Порция Хант будет безукоризненной женой, безукоризненной хозяйкой, безукоризненной матерью, безукоризненной виконтессой, безукоризненной графиней.
Слово "безукоризненная", по мнению Лусиуса, было необходимо исключить из английского языка.
Лусиус терпел все это, сжав зубы. Он совершил роковую и непростительную ошибку – влюбился, а женщина унизила и отвергла его. В целом это было хорошо. Его дедушка хотя и признал Фрэнсис Аллард как певицу, возможно, куда прохладнее отнесся бы к ней как к кандидатке на роль будущей графини Эджком, несмотря на то что у нее была безупречная родословная, по крайней мере со стороны отца.
С того момента как он покинул Бат – а это был весьма неприятный момент, – Лусиус с непреклонной решимостью выбросил Фрэнсис из головы.
На рождественские праздники он дал обещание и, ей-богу, выполнит его. А так как он не мог получить женщину, которую любил, то женится на Порции. В конечном счете ничего другого ему не оставалось – эта мысль заставила Лусиуса слегка поморщиться.
Однако он не имел права бесконечно откладывать помолвку, и ему не оставалось ничего иного, кроме как сделать официальное предложение и покончить с этим.
Лусиус решил, что сделает это утром после бала Кэролайн, потому что дальнейшим проволочкам нельзя было найти никакого оправдания. Его мать уже делала выразительные замечания, а дедушка подмигивал ему всякий раз, когда упоминалось имя Порции, а оно упоминалось с ужасающей частотой.
Лусиус тщательно оделся с бесценной помощью Джеффриса и, выйдя из дома, пошел пешком на Беркли-сквер – только для того, чтобы, собрав силы перед суровым испытанием, узнать, что лорда Балдерстона нет дома. Однако дворецкий доложил ему, что леди дома, и спросил, хочет ли лорд Синклер подождать их.
"Хочет", – решил Лусиус, хотя с тоской подумал о своих приятелях, которые в это время фехтовали, боксировали или наблюдали где-нибудь за скачками – и ни у одного из них не было никаких забот.
Когда его проводили в утреннюю гостиную, он увидел там только Порцию.
– Мама еще у себя в апартаментах после вчерашнего позднего возвращения с бала, – объяснила девушка, после того как Лусиус поклонился ей.
Это было вполне понятно, и на самом деле оставалось только удивляться, что сама Порция уже встала и даже успела подобающим образом одеться и причесаться, чтобы принимать гостей. Покидая Маршалл-Хаус, Лусиус не заметил ни матери, ни сестер.
Быть может, Порция добавила ранний утренний подъем к своим бесчисленным достоинствам?
– Хочешь послать за ней? – предложил Лусиус, оглядывая пустую комнату. – Или за своей горничной?
– Не будь глупым, Лусиус, – ответила она с холодной невозмутимостью и, указав ему на кресло, грациозно села и взяла в руки пяльцы с вышиванием. – Я не маленькая девочка, которой в собственном доме нужна сопровождающая, когда она принимает давнего друга.
Они называли друг друга по именам, так как были знакомы много лет, но были ли они друзьями?
– Леди Синклер должна быть очень довольна, – сказала Порция. – Одна ее дочь уже вышла замуж, другая обручилась, а Эмили имела успех в обществе. И Эйми в следующем году, несомненно, тоже будет иметь успех, если научится обуздывать свой несдержанный характер.
– Надеюсь, Порция, она никогда не научится этому. Мне она очень нравится такой, какая она есть.
– Напрасно ты недавно в предвечерние часы водил ее на прогулку в парк, – сказала она, мельком взглянув на Лусиуса. – Ей не следует показываться в обществе. И ей не следует так несдержанно смеяться твоим словам и таким образом обращать на себя внимание. Лорд Рамфорд рассматривал ее в свой монокль, а всем нам известна его репутация.
– Когда моя сестра идет со мной под руку, она надежно защищена от наглости всяких повес, Порция. А девушкам, которые еще не выезжают в свет, так же крайне необходим свежий воздух и ходьба, как и молодым леди, которые уже выезжают.
Лусиус почувствовал, что его снова охватывает раздражение. Проклятие, но раздражение начинало становиться почти привычным для него состоянием. Нет сомнения, что в Лондоне девяносто девять леди из ста согласятся с Порцией.
А Фрэнсис? Лусиус безжалостно подавил эту мысль.
– Твоя забота о сестре достойна похвалы, но я уверена, ты не хотел бы лишить Эйми ее шансов в следующем году после выхода в свет.
Лусиус смотрел на ее светлые локоны и размышлял: неужели, когда они поженятся, она всю оставшуюся жизнь будет так же отчитывать его за любое мнение или поступок? Он мог бы держать пари на целое состояние, что будет. Лусиус предполагал, что, как и большинству мужей, ему придется часто исчезать из дома, проводя большую часть времени в клубах или на охоте.
– Ты поступил просто замечательно, – продолжала Порция, – когда взял ее с собой в Бат. Присутствие такой юной девушки, должно быть, доставило лорду Эджкому огромное удовольствие.
– Несомненно. И мне тоже.
– Но так ли уж разумно было позволить ей посетить званый вечер?
Лусиус поднял обе брови, но Порция не оторвалась от своей работы.
– А бал в Зале торжеств? – не унималась она. – Я не хотела тебе говорить, но мама от изумления просто не могла найти слов, когда Эмили рассказала нам об этом.
Лусиус отметил, что ее волосы аккуратно разделены посередине, но пробор тянется всего на несколько дюймов надо лбом, а потом скрывается под тщательно уложенными локонами – совсем не так, как у другой женщины, которую он знал...
– По крайней мере у тебя хватило ума нанять для ее сопровождения школьную учительницу. Но, Лусиус, эта женщина должна была бы запретить ей танцевать.
Он прищурился от злости и молча представил себе, какое получил бы удовольствие, потянув один из этих безупречных локонов и испортив тем самым всю прическу.
– Мисс Аллард была почетным гостем моего дедушки. И Эйми танцевала с моего согласия.
– Остается только надеяться, Лусиус, что своим попустительством ты не причинил ей непоправимый вред. С нетерпением буду ждать, когда в следующем году смогу предложить ей свою помощь и поддержку.
Несомненно, как его жена и невестка Эйми.
– Правда?
Она взглянула вверх, и ее иголка задержалась в воздухе над пяльцами.
– Я тебя обидела, Лусиус, но не нужно сердиться. Женщины лучше мужчин знают, что есть что, и готовы ничего не замечать и соблюдать приличия, пока мужчины свободно занимаются своими делами.
– Распутничают?
Лусиус заметил на щеках Порции два красных пятна и внезапно вспомнил, что она никогда не краснела – или не позволяла себе краснеть, предположил он.
– Думаю, Лусиус, мы могли бы обойти молчанием эту тему. Чем занимаются джентльмены в свое свободное время, это их дело и нисколько не касается благовоспитанных леди.
Боже правый! Проклятие! Неужели ее спокойствие не поколеблется, если он будет распутничать всю жизнь, начиная со дня их свадьбы и до смертного часа? И он подозревал, что нет, не поколеблется.
– Ты пришел сюда сегодня утром, чтобы повидаться с папой? – спросила его Порция.
– Да, – подтвердил он. – Но я зайду как-нибудь в другое время.
– Конечно, заходи, – сказала она, спокойно глядя на Лусиуса.
И Лусиус задумался, питала ли она к нему хоть какие-нибудь чувства. Действительно ли она хочет выйти за него замуж? Именно за него, Лусиуса Маршалла, а не за виконта Синклера, будущего графа Эджкома?
– Порция, – заговорил Лусиус, когда она снова вернулась к вышиванию, – у тебя нет такого ощущения, что этой весной мы на каждом шагу сталкиваемся друг с другом, желаем мы того или нет?
– Конечно. – Ее иголка замерла, но Порция не подняла взгляда. – А почему бы нам этого не желать?
– Значит, ты хотела бы связать себя со мной? – У него совсем упало сердце.
Связать – что за идиотское иносказание!
– Безусловно. – Она взглянула на Лусиуса.
– Безусловно? – поднял он обе брови.
– Мужчины очень глупы. – На секунду она почти по-матерински посмотрела на него. – Они постоянно стараются избегать реальности, но ее нельзя избегать бесконечно, Лусиус.
– Значит, ты хотела бы выйти за меня замуж?
Ну вот – слово произнесено, и он уже не мог вернуть его обратно или притвориться, что имел в виду что-то другое.
– Конечно.
– Почему? – Его сердцу дальше некуда было падать, но оно все же попыталось сделать невозможное.
– Почему? – Теперь пришла ее очередь в изумлении поднять брови. Положив руку с иголкой поверх вышивания, Порция, казалось, на мгновение забыла о своей работе. – Я же должна за кого-то выйти замуж, Лусиус, и ты для меня самый подходящий вариант. Ты должен на ком-то жениться, и я для тебя самый подходящий вариант.
– И это достаточная причина? – Он хмуро смотрел на девушку.
– Это единственная причина, Лусиус.
– Ты меня любишь? – спросил он ее.
– Что за глупый вопрос. – Порция в полном изумлении взглянула на него. – Лусиус, люди, подобные тебе и мне, не женятся по такой вульгарной причине, как любовь. Мы женимся ради положения в обществе, состояния и безупречной родословной.
– Все это звучит весьма неромантично.
– Меньше всего я ожидала от тебя, что ты заговоришь о романтике.
– Почему? – снова спросил Лусиус.
– Прости меня, но твоя репутация не совсем уж неизвестна мне, хотя я всегда старалась избегать вульгарности. Ты, естественно, захочешь продолжать такую жизнь, которую, нисколько не сомневаюсь, вряд ли можно назвать романтичной. И следовательно, от своей жены тоже не будешь ожидать или тем более требовать чего-то подобного. Тебе не о чем беспокоиться. Я тоже не ожидаю и не хочу романтики.
– Почему?
– Потому что это очень глупая штука; потому что она немодна; потому что это только фантазия, просто принятие желаемого за действительное, особенно со стороны женщины. Мужчины обычно гораздо умнее и нисколько не верят во всякую сентиментальную чепуху. И я тоже.
Еще несколько месяцев назад Лусиус согласился бы с Порцией – возможно, он и сейчас был с ней согласен. Ведь в последние месяцы романтика не принесла ему ничего хорошего и, кроме того, была источником Постоянного раздражения.
– А как же страсть? Ты не ожидаешь ее в своем браке?
– Конечно же, нет! – воскликнула Порция, теперь откровенно шокированная. – Что за мысль, Лусиус!
Она опустила голову и недрогнувшей рукой снова принялась за вышивание, словно они говорили просто о погоде, а Лусиус продолжал хмуро смотреть на нее.
– Я когда-нибудь сказал или сделал что-нибудь, что привело бы тебя к мысли, что я сделаю тебе предложение? – спросил он.
Несомненно, сделал – и совсем недавно. Он только что признался, что сегодня утром пришел сюда поговорить с ее отцом.
– Лусиус, тебе нет необходимости это делать, – ответила Порция. – Я понимаю, тебе этого не хочется, и ты тянешь время. Но я знаю, что в подобных обстоятельствах все мужчины ведут себя точно так же. И кроме того, я знаю, что все они в конечном счете делают то, что должны сделать, и ты поступишь также. И последствия будут совсем не такими ужасными. Появятся дом, жена и семья, которых прежде не было, а они необходимая часть благополучной, достойной жизни. Но главное в твоей жизни нисколько не изменится, да в этом и нет надобности. Кандалы, мышеловки и другие глупые штампы, которыми пользуются мужчины, – все это совершенно необоснованно.
На минуту Лусиус задумался, действительно ли у нее такое холодное сердце, или она просто невероятно скрытна и наивна. Существует ли на свете мужчина, который мог бы зажечь в ней страсть? Лусиусу в это не верилось.
– Значит, ты согласна принять меня, Порция? И тебя ничто не пугает?
– Не представляю, что бы это могло быть, конечно, кроме того, что мама и папа не дадут своего согласия. Хотя это почти невероятно.
"Господи, помоги мне", – молча взмолился Лусиус, почувствовав себя обреченным, как будто прежде этого не знал. Но, Боже правый, он же сам пришел сюда, разве не так?
Будь проклята Фрэнсис, черт бы ее побрал! Она могла бы спасти его от всего этого. Лусиус попросил ее выйти за него замуж, а потом убеждал себя, что не стал бы этого делать, если бы сначала подумал. Но если бы она воспользовалась стечением обстоятельств и сказала "да", ему не нужно было бы думать. Он был бы слишком переполнен чувствами – восторгом, страстью, ликованием – любовью.
Но она ответила "нет", и вот он здесь, перед лицом пожизненного заключения – это так же верно, как то, что его зовут Лусиус Маршалл. Он пока не сделал ничего большего, а просто нанес утренний визит человеку, которого не оказалось дома, но сейчас явно зашел слишком далеко, чтобы отступать.
Однако прежде, чем разговор возобновился, дверь отворилась. Войдя в комнату, мать Порции, выглядевшая очень элегантно, выразила сожаление, что лорд Балдерстон выбрал именно это утро, чтобы пораньше отправиться в свой клуб, хотя обычно остается завтракать дома.
Они втроем побеседовали на разные ничего не значащие темы, включая обязательные замечания о погоде и здоровье каждого из них, пока Лусиус не решил, что прошло достаточно времени и он может вежливо откланяться.
"В какую чертовщину я собираюсь втянуть себя", – думал Лусиус, шагая в сторону зала Джексона, где надеялся надеть перчатки и избить кого-нибудь до полусмерти, а еще лучше, чтобы кто-нибудь избил его, хотя из его положения не существовало выхода.
Порция была красива, благородна, изысканна и безукоризненна. И в то же время она была женщиной, которую он никогда не смог бы полюбить, и их разговор в это утро нисколько не изменил его отношения к ней.
Но Лусиус чувствовал себя накрепко прикованным к ней кандалами, как будто оглашение уже состоялось. И леди Балдерстон, и Порция знали, что в это утро он приходил повидаться с лордом Балдерстоном, и для такого визита могла быть только одна-единственная причина. Он пообещал зайти еще раз, и Порция будет его ждать.
"Я зайду как-нибудь в другое время".
"Конечно, заходи".
А потом Лусиус снова разозлился.
"По крайней мере у тебя хватило ума нанять для ее сопровождения школьную учительницу. Но эта женщина должна была бы запретить ей танцевать".
Нанял школьную учительницу!
"Эта женщина"!
Фрэнсис!
Лусиус стиснул зубы и ускорил шаги. Он до сих пор не мог решить, были ли обида и унижение от ее отказа сильнее, чем боль от того, что он никогда больше ее не увидит, и досада от крохотного подозрения, что она проявила больше здравого смысла, чем он, и спасла его от самого себя.
В тот день, выходя из дома на Брок-стрит, он вовсе не помышлял о том, чтобы сделать ей предложение, и, ей-богу, даже не знал, что отправится в школу, чтобы увидеться с ней.
Но трезвая рассудительность никогда не была сильной стороной Лусиуса. Он всегда прокладывал свою дорогу в будущее с безудержной и безрассудной энергией.
И он опять сделал то же самое спустя немногим более двадцати четырех часов после своего визита на Беркли-сквер – и опять из-за Фрэнсис Аллард.
Глава 17
– Я слышал, миссис Мелфорд в городе, – сказал за завтраком граф Эджком. Это был один из дней, когда он хорошо себя чувствовал и поэтому встал, чтобы позавтракать вместе со своей семьей.
Так как накануне не было ни бала, ни позднего приема, за столом собрались все, за исключением Кэролайн, которая прошлым вечером вместе с сэром Генри отправилась на прием в Воксхолл и должна была вернуться домой после завтрака.
– Да? – вежливо откликнулась леди Синклер, на секунду оторвавшись от письма, которое читала.
– Со своей сестрой, – добавил граф. – Они очень редко приезжают в город. Не помню, когда я последний раз их видел.
– Правда? – без всякого интереса, как отметил Лусиус, спросила его мать, снова погружаясь в чтение письма.
– Они двоюродные бабушки нынешнего барона Клифтона, владельца Уинфорд-Грейндж, – пояснил граф. – Миссис Мелфорд впервые выехала в свет вместе с моей Ребеккой, и они всю жизнь до самой смерти Ребекки оставались лучшими друзьями. До чего хорошенькими девушками они были!
– А-а. – Виконтесса снова оторвалась от чтения письма, на этот раз слегка заинтересовавшись, когда поняла, что ее свекор говорит о леди, которые фактически были их соседями в Сомерсетшире.
И внезапно Лусиус вспомнил, почему имя миссис Мел-форд ему знакомо, и Эйми тоже вспомнила.
– О, миссис Мелфорд и ее сестра доводятся двоюродными бабушками мисс Фрэнсис Аллард, – сказала девушка. – Они действительно в городе, дедушка?
– Кто такая мисс Аллард? – спросила Эмили. – Пожалуйста, передай мне сахар, Эйми.
– Это леди, у которой самое великолепное сопрано на этом свете, – ответил Эмили граф, сам подтолкнув к ней через стол сахарницу. – Я не преувеличиваю. Мы слышали, как она поет, когда были в Бате.
– А, – сказала Эмили, насыпая в кофе полную ложку сахара, – учительница. Теперь вспомнила.
– Не собирается ли дождь? – спросила виконтесса, не обращаясь ни к кому конкретно, и взглянула в окно. – Будет очень обидно, если он пойдет, потому что я сегодня настроилась прогуляться по магазинам.
– А я сегодня днем, пожалуй, схожу засвидетельствую свое почтение леди, – сказал граф и неожиданно усмехнулся: – Будет приятно поговорить с людьми почти такими же древними, как я сам.
– Если позволите, сэр, я буду сопровождать вас, – предложил Лусиус.
– Ты, Лус? – Эмили с некоторым удивлением посмотрела на брата и рассмеялась: – Ты пойдешь с дедушкой навестить пару старых леди, когда мама всегда говорит, что легче вырвать зуб, чем вытащить тебя на какой-нибудь светский визит?
– Старших, Эмили, – со строгой укоризной поправила ее мать. – Старших леди.
– Я тоже пойду, – заметно повеселев, сказала Эйми. – Можно, Лус? Можно, дедушка?
– А я не пойду, – объявила Эмили. – Я пойду с мамой за покупками.
– Тебя никто и не приглашает, Эм, – заметила Эйми. – Миссис Мелфорд и ее сестра – бабушки моей подруги, и мне очень хочется познакомиться с ними.
Позже днем, готовясь к визиту, Лусиусу оставалось только удивляться, почему он вызвался сопровождать дедушку, ведь Эмили была абсолютно права, когда говорила о его отвращении ко всякого рода светским визитам. А обе леди, должно быть, в самом деле пожилые, и беседа наверняка будет состоять из долгих разговоров о здоровье и еще более долгих воспоминаний о далеком туманном прошлом, так что ему придется пощипывать себя, чтобы не уснуть после первых же нескольких минут.
Он отправлялся туда просто потому, что они были родственницами Фрэнсис? Если это так, то это самая отвратительная причина.
Но какая еще может быть причина?
Однако Лусиусу совсем не было скучно. Миссис Мел-форд, маленькая кругленькая леди, чье добродушное лицо еще хранило следы красоты, о которой говорил его дедушка, была безмерно рада увидеть мужа своей закадычной подруги и пришла в восторг от того, что внуки решили сопровождать его. Они оба действительно говорили о прошлом, но так увлекательно и с таким юмором, что Лусиус с Эйми поневоле заслушались.
– Но для молодых людей нельзя придумать ничего страшнее, чем болтовня стариков о прошлом, столь далеком, что даже мне оно кажется чем-то из другой жизни, – сказала в конце концов миссис Мелфорд. – Расскажите мне о себе, дитя мое, – дружелюбно улыбнулась она Эйми.