствие – пока недостаточно долгое, но взрывное, ошеломляющее. Подумать только, я даже не сдержалась – закричала и, кажется, поцарапала его. Для меня это было настоящим потрясением. Оглушенная радостью, сосредоточенная на собственных ощущениях, я легко вернула Франсуа свободу и инициативу. Удивленный моей страстностью в эту ночь, он овладел мною еще дважды. Для меня это прошло как во сне, я не участвовала в этом и уже не достигла того пика наслаждения, как в тот, второй, раз. Да мне пока и не нужно было… Я получила уверенность в том, что наша любовь с Франсуа может быть полной. Конечно, я вела себя агрессивно, я сама позаботилась о себе. Но ведь это только начало. И я так люблю его. Со временем у нас все наладится. И все, что говорил граф д'Артуа о ключе, – чепуха. Если есть любовь, можно чего угодно достигнуть…
Мне было физически необходимо обсудить все это с Франсуа – он же самый родной мне, самый близкий человек… Он лежал рядом, на спине, и тихо дышал. Я придвинулась к нему, уже начала говорить… Он не реагировал.
Удивленная, я наклонилась и заглянула ему в лицо. Глаза его были закрыты.
Он спал! Спал чуть ли не через тридцать секунд после того, как мы закончили! Спал, не сказав ни слова, не выразив никаких чувств!
Не желая верить этому, я еще раз взглянула ему в лицо. Без сомнения, он спал. Спокойно и безмятежно.
Он не понял ничего из того, что я пережила!
Пораженная, я упала на спину, закрыв глаза локтем. Я не знала, что и подумать. Кажется, только что Франсуа чуть было не сходил с ума во время совокупления, дрожал, вибрировал от страсти в моих объятиях, и я чувствовала себя самой великой обольстительницей всех времен и народов. И вот, когда я была исполнена сознанием такого упоительного величия, он вдруг откинулся и заснул, не сказав мне ни единого слова. Меня охватили сомнения. Может быть, я сделала что-то не так? Может быть, я только вообразила, что он наслаждался? Может быть, он вообще только разыгрывал меня?
"Какой кошмар, – подумала я. – Как было бы просто разуверить меня и избавить от таких сомнений… А теперь я останусь недовольной и ворчащей. Даже если он сделал это без умысла, его поведение – самое худшее, что может испытать женщина. А ведь я была так счастлива пережитым наслаждением, счастлива и горда тем, что дала наслаждение ему. И как обидно, что Франсуа даже не попытался показать, что он ценит мое желание понравиться. Более того, он даже не показал, ему-то понравилось или нет!" Мне не оставалось ничего другого, как лежать и чувствовать себя последней шлюхой, думая, стоило ли все это делать.
Совершенно неожиданно у меня возникло нелепейшее чувство вины. Я совершила грех, вот мне и наказание. Черт побери, промелькнула у меня мысль, Франсуа обошелся со мной, как с парой грязных носков, которые можно откинуть и не обращать больше на них внимания. Чувство вины во мне все усиливалось, я начала думать, что, наверное, Маргарита была права; в конце концов, любовь в постели – это скверное и грязное дело. Должно быть, это так, если все кончается так грубо и безразлично…
Чтобы сдержать слезы разочарования, я уткнулась лицом в подушку. Франсуа просто ужасен. Почему, черт побери, он спит? Конечно, он устал, но он, без сомнения, мог бы устоять против бога сна Морфея хотя бы на пару минут! В это мгновение я почти ненавидела его. Нет, пожалуй, приложенные мною усилия не стоят такого мизерного результата… Неужели я смогу привыкнуть к такому бездушному поведению? Если так будет продолжаться, я не выдержу и все ему выскажу, пусть даже это ранит его чувства, – ведь он, сам того не понимая, столько раз ранил мои!
Раздраженная и обессиленная, я уснула только на рассвете, надеясь, что когда я проснусь, Франсуа уже уйдет. Я была так зла, что не желала с ним разговаривать. Так оно и случилось. Я проснулась в восемь утра, а к ночнику рядом с кроватью уже была прикреплена записка. Я быстро пробежала ее глазами:
"Сюзанна, я не хотел говорить вам это вчера, чтобы не испортить такой чудесный вечер. Собрание посылает меня комиссаром в Авиньон, я уезжаю туда сегодня утром. Вернусь, наверное, через месяц и сразу же зайду к вам.
Я люблю вас. До встречи, моя спящая красавица".
Вспомнив все, что было, я раздраженно бросила записку в огонь камина. Он уехал – большей любезности и представить невозможно. Что ж, тем лучше для него. Он знает, когда исчезнуть. Конечно, за этот месяц я успокоюсь и снова буду скучать по нему. Эта моя любовь – она как болезнь…
Да, я люблю Франсуа. Но почему-то впервые сознание этого наполнило меня грустью.
Я машинально перелистала "Двойной Льежский календарь". Сегодня 15 февраля… Неожиданная мысль пронзила меня с ног до головы. Я быстро сделала подсчеты и поняла, что вела себя крайне неосторожно.
Да, будет просто чудо, если после этой ночи я не почувствую себя беременной.