– Вы рассчитывали привезти Верити в Лондон и регулярно демонстрировать как свою жену.
Расселл все еще молчал.
– Самое странное, – продолжал Джеймс, отрезав еще ветчины, – что Верити никогда не была вашей женой в полном смысле этого слова, не так ли?
Голова Расселла дернулась вверх, глаза расширились, как от страха.
– О чем вы говорите?
– Я думаю, вы прекрасно знаете, о чем я говорю. Вы никогда не выполняли свои супружеские обязанности.
Лицо Расселла стало темно-красным.
– Откуда вы это взяли?
Джеймс поднял брови и с насмешливым недоумением посмотрел на Гилберта.
– Неужели...
Джеймс пожал плечами и взял яблоко. Он начал разрезать его на части тем же ножом, которым резал ветчину.
– Вы продали ее, Расселл. Что, вы думали, должно было произойти?
Расселл встал так резко, что его стул с грохотом упал на пол. Джеймс задел его за живое. Должно быть, сейчас будет та драка, которая не состоялась в самом начале, хотя Джеймсу нужно было не это.
– Я знал, что с вами она не была в безопасности! – воскликнул Расселл. – Клянусь, я мог бы убить вас!
Джеймс в ответ на его угрозу небрежно махнул ножом.
– Сядьте, Расселл, – сказал он, указывая лезвием на перевернутый стул. – Если вы послушаете меня, то, думаю, поймете, как обернуть создавшееся положение в свою пользу.
– Что? Что вы имеете в виду под "моей пользой"?
– Садитесь, и я вам скажу.
Расселл некоторое время смотрел на Джеймса, потом поднял стул и сел.
– Ну?
Джеймс доел яблоко, положил нож и отодвинул тарелку.
– Ясно, что вы никогда не хотели жениться на Верити. Вы так и не воспользовались правом, которое вам давал брак, а потом продали ее, как тушу хорошей конины. Понятно, что она вас не интересует и на самом деле вы хотите лишь избавиться от нее. Я предлагаю вам сделать это законным путем. Я думаю, вам следует подать прошение о разводе.
– Что? Вы, наверное, шутите.
– Я совершенно серьезен. У вас есть основания требовать расторжения брака. Вы можете обвинить ее в супружеской измене. Со мной.
Расселл сидел ошарашенный, с широко распахнутыми глазами и открытым ртом.
– Это было бы простое, бесспорное дело, – сказал Джеймс. – Долгое и дорогое, но гораздо менее сложное, чем в тех случаях, когда обвинение оспаривается.
Расселл нахмурился и, казалось, обдумывал предложение.
– Я не знаю...
– Конечно, если вам это больше нравится, я могу помочь Верити подать иск против вас. Я не сомневаюсь, что мы найдем свидетелей ваших измен.
– Нет! – вырвалось у Расселла.
Вся краска сошла с его лица.
– Я уверен, что мы найдем свидетелей, которые подтвердят существование той или иной вашей связи. Я сомневаюсь, что вы провели последние несколько лет в полном одиночестве.
– Нет! Нет, пожалуйста, не надо.
– Неужели вы так боитесь, что узнают о ваших собственных тайных связях? Уверяю вас, Расселл, у меня достаточно денег, чтобы выявить их и...
– Нет!
– ...позаботиться, чтобы каждая из них была предана огласке.
– Нет. Нет. Пожалуйста!..
К крайнему удивлению Джеймса, Расселл закрыл лицо руками и заплакал.
– Вы н-не м-можете так поступить со м-мной. О Боже, п-пожалуйста... Нет!
Джеймс был ошеломлен. В чем же тут дело, черт побери?
– Рассказывайте, Расселл. В чем дело? У каждого мужчины в Лондоне есть любовницы. Некоторые об этом помалкивают, другие нет, но...
– Вы н-не понимаете...
– Нет, в самом деле не понимаю.
– Я скорее умру, чем позволю предать огласке хоть одну из моих... моих связей.
– Довольно театральная угроза, вам не кажется? – фыркнув, осведомился Джеймс.
– Нет! – Расселл шмыгнул носом и сделал видимое усилие взять себя в руки. – Нет, не такая уж и театральная. Если хоть одна из них будет предана огласке, я в любом случае, вероятнее всего, распрощаюсь с жизнью.
– Что вы... – Джеймс втянул в себя воздух.
"Боже правый! Внезапно все стало понятно."
– Вы заводили связи с... мужчинами? Вашими любовниками были мужчины?
Расселл подпрыгнул на стуле, повернулся к Джеймсу спиной и обеими руками ухватился за каминную полку.
– Теперь вы понимаете? – сказал он. – Если правда выйдет наружу, меня повесят. И других тоже.
– Боже милостивый!
Джеймс смотрел на спину молодого человека и начинал понимать, в каком положении тот оказался. Британское общество и британский закон были суровы по отношению к гомосексуализму, хотя он был широко распространен. Каждый мальчик, которого отправляли в школу, каждый уходящий на войну молодой человек обязательно сталкивались с джентльменами, которые предпочитали мужчин. Конечно, об этом не говорили, и мужчины, ведущие такой образ жизни, держали это в большом секрете. Признанные виновными по обвинению в гомосексуализме карались смертью.
– Так вот почему вы не воспользовались своими супружескими правами, – сказал Джеймс. – Верити знает?
– Нет. По крайней мере я не думаю, что знает. – Расселл продолжал стоять спиной к Джеймсу, как будто не мог посмотреть ему в глаза.
Голос его все еще дрожал, хотя он, кажется, сумел остановить поток слез.
– Я пытался, понимаете? Я только... я не смог этого сделать.
– Что случилось?
Расселл издал тихий стон.
– Не имеет значения.
– Имеет, – сказал Джеймс. – Ради Верити. Я беспокоюсь за нее, Расселл. Очень. Расскажите мне все об этом браке.
– Его устроили наши отцы, – заговорил Расселл монотонным, безжизненным голосом. – До свадьбы мы виделись всего раз или два, совсем недолго. Я знал, что никогда не буду... как другие мужчины, но надеялся, что справлюсь с этим. Другим таким, как я, это удается. Верити была довольно милая девочка, но я никогда не был с женщиной. Когда я попытался в нашу первую брачную ночь, меня... охватило отвращение. Я пытался дотронуться до нее, но меня... вырвало. .. и рвало так, что я думал – умру. Я оставил Верити на следующий же день, считая, что без меня ей будет лучше.
Джеймс попытался представить себе эту сцену: бедный молодой человек отчаянно пытается быть тем, кем он не является, а Верити, ничего не понимая, видит только неприятие и отвращение. Вдруг он вспомнил, как однажды Верити сказала, что не понимает, каково это: жить с болью, стыдом и чувством вины.
"Я, наверное, никогда не смогу постичь ту боль, которую ты испытал".
Ах, Верити...
Больший смысл стали вдруг приобретать и другие ее высказывания. Сегодня вечером она сказала, что ни один мужчина никогда не захочет ее. Не понимая отвращения Расселла, она, должно быть, думала, будто это с ней что-то не в порядке, что делало ее нежеланной в сексуальном отношении. Его собственные действия во время неуклюжей попытки заняться с ней любовью, то, что он ругался и пришел в ярость из-за ее девственности, только укрепили ее в этой нелепой идее. "Это моя вина", – сказала она.
Ах, Верити. Милая, гордая, прекрасная, в высшей степени желанная Верити. Если бы она только знала, насколько была не права.
Но предстояло еще кое-что выяснить в этой печальной истории.
– Что заставило вас в конце концов продать ее с аукциона?
– О Господи, я не знаю, – ответил Расселл.
Он отошел от каминной полки и зашагал по комнате.
– Я оставил ее в старом доме своего отца. Я собирался обеспечивать ее материально, если уж не мог быть ей настоящим мужем. Но так этого и не сделал. Я оставил ее в ветхом доме, тогда как сам жил на широкую ногу. В Лондоне много соблазнов, вы знаете, и я пошел по дурному пути. Мне стыдно в этом признаться, но я истратил приданое Верити и то, до чего смог добраться. Я продал все, что у меня было. А однажды я увидел маленькое объявление в "Морнинг пост". Там говорилось о продаже жен в Корнуолле. Наверное, я был немного не в себе. Я решил, что у меня есть еще одна вещь, которую можно продать.
– Проклятие! За это я бы с удовольствием свернул тебе шею, Расселл. Я не осуждаю тебя за то, с кем ты предпочитаешь спать, но такое обращение со своей невинной женой выходит за всякие рамки. И после этого ты еще смеешь считать меня негодяем?
Расселл перестал шагать по комнате и посмотрел на Джеймса, вопросительно подняв брови.
– Я думаю, это неправда, что вы убили свою жену. Иначе Верити ни за что не согласилась бы вернуться к вам.
– Нельзя сказать, что я совсем невиновен в гибели жены, – заявил Джеймс. – Но я не хладнокровный убийца.
– Тогда вы правы, – сказал Расселл. – Негодяй здесь я.
– Поэтому я снова вас спрашиваю: хотите ли вы официально прекратить этот ужасный брак?
– Господи, вы что, влюблены в нее?
– Боюсь, так оно и есть. – Джеймс улыбнулся.
Только сегодня, обнаружив, что Верити уехала, он признался в этом самому себе. Он любит ее.
– Теперь послушайте, Расселл. У вас есть основания для развода. Вы не хотите открывать подробности своей личной жизни. Я признаю, что она изменяла вам со мной. Верити не станет отрицать. Это будет простое дело.
– Простое и дорогое и ужасно скандальное. Нет. Нет, боюсь, я не смогу на это пойти.
– Почему нет, черт вас побери?
– Мой предполагаемый наниматель, лорд Беддингфилд, очень большой моралист. Он ни за что не потерпит ни малейшей непристойности.
Джеймс выгнул бровь, и Расселл покраснел.
– К сожалению, будет слишком большой скандал. Беддингфилд мне откажет.
– Извращенец Беддингфилд! – воскликнул Джеймс и тут же пожалел о своих словах.
Расселл смотрел на него с такой враждебностью, что воздух в комнате чуть ли не трещал от нее.
– Нет, я не буду этого делать.
– Проклятие! – Джеймс вскочил со своего стула. – Вы сделаете это, Расселл, или, клянусь, мы затеем бракоразводный процесс против вас!
– Как вы смеете угрожать мне? – процедил Расселл сквозь зубы.
– Как я смею? Как я смею? Скажу вам как! Вы погубили жизнь совершенно невинной женщины, женщины, о которой мне посчастливилось заботиться. И если для того, чтобы освободить ее, придется выставить на всеобщее обозрение ваши личные грешки и незаконную продажу своей жены, то, ей-богу, я сделаю это.
– Не сделаете.
– Еще как сделаю, вот увидите!
– Как вы можете быть таким жестоким?
– Как вы могли обречь Верити на жизнь в аду?
– Неудивительно, что вас называют лордом Хартлессом.
Джеймс взял себя в руки.
– Довольно. Так мы ни к чему не придем. Есть еще одна возможность, о которой мы не подумали.
– Какая? – спросил Гилберт.
– Признание брака недействительным, – сказал Джеймс.
– Признание недействительным?
Мужчины резко обернулись, услышав голос Верити. Она подождала четверть часа, прежде чем вернуться, и, подходя, услышала крики.
– Вы говорите о признании недействительным нашего брака? – У нее в груди родилась крохотная надежда. – Это возможно?
– Не знаю, – ответил Джеймс, поднимаясь и уступая ей место. – Я разговаривал об этом с моим адвокатом. Это в лучшем случае крайне трудное дело.
Джеймс говорил об этом со своим адвокатом? Как долго он уже думает об этом?
– В чем трудность? – спросила Верити.
– К сожалению, для признания брака недействительным очень мало оснований. Я не уверен, что они применимы в нашем случае. Поэтому я никогда об этом не говорил, Верити. Я думал, это почти невозможно.
От его слов Джеймса сердце Верити переполнилось радостью.
– Какие нужны основания?
– Откровенно говоря, я надеялся, что для этого достаточно невыполнения супружеских обязанностей.
При его словах Верити вспыхнула. Значит, он на самом деле узнал правду после того единственного раза.
– Но только неспособность выполнять супружеские обязанность может быть основанием для признания брака недействительным. Вы готовы признать себя импотентом, Расселл?
– Нет, Господи, конечно же, нет! – воскликнул Расселл.
– Я это знал, – кивнул Джеймс. – Можно также предположить, что между вами нет близкого кровного родства или родства по браку?
– Нет, – сказал Гилберт, а Верити в ответ на вопросительный взгляд Джеймса покачала головой.
– Тогда, как сказал мой адвокат, все остальное надо доказывать в судебном порядке. Я не думаю, что у кого-то из вас до этого был заключен брак с кем-то другим.
– Нет.
– Нет.
– Был ли кто-то из вас несовершеннолетним в момент заключения брака? – спросил Джеймс. – Без письменного согласия кого-то из родителей или опекунов?
– Мне было двадцать четыре, – отозвался Гилберт.
– Мне было только двадцать, – сказала Верити, – но мой отец, конечно, был согласен. В конце концов, он и устраивал этот брак.
– Вот и все, – вздохнул Гилберт. – У нас нет оснований. Мне очень жаль, Верити.
– Подождите, – сказал Джеймс. – Имеется еще одна возможность. Мой адвокат объяснил, что есть одна хитрая лазейка в брачном законодательстве. Если удастся доказать, что какая-то информация об имени или возрасте в брачном свидетельстве указана неверно, даже если это случайная описка или ошибка, то ее можно использовать как основание для признания брака недействительным.
– У меня с собой копия брачного свидетельства, – заявил Гилберт и полез в карман пиджака.
Он глуповато усмехнулся, увидев удивление на их лицах.
– Я думал, вы будете возражать против того, чтобы я забрал Верити, – сказал он Джеймсу. – И хотел иметь доказательство своих законных прав это сделать.
– Тогда давайте посмотрим вместе, – предложил Джеймс, и Гилберт, развернув документ, положил его настал.
Верити склонилась над бумагой. Она помнила, как расписывалась в церковной книге после бракосочетания, но самого документа никогда не видела. Об этих деталях заботился отец.
Прочитав написанное в свидетельстве, она чуть не задохнулась.
– Боже милостивый! Вы видите? – Она ткнула пальцем в пергамент. – Здесь говорится, что мне двадцать один год, но мне до двадцати одного не хватало пяти месяцев!
О папа! Впервые обычно вызывавшая раздражение рассеянность ее отца сделала благое дело. Бедняга никогда не помнил дни рождений и церковные праздники. Даже о Рождестве ему приходилось каждый год напоминать, как будто оно приходило неожиданно. Он, должно быть, подумал, что Верити уже двадцать один, поскольку в 1816 году она должна была достичь совершеннолетия. Он просто не мог вспомнить точную дату.
Тобиас Озборн пережил замужество дочери всего на два месяца. Он никогда не узнал, как плохо оно обернулось, и Верити всегда радовалась этому. Ее неудачный брак разбил бы отцу сердце.
Как чудесно, что именно ее дорогой легкомысленный папа даст ей свободу.
Глава 13
Верити вышагивала по маленькой спальне, не в силах подавить возбуждение. Перед ней открылся еще один странный и неожиданный поворот, но на этот раз она его не боялась. Ей не нужно было набираться решимости, чтобы выстоять в той неизвестности, которая ее ожидала. На этот раз удача была на ее стороне. Верити наконец освободится от оков брака с Гилбертом, освободится, чтобы начать строить новую жизнь, самой делать свой выбор, найти свое счастье. Судебная процедура, по всей вероятности, займет несколько месяцев, но потом Верити будет свободна.
Сердце ее пело от открывающихся новых возможностей.
Она услышала тихий стук в дверь и, повернувшись, увидела, что в комнату входит Джеймс.
– Он уехал, – сказал Джеймс и закрыл за собой дверь. – Он может найти другой постоялый двор в этой деревне или в следующей. Думаю, это было невежливо, но я потребовал, чтобы он уехал отсюда. – Джеймс подошел к Верити вплотную и взял обе ее руки в свои. – Столько всего произошло! Как ты себя чувствуешь, моя дорогая?
– Ликую. Я в восторге. Свободна! – Верити не скрывала своей радости. – Я свободна! Я на самом деле свободна! – Она широко раскинула руки, ей хотелось летать. – Я свободна!
Вдруг ее подхватили руки Джеймса и закружили, он смеялся вместе с Верити. Когда Джеймс наконец поставил ее на пол, у Верити кружилась голова, но чувствовала она себя превосходно. Казалось, она не может перестать улыбаться. Она была рада, что руки Джеймса держат ее за талию, без этого она упала бы на пол.
– О, Джеймс, – сказала она, прерывисто дыша, – ты не представляешь, что это значит для меня. Ты не знаешь, как... О, это удивительно! Ты не можешь себе представить, но, Джеймс, я никогда в жизни не была так счастлива.
– Верити, милая моя Верити! – Джеймс наклонился и поцеловал ее.
Сначала поцелуй был нежным, его губы скользили по ее губам, наслаждаясь, пробуя, дразня. У Верити снова закружилась голова, на этот раз от его мускусного запаха и вкуса губ Джеймса, которые всегда поражали ее. Набравшись смелости, Верити ответила на его поцелуй.
Джеймс застонал, и поцелуй стал глубже. Джеймс крепко прижимал к себе Верити, одновременно скользя руками от талии вниз по ее телу. Он раздвинул губы Верити своими и проник ей в рот языком, продолжая ласкать ее руками, отчего у Верити возник странный трепет внизу живота.
Верити не знала, что это означает, и сейчас не хотела этого знать. Она отдалась удовольствию, исходящему от губ, языка, рук и тела Джеймса. Она растворилась в нем. Джеймс оторвался от губ Верити и начал покрывать поцелуями ее шею. Верити откинула голову, чтобы Джеймсу было удобнее, и он в полной мере этим воспользовался.
Она хотела этого мужчину, отчаянно хотела. И еще она хотела, чтобы он хотел ее. Когда Джеймс проводил ей языком по губам, пытаясь добиться ответа на свой поцелуй, Верити с готовностью отвечала на его ласки. Она сделала бы что угодно, лишь бы он захотел ее. Пусть это будет только один раз.
Верити потеряла счет времени, казалось, они целовались целую вечность. Когда Джеймс наконец поднял голову и посмотрел на Верити, они оба часто и тяжело дышали.
– Свободных комнат... больше нет, – сказала она прерывисто. – Ты знал? Тебе придется... остаться здесь.
– Я знаю, – ответил Джеймс и пальцем погладил ее по щеке. – Именно поэтому я отослал Расселла. Как-то нехорошо заниматься любовью с его пока что законной женой, находясь с ним под одной крышей.
– Ты собираешься заниматься со мной любовью?
– Если ты мне позволишь. Я хотел бы этого больше всего на свете.
– О! – Верити закрыла глаза и подумала, что ей все снится.
Он хочет заняться с ней любовью, несмотря на то что знает, чем это кончится.
– Ты уверен?
Джеймс слегка отстранился, пристально посмотрел на Верити из-под тяжелых век и улыбнулся:
– Никогда ни в чем в жизни я не был так уверен. Я хочу тебя. Я очень давно хочу тебя.
– О, Джеймс, ты знаешь, чем это кончится.
– Уверен, что знаю, надеюсь, ты тоже не будешь разочарована. Обещаю, что на этот раз сделаю все наилучшим образом. Ты согласна заняться со мной любовью, Верити?
– Да... – Верити не верила своим ушам – неужели Джеймс хочет этого больше, чем она? – О да. Да!