– Эй, мерзавец, выходи! – крикнул Оливер. Из темноты раздался звук удара и стон. Затемна тропинке появился Оливер, тащивший маленькую сопротивляющуюся фигуру.
–Тысяча чертей! – выругался он, убирая шпагу в ножны. – Что ты здесь делаешь?
Ларк только сейчас сообразила, что все это время стояла затаив дыхание, и наконец облегченно выдохнула.
Толкая незнакомца перед собой, Оливер бранился не переставая. Его тираду неожиданно прервал радостный голос Ричарда Спайда.
– Любовь моя! Я знал, что ты придешь. Я верил в это. – Он бросился к фигуре в черном и крепко обнял ее.
– Наталья?
В черной мужской рубахе, штанах и фланелевой куртке, она прижалась к груди Спайда.
– Я не позволю Ричарду уехать без меня.
– Что ты здесь делаешь? – прорычал Оливер.
–Я устала ждать новостей и решила сама приехать в Лондон.
– Никто, кроме нас троих и доктора Снайпса, не знает о нашем плане.
Наталья поцеловала Ричарда в кончик носа.
– Я видела твое имя в списке пассажиров.
– Его имя!
–Мадам Витесс. – Наталья прошла мимо Оливера и залезла в лодку. – Разве по-французски это не то же самое, что по-английски Спайд?
Оливер выругался.
– Боже, спаси меня от образованных женщин.
– Я собираюсь плыть с ним, – заявила Наталья.
– Только через мой труп, дура безмозглая. Ты никуда не поедешь. – Он обернулся к Ларк. – Скажи ей, что она не может ехать.
Ларк внимательно посмотрела в неумолимое лицо Натальи.
– Она поедет.
Оливер снова выругался и повернулся к Ричарду.
– Скажи ей, что она не может ехать. Ричард залез в лодку и помог Наталье устроиться поудобнее.
– Она поедет.
Оливер поднял голову, словно собирался завыть на луну.
–У кого-нибудь, кроме меня, еще остались мозги? – Он зашагал взад и вперед по узкому причалу. – Ричард, она моя сестра, черт бы тебя побрал! Женщины из рода де Лэйси не удирают с беглыми арестантами! Я не хочу, чтобы Наталья была опозорена, а ее репутация погублена.
Ларк было смешно слушать, как он осуждает сестру за то, в чем был грешен сам.
– Оливер, я хочу, чтобы ты кое-что знал, – спокойно сказала Наталья.
Мы поженились, – еще более спокойно сказал Ричард Спайд.
– Что? – взревел Оливер.
– Мы тайно венчались в Линакре, – продолжала Наталья. – Я знала, что папа будет против, поэтому мы никому об этом не сказали.
– Ты, сбежавший бандит! – Оливер, не скрывая своих намерений, засучил рукава. – Как ты посмел...
– Это я настояла, – сказала Наталья. – Он хотел, чтобы я ждала его, но я отказалась. Я сама распоряжаюсь своей жизнью и поступаю так, как хочу. Я еду со своим мужем.
Наталья посмотрела на него с непоколебимой уверенностью.
Оливер бессильно опустил руки.
– Ты хочешь удрать вместе с этим преступником?
– Да.
– Отправиться в чужие страны и жить в изгнании?
– Да.
– Но, ради бога, почему?
– Потому что я люблю его. – Голос Натальи стал хриплым от волнения. – Ты можешь это понять, Оливер? Ты знаешь, что значит любить так сильно, когда готов пожертвовать всем? Репутацией, благосостоянием, семьей?
Оливер долго молчал. Ларк затаила дыхание. Вот любовь, требующая каждодневного риска и ничего не обещающая взамен. Она жаждала услышать, как Оливер скажет, что он тоже способен на такую любовь.
Вместо этого он бранился еще несколько минут, потом помог Ларк сесть в лодку, и они поплыли вниз по Темзе.
Несколько часов спустя рассвет окрасил шпили лондонских башен и прочертил длинную золотую нить на серой воде Темзы. Лодка уткнулась носом в причал возле Уимберли-хауз.
– Итак, они уехали. – Оливер устало провел рукой по волосам.
Ты правильно сделал, когда пожелал им счастливого пути, – сказала Ларк.
Отец оборвет мне уши, пробормотал Оливер, наклоняясь, чтобы привязать лодку.
Ларк встала. Оливер схватил ее и прижал к себе, потом грациозно перенес на берег, поставил на землю и, не разжимая рук, зарылся лицом в ее волосы. Потом нежно провел по щеке и сказал:
– Ты устала, любовь моя.
Это были первые ласковые слова, которые он произнес с тех пор, как она призналась ему, чтоносит его ребенка. Слезы обожгли ей глаза, и Ларк, отведя взгляд, уткнулась лицом в плечо Оливера.
– Со мной все будет в порядке, – сказала она ему.
– Я думал, что в твоем... деликатном положении... – Он замолчал, не зная, как продолжить.
Ты даже не можешь произнести это слово? – прошептала Ларк. – Ты не можешь допустить, что у меня будет от тебя ребенок?
– Потому что это пугает меня, – честно признался Оливер. – Я боюсь за тебя. – Он прижал ее голову к груди. – Моя мать умерла во время родов, когда я появился на свет.
– Я не знала, – сказала она.
– Теперь знаешь. Они оба помолчали.
– Я не могу изменить то, что есть. Я не могу остановить то, что происходит во мне. Я тоже боюсь, Оливер. У меня не было матери, и некому было научить меня, как должна вести себя женщина.
– Ларк. – Ее имя глухо разнеслось над поверхностью воды. – Ларк. Я переменюсь. Ты увидишь. Я докажу тебе...
–Как ты не понимаешь? – Она коснуласьпальцами его губ. – Ты не должен ничего доказывать. А если чувствуешь, что должен, то в этом моя вина. То, что произошло с Винтером...
– Ты ясно дала понять, что хочешь забыть об этом. Для меня это святое. Клянусь. Я стану другим, я...
–Тише, ты говоришь слишком много. – Ее охватило радостное возбуждение. – Я хочу в постель.
–Конечно. Ты устала. Мы всю ночь провели на ногах.
–Я не хочу спать, – дерзко заявила она. И это была правда. Когда она смотрела, как Ричарди Наталья садятся на корабль, отправляясь в опасное путешествие, она поняла, как хрупко счастье и как нужно ловить каждое его мгновение.
– Тогда чего же ты хочешь?
– О, Оливер. Тебе нужно, чтобы я сама сказа-ла об этом?
– Моя милая, любимая Ларк! – Он засмеялся и обхватил ее за плечи с такой радостью, что сердце чуть не выпорхнуло у нее из груди.
Ей безумно захотелось навсегда сохранить это мгновение в укромном уголке своего сердца, как прекрасную розу между пергаментными страницами книги. А много лет спустя это воспоминание будет волновать ее, как едва уловимый запах засушенного цветка.
Она старалась запомнить каждую мелочь. Утренний свет смешался с рассветным туманом и подарил притихшим садам сказочное великолепие. Трели первых птиц зазвенели среди покрытой росою листвы деревьев. Аромат реки и ветра, который ерошил Оливеру волосы. Сдержанную печаль его улыбки. Удары его сердца. Обещания, которые он шептал ей на ухо.
Она запомнила это все, пока он шел с ней по саду к дому.
Оливер взял Ларк на руки и, легко взбежав вверх по лестнице, направился прямо в свою комнату.
– Мне нужно взять рубашку и халат, – запротестовала Ларк.
Он положил ее на кровать. – Любовь моя, в этом нет необходимости. От тихого низкого голоса Оливера у нее по коже пошли мурашки. Она почувствовала странное удовольствие от возможности сдаться ему вот так просто, отбросив привычное желание контролировать себя.
Оливер с ловкостью горничной принялся раздевать ее, и Ларк все глубже и глубже стала погружаться в водоворот чувств, постепенно высвобождаясь из-под власти рассудка. В этот раз она сама хотела сдаться. Полностью.
Она ощутила, как утренний ветерок из раскрытого окна пробежал по ее телу, по груди, животу и ногам. Это, подумала она, глядя, как он сбрасывает одежду, и есть истинное доверие – отдать всю себя, ничего не требуя взамен. И это ничуть не испугало ее. Раньше, когда Оливер занимался с ней любовью, он был попеременно то мрачно-сосредоточен, то беззаботно-весел. На этот раз все было по-другому. Он будто повернулся к свету другой своей гранью, которую она раньше никогда не видела. Оливер наклонился и крепко поцеловал ее, его губы были теплыми и влажными, как лепестки лилии, расцветшей на пруду. Его руки, словно крылья птицы, скользили по ее груди, кружа над каждой из них снова и снова, пока в Ларк не проснулось знакомое томительное чувство. Он поднял голову, чтобы перевести дыхание, затем поцеловал ей грудь. Потом спустился ниже, нежно лаская губами и пальцами едва заметно увеличившийся живот.
– Не понимаю, как я мог не заметить, – прошептал он. – Сейчас я это ясно вижу. Свершилось чудо, Ларк, а я, как слепой нищий, прошел мимо.
– Я прятала его, – призналась Ларк, перебирая пальцами шелковистые волосы на голове Оливера. – Потому что боялась.
Оливер повернул голову, чтобы прижаться губами к ее ладоням. Он продолжал целовать Ларк, понимая, что свернутая пружина желания внутри ее ждет возможности развернуться. Он раздвинул руками ей бедра и раскрыл лепестки ее женского тайника сначала для пальцев, а потом, к ее удивлению, для своих губ. От ошеломительного удовольствия у Ларк застучало в висках, а пружина сжималась все туже, пока вдруг не распрямилась, словно птица взлетела в небо.
Ларк парила над землей, и Оливер был с нею. Она слышала его голос, но не могла разобрать слова, да это и не имело значения. Она не знала, как долго длилось это блаженство.
– Ты... – нарушил молчание Оливер, и Ларкуслышала в его голосе тревогу. – Я не потревожил тебя? Я имею в виду ребенка.
Она улыбнулась его неловкому вопросу и погладила пальцами золотисто-коричневые волосы у него на груди.
– Все хорошо. Молчи.
Он взял пальцами ее подбородок и повернул к себе.
– Значит, ты это тоже чувствовала? Французы называют это "маленькая смерть".
Ларк в изнеможении вздохнула, сердце ее все еще гулко билось.
– Нет, это совсем не похоже на смерть. Ты дарил мне удовольствие много раз, Оливер. Но в это утро ты подарил мне саму жизнь.
Он улыбнулся своей милой полупечальной улыбкой.
Усталость теплой волной охватила Ларк, и веки ее опустились.
– Мой ребенок своеволен, как и его отец, – пояснила она. – Он требует, чтобы я подчинялась. Сейчас он приказывает мне спать, хотя я больше всего на свете хочу оставаться с тобой.
– Спи, спи, – сказал Оливер нарочито приказным тоном. – У нас будет много времени для разговоров. Потом.
– Потом, – прошептала Ларк. – Потом я, возможно, покажу тебе, что могу заниматься любовью так же ловко, как и ты.
– Ловлю вас на слове, мадам, – рассмеялся Оливер.
Его разбудил неясный стук и странное скрежетание. Очнувшись от сладостного сна, Оливер не сразу понял, откуда исходят эти звуки и который сейчас час.
Прогоняя остатки сна, он обнаружил, что они с Ларк проспали целый день. Сумерки – таинственный рассвет ночи – окрасили клочок неба, который был виден ему через окно, в темно-синий цвет.
Осторожно, чтобы не потревожить Ларк, Оливер поднялся с постели. Ее волосы, словно шелк, скользнули по его обнаженной груди.
Она спала так сладко. Ее хрупкая фигурка пробудила в нем нежность и желание завоевать не только любовь, но и уважение Ларк. Он должен стать достойным лучшей женщины Англии. Осторожно прикрыв обнаженное плечо Ларк, Оливер встал и оделся.
В этот момент дверь внезапно распахнулась, и в комнату ввалились солдаты с факелами в руках.
Повинуясь инстинкту, Оливер выхватил из ножен шпагу, которая лежала возле кровати.
– Оливер де Лэйси, – раздался хриплый, не терпящий возражения голос.
Свет факелов осветил говорящего, и Оливер по одежде узнал непрошеных гостей. Это были люди епископа Боннера.
Он был уверен, что у него в запасе больше времени. Ричард Спайд еще не успел отплыть далеко.
– Я Оливер де Лэйси, лорд Уимберли, – произнес он ледяным голосом, не скрывая раздражения. – Если у вас ко мне дело, обождите в холле внизу. Я приму вас.
Ларк тихо зевнула. Он сделал ей за спиной знак рукой, чтобы она лежала смирно.
Солдаты не собирались уходить.
–Вы должны пойти с нами, – сказал ихпредводитель.
Оливер презрительно улыбнулся.
– Я польщен приглашением, – произнес он. Затем с быстротой молнии выхватил шпагу и приставил ее кончик к горлу главаря.
Солдат скосил глаза на лезвие.
– Милорд...
– Я сказал, – повторил Оливер, – ты и твои люди пусть обождут внизу.
Солдат неуверенно попятился назад. Остальные уже толпились у дверей.
Затем словно из ничего появилась рука в черной перчатке и отодвинула кончик шпаги в сторону.
– Зачем проливать кровь, когда игра только начинается, – произнес до ужаса знакомый голос.
Оливер услышал, как скрипнула кровать, и понял, что Ларк села. Из-за спин солдат вышла фигура, завернутая в черный плащ.
Оливер опустил шпагу.
– Винтер. Вот так встреча. Теперь все становится на свои места.
15
Ему никогда не забыть тот вздох, который вырвался из груди Ларк, когда она поняла, что их предали.
Это был всхлип, легкий и воздушный, как ветерок, и вместе с тем полный смертельного отчаяния. В это мгновение, прежде чем Винтер успел сказать хоть слово, она уже все поняла.
Она поняла, как и Оливер, что хрупкое сокровище их любви, все невыразимое блаженство, которые они наконец обрели, будут сейчас разрушены.
Кто-то взял шпагу из безжизненных рук Оливера. Он не сопротивлялся, потому что острие стали больше не могло ему помочь. Он обернулся и, не взглянув на Ларк, задернул полог. Затем посмотрел в глаза Винтеру.
– Тебя при дворе учили таким манерам – нарушать неприкосновенность жилища? – спросил он ледяным, чуть дрожащим от бешенства голосом.
Лицо Винтера осталось невозмутимым, словно у каменного изваяния.
– Милорд, вы и ваша жена потеряли все права на неприкосновенность, когда стали предателями.
– Предателями! Боже правый, с чего ты взял?
– И еретиками, – добавил Винтер.
Оливер ясно понимал, что беззащитен перед вооруженными солдатами. В былые времена он бы не преминул удрать от них. Но не сейчас. Теперь у него есть Ларк. Ларк и их ребенок, о котором он должен заботиться.
Оливер, прищурившись, посмотрел на Винтера.
– По чьему приказу ты пришел сюда? Винтер протянул Оливеру лист бумаги, и победный блеск сверкнул в его глазах. Ордер подписал сам Эдмунд Боннер.
– Мне нужно собрать вещи.
Оливер знал, что его ожидает, но не чувствовал волнения. В конце концов, он понимал, на что шел, давая кров Ричарду в своем доме и помогая ему покинуть Англию. Но все же он не ожидал, что его арестуют так быстро. Он собирался все отрицать даже перед лицом неопровержимых доказательств. Потому что теперь ему былочто терять.
– Обожди со своими людьми внизу, – сказалОливер.
Взгляд Винтера упал на раскрытое окно, выходящее в густой сад, и Оливер чуть не рассмеялся. Да, прежний Оливер с легкостью скрылся бы от преследователей. А нынешний со спокойной решимостью понимал, что должен остаться.
Между ним и Винтером началось то, что можно было бы назвать войной взглядов. Глядя в красивое аскетичное лицо Винтера, в его равнодушные карие глаза, Оливер осознал, что в этой схватке может и проиграть.
Винтер моргнул первым.
– Мы подождем внизу, – сказал он и вместе с солдатами вышел из спальни.
Оливер стоял не шевелясь. Он вынудил Винтера подчиниться своей воле. Но как? Неужели в нем пробудилась доселе неизвестная ему самому сила?
Шорох полога кровати прервал его размышления. Оливер подошел к постели и крепко обнял Ларк.
Долгое время они оба молчали. Она была все еще теплая со сна, губы чуть распухли от его поцелуев, и все тело источало легкий аромат любви.
Оливеру захотелось не думать ни о чем плохом. Он запустил пальцы в темный шелк волос Ларк и поцеловал так, словно перед разлукой.
– Нас предали. – Его голос прозвучал на удивление спокойно.
–Оливер, я боюсь за тебя! Значит, они поймали Спайда?
– Конечно, нет. – Оливер не знал точно, но ему не хотелось волновать Ларк. – Если бы они его схватили, они бы не тратили время на меня.
– Кто мог нас предать?
Оливер ничего не ответил. Скорее всего это было не предательство, а ошибка в расчетах. Ларк поежилась и потянулась за рубашкой.
– Подожди, – сказал он. – Я помогу тебе. Но сначала позволь мне посмотреть на тебя.
Она неподвижно сидела на кровати и смущенно смотрела на Оливера. Он догадался, что она еще до конца не поняла, что произошло.
– Господи, – прошептал он, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Ты прекрасней, чем весенний цветок. – Она действительно была прекрасна. Округлившиеся молочно-белые груди с алыми бутонами, немного увеличенный живот. Бедра, кажется, стали чуть шире, готовясь к появлению новой жизни. На лице застыло изумление.
– Я не знаю, какими словами описать это, – сказал он наконец. – Если я просто скажу, что ты необыкновенная, ты не поймешь. Ларк застенчиво улыбнулась. – Постараюсь понять.
Оливер легонько поцеловал ее в бровь. Он, всегда такой бойкий на язык, не мог подобрать слов, чтобы сказать, что чувствует сейчас. Ларк была прекрасна, но ее красота каким-то образом исходила из его собственного сердца.
Вместо слов Оливер поцеловал Ларк и нежно обнял ее.Потом помог ей надеть рубашку и встать с кровати. Они умылись водой из тазика. Расчесывая волосы, Ларк спросила:
– Как ты думаешь, что случится? Неужели она не знает? Может быть, нося егоребенка, она бессознательно защищает себя отправды?
Он легонько поцеловал ее в кончик носа.
–Мне зададут несколько вопросов, – ответил он. – При моем положении и положениимоего отца они не осмелятся долго держать меня под стражей. И я опять буду дома с моей беременной женой.
– Конечно, – прошептала Ларк и, подойдя к Оливеру, обняла с такой силой, которую он в ней не подозревал.
Он поцеловал ее еще раз, долго, томительно, поручая своей памяти навечно сохранить ощущение ее тела, нежность губ, ритм ее дыхания и стука сердца.
Она поцеловала его в ответ, и Оливер подумал, почувствовала ли она его любовь, его сожаление о прошлой жизни, слезы, которые он не пролил. Услышала ли она то единственное слово, которое он отказывался произнести.
Прощай.
–Предупреждаю тебя, дружище, – раздался из темноты камеры лондонского Тауэра голос Оливера. – Я сижу здесь в полном одиночестве уже шесть недель.
Новый заключенный отпрянул к противоположной стене.
– Сэр, я порядочный человек... Оливер расхохотался.
–Господи, это совсем не то, о чем ты подумал. Со мной твоя добродетель в безопасности. – Он откинул рукой прядь спутанных волос. – Но от моих разговоров у тебя заложит уши.
Мужчина бросился вперед, шаркая ногами по заваленному соломой полу.
– Черт возьми! – воскликнул он, откидывая с головы капюшон. – Это ты, Оливер!
– Финеас!
Снайпс опустился возле Оливера и привалился спиной к стене. Он выставил вперед здоровую руку. Пальцы на ней были безжизненно неподвижны и покрыты гноем.
– Я старался держаться твердо, – с горечью произнес Снайпс. – Видит бог, я старался. Старался до тех пор, пока... пока они не принялись за мой большой палец. – Он с трудом пошевелил искалеченным пальцем.
– У каждого свой предел, – спокойно сказал Оливер.
Он находился в странном состоянии какого-то смирения, как будто уже перешел этот "свой предел", когда его разлучили с Ларк. Сердце его окаменело.