Даже уступая в богатстве вычурным крепостям Асторов и Вандербильтов, это гнездышко было не менее завидным местечком.
Стоило ей подняться рука об руку с супругом на крыльцо, окруженное ионическими колоннами, как ее сердце радостно заколотилось: теперь это ее дом! Это означало, что она сможет по собственной прихоти распоряжаться в покоях из двадцати комнат. Джонатан отвел себе лишь небольшое помещение: спальню, курительную комнату и кабинет в английском викторианском стиле: только в такой обстановке ему хорошо думалось.
– Все остальное принадлежит вам, моя дорогая, – сообщил он с ободряющей улыбкой, полной любви, знакомя ее с новыми владениями. – Делайте здесь все так, как вам заблагорассудится. Главное – чтобы вам было здесь хорошо.
На самом деле риск был невелик Александра обладала тонким вкусом как по части одежды, так и по части внутреннего убранства. Жадная до знаний, она набралась разношерстных премудростей: преуспела во французском и итальянском, в ботанике, садоводстве, буддизме, урало-алтайских верованиях, этнологии, астрологии и карточных играх, но также и в истории искусства и оформления интерьеров в разные века. Испытывая особую страсть к стилю эпохи Марии-Антуанетты, она сосредоточилась на французской мебели XVIII века, пробуя свою эрудицию в специальных салонах, двери которых были распахнуты для нее настежь. Редко когда у антикваров появлялись столь придирчивые клиентки; ей удалось даже раскопать невесть где пару светильников из Трианона – подвиг, переполнивший ее закономерной гордостью и вызвавший уважение к ней у соперниц, у которых она отвоевала эти драгоценности.
Разумеется, ее влекла Европа. Она мечтала побывать в Версале и Вене, однако очень быстро убедилась, что ее супруг терпеть не может покидать пределы Северной Америки. Сей видный законник, самозабвенный труженик, относился к своей деятельности как к священной миссии. Кроме того, наряду с политикой его занимала криминология, и с его точки зрения жители латинских стран не заслуживали уважения, будь то итальянцы, испанцы или французы: в редкие перерывы в религиозных междоусобицах они только и мечтают, чтобы прибрать к рукам американские состояния. Хуже прочих были, естественно, французы, сомнительные отпрыски мерзких кровопийц, не ведающие ни веры, ни закона: ведь они разделались со своей знатью, прикрываясь лозунгом свободы, позаимствованным у великих сынов американской земли!
Возможно, несколько более приличным местом была Германия, но там слишком громко стучат сапогами. Голландия – скучная, плоская тарелка, что же до Швейцарии с ее расчудесными горами, то Скалистые Горы и вершины в канадской провинции Альберта ничуть не хуже, даже напротив…
Единственным выступающим среди этой пустыни бугорком ему представлялась Англия, поэтому все, чего удалось от него добиться молодой миссис Каррингтон, – это согласие на краткое пребывание в Лондоне, где Джонатан довольствовался посещением Скотланд-Ярда и свиданием с друзьями. Утешением молодой женщине стали старинные безделушки и чудесный тонкий фарфор из Уэджвуда, поскольку, как она ни уповала втайне на успех, ей так и не удалось заставить мужа пересечь Ла-Манш. Он ласково, но лицемерно отговорился необходимостью готовить важный судебный процесс, где в качестве обвиняемых предстают даже граждане Мехико; в настоящий момент процесс требовал его срочного возвращения в Нью-Йорк О том же, чтобы отпустить Александру во Францию одну, не могло идти и речи.
Презрительное недоверие, с которым главный прокурор штата относился ко всему неамериканскому и неанглийскому, оказалось для молодой женщины неожиданностью. Она никак не могла взять в толк, как настолько культурный, настолько разумный человек, чей ум охватывает крупнейшие проблемы человеческого существования и высокой политики, может проявлять подобную негибкость и слепоту.
– Но ведь вы цените искусство и литературу этих стран! – заметила она однажды. – Почему же вам не хочется поближе познакомиться с колыбелями древних цивилизаций?
– Потому что в молодости я объездил всю Европу и не получил от этого подлинного удовольствия. Если не считать редких исключений, тамошние жители поверхностны, ленивы, склонны к разврату и находятся в рабской зависимости от удовольствий. Подумайте только: наши музеи уже способны соперничать с европейскими, к нам зачастили их лучшие исполнители! Почему вам так хочется, чтобы я без толку растрачивал там свое драгоценное время?
– Чтобы доставить мне удовольствие и полюбоваться красотами.
– Смысл имеет только первая половина вашей фразы, дорогая, – ответил он с редкой для него и потому неотразимой улыбкой. – Лично я ежедневно наблюдаю в собственном доме самое совершенное из всех творений искусства. Вы полностью утоляете мою жажду красоты.
Как ответить на это, чтобы не обидеть супруга? Лишь заручившись одобрением всей своей семьи, Александре удалось спустя еще два года вырвать у Джонатана обещание свозить ее как минимум во Францию и в Австрию. Для этого пришлось приложить немало стараний, но не родился пока еще на земле, по крайней мере американской, тот, кто способен упорно отказывать в чем-то собственной жене.
Что касается Александры, то обставляемый самыми замысловатыми предлогами отказ, на который она наталкивалась столь долго, совершенно истощил ее терпение, и она выдвинула мужу ультиматум: либо он сопровождает ее в путешествии, о котором она мечтает, либо она отправляется в путь без него. Не одна, естественно, а под присмотром кого-нибудь из своей семьи: в Филадельфии всегда сыщется как минимум один Форбс, готовый выйти в океан на первом подвернувшемся судне.
Понимая, что заставляет печалиться свою молодую жену и что дело приняло слишком серьезный оборот, чтобы отмахнуться от настроения жены, как от простого каприза, Каррингтон решился отплыть в марте во Францию, но только на борту "Маджестик" – флагманского пассажирского лайнера чисто британской компании "Уайт Стар".
Не придавая значения этой последней детали, воодушевленная Александра занялась подготовкой к путешествию: она начала с суровой инспекции своего гардероба, задавшись целью удвоить, а то и утроить его у парижских портных. Она обзавелась последним путеводителем "Бедекер" и прочла там обо всем, что сможет ее заинтересовать в местах, где ей предстоит побывать. При этом она вела не менее активную, чем прежде, светскую жизнь, посещая все балы, вечера в "Метрополитен-Опера", вернисажи, беседы за чаем и конференции, не говоря уже о приемах в ее собственном доме.
Одновременно она впитывала дельные советы, записывала адреса и составляла в записной книжке перечень подруг, обосновавшихся в Европе. На протяжении нескольких недель она жила в радостном предвкушении праздника, напоминавшем ее собственное состояние накануне свадьбы. Невзирая на резко критическое отношение, которое вызывало у нее французское дворянство, она сгорала от нетерпения познакомиться с потомками тех, кто состоял при дворе Марии-Антуанетты…
А потом разразилась катастрофа.
Подобно всем супружеским парам, принадлежащим к американскому высшему обществу, Каррингтоны проводили вместе очень мало времени, за исключением совместного завтрака и того позднего часа, когда, возвратившись с приема или выпроводив последних гостей из собственного дома, они оставались наедине, чаще всего в спальне Александры, где Джонатан, допивая последнюю рюмочку, позволял себе всласть полюбоваться своей красавицей-женой, прежде чем пожелать ей доброй ночи. В тот вечер они возвратились со званого ужина у Монро; они очень весело провели время в гостях, и миссис Каррингтон, пользовавшаяся весь вечер всеобщим успехом, увлеченно комментировала подробности приема. Она отменно позабавилась и сейчас не обращала внимание на угрюмую мину супруга; внезапно до нее дошло, что происходит нечто невиданное: вместо того, чтобы по своему обыкновению усесться у зеркала, Джонатан, засунув руки глубоко в карманы, кружил вокруг круглого одноногого столика, подобно тому, как старый китайский мудрец ходит вокруг да около не дающей ему покоя мысли.
– Так вы меня не слушаете? – без всякого зла упрекнула она его. – Вас что-то тревожит? Еще за столом я заметила, что вы почти не слушаете Лили Монро.
– Вы правы, – со вздохом ответил он. – У меня серьезные проблемы, и я сам не знаю, как за них приняться, как вам все это рассказать… От вас потребуется немало снисхождения, дорогая!
Это слово вызвало у Александры смех.
– Снисхождения – от меня?! Странно слышать это от вас! Уж не совершили ли вы какой-нибудь непростительной глупости? Очень на вас не похоже!
– Нет, речь идет не о глупости. Происходящее совершенно не зависит от моего желания. Вот суть в двух словах: завтра я вынужден отбыть в Вашингтон. Мне сообщено, что меня ждет президент. Речь идет о серьезном деле.
Александра прикрыла глаза. Ей не слишком нравилось, когда этот официальный титул применялся для обозначения человека, которого все звали попросту Тэдди, пусть он и оказался на высшей государственной должности и занял Белый Дом. Такая помпезность не предвещала ничего хорошего.
– Он не впервые срочно требует вас к себе. Вы знаете, что хочет от вас на этот раз Т… президент Рузвельт?
– Очень смутно, но я вряд ли ошибаюсь: он имеет в виду поручить мне важную миссию… Я крайне огорчен, дорогая, – поспешно добавил он, видя, как омрачилось ее личико, – но, видимо, мне придется отказаться от данного вам слова. Я почти уверен, что нам не удастся отплыть через неделю.
Александра порывисто поднялась. На ее лице, побледневшем от ярости, сверкали черные глаза.
– Так вот какой сюрприз вы мне готовили! Я оказалась просто дурочкой! У вас неизменно находились доводы, позволявшие уклониться от поездки. Но на сей раз вы пустили в дело артиллерию главного калибра: президент, ни больше ни меньше! И все для того, чтобы забрать назад данное вами слово! Это недостойно вас!
Никогда еще Джонатан не видел свою жену в столь сильном гневе. Впрочем, им пока не доводилось по-настоящему ссориться, и он несколько растерялся. Он хотел было подойти к ней, но она убежала от него в противоположный угол комнаты.
– Попытайтесь же понять меня, дорогая! – молил он ее. – У меня нет ни малейшей возможности уклониться от аудиенции. С другой стороны, ваш гнев нельзя считать оправданным: речь идет не о том, чтобы совершенно отказаться от путешествия, а просто о задержке…
– До каких пор? До греческих календ! Не бойтесь же признаться, в чем состоит подоплека ваших решений! К тому же вам отлично известно, почему я наметила отъезд именно на март: к концу месяца моя тамошняя подруга выходит замуж за барона!
Объяснение страдало изъяном: свадьба должна была состояться вовсе не в Париже, и у Александры не было намерения на ней присутствовать. Помимо этого, она заметила, что своим последним замечанием только рассердила супруга. Римский профиль Джонатана был сейчас особенно величествен. Он изрек:
– Если хотите знать, как я к этому отношусь, то лучшей причины для задержки с отъездом не придумать: быть бессильным свидетелем того, как такое завидное американское приданое переходит в лапы нищего, хоть и голубых кровей, – малоприятное занятие.
– Вот оно что! – Распущенные волосы Александры напоминали сейчас гриву разъяренного льва. – Вам не дает покоя этот брак? Так воздержитесь от присутствия на свадьбе; я же намерена там побывать. Вывод прост: вы мотаетесь по вашим любимым американским дорогам, выполняя поручения Тэдди Рузвельта, а я уезжаю в Европу.
– И думать об этом забудьте! Я ни за что не позволю вам путешествовать в одиночку!
– Кто говорит об одиночестве? Тетушка Эмити, обожающая Европу, будет счастлива составить мне компанию, даже если подобная поездка не входила в ее планы. Надеюсь, вы ничего не имеете против моей тетушки?
– Абсолютно ничего. Замечательная женщина! Но вот беда: я как раз отказался от мест на "Маджестик", так что…
– И даже не переговорили со мной? Час от часу не легче! А я-то расписывала вашему приятелю Расселу Сейджу, какие удовольствия ждут меня во время океанского перехода!
– Весьма огорчен, дорогая, но не мог же я сообщить вам эту новость в присутствии всех гостей в салоне у Лили!
– Разумеется! – сухо откликнулась она. – Это было бы немыслимо! Но, прошу вас, не мучайтесь понапрасну из-за такой безделицы: мне вполне придется по душе плавание на новом французском пароходе компании "Френч Лайн": там я сразу попаду в обстановку, к которой так стремлюсь, и тетушка Эмити не станет мне преградой, напротив, она без ума от Франции!
– Опомнитесь, Александра! Это же смешно! Мы поедем вместе… через месяц.
– Почему не через год? Нет, Джонатан, мое решение твердо: завтра же я уезжаю в Филадельфию.
Джонатану удалось подобраться к жене и остановить ее, обняв за плечи.
– Вы так на меня сердитесь?
– Да, даже сильнее, чем могу описать. Вы не сдержали слова, а я такого не прощаю.
– Государственные интересы не служат с вашей точки зрения достаточным оправданием?
– Нет, ибо это устаревшее понятие, от которого отказалась Америка. Зато в Европе, которая внушает вам такое отвращение, оно еще живо.
Платье из золотой парчи делало ее до того обворожительной, что у Каррингтона сжалось сердце. Она – настоящая богиня, а богини имеют право требовать все, что им вздумается. Ему захотелось крепко прижать ее к себе, но она мягко отстранилась. Он почувствовал обиду.
– Вам не претит мысль о путешествии без меня?
– Почему бы и нет, раз вам такая мысль хорошо знакома? Что-то я не слышала, что необходима вам во время этой вашей загадочной миссии.
– Я еще сам не знаю, о чем пойдет речь…
– И тем более – сколько времени вы будете отсутствовать.
– Естественно.
– В таком случае не заставляйте меня разделять участь моряцких жен, которые не сводят взгляд с горизонта, ожидая возвращения судна, на котором уплыл за тридевять земель горячо любимый муженек. Наша жизнь именно тем и хороша, что каждый ведет то существование, которое ему больше нравится.
– Бесспорно… но при том условии, что по ночам мы встречаемся под одной крышей. Что произойдет, если мы очутимся на разных континентах?
Он был сейчас так печален, что Александра почуяла опасность: если ока смягчится, то придется все начинать сначала.
– Думаю, что несколько месяцев разлуки нам не так уж повредят.
Он не на шутку перепугался.
– Несколько месяцев?! Сколько же времени вы собираетесь отсутствовать? – Кто же ездит в Европу на пару недель? С вами я побывала только в Лондоне, и мне предстоит столько всего увидеть! Полагаю, что месяца три-четыре…
Каррингтон взял себя в руки. Он знал, что потерпел поражение, и решил не настаивать. Он отошел к шкафчику, где специально для него была выставлена батарея ликеров.
– Я знаю, что вы правы и что я не должен заставлять вас томиться здесь от скуки, пока я буду в отъезде неизвестной пока длительности. Единственное, что бы мне хотелось, – это чтобы вы не уезжали одна и очень надолго. Не забывайте, что на сентябрь у Делии назначена свадьба!
– Позволить ей выйти замуж без меня? И думать забудьте! – с улыбкой ответила Александра.
Она действительно была очень привязана к своей родственнице Корделии, дочери матери Джонатана от второго брака; ее привлекала в ней живость характера и современность взглядов. Мисс Хопкинс ничего не стоило завоевать год назад сердце молодого, но блестящего адвоката по имени Питер Осборн, выходца из прекрасной семьи, которого она с той поры держала под каблуком. Она довольствовалась тем, что приняла у него в знак помолвки обручальное колечко, и отказывалась положить конец сладостному статусу невесты, когда девушка остается предметом поклонения и возносится женихом на пьедестал.
– В связи с этим очень вас прошу как можно дольше не раскрывать, что вы уезжаете без меня, – сказал Каррингтон.
– Боитесь, как бы ей не взбрело в голову составить мне компанию?
– Готов поклясться, что так бы и произошло, и свадьбу пришлось бы в очередной раз отложить. Помните, ее уже переносили из-за какой-то ерунды.
Александра мигом вспыхнула и без колебаний принялась размахивать флагом женской солидарности.
– Не перестаю удивляться на вас, мужчин! Ерунда?! Но ведь речь шла об их семейном гнездышке! Нет, это только пошло на пользу их будущему браку. Договорились, Делия ничего не узнает, пока я не взойду на борт корабля. Тем более что я уже завтра уеду в Филадельфию.
Случаю было угодно, чтобы Александра отбыла в Европу, так и не повидавшись с родственницей. Когда она возвратилась в Нью-Йорк вместе с дядюшкой и тетушкой накануне отплытия, девушка гостила у подруги в Бостоне. В таком удачном совпадении сыграла свою роль ее мать. Что до Джонатана, то он к тому времени уже отбыл в неизвестном направлении.
Не смея себе в этом признаться, Александра испытывала грусть из-за того, что ее не сопровождают ни муж, ни его сестра. Она слишком долго мечтала, как будет путешествовать вместе с Джонатаном, и теперь не могла ему простить предательства; она бы не отказалась, если бы его место заняла Делия – презабавная попутчица…
Оказавшись у себя в каюте, где царил наведенный горничной безукоризненный порядок, молодая женщина некоторое время рассматривала кровать, на которой ее ждали ночная сорочка и халат. Ей не хотелось спать, и она испытывала сожаление, что волнение на море сделало первый вечер на борту мало занимательным. Тем не менее, зная, что от сожалений толку не будет, она рассудила, что наибольшую пользу ей принесет здоровый сон. Поэтому она вынула из волос длинные булавки с топазовыми головками и, немного пригладив прическу, отправилась с прощальным визитом к тетушке.
Та уже лежала в постели, попивая шампанское и перечитывая в тысячный раз "Приключения Гекльберри Финна" Марка Твена – свою неизменную настольную книгу в любом путешествии.