- Ей-ей, так! Пронюхают у человека деньги, тотчас и с головой его в кошель… Я уж одной милости буду просить у вашего высокоблагородия… дайте мне честное слово…
- Сделайте одолжение, что такое?
- Только одной: не расстроивать свадьбу Дашеньки с моим родственником.
- Да у меня, ей-богу, и в голове не было.
- Э, сударь, нальют в горло, бросится в голову: приворожат.
- Слыхал я.
- Да такие ли еще вещи бывают! Одного, также богатого человека, завели, напоили шампанским с каким-то зельем, верно с дурманом, да и женили черт знает на ком; да мало этого: пьяному дали подписать бумагу, что все имение отказывает жене, обобрали, да и из дому выгнали. Ходит теперь по улицам да просит милостыню.
Федор Петрович вытаращил от ужасу глаза.
- Сделайте милость, прекратите это знакомство; не по вас оно, ваше высокоблагородие: унизительно, да и к добру не поведет. Аграфена Ивановна - настойчивая женщина, что задумает - из-под земли выроет. Себя погубите да еще и свадьбу расстроите - грех. Послушайтесь моего совета.
- Да я… позвольте узнать имя и отечество?
- Василиса Савишна.
- Я, Василиса Савишна, и не думал; что мне, бог с ними! Да и Дарья… как бишь…
- Петровна.
- Мне бог с ней! И шагу в дом не сделаю.
- Вот благородного-то человека и видно. Да позвольте уж доложить, что названию вашему неприлично и стоять-то в этой гостинице. Везде здесь, в Замоскворечье, всякой сброд останавливается. Здесь как раз мошенники оберут.
- Правду сказать, третьего дня один стянул у меня двадцать пять рублей, да еще шинель в придачу.
- Изволите ли видеть. Право, тотчас же переезжайте в гостиницу, где останавливаются одни господа. Лучше всего к Шевалдышеву на Тверской. Чай, вы здесь знакомство сделаете, так чтоб не стыдно и принять к себе.
- Как вы изволили сказать?
- К Шевалдышеву.
- Позвольте записать.
- Или нет, лучше к Печкину. Какие там машины! Как играют, чудо! Против Кремлевского сада.
- Против Кремлевского сада?
- Уж я вам столько благодарна, что и сказать нельзя! Из благодарности сама буду хлопотать о невесте. Есть у меня на примете: вот бы парочка. Молоденькая, первая красавица в Москве, ей-ей! С большим состоянием, свой огромный дом в Москве, именье в Московской губернии; отец и мать знатные люди; а какие добрые! Вот им такой бы зять по сердцу.
- Помилуйте-с, что ж особенного? - сказал Федор Петрович.
- Как что? В Москве, сударь, таких женихов немного. Да вот, если б только бог дал, вы увидели. Я уж найду случай показать вам. Из благодарности все сделаю!
- Покорнейше благодарю, Василиса Савишна.
- Вперед не благодарите. Там заводить не будут: то сами благородные люди, сами денежки-то считают тысячами. Как живут!.. Да сами, бог дает, увидите. Пора уж мне… Я вам советую скорее съезжать отсюда, да еще и не сказывать куда, а то Петр Кузьмич… Не извольте ничего пить, чем потчевать будут, - прибавила Василиса Савишна шепотом.
- Нет! - отвечал Федор Петрович, - я сейчас же расплачусь и уеду отсюда.
- И лучше всего! Прощайте, ваше высокоблагородие. Так вы уж к Печкину переедете?
- К Печкину.
- Я буду непременно к вам, если позволите, завтра же, с хлебом-солью, с кренделем: уж так водится.
- Очень много буду обязан.
- Уж как вы меня обязали, что и себя и других в грех ие ввели. А все деньги, деньги! Не будь у вас их, Петр Кузьмич и Аграфена Ивановна и на чин бы не посмотрели. Прощайте, батюшка!
Василиса Савишна, после десяти прощаний, отправилась. Федор Петрович задумался.
- Каковы шутки задумали! - сказал он, наконец. - Меня женить на своей шлюхе-дочке! Уж я бы скорее женился на Доне… будь она не просто мужичка, ей-богу, поехал бы, да и женился! Вот посмотрим, что за невесту предлагает Василиса Савишна?… Эй! Иван!.. найми извозчика переезжать отсюда да кликни хозяина.
Иван вышел и тотчас же опять воротился.
- Девка пришла. Петр Кузьмич и Аграфена Ивановна, говорит, кланяться приказали и звать к себе кофе пить.
- Скажи, что я уехал.
- А если спросят куда?
- Скажи просто, что не знаю.
- Да ведь я уж сказал, что дома,
- Э, дурак, зачем ты сказал?
- Да кто ж их знал?
- Ну, скажи, что мне некогда; сейчас еду по службе. Эх скверно! Петр Кузьмич сам прибежит.
- Ну, а я скажу ему, что барин уехал.
- Будет он смотреть на тебя! прямо сюда придет.
- Так вы извольте пойти покуда в трактир, где чай пьют.
- В самом деле. Приведи же скорее извозчика да укладывайся.
Федор Петрович оделся и вышел в бильярдную. Иван исполнил его приказание, передал ответ девке, сбежал вниз, нанял извозчика и, воротившись, начал укладываться. Петр Кузьмич действительно прибежал сам.
- Где барин?
- Уехал-с.
- Куда?
- А бог его знает, по службе.
- А ты для чего укладываешься?
- Да едем.
- Куда?
- А бог его знает, верно в полк.
- Как в полк? Да ведь Федор Петрович ожидает здесь отставки?
- Нет, - отвечал равнодушно Иван.
- Ай-ай-ай! Скоро воротится?
- Откуда?
- Да я не знаю, куда барин твой уехал.
- И я не знаю: пошел да сказал: укладывайся скорей!
- Как воротится, попроси его, пожалуйста, ко мне хоть проститься.
- Скажу.
- Не забудь же.
Петр Кузьмич ушел, повторяя про себя: "Что за чудеса!" Между тем Федор Петрович расплатился с хозяином, Иван и шалил чемодан на дрожки и отправился вслед за барином, который велел своему извозчику ехать к Печкину.
Федор Петрович получил уже некоторое понятие о трактирной жизни. Заняв номер в пять рублей в сутки, он вышел в общую залу обедать и слушать, как машина музыку играет.
Когда Петр Кузьмич, прибежав домой, рассказал Аграфене Ивановне о неожиданном отъезде Федора Петровича, она пришла в ужас.
- Да ты, мой батюшка, верно, наврал, что у него свои собственные деньги. Верно, он казенные принимал… да еще какой-нибудь игрок, гуляка.
- Помилуй, какие казенные, его собственные: наследство, на двести тысяч билетов.
- Уж что-нибудь да не так; тут какое-нибудь плутовство!
- Что за черт! Надо посмотреть, не фальшивые ли билеты… Что, как фальшивые! Ведь я сам хлопотал о выдаче… Да нет, он у меня не уйдет! Я сам пойду караулить его!
И Петр Кузьмич побежал опять в гостиницу. Но номер уже был пуст.
- Где офицер, который здесь стоял?
- Уехал-с.
Петр Кузьмич воротился, запыхавшись, домой.
- Что?
- Какое-нибудь плутовство! Просто, тайно уехал! черт знает: сегодня заперто присутствие!.. Ах, я дурак! верно, фальшивые билеты!.. Пропал!.. Постой, где письмо?… ведь Григорий Карпович рекомендовал мне его… верно, подложное… вот… читай!.. верно, подложное!.. Черт ее знает, как поверить руку!..
- Вот тебе, сударь, и жених-богач!.. Хороша и я, ни с того ни с сего, поверь словам твоим, что на дурака напала, протурила от себя Василису Савишну.
А Василиса Савишна легка на помине.
- Здравствуйте, матушка, Аграфена Ивановна!
- Ах, Василиса Савишна! а я только что с мужем говорила о вчерашнем. Он согласен.
- Поздно уже, сударыня; вот ваша роспись приданому, теперь уж этот лист не нужен.
- Послушайте, Василиса Савишна, с чего вы это взяли разводить дело?
- Я? разводить дело? что вы это, Аграфена Ивановна! Сами вы изволили сказать, что вам не по нутру жених; да еще и ни во что поставили мои хлопоты. Вот вам, сударыня, извольте.
- Полноте, Василиса Савишна, совсем не так было. Я подосадовала только на твое требование. Да после одумалась: конечно, стоит ли расходиться за какую-нибудь дюжину ложек серебряных; пожалуй, хоть и две можно прибавить.
- Теперь уж хоть три прибавляйте.
- Где ж взять, Василиса Савишна, рады бы в рай, да грехи не пускают; и то последнее отдаем. Легко ли: пошить приданое, отсчитать три тысячки, да вам, за хлопоты, рублей сто; а свадьба-то что станет?
- Извините, пятисот не возьму начать снова дело.
- Зачем же начинать снова, Василиса Савишна?
- Как зачем? Просивши от вашего имени пожаловать на вечер, да вдруг обмануть? Ведь я сама хотела заехать за ним; а он напрасно прождал. Да что ж я ему скажу?
- Ах, матушка, да скажи, что заболела, не могла быть.
- Покорно благодарю, болезнь на себя наговорить! Да и в таком-то случае следовало бы послать сказать.
- Вижу, Василиса Савишна, ты думаешь, что уж тебе и за труды ничего не будет? Нет, не такие мы люди: последнее продам, а в долгу не буду. Чтобы ты не сомневалась, вот тебе задаток двадцать пять рублей.
- Покорно благодарю! мотала хвосты по вашим делам, да упустила не сотню какую-нибудь. Вчера прислала за мной Арина Карповна Кубикова, а я, сдуру: некогда теперь, завтра поутру буду. Пришла сегодня, ан уж нашлись дельцы.
- Уж поверь, что не обижу, Василиса Савишна: вот тебе двадцать пять на извозчика, не в счет благодарности.
- Нет, сударыня, Аграфена Ивановна, этим уж дела не поправишь! не стоит и хлопотать.
- Да что ж тебе, Василиса Савишна?
- Через вас потеряла я по малой мере триста.
- Где же взять нам таких денег?… мы сами жалованьем живем.
- Что ж делать! Была охота - даром готова была все делать для вас; охоту отбили - так извините.
- Не обижайте же и нас, Василиса Савишна.
- Сами себя обидели: угодно двести пятьдесят рублев, так и быть, пойду, хоть побои перенесу.
- Что ты это, Василиса Савишна, побойся бога!
- Да уж так, сударыня, ведь вы же говорили сейчас, что и две дюжины ложек ничего не стоит прибавить вам. Так полдюжинки в приданое, а за полторы-то мне сверх ста рублей. Ваши же слова: вам все равно, туда или сюда отдавать.
- Так зови сегодня на чай Бориса Игнатьича; а я уж поговорю с мужем; может быть, он согласится.
- С ним когда угодно разделывайтесь, а со мной теперь же кончим счеты.
- Да неужели ты не веришь?
- Для чего же не верить! Теперь вы пожалуйте мне сто рублев, а после сговора остальные полтораста.
- Как это можно, вперед сто рублей! Бог знает, еще пойдет ли дело.
- Уж об этом не беспокойтесь.
- Ну, так и быть, - сказала, наконец, Аграфена Ивановна, долго жавшись. Раз десять пересчитывала она четыре беленькие бумажки, щупала и терла их, как будто колдовала, чтоб распластать каждую надвое.
IV
Устроив одно дело, Василиса Савишна положила деньги в карман и - себе на уме - отправилась устраивать судьбу двух других существ.
"Терять времени нечего", - думала она; по дороге завернула в хлебню, купила большой крендель, усаженный изюмом и осыпанный миндалем, и - прямо к Печкину.
Между тем Федор Петрович на новоселье накушался досыта, наслушался органа вдоволь, пошел в свой номер и ничего лучше не придумал, как успокоиться после дневных забот. Но так как сон не вдруг принял его в свои объятия, то Федор Петрович долго осматривал комнату, в которую привела его судьба.
- Иван!
- Чяво изволите?
- А ведь здесь, брат, получше.
- Да хоть бы и в казармах такая фатера, - сказал Иван, стоя в дверях.
- Мебель-то не хуже полковницкой.
- Мебель знатная!
- Знатная, нечего сказать, - проговорил Федор Петрович, рассматривая молча и с удовольствием мебель. Глаза его, наконец, остановились на одном из стульев, мысли куда-то отправились. Иван постоял у дверей и также отправился в переднюю, присел на диванчике. Скука ужасная взяла Ивана:
- То ли дело в полку, в деревне!
Прилег со скуки и не хуже барина захрапел. Вдруг стук-стук в двери.
- Кто там? - крикнул Иван спросонков.
- Пожалуйте, отоприте.
- К полковнику, что ль?
- К полковнику.
Иван вскочил, трет глаза, которые совсем слиплись, кинулся в комнату к барину.
- Ваше благородие! а ваше благородие!
- Уф! что такое? - спросил Федор Петрович с испугом.
- К полковнику пожалуйте, вестовой пришел.
- Давай скорее одеваться!
Иван бросился за мундиром, а Федор Петрович вскочил с дивана, смотрел вокруг себя как помешанный и не понимал, что это все значит: ему казалось, что он в полковничьих комнатах.
Между тем стукнули опять в двери.
- Кто там опять? - повторил Иван и с досадой отпер двери.
- Здравствуй, мой любезный, - сказала Василиса Савишна, входя в комнату.
- А я думал, что вестовой, - проговорил Иван. - Не почивает барин?
- Нет-с.
Федор Петрович не успел еще прийти в себя, вдруг слышит женский голос.
- Полковница! - подумал он с ужасом, бросился в двери, столкнулся с Василисой Савишной и стал в пень.
- Добрый знак, сударь, Федор Петрович, жить вместе!
- Ах, это вы… извините!
- Нет, уж прошу покорно, оставайтесь так, как есть, со мной не для чего церемониться… честь имею поздравить на новоселье… прошу принять хлеб-соль.
- Покорнейше благодарю!
- С чайком вам очень хорошо… свеженькой…
- Так вот, кстати, не прикажете ли чаю… Иван! чаю спроси.
- Есть кого угощать! экую харю! - пробормотал про себя Иван.
Василиса Савишна не хуже какого-нибудь краниолога понимала людей, знала, кому с какой песни начинать и чем кончать.
- Извините, Федор Петрович, что я так к вам поторопилась; во-первых, с радости: представьте себе, как только Аграфена Ивановна потеряла вас из виду, тотчас образумилась.
- Ну, слава богу! я очень рад!
- Всем обязана вам. Другой бы назло расстроил дело, а вы - благороднейшая душа. Ну-с, во-вторых, я. еду сегодня к господам, о которых я вам говорила; мне хотелось им что-нибудь пообстоятельнее об вас сказать. Так мне нужно было бы знать, в чем все ваше достояние заключается: в душах ли, в капитале ли…
- Да вот, можно видеть из бумаг после покойного родителя.
Федор Петрович достал из чайного ларца, заменявшего у
него шкатулку, бумаги.
- Не угодно ли прочесть?
- Потрудитесь уж сами, я ведь плохо грамоте знаю. Федор Петрович прочел копию с духовной, от которой разгорелось лицо у Василисы Савишны.
"Тут будет пожива!" - думала она.
- Билеты я получил, а в имении еще не был.
- Я как отгадала, что вы ровня по состоянию с своей суженой. Ей-богу! вперед говорю, что этому делу быть. Что за ангел суженая ваша! Да вот, бог даст, увидите. Только уж когда пойдет все на лад, позвольте мне, Федор Петрович, на ваш счет колясочку нанимать, потому что состояния я не имею, а просто на дрожках от вашего имени ездить мне в дом непристойно.
- Так вот, не угодно ли на расходы, какие случатся, двести рублей.
- Нет, нет, нет! Как это можно! ни с того ни с сего да за деньги, как будто наговорилась: вы бог знает что подумаете!
- Сделайте одолжение!
- Нечего делать. Оно, конечно, все равно, теперь или после; нельзя же без маленьких расходов. Так я уж медлить не буду: сегодня же легкой день; еду туда. Завтра в эту пору извещу обо всем. Прощайте, Федор Петрович!
Когда Василиса Савишна ушла, Федор Петрович долго ходил по комнате, потирая руки, посматривая на диван с боязнью прилечь на него, чтоб опять не испугал денщик внезапном требованием к полковнику. В иную минуту он готов был раздать все свои деньги, чтоб только увериться, что они действительно ему принадлежат; но вдруг находило на него сомнение: "Черт знает, не полковые ли это деньги и не потребуют ли в них отчета? Постой-ка, сколько я истратил?"
И начнет считать; но бумажки так и липнут друг к другу, - толку не доберешься.
Очень естественно, что Василиса Савишна не медлила явиться запыхавшись и к Софье Васильевне.
- Ну, матушка-сударыня, Софья Васильевна, клад вам бог посылает!
Надо вам сказать, что Софья Васильевна решительно принялась за попечение поправить дела свои выдачей которой-нибудь из дочерей замуж. Она Василисе Савишне прямо сказала:
- Послушай, мать моя, тысячу рублей и ежегодно пенсия хозяйственными припасами: муки, круп, капусты, грибов, всего вдоволь, только скорее отыщи жениха с хорошим состоянием.
Василиса Савишна поняла по-своему, в чем дело.
- Кто ж он такой? как же его видеть? - спросила торопливо и Софья Васильевна на радостное извещение о кладе.
- Полковой, сударыня, чином высокоблагородный, молодец собою, только что получил в наследство триста душ, да чистыми деньгами, матушка, двести пятьдесят тысяч!
- Как же бы на него посмотреть?
- Да прямо у вас в доме, чего ж лучше? Мы устроим дело: нет ли у вас чего-нибудь продажного в доме?
- Продажного… право, не знаю.
- Экипажей, лошадей или чего-нибудь, лишь бы была причина приехать в дом, как будто для покупки.
- Ах, в самом деле! Петр Григорьевич думал продать дорожную коляску да пару лишних лошадей.
- Ну, вот вам и казус.
- Когда ж?
- Без отлагательства, завтра же; это такой человек, что мешкать нельзя. Да позвольте же узнать, которую дочку вы прочите вперед выдать?
- Да если таков он, как ты описываешь, так старшую.
- Ну, конечно, уж, сударыня, старшую, - сказала Василиса Савишна значительно, - ей след выходить замуж. Меньшая ваша дочка еще ребенок, пусть себе еще понагуляется да понатешится.
- В которое же время? я думаю, перед самым обедом.
- Конечно, кстати можно пригласить и обедать. Пожалуйте же мне записочку, что вот там-то и там, у таких-то господ продается коляска и лошади.
Софья Васильевна пошла к Петру Григорьевичу в кабинет.
- Ты хотел продавать коляску и пару лошадей, я нашла купца; напиши только адрес; завтра он будет.
- Я и свою карету бы кстати продал, и все лишнее.
- Ну, тем лучше; но сперва напиши только, что продается хоть коляска; а потом, смотря по купцу, увидишь, что можно сбыть ему с рук.
На другой день около обеда Петр Григорьевич и Софья Васильевна похаживали вдоль по комнатам и посматривали в окна вдоль по улице. Только что какой-нибудь офицер пронесется в экипаже, то или Петр Григорьевич, или Софья Васильевна, кто прежде вскрикнет: "Не это ли он?"
- Да это не может быть! - повторял, между прочим, Петр Григорьевич.
- Отчего не может быть?
- Да оттого, что пустяки! Ну, возможно ли, чтоб человек с таким состоянием… вот едет!.. Ну, именно, дрянь какая-то, в скверной шинелишке, в измятой шляпе, вместо султана дохлая курица воткнута. Эй!.. вон приехал офицер, так проси!..
Вот явился Федор Петрович налицо. Воротник как петля задушил его, так что глаза выкатились; мундир перетянут в рюмочку. Но Федор Петрович прост, а не робок. Шаркнул поклон.
- Покорно просим! - сказал Петр Григорьевич довольно сухо. Где ж мужчине понимать людей. Софья Васильевна, напротив, очень приветливо повторила: "Покорно просим!"